ПОДАРОК ДЛЯ КАПРИКОРНА

– Если он был врагом моего отца, тем хуже для нас, – сказала девушка, встревожившись не на шутку. – Майор Хейворд, пожалуйста, заговорите с ним, мне хочется услышать звук его голоса. Может быть, это глупо, но я всегда сужу о человеке по его голосу.

Джеймс Фенимор Купер. Последний из могикан^[8]

Настал вечер, за ним ночь, но никто не приходил открыть подпол в доме Элинор. Они молча сидели среди томатной пасты, консервных банок и еще каких-то припасов на полках и старались не замечать страха на лицах друг друга.

– Ну, дом у меня все же не очень большой, – сказала наконец Элинор. – За это время даже такой кретин, как Баста, должен был убедиться, что Мегги здесь нет.

Никто не ответил. Реза вцепилась в Мортимера, словно могла защитить его этим от ножа Басты, а Дариус в сотый раз протирал и без того сиявшие чистотой очки. Когда за дверью наконец раздались шаги, часы Элинор уже остановились. Она медленно приподнялась с канистры с оливковым маслом, а в ее усталом мозгу в это время вставали воспоминания о стенах без окон и гнилой соломе. У нее в подполе куда уютнее, чем в застенках Каприкорна, не говоря уж о склепе под церковью. Но из-за двери появился тот же человек, что и там. Баста внушал Элинор в ее собственном доме ничуть не меньший страх.

Когда она видела его в последний раз, он сам был узником, которого обожаемый хозяин запер в собачьей клетке. Неужели он забыл об этом? Как случилось, что он снова служит Мортоле? Элинор и в голову не пришло задавать эти глупые вопросы Басте. Она сама знала ответ: потому что собаке нужен хозяин.

Баста привел с собой Верзилу. И то правда – их здесь четверо, а Баста, несомненно, хорошо помнит тот день, когда Сажеруку удалось от него ускользнуть.

– Уж извини, Волшебный Язык, дело затянулось, – сказал он своим высоким кошачьим голосом, толкая перед собой Мортимера по коридору к библиотеке Элинор. – Просто Мортола никак не могла решить, какую же месть теперь придумать, раз твоя ведьма-дочка и впрямь успела смыться.

– И что? До чего же она теперь додумалась? – спросила Элинор, хотя ей было боязно услышать ответ.

Зато Баста дал его с видимым удовольствием:

– Ну, сперва она хотела просто перестрелять вас всех и бросить трупы в озеро, хотя мы ей сказали, что вполне достаточно закопать их в ближайших кустах. Но потом она решила, что это будет слишком большой милостью для вас – умереть с сознанием, что маленькая ведьма от нее спаслась. Да, эта мысль испортила Мортоле настроение.

– Правда?

Ноги у Элинор так отяжелели от страха, что она застыла на месте, и Верзила нетерпеливо подтолкнул ее в спину. Но не успела она спросить, что же придумала для них Мортола вместо расстрела, как Баста уже распахнул перед ними дверь библиотеки и с насмешливой улыбкой пригласил войти.

Мортола восседала в любимом кресле Элинор. В шаге от нее лежала собака с влажными глазами и загривком такой ширины, что на него можно было спокойно поставить тарелку. Ноги у псины были перебинтованы, как и у самой Мортолы, на брюхе тоже виднелась повязка. Собака! В ее библиотеке! Элинор крепко сжала губы. «Вообще-то, Элинор, – сказала она себе, – у тебя сейчас явно будут огорчения похуже. Так что не обращай на пса внимания, и все».

Мортола прислонила свою палку к стеклянной витрине, где Элинор хранила самые ценные книги. Рядом со старухой стоял Луноголовый. Орфей! Что он о себе воображает, этот идиот, если смеет называть себя таким именем?! Или его и впрямь родители так назвали? Как бы то ни было, выглядел он так, будто провел такую же бессонную ночь, как она, и Элинор почувствовала мрачное злорадство.

– Мой сын любил повторять, что месть – это блюдо, которое следует подавать холодным, если хочешь им по-настоящему насладиться, – сказала Мортола, с удовольствием разглядывая измученные лица пленников. – Признаться, вчера мне не хотелось следовать этому совету. Мне не терпелось увидеть всех вас мертвыми, тут же, на месте. Но исчезновение маленькой ведьмы дало мне время подумать, и я приняла решение отложить свою месть, чтобы получше ею насладиться.

– Нет, вы только послушайте! – пробормотала Элинор, за что получила от Басты прикладом винтовки в спину.

Но птичий взгляд Мортолы был сосредоточен на Мортимере. Остальных она, похоже, просто не замечала – ни Резу, ни Дариуса, ни Элинор, – только его.

– Волшебный Язык! – Она произнесла это прозвище с глубоким презрением. – Сколько человек ты убил своим бархатным голосом? Десяток? Кокереля, Плосконоса и наконец – венец твоего искусства – моего сына.

Злоба в голосе Мортолы была так свежа, словно Каприкорн погиб не год с лишком назад, а минувшей ночью.

– Ты поплатишься жизнью за его гибель. Ты умрешь – это так же верно, как то, что я здесь сижу, – и я увижу это своими глазами, как мне пришлось увидеть смерть моего сына. Но я знаю на собственном опыте, что ни в этом, ни в любом другом мире нет большей боли, чем смерть собственного ребенка, и хочу, чтобы ты, раньше чем сам умрешь, увидел, как умирает твоя дочь.

Мортимер стоял перед ней с неподвижным лицом. Обычно все чувства легко читались на его лице, но сейчас даже Элинор не могла бы сказать, что происходит у него внутри.

– Ее здесь нет, Мортола, – произнес он хрипло. – Мегги здесь нет, и я думаю, тебе не удастся привести ее обратно – а то бы ты это давно сделала, правда?

– Зачем мне приводить ее обратно? – Узкие губы Мортолы скривились в безрадостную улыбку. – Ты думаешь, я собираюсь оставаться в твоем дурацком мире теперь, когда книга у меня? Зачем? Нет уж, мы займемся твоей дочуркой в моем мире. Баста изловит ее там, как птичку. И тогда я подарю вас обоих моему сыну. Мы снова устроим праздник, Волшебный Язык, но на этот раз Каприкорн не умрет. Не умрет! Он будет сидеть рядом со мной и держать меня за руку, глядя, как смерть уводит тебя и твою дочь. Да, так будет!

Элинор покосилась на Дариуса и увидела на его лице то же недоумение, которое испытывала сама.

Мортола высокомерно рассмеялась.

– Что вы на меня вытаращились? Вы думаете, Каприкорн мертв? – Она захлебывалась словами. – Ерунда. Да, здесь он погиб – ну и что? Этот мир – лишь шутка, представление, какое устраивают на праздниках комедианты. В нашем, настоящем мире Каприкорн жив. Только поэтому я и отобрала книгу у Огнеглота. Маленькая ведьма сама сказала это в ту ночь, когда вы его убили: пока есть эта книга, он всегда будет жить в ней. Я знаю, она говорила об Огнеглоте, но что верно для него, тем более верно для моего сына! Там все они живы – Каприкорн и Плосконос, Кокерель и Призрак.

Она обвела их торжествующим взглядом, но все молчали. Кроме Мортимера.

– Но это же чушь, Мортола, – сказал он. – И ты это отлично знаешь. Ты ведь сама была в Чернильном мире, когда Каприкорн исчез оттуда вместе с Бастой и Сажеруком.

– Да, он уехал из дому – и что? – В голосе Мортолы появились визгливые ноты. – И долго не возвращался, но это же ничего не значит. Моему сыну постоянно приходилось уезжать по делам. Змееглав иногда присылал к нему гонца посреди ночи, и к утру его уже не было дома. Но теперь он вернулся. И ждет, чтобы я привела его убийц в его крепость в Непроходимой Чаще.

Элинор чувствовала, как в ней подымается безумный хохот, но страх сжимал ей горло. «Сомнений нет! – думала она. – Старая Сорока сошла с ума! К сожалению, она от этого стала только опаснее».

– Орфей! – Мортола нетерпеливым жестом подозвала Луноголового.

Подчеркнуто медленно, словно желая доказать, что он не какой-нибудь Баста, чтобы бросаться бегом по первому ее слову, он подошел к ней, вытаскивая по дороге исписанный листок из внутреннего кармана. Он торжественно развернул его и положил на стеклянную витрину, у которой стояла палка Мортолы. Собака, почесываясь, следила за каждым его движением.

– Это будет не просто, – сказал Орфей, наклоняясь к псу и ласково поглаживая его безобразную голову. – Я еще ни разу не пробовал вчитать сразу столько народу. Может быть, лучше попытаться переправить туда одного за другим по очереди…

– Нет! – гневно перебила его Мортола. – Нет, ты вчитаешь нас всех разом, как мы договорились.

Орфей пожал плечами:

– Ну, как хочешь. Но я уже предупреждал – это риск, потому что…

– Заткнись! Я не желаю об этом слышать. – Мортола впилась костлявыми пальцами в подлокотники кресла. («Я никогда больше не смогу в него сесть, не вспомнив о ней», – подумала Элинор.) – Тебе что, напомнить о тюремной камере, откуда ты вышел только потому, что я за это заплатила? Мне стоит сказать слово – и ты снова окажешься там, без книг и без единого листка бумаги. Поверь, если что-нибудь пойдет не так, я тебе это устрою. Ведь Огнеглота ты отправил туда очень просто, как мне рассказывал Баста.

– Да, но это-то было совсем не трудно. Все равно что положить вещь на место. – Орфей так мечтательно поглядел в окно, словно там, на газоне, Сажерук снова исчезает у него на глазах. Он обернулся к Мортоле и нахмурился. – С ним все по-другому. – Он показал на Мортимера. – Это не его история. Он там ни при чем.

– К его дочке это тоже относится. Стало быть, она читает лучше, чем ты?

– Нет, конечно! – Орфей возмущенно выпрямился. – Лучше меня никто не читает. Разве это не доказано? Ты сама говорила, Сажерук десять лет искал человека, который сумел бы вчитать его обратно.

– Ну да, ну да… Кончай болтовню. – Мортола потянулась за палкой и медленно встала. – Правда, забавно будет, если за нас из истории выскочит такая же разъяренная кошка, как за Сажерука? У Басты рука до сих пор не зажила, а ведь у него был нож, да еще пес за него вступился.

Она бросила злобный взгляд на Элинор и Дариуса.

Элинор шагнула вперед, не обращая внимания на Басту с его прикладом.

– Ты о чем? Я пойду с вами!

Мортола подняла брови с наигранным презрением:

– Да? Кто здесь распоряжается, как ты думаешь? Зачем ты мне? И зачем мне этот бестолковый халтурщик Дариус? Конечно, мой сын и вас с удовольствием скормил бы Призраку, но я не хочу усложнять Орфею задачу. – Палкой она указала на Мортимера. – Мы берем с собой только его. И никого больше.

Реза схватилась за руку Мортимера. Мортола, ухмыляясь, шагнула к ней:

– Да, голубка, тебя я оставляю здесь. – Она ущипнула Резу за щеку. – Больно тебе снова с ним расставаться, да? Только ты наконец получила его обратно – после стольких лет…

Мортола сделала Басте знак, и тот грубо схватил Резу за руку. Она отбивалась, цепляясь за Мортимера с таким отчаянием на лице, что у Элинор разрывалось сердце, на это глядя. Она бросилась было на помощь племяннице, но ей загородил дорогу Верзила. Мортимер ласково отцепил пальцы Резы от своего локтя.

– Ладно, – сказал он. – В конце концов, из всей нашей семьи только я еще не был в Чернильном мире. Я тебе обещаю – без Мегги я оттуда не вернусь.

– Правильно – потому что ты вообще оттуда не вернешься! – насмешливо сказал Баста, с силой толкая Резу к Элинор.

Мортола продолжала улыбаться. Как Элинор хотелось ее ударить! «Ну сделай же что-нибудь, Элинор!» – думала она. Но что она могла сделать? Вцепиться в Мортимера и не выпускать? Порвать листок, который Луноголовый так бережно положил на стеклянную витрину?

– Ну что, можно начинать? – спросил Орфей, облизывая губы, как будто ему не терпелось поскорее продемонстрировать свое искусство.

– Конечно. – Мортола тяжело оперлась на палку и знаком подозвала Басту.

Орфей опасливо покосился на него.

– Ты позаботишься о том, чтобы Баста оставил Сажерука в покое, так? – сказал он Мортоле. – Ты обещала!

Баста провел пальцем по горлу и подмигнул ему.

– Ты видела? – Чудесный голос Орфея сорвался. – Вы обещали! Это мое единственное условие! Вы оставите Сажерука в покое, или я ничего читать не буду!

– Ладно, ладно, только не ори так, сорвешь голос! – нетерпеливо сказала Мортола. – У нас есть Волшебный Язык. На что мне этот паршивый Огнеглот? Да читай же ты наконец!

– Эй, погодите! – Элинор впервые услышала голос Верзилы. Он был на удивление тонким для такого огромного мужичищи – как будто слон говорит голосом сверчка. – А что будет с остальными, когда вы уйдете?

– Почем я знаю! – Мортола пожала плечами. – Пусть их сожрет то, что выйдет из книги вместо нас. Или сделай толстуху своей горничной, а Дариуса – чистильщиком сапог. Да что угодно… мне все равно. Ну, читай!

Орфей повиновался.

Он подошел к витрине, взял свой листок, откашлялся и поправил очки.

– «Крепость Каприкорна стояла там, где находили в Чаще последние следы великанов. – Слова лились с его губ, как музыка. – Их давно уже никто не видел, но по ночам вокруг крепостных стен шныряли другие существа, куда страшнее – альбы и осинники, такие же жестокие, как люди, построившие эту крепость из серых камней, серую, как скалистый склон, к которому она лепилась…»

«Сделай же что-нибудь! – думала Элинор. – Сделай что-нибудь, сейчас или никогда. Вырви у Луноголового его листок, выбей у Сороки из рук палку…» Но она не могла пошевелить даже пальцем.

Что за голос! И чары этих слов – они словно залепили ей мозг, погрузили ее в сонный восторг. Когда Орфей читал о повилике и тамариске, Элинор слышался их запах. Он и в самом деле читал не хуже, чем Мортимер! Это была последняя собственная мысль, мелькнувшая у нее. С остальными творилось то же самое, они все уставились на губы Орфея, жадно ловя каждое слово: Дариус, Баста, Верзила, даже Мортимер, и даже Сорока. Они слушали не шевелясь, завороженные звуком его голоса. Лишь один человек шевелился. Реза. Элинор видела, как она борется с чарами, словно с подступающей глубокой водой, как подходит к Мортимеру и изо всех сил хватается за него…

И вдруг все они исчезли – Баста, Сорока, Мортимер и Реза.