Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника


Славомир Мрожек. Эмигранты 2 страница




ХХ. Где консервный нож... (Роется в поисках ножа.)

АА. Скажи, почему ты так много ешь?

ХХ. Тебе нож не попадался?

АА. Попытаемся разобраться в этом явлении. Мотивы гедонические, жажда

наслаждения, наверняка не играют никакой роли. Тогда что?

ХХ. Куда-то задевался. (Уходит за ширму.)

АА. Вероятно, для тебя наиболее важен самый акт поглощения. Причем

следует предположить, что этот процесс носит символический, замещающий

характер. Поглощая пищу, ты поглощаешь окружающую тебя действительность.

Поглощаешь мир... (ХХ выходит из-за ширмы с топором в руке. Садится за стол

с левой стороны, против АА, и пытается топором открыть банку.) Да, такая

гипотеза приемлема. Акт замещающий, а скоре... акт магический. Ну, конечно.

Как же это до сих пор не приходило мне в голову. Магический акт, иначе

говоря - действие, в процессе которого совершается насильственное

отождествление между элементами, которые реально, то есть в научном смысле,

нетождественны. Пища для тебя не столько замещает окружающую

действительность, сколько отождествляется с ней. Мои наблюдения стоило бы

сравнить с некоторыми данными современной антропологии, касающимися

первобытных культур. Опасаюсь, правда, что результаты подобных сравнений

ограничились бы лишь неуместной параллелью между ритуальным каннибализмом

и...

ХХ (ударяет изо всех сил банкой о стол перед АА). На!

АА. Что с тобой...

ХХ. Ну, на - ешь!

АА. Почему...

ХХ. Чтобы не болтал без конца.

АА. Ты неправильно меня понял. И, кстати, я уже говорил, что твоей

щедростью я не воспользуюсь. Я питаюсь умеренно, рационально...

ХХ. Тогда, раз не хочешь - кончай болтать. (Протягивает руку за

банкой.)

АА (берет банку). Постой-ка. Что это?

ХХ. Рубленое мясо. Экстра.

АА. Где ты это купил?

ХХ. В магазине.

АА. В каком магазине?

ХХ. В обыкновенном. Дай сюда.

АА (надевает очки). Это корм для собак.

ХХ. Как это - для собак...

АА (читает этикетку). "Нон плюс ультра" - "верх совершенства".

Универсальный корм, предназначенный для домашних животных. Полезен и вкусен.

Приготовлен по рецепту, представляющему собой результат длительных

лабораторных исследований, а также ветеринарной практики. Идеально

сбалансированная диета, содержащая комплекс витаминов, протеинов и

минеральных солей. Наличие вредных искусственных консервантов исключается.

Натуральный продукт, окрашенный природными красителями. Сытное, питательное

блюдо. При высокой калорийности, оно не вызывает таких побочных явлений, как

ожирение, расстройства пищеварения или отсутствие аппетита. Идеальный

подарок для твоего друга. Попытайся воспользоваться им и ты убедишься, что

твой друг будет благодарен тебе. "Нон плюс ультра" - это радость и счастье

для твоих четвероногих друзей.

ХХ. Вот видишь.

АА. Что - видишь?

ХХ. Ну, видишь, они пишут, что это очень хорошее.

АА. Да, хорошее - для собак.

ХХ. Там про собак ничего нет, там только про друзей.

АА. "Четвероногие друзья" означает - собаки. Или еще - кошки.

ХХ. Не может быть.

АА. Почему - не может быть?

ХХ. Да ведь это мясо. Как же так - собакам мясо давать?

АА. Не вижу никаких противоречий. Собаки - существа в высшей степени

плотоядные.

ХХ. Наверное, что-то напутали.

АА. Но вот здесь, в начале, ясно сказано: "Корм, предназначенный для

домашних животных..." И дальше, вот смотри, еще и упоминание о ветеринарной

практике. Это тебя не убеждает?

ХХ. Покажи. (Берет банку и вертит ее во все стороны. АА снимает очки,

кладет их в карман халата.) Нет, я тебе не верю.

АА. Кто знает иностранные языки - ты или я?

ХХ. Ты нарочно говоришь, назло мне.

АА. Ну, тогда взгляни, там есть картинка. Улыбающаяся собака на фоне

восходящего солнца. Образ истинного благополучия и довольства.

ХХ. Ну и что?

АА. Как это - что? Собака так довольна потому, что наелась именно из

этой банки. Ведь даже неграмотные понимают рисуночное письмо.

ХХ. Картинка как картинка. Мало ли какие бывают картинки? Вот и у нас

дома была картинка: олень на поляне, довольный, и солнце тоже сзади. И что?

Значит он, по-твоему, нажрался травы?

АА. Возможно.

ХХ. Нет, одна картинка еще ничего не значит. Картинки бывают для

красоты, для украшения. Стало быть, эта еда и есть очень красивая. С

картинкой.

АА. Пусть будет так. Этот продукт, как я догадываюсь, ты купил из-за

его дешевизны. Во всем магазине выбрал самые дешевые консервы.

ХХ. Высший сорт.

АА. Для собак.

ХХ. Прима.

АА. Еще бы, собакам наверняка очень нравится.

ХХ. А я вот буду есть!

Пауза.

АА. Разве я тебе запрещаю?

ХХ. Ну что - есть мне?

АА. Почему же нет? Раз уж ты до сих пор не отравился. (Пауза.) Ну, что

же ты не ешь?..

ХХ с яростью швыряет банку в угол. Печально сидит. Пауза.

ХХ. Потому что я не собака.

АА. Нет?

ХХ. Нет.

АА. Ну, как знаешь.

Пауза. ХХ встает и поднимает банку с пола.

ХХ. Ты..., ты говорил, что это может быть и для кошек?

АА. Вероятно. Домашними любимцами могут быть и кошки.

ХХ. Точно?

АА. Точно. Но какое это имеет значение...

ХХ. Если еще для кошек, я бы съел, а вот если для собак, то уж нет. Ни

за что! Я что, собака, чтобы жрать всякую собачью жратву?!

АА. Вот ты сам себе и ответил.

ХХ. Нет, ты скажи мне, сам мне скажи, разве я собака? Ну, что я -

собака?!

АА. Нет, ты не собака. Никто из людей не собака. Во всяком случае... не

должен ею быть.

ХХ. Вот видишь! Значит, раз это для кошек, то я тоже могу есть. Кошки -

другое дело. Кошки - это не собаки. Слушай, могу ведь, а?

АА. Можешь, по-видимому...

ХХ. Точно могу?

АА. Можешь, можешь... (Внезапно кричит.) Жри, впрочем, что хочешь!

Мне-то что!

ХХ. Ну, тогда, значит, могу. (Принимается открывать банку топором.)

АА. Брось это.

ХХ. Ты же сам сказал, что мне это можно. (АА достает из-под кровати

свой чемодан. Отпирает его ключом, достает банку консервов. Сует чемодан

обратно под кровать, но не запирает его на ключ. Ставит банку на стол перед

ХХ.) Для людей?

АА. Для людей.

ХХ. Вот это другое дело. (Принимается открывать банку. Над их головами

раздается топот веселой компании, поднимающейся по лестнице. Громкие голоса

мужчин, женский смех. АА подходит к одной из вертикальных труб и

прикладывает к ней ухо.)

АА. Идут наверх. (Отходит от стены.) Нет ничего хуже, чем жить под

лестницей. Тут по трубам все слышно. Любой тишайший отзвук, даже самый

интимный. Канализационные трубы, трубы отопления, мусоропровода,

вентиляции... Я здесь слышу, когда они уходят и когда приходят, когда

ложатся в постель и когда встают. Слышу, когда наливают воду и когда

спускают. Когда проветриваются, опорожняются и размножаются. Только не

слышал еще, как умирают.

ХХ (он между тем открыл банку и начинает есть. Нравоучительно).

Здоровье-то у них крепкое.

АА. Порой мне начинает казаться, что мы живем у них в животе. Как

микробы. Ты взгляни на эти трубы, разве они не напоминают кишки? Разве они

не выглядят, как кишки?

ХХ. Трубы как трубы.

АА. А мне все это напоминает потроха. Живем здесь, как две бактерии в

утробе некоего организма. Два чужеродных тела. Паразиты или кое-что похуже.

А вдруг мы - как две какие-нибудь болезнетворные бактерии? Факторы

разложения в здоровом организме. Бациллы, палочки Коха, вирусы, гонококки? Я

- гонококк, я - всегда считавший себя драгоценной клеточкой предельно

развитого мозгового вещества. Там, у нас, когда-то... Благородным нейроном,

частицей, которая подошла уже к самой границе материи, которая уже не просто

материя, которая уже выходит за пределы материального... И вот теперь -

гонококк. В каких-то кишках. Гонококк в компании с простейшим.

ХХ (с подозрением). Ты это про меня?

АА. К тому же я не переношу подвалы! Ненавижу. И вообще - любые

подземелья. Они действуют мне на нервы. На психику. Мне необходимо солнце,

воздух, простор. Я - человек-голова, а голову следует нести высоко, иначе

она не может нормально функционировать. Как высокоразвитое звено процесса

эволюции я уже не гожусь для пещер. Я жил всегда на самом верхнем этаже, и

передо мной всегда открывались широчайшие перспективы. Из окон. А здесь даже

окна нет.

ХХ. Оно и лучше. От окон одни сквозняки.

АА. Кругом стены, стены, стены!

ХХ. Зато тепло, не дует.

АА. Подвальная затхлость.

ХХ. От этого еще никто не умер, а от свежего воздуха можно простыть.

Мой папаша, царство небесное, жил в подвале, а прожил долго.

АА. А от чего он умер?

ХХ. От свежего воздуха. Шел пьяный домой и по дороге замерз.

АА. Значит, ты можешь спокойно все это переносить?

ХХ. А почему нет? По мне - квартира хорошая. И тепло, и дешево...

АА. Еще бы. Особенно, если учесть, что за квартиру плачу я. Кстати,

вчера я опять заплатил за два месяца. За ноябрь и декабрь. А ты должен мне

еще за сентябрь и октябрь. Всего за четыре месяца.

ХХ. У меня нету.

АА. Но ведь ты только что получил жалованье.

ХХ. А денег все равно нет.

Сверху доносится звонок в дверь, шумные приветствия, голоса, звук

захлопнувшейся двери.

АА. Не понимаю, что у тебя происходит с деньгами. Ты должен

зарабатывать по меньшей мере столько, сколько в этой стране зарабатывает в

среднем любой иностранный рабочий. Ты же зарабатываешь в полтора раза

больше, поскольку вдвое больше работаешь, так что, даже если тебя и

обсчитывают, ты все равно должен получать существенно выше среднего. К тому

же тебе полагается надбавка за выполнение работы, исключительно вредной для

здоровья. И если тебе выплачивают лишь половину этой надбавки, твои

заработки в любом случае должны быть выше, чем у других, то есть достаточно

приличными. А ты ютишься в самой жалкой норе, какую только удалось найти, и,

живя со мной, вносишь лишь половину платы за жилье, и без того минимальной.

Однако ты и этого не желаешь платить, а когда я напоминаю тебе о долге, ты

говоришь, что денег у тебя нет.

ХХ. Зато у тебя есть.

АА. Что, что?

ХХ. У тебя всегда есть деньги.

Пауза.

АА (холодно). Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь?

ХХ. А что, скажешь - нету?

АА. Ты отдаешь себе отчет, что, наконец, могу потерять терпение?

ХХ. Так если платишь, значит, у тебя есть.

АА. Ты отдаешь себе отчет, что моему терпению уже пришел конец?

ХХ (с беспокойством). Когда?

АА. Только что. (Надевает брюки.)

ХХ (перестает есть). Далеко собрался? (АА снимает халат и надевает

пиджак.) Куда ты?

АА. Я переезжаю.

ХХ (с облегчением). А-а-а, уже не впервой. (Успокоившись, возвращается

к еде.)

АА (повязывая на шею кашне, перед зеркалом). До сих пор мне было тебя

жаль, но теперь ты переступил всякие границы. К обычной нечистоплотности

сегодня добавилась еще неслыханная наглость. Это уж слишком. Поражаюсь, как

я мог так долго выносить тебя. Как мог терпеть твои хамские манеры, твой

эгоизм, твою нечистоплотность... Ты раздражаешь меня, даже когда спишь. Твой

храп вызывает у меня бессонницу, отравленный тобой воздух - головную боль.

Да, я жалел тебя, но теперь меня не удержит даже жалость, не осталось во мне

больше жалости для тебя. Хватит с меня твоего общества. Все, сыт по горло.

Ты уже вот где сидишь у меня! Ухожу.

ХХ. Ключ будет под дверью.

АА. Что, что ты сказал?

ХХ. Я говорю - ключ будет под дверью. Если поздно воротишься...

АА. Не желаю с тобой разговаривать. (Надевает пальто. Останавливается

возле ХХ и обращается прямо к нему, застегивая пальто.) Ты, стало быть,

уверен, что я еще вернусь? (ХХ не отвечает, он бесстрастно жует, не обращая

внимания на АА. Не дождавшись ответа, АА пожимает плечами и идет к двери.

Берется за ручку.)

ХХ. Ботинки.

АА. Что?

ХХ. Ботинки забыл надеть. Что - в одних носках пойдешь на улицу?

АА. Я не нуждаюсь в твоих советах. (Возвращается от двери, надевает

ботинки, вновь идет к двери, берется за ручку. Пауза.) А на каком же это

основании, потрудись объяснить, ты предполагаешь, что я вернусь...

ХХ. Чемодан.

АА. Что, что?

ХХ. Чемодан оставил.

АА. И что с того?

ХХ. Так ведь ясно. Если бы вправду хотел переехать, то собрался бы.

АА. Я просто восхищен твоей сообразительностью. Но ты заблуждаешься. Я

не беру с собой ничего.

ХХ. Вот и я говорю. Значит, не переезжаешь.

АА. Да? А я вот ухожу, но ничего не беру. Действительно ухожу, но с

собой ничего не беру. Не беру ничего, несмотря на то, что ухожу. Хоть и

ухожу, но не беру. Ухожу, не беря. Теперь тебе ясно?

ХХ. А белье, постель, одежда...

АА. ...Книги, рукописи, фотографии. Можешь взять себе все.

ХХ. Так все и оставишь?

АА. Ты прекрасно знаешь, что все это тряпье и хлам не имеют для меня

никакого значения. Прекрасно обойдусь и без них. Я принадлежу к тем, кто

придет на смену обществу потребления, ты же пребываешь еще в стадии

натурального обмена бусами и обтесанным кремнем. Что же до моих бумаг...

Впрочем, не стоит об этом.

ХХ. Оставишь? Все оставишь?

АА. Ну, может, и не все. Вообще-то, я бы не отказался захватить

какую-нибудь мелочь на память... Нет, не все. Возьму только одну вещь,

одну-единственную, - так, ерунду, пустяк. (Делая вид, что раздумывает.)

Ну-ка, что бы здесь... Ага, вот - нашел. (Подходит к правой кровати, берет

куклу - пса Плуто.)

ХХ. Нет! (Бросается к АА.)

АА. Но почему? Эта невинная кукла напомнит мне о днях, проведенных с

тобой. Рассеет мою тоску...

ХХ. Отдай!

АА. Ты несправедлив. Я оставляю тебе все свое имущество и хотел бы

взамен получить всего лишь этот скромный сувенир, а ты...

ХХ. Дай сюда!

АА. Пойдем отсюда, мой милый песик, дядя жадный. Дядя нехороший, дядя

нас не любит.

ХХ. Отдашь или нет?!

АА. Мы не останемся с дядей. Уйдем далеко, далеко... (ХХ пытается

вырвать у него куклу, но АА ускользает от него и убегает за стол. Они

гоняются друг за другом вокруг стола.) Гав-гав! Ты посмотри только, как дядя

сердится! Гав-гав-гав! (Изображает лай собаки, беготня продолжается.) А мы

не дадим нас поймать, не дадим! (В тот момент, когда ХХ оказывается слева от

стола, а АА - справа, ХХ вскакивает на стол и хватает АА за горло. Но в его

руках остается лишь кашне. АА отбегает в сторону, но спотыкается о стул и

опрокидывается вместе с ним. ХХ бросается на него. АА вытягивает руку с

куклой сзади себя над головой. ХХ старается дотянуться до куклы. АА

перехватывает пса Плуто другой рукой и отбрасывает его далеко за себя. Оба

срываются с места и бегут за куклой, как два регбиста за мячом. Сталкиваются

над куклой. В этот момент из крана, который оставался открытым, начинает

литься вода.) Вода! (АА оставляет партнера, который жадно прижимает пса

Плуто к груди, подходит к раковине и закрывает кран.) Наконец-то! Вот теперь

можно заварить приличный чай. (Берет со стола чайник, наливает в него из-под

крана воду, заходит за ширму. ХХ не спускает с него глаз. Он по-прежнему

стоит на коленях, прижав куклу к себе, в оборонительной позиции.) Чего ты до

сих пор здесь торчишь... Неужели молишься? (Снимает пальто, вешает его на

гвоздь.) Ну ладно, хватит. Да встань же, наконец.

ХХ. Что, остаешься?

АА. Только из-за чая. Где еще можно напиться приличного чая, как не у

себя дома. Эх, дом, дом...

ХХ поднимается с колен и прячет пса Плуто под свою подушку, на правой

кровати. Садится на кровать. АА берет с пола кашне и вешает на спинку левого

стула, поднимает опрокинутый стул.

ХХ. Я отдам, у меня скоро будут.

АА. Ах, ты все еще о своем долге?

ХХ. Ей-богу.

АА. Пустяк, и говорить не стоит.

ХХ. В том месяце.

АА. Не горит.

ХХ. Ну, может, через неделю.

АА. Да не переживай так, прошу тебя.

ХХ. Или послезавтра.

АА. Ого!

ХХ. Хочешь, отдам послезавтра?.. Или завтра... Ну, хочешь, завтра?

АА. Поверь, это не имеет ни малейшего значения. Между друзьями...

ХХ. Я сейчас не могу, слово даю.

АА. Э-э-х! Как приятно возвратиться на собственное пепелище...

(Собирается снять пиджак. ХХ услужливо подбегает к нему и помогает.) Весьма

тебе обязан.

ХХ. Повесить?

АА. Нет, не стоит. Можно оставить на стуле. (Удобно устраивается на

правом стуле. ХХ вешает пиджак на спинку, за его спиной.) Но вот зато,

знаешь, если бы ты был так добр... Меня раздражает этот свет. Давно уже, да

я все не решался сказать. Ведь если тебя не раздражает... Но, честно говоря,

эта голая лампочка ужасна. Извини, что я так неуважительно отзываюсь о твоем

обожаемом интерьере. Ты не смог бы соорудить нечто вроде абажура? Из бумаги

или чего-нибудь другого... Я-то никогда не был особенно рукодельным...

ХХ. Сделаем.

АА. Ну и прекрасно, ты воистину неоценим. Там, возле моей кровати лежат

журналы, можешь ими воспользоваться. Или ты предпочитаешь газеты?

ХХ берет один из журналов, лежащих возле левой кровати.

ХХ. Ножницы хорошо бы.

АА. Там, на полке. (ХХ берет с полки над раковиной ножницы, влезает на

стол. Разворачивает журнал и примеряет его к лампочке. АА наблюдает за ним,

прикрыв глаза ладонью.) Тебя свет не раздражает?

ХХ. Что?

АА. Я спрашиваю, можешь ли ты смотреть на лампочку, не испытывая

неприятного ощущения, будто ты слепнешь?

ХХ. На лампочку?

АА. Ну да, на этот свет... Не режет?

ХХ. Нет.

АА. Глаза не слезятся?

ХХ. Нет.

АА. Веки не щиплет? Не видишь перед глазами таких... черных, летающих

пятен?

Пауза.

ХХ. Нет.

АА (влезает на стол. Подобно окулисту, оттягивает веко ХХ). Другой.

(Заглядывает в другой глаз.) Поразительно. (АА слезает со стола. ХХ

продолжает возиться с лампочкой. АА ходит по комнате.) А впрочем, тут нет

ничего странного. Известно, что отклонения от нормы могут быть весьма

значительными. Как в сторону чрезмерной чувствительности, так и в сторону

почти полной индифферентности. Так же, как и скорость передачи рефлексов. От

нервных окончаний к мозговым центрам. Все зависит от данного конкретного

индивидуума. (Внезапно останавливается.) Тебя когда-нибудь допрашивали?

ХХ. Как это...

АА (резко, жестко). В полиции.

ХХ. За что?

АА. Я не спрашиваю - за что, меня лишь интересует, подвергался ли ты

допросу. Был ли когда-нибудь под следствием?

ХХ. Нет.

АА (снова обычным тоном). Жаль. Ты был бы великолепным объектом,

естественно, не с точки зрения полиции. С твоей бесчувственностью ты был бы

в состоянии вынести то, что другим оказывалось не под силу. Жаль, очень

жаль. Смог бы стать отличным политическим заключенным.

ХХ. Я в политику...

АА. Да, знаю, знаю - ты в политику не впутываешься. Ведь ты это хотел

сказать, правда? Но могу же я помечтать. (ХХ, заинтересовавшись какой-то

рекламой в журнале, слюнит палец, перелистывает страницу, разглядывает.)

Какой глаз! Было бы непросто вытянуть из тебя показания. То есть... Если бы

тебе было что сказать... Подумать только, такой талант пропадает. Но - что

делать, так уж устроен мир. Те, кому говорить не следовало бы, - говорят. А

тем, кто смог бы не заговорить, сказать просто нечего.

ХХ. Можно я вот это себе вырежу?

АА. Что?

ХХ. Вот это, цветную картинку.

АА. Похоже, ты меня не слушал.

ХХ (показывая рекламу). Я бы только вот это вырезал...

АА. О Боже! Боже моих предков... И твоих. Порой я, правда, спрашиваю

себя, действительно ли у них был общий Бог.

ХХ. Так я вырежу.

Слезает со стола и садится на правый стул, лицом к залу. Сверху

начинает доноситься музыка.

АА (хватается за голову, закрывает уши). Только этого недоставало!

(Смотрит на часы.) Четыре? Не может быть. (Прикладывает часы к уху.) Так и

есть, стоят. Послушай, который может быть час?

ХХ. Наверное, скоро девять.

АА. Значит, они только начинают, так что у нас в перспективе по меньшей

мере восемь часов развлечения. Их развлечения.

ХХ. Может, еще перестанут.

АА. Нет, сегодня не перестанут, будут веселиться до утра. Сегодня Новый

год. (ХХ перестает вырезать, поднимает взгляд и замирает, глядя перед собой.

Из-за ширмы доносится свист чайника.) Вот и вода вскипела. (Уходит за ширму,

возвращается с чайником. Садится на прежнее место, наливает воду из чайника

в кружку, опускает в нее пакетик чаем. ХХ безвольно опускает руки, держа в

одной из них ножницы, в другой - журнал. Музыка наверху смолкает. АА

вынимает из кружки пакетик с чаем, накладывает сахар, мешает. Из рук ХХ

выпадают ножницы и журнал, он медленно встает и, как автомат, идет к своей

кровати, направо. Ложится навзничь и смотрит в потолок. АА перестает мешать

чай и наблюдает за ХХ.) Что с тобой?.. Тебе нехорошо? (Снова мешает чай,

затем перестает.) Ты заболел? (ХХ не реагирует. АА встает и подходит к

нему.) Эй!.. Да ответь же, наконец! (Тормошит его за руку. ХХ отворачивается

лицом к стене, спиной к АА. Тот растерянно осматривается, поднимает ножницы

и журнал, возвращается к ХХ.) Послушай, ты же не закончил... Ну на, вырезай

что хочешь, вырезай, вырезай, ведь я тебе не запрещаю... Вырезай все, что

заблагорассудится: холодильники, автомобили, локомобили, мотоциклы, моторки,

аспираторы, транзисторы, телевизоры, экстензоры... телефоны, патефоны...

Занятие это дурацкое, но я же не запрещаю, вырезай сколько угодно, если это

доставляет тебе удовольствие. Я вовсе не против, слышишь?.. Ты что,

обиделся... (Садится на кровать.) Ну, хочешь, я вырежу для тебя, хочешь?

(Заканчивает вырезать цветную рекламу, кладет ножницы на пол.) Ну?.. Вот и

готово, посмотри-ка. Красиво, да? (Отстраняет вырезку на длину руки, с

отвращением разглядывает.) Ну-ка, посмотри... (Со злостью.) Да взгляни хотя

бы. Зачем я тогда вырезал!.. Не отвечает. Неврастеник. (Мнет вырезку и

швыряет бумажный шарик в угол. Некоторое время сидит в нерешительности. По

трубам доносится "Stille Nacht, heilige Nacht"[2] в исполнении

детского хора. ХХ резко закрывает себе голову подушкой.) А-а-а... Вот в чем

дело. (АА встает, осматривается, над чем-то раздумывает. Затем принимает

решение. Собирает все, что находится на столе, вместе с газетами, которыми

покрыт стол. Все это переносит на пол к стене. Чай из кружки выливает в

раковину. Снимает наволочку со своей подушки, выворачивает ее наизнанку и

накрывает ею стол, как скатертью. Достает из своего чемодана бутылку

коньяку, ставит на стол. Возле бутылки кладет пачку сигарет, которая

находилась под подушкой. Прополаскивает кружки над раковиной, ставит их

рядом с бутылкой. Надевает пиджак. Музыка между тем умолкает.) Готово. Эй,

проснись, готово!

ХХ (высунув голову из-под подушки). Ну, чего там?

АА (торжественно). Новый год!

ХХ снова накрывает голову подушкой. АА срывает с него подушку.

ХХ. Отстань от меня.

АА. Ни в коем случае. Я не стану пить в одиночку.

ХХ (защищаясь). Я не хочу чая.

АА. А кто тебе предлагает чай? У нас есть кое-что получше, как и

подобает для такого торжественного случая.

ХХ (замечает бутылку и садится на кровати). Где ты взял...

АА. Не в этом дело, я ставлю, надевай пиджак.

ХХ. Зачем...

АА. Затем, что сегодня праздник, до тебя, что, не дошло? Пиршество,

церемониальный акт, торжество, обряд, ритуал, традиция! Прощание со Старым

годом и встреча Нового, новая эра, новая жизнь, все новое! Аллилуйя! Не

намерен же ты сидеть в одной рубашке на таком изысканном приеме. Ну-ка!

Вставай, пошевеливайся, веселись!... (Заставляет ХХ встать с кровати.

Подводит его к столу. Берет с правого стула и подает его ХХ.) Поправь

галстук! Застегнись, причешись, ты же не хочешь, чтобы Новый год вырвало при

виде тебя?

ХХ. А сам без галстука.

АА. Я?.. Действительно.

ХХ. Ну?

АА. Но я - другое дело. Я никогда не ношу галстука, это не мой стиль.

(ХХ снимает пиджак, отдает его АА и направляется в сторону кровати.) Постой!

(ХХ снова ложится на кровать.) Значит я тоже должен? Обязательно?

ХХ. Раз уж праздник, так праздник.

АА идет к своей кровати, по пути вешая пиджак ХХ на правый стул.

Вытаскивает из-под кровати чемодан, достает галстук. Становится перед

зеркалом, повязывает галстук. ХХ наблюдает за ним, затем встает с кровати и

садится на правый стул. Достает из кармана носовой платок и протирает им

туфли.

АА (показываясь с повязанным галстуком). Ну как, хорошо?

ХХ (присматриваясь). Ты в последний раз когда брился?

АА. Не помню.

ХХ. Оно и видно. Мог бы побриться.

АА. Неужели ты потребуешь, чтобы я сейчас брился!

ХХ. Если я мог, то и ты можешь.

АА. Это предрассудки. Теперь никто не бреется.

ХХ. Я-то побрился.

АА. Провинциальный обычай. В наше время уже не бреются.

ХХ. Каждый день не нужно, а в праздник нужно.

АА. Хорошо, я побреюсь. Но при одном условии.

ХХ. Чего еще?..

АА. Ты сменишь носки.

ХХ (удивленно оглядывает свои ступни в дырявых носках). Зачем, они

совсем еще чистые...

АА. Или - или.

ХХ. Как надену туфли - их не будет видать.

АА. Это мой ультиматум.

ХХ. Ну ладно, ладно. (Вытаскивает из-под своей кровати фанерный

чемодан, достает из него пару носков. Снимает носки, убирает их в чемодан.

Надевает другие носки, такие же дырявые, как и прежние. Снова садится на

стул и надевает туфли. Тем временем АА снимает пиджак и вешает его на левый

стул. Встает перед зеркалом и начинает бриться. ХХ, ожидая пока АА закончит

бритье, сидит в бездействии, наблюдая за ним. Вздыхает.) Скорей бы весна.

АА. Почему?

ХХ. Говорят, тут некоторые по весне без трусов ходят.

АА. Опять за свое?

ХХ. Так если правда... Мы сейчас роем канавы... Прокладываем

канализацию...

АА. Не вижу никакой связи.

ХХ. Ну, если какая-нибудь по верху проходит, то снизу все видать.

АА. Утехи пролетариата.

ХХ. Сейчас-то мы копаем в хорошем месте. А то вот копали на окраине,

так никакого интересу не было. Народу мало, а бабы все старые или страшные.

А сейчас красивые попадаются, в мехах... У нас один всегда следит и как

приметит, что подходящая идет, сразу дает знак. А еще лучше, если копаем

перед универмагом, около дамского отдела. Или около дамского парикмахера.

Вот, помню, клали мы кабель перед одним шикарным рестораном, и глубина была

в самый раз, метра полтора. Хорошее было место. Но и сейчас ничего. Приходи

как-нибудь...

АА. Спасибо. У меня есть другие возможности.

ХХ. А хуже всего было, как возле казармы работали. Две недели - одни

солдаты.

АА. А твоя жена ходит к парикмахеру?


Поделиться:

Дата добавления: 2015-09-13; просмотров: 48; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав





lektsii.com - Лекции.Ком - 2014-2024 год. (0.01 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав
Главная страница Случайная страница Контакты