Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника


ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ. Пьеса предоставлена Ольгой Амелиной




Пьеса предоставлена Ольгой Амелиной

(Библиотека драматургии - http://lib-drama.narod.ru)

 

Ю.О'Нил. Крылья даны всем детям человеческим

Пьеса в двух действиях, семи картинах

Перевод Е.Корниловой

Москва, Изд-во "Искусство", 1971

OCR & spellcheck: Ольга Амелина, апрель 2006

 

 

Действующие лица

 

Д ж и м Х э р р и с.

М и с с и с Х э р р и с – его мать.

Х э т т и – его сестра.

Э л л а Д а у н и.

Ш о р т и.

Д ж о.

М и к к и.

Б е л ы е и н е г р ы.

К а п и т а н |

Ж е н щ и н а } из Армии спасения.

 

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

 

 

КАРТИНА ПЕРВАЯ

 

Много лет назад окраина Нью-Йорка. Перекресток трех улиц, где кварталы белых граничат с кварталом цвет­ных. В глубине красное кирпичное четырехэтажное зда­ние треугольником в плане. В его нижнем этаже бакалей­ная лавка. Вдоль двух улиц к горизонту тянутся четырех­этажные многоквартирные дома с пожарными лестницами, на которых теснятся люди — белые на той улице, что уходит влево, черные — на улице, уходящей вправо. Жаркий весенний день. На тротуаре забавляются дети; их восемь: два черных мальчика и две черные девочки, два белых мальчика и две белые девочки. Они играют в шарики. Одного из черных мальчиков зовут Джим Хэррис. Рядом с ним, держа в руке его шарики, сидит Элла Дауни — маленькая, лет восьми, белокурая де­вочка с нежным бело-розовым личиком. Дети самозабвен­но погружены в игру. Мимо снуют прохожие — негры, свободно отдающиеся дыханию весны; белые, более сдер­жанные в проявлении своих чувств. Слов прохожих не слышно, но время от времени доносится их смех — весе­лый непринужденный смех негров, негромкий и натя­нутый — белых. Грохот поездов, несущихся по эстакаде, пыхтенье паровозов, мерное громыхание повозок, цоканье лошадиных копыт по булыжникам — все сливается в нестройный, беспрерывный уличный гул. В одном из домов, где живут белые, кто-то заливается гнусавым фальцетом: «И только пташка в золоченой клетке...» А на улице, где обитают черные, какой-то негр выводит: «Пошлю я кро­шке своей телеграмму...» Стихает пение, и люди в домах разражаются смехом — разным по характеру на разных улицах. Потом наступает тишина. Заходящее

солнце оза­ряет перекресток последними лучами. Дети продолжают играть.

 

Белая девочка (подталкивает локтем брата). Ну пойдем, Микки!

Микки (грубо). Отстань!

Белая девочка. Ах так! Дома получишь за это, вот уви­дишь. (Собирается уходить.)

Микки. Пошла отсюда!

Белая девочка. Вот дождешься, влетит тебе!

Микки (обеспокоенно). Иду, иду, не видишь, что ли! Подо­жди!

Черная девочка (черному мальчику). Пойдем, слышишь Джо. Скорей, а то нам тоже достанется.

Джо. Иди сама.

Микки. Ну, кончили, что ли? Мне надо бежать! (Вскакива­ет.)

Шорти. И мне тоже! (Вскакивает.)

Другая черная девочка (испуганно). О господи, как поздно-то.

Джо. Мне шарик!

Микки (Джиму). Ворон, ты выиграл! Поиграем завтра?

Джим (весело). Конечно, Мик. Давайте все приходите! (Смеется.)

Шорти. Я приду! Надо ж отыграться!

Джим. Приходи!

Девочки. Ну скорее же, пошли!

 

Шестеро детей собрались идти и вдруг замечают, что Джим с Эллой задержались и смущенные

стоят рядом. Дети начинают поддразнивать их.

 

Джо. Поглядите-ка на Ворона! Вот это да, невесту себе завел! (Смеется, и за ним все остальные.)

Джим (смущен). Перестань, Шоколадка!

Микки. Поглядите-ка на этих дурачков! У-у-у!

 

Мальчики хохочут.

 

Девочки (показывая пальцем на Эллу).

Краснощечка! Краснощечка!

Как тебе не стыдно,

На лице все видно!

Элла (потупившись). Перестаньте.

Белая девочка. А он книжки ее в школу таскает.

Черная девочка. Не могла получше найти себе?! Смотри, какие у него ножищи.

 

Все смеются. Джим, взглянув на Эллу, смущенно ставит одну ступню на другую.

 

Элла. Не ваше дело! (Яростно кидается на них.)

 

Девочки с визгом и смехом кружатся и скачут как безу­мные.

 

Все. Вот и попались! Вот и попались!

Микки. Дурачок, Ворон. Девчоношник! В Краснощечку втрескался!

Джо. Поиграй с ней в куклы!

Шорти. Девчоношник, девчоношник!

 

Элла вдруг принимается плакать.

 

Все (торжествующе вопят). Плакса! Плакса, красная вакса!

Джим (внезапно, сжав кулаки, в бешенстве бросается на них). Заткнитесь! Или я измолочу вас!

 

Все бросаются врассыпную, довольные тем, что вывели его из себя.

 

(Робко подходит к Элле, переминается с ноги на ногу; вдруг выпаливает.) Перестань реветь! Я прогнал их!

Элла (успокоившись, признательно). Спасибо.

Джим (с гордостью). Теперь они не посмеют. Я любого из них в порошок сотру. (Протягивает руки и напрягает бицепсы.) Потрогай, какие мускулы.

Элла (робко трогает его руку, с восторгом). Вот это да!

Джим (покровительственно). Ты, Краснощечка, никого не бойся, когда я рядом.

Элла. Джим, не называй меня так, пожалуйста.

Джим (раскаиваясь). Не обижайся, я не знал, что это тебе не нравится.

Элла. Ужасно не нравится.

Джим. А ты не обращай на них внимания. Завидуют они те­бе, понимаешь?

Элла. Завидуют? Почему?

Джим (показывая на ее лицо). Да вот из-за этого. Красивое оно у тебя. Румяное, беленькое.

Элла. А мне не нравится!

Джим. Оно красивое... такого... ни у кого нет.

Элла, А я его ненавижу. Я бы хотела быть черной... как ты.

Джим (с испугом). Что ты, что ты! Тогда б тебя задразнили вороной, шоколадкой или трубочистом.

Элла. Ну и пусть.

Джим (нахмурившись). А то и черномазой.

Элла. Ну и пусть!

Джим (робко). Пусть?

Элла. Да, мне все равно.

 

Неловкое молчание.

 

Джим (внезапно). Знаешь, Элла... С того дня, как я ношу твои книги в школу и из школы, я три раза в день ем мел. Мне парикмахер Том посоветовал. Он говорит, что от этого я стану белым. (С надеждой.) Как — я еще не посветлел?

Элла (утешая его). Да, кажись... Самую капельку.

Джим (притворяясь беззаботным). Похоже, этот Том наврал и посмеялся надо мной! От мела меня только мутит...

Элла (с любопытством). А зачем тебе хочется быть белым?

Джим. Потому что... да просто... мне белая кожа нравится больше.

Элла. А мне нет. Мне черная больше нравится, хочешь, по­меняемся? Я буду черной, а ты... (Хлопает в ладоши.) Вот было бы здорово, если бы так случилось!

Джим (неуверенно). Да... быть может...

Элла. Меня б тогда все звали Вороной, а тебя Краснощечкой!

Джим. Пусть бы попробовал кто-нибудь называть тебя черно­мазой! Я убил бы сразу!

 

Долгая пауза. Затем Элла застенчиво берет мальчика за руку. Они смотрят друг на друга,

стараясь не приближа­ться.

 

Элла. Я тебя люблю.

Джим. И я тебя люблю.

Элла. Хочешь быть моим милым?

Джим. Да.

Элла. А я буду твоей подружкой?

Джим. Да... (Торжественно.) Вот... клянусь — ни один из этих типов отныне не назовет тебя Краснощечкой! Не то при­дется иметь дело со мной.

 

Солнце зашло. Улицу окутали сумерки. Из-за угла выхо­дит шарманщик. Наигрывает «Анни-Руни». Держась

за руки, дети слушают. Шарманщик, кончив крутить шарманку, уходит. Становится совсем темно.

 

Элла (внезапно). Господи, до чего темно! Достанется мне.

Джим. И мне.

Элла. А мне все равно.

Джим. И мне.

Элла. Встретишь меня завтра, когда пойдешь в школу?

Джим. Конечно.

Элла. Ну, я бегу теперь.

Джим. И я.

Элла. Я люблю тебя, Джим.

Джим. Я люблю тебя, Элла.

Элла. Помни же.

Джим. И ты помни.

Элла. До завтра.

Джим. До завтра.

 

Они бегут в разные стороны, потом оба сразу останавли­ваются и оборачиваются.

 

Элла. Не забудь же!

Джим. Никогда! Клянусь!

Элла. Лови! (Она посылает ему воздушный поцелуй и в страшном смущении убегает.)

Джим (потрясенный). Боже! (Поворачивается и убегает.)

 

 

КАРТИНА ВТОРАЯ

 

Действие происходит на том же перекрестке. Прошло девять лет. И снова в разгаре весна, и снова вечер, не­сколько более поздний, чем в первой сцене. Ничто почти не изменилось. На одной улице по-прежнему живут бе­лые, на другой черные: по-прежнему облеплены людьми пожарные лестницы, и та же бакалейная лавка на том же самом углу. Только ритм улицы стал каким-то меха­ническим, потому что пар и лошади теперь вытеснены электричеством. Шагают взад и вперед белые и чер­ные прохожие. Смеются почти так же, как в первой сцене. С улицы белых доносится пение; высокий тенор гнусаво тянет: «Хотел бы я обнять девчонку...», а негр словно отвечает ему: «И только дружбу получил я в от­вет...» И снова, как только прекращается пение, на обеих улицах

раздается смех. Наконец наступает тишина.

Темнеет, и на углу вспыхивает фонарь, обливая улицу бледным сиянием. На перекрестке появляются двое — белый (это Шорти) и черный (это Джо). У них повадки заправских хулиганов и бездельников. По улице проходит юноша лет семнадцати, провожающий девушку при­мерно своего возраста. Оба одеты в свои лучшие

наряды, — он в черном костюме с белым крахмальным воротничком, она в белом платье.

 

Шорти (презрительно). Вот это парочка! Гляди, кто это! (Де­вушке, с издевкой). Эй, Лиз! Ты что, старых друзей не признаешь?

Девушка (испуганно). Здравствуй, Шорти.

Шорти. Вы чего это расфуфырились? На выпускной вечер, что ли? (Пытается преградить им дорогу, но они шара­хаются от него в сторону и убегают.)

Джо. Ату, ату! Вот наддали!

 

Шорти довольно ухмыляется.

 

Шорти (взглянув вдоль улицы). А вот и Микки топает.

Джо. Как он работал вчера в полуфинале?

Шорти. Чистый нокаут!

Джо. Этот парень далеко пойдет. Глядишь, еще чемпионом будет!

Шорти (тоном знатока). Да, шансы у него есть, особенно если девок бросит. Бабы — его слабость!

 

Слева появляется Микки. На нем кричащий костюм, сдвинутая набок соломенная шляпа с яркой лентой. У не­го типичное лицо боксера, развязные манеры забияки. Под глазом красуется огромный синяк — след вчерашнего боя. Говорит чванливо.

 

Джо и Шорти. Здорово, Микки!

Микки. Привет.

Джо. Слышал, здорово ты вчера отделал...

Микки. Еще как! И блок не помог. (Меняя тему.) Вот что. Ви­дели, как эти двое прошли на выпускной вечер?

Шорти (подмигивая). Ну?.. А тебе что?

Джо (хихикая). Микки хочет получить медаль за хорошее поведение.

Микки. Конечно! И на задницу повесить!

 

Все смеются.

 

Ну хватит! Эллу Дауни не видели?

Шорти. Краснощечку? Нет, она тут не появлялась.

Микки (решительно). Ты брось так называть ее, понял? По морде захотел? Чтоб я не слышал. Она моя девушка, запомни!

Джо (осмеливается шутить). Какая по счету? Десятая?

Микки (польщен). Может, и десятая. Но теперь — самая настоящая.

Шорти (показывая направо, с насмешкой). Посмотри! Как Джим Ворон куда-то вырядился!

Джо (с отвращением). Что, этот черномазый тоже школу кон­чает?

Шорти. Подзови-ка его.

 

Появляется Джим Хэррис. Он в черном костюме и в белой рубашке с крахмальным воротничком.

Держится спокойно, но лицо расстроенное и напряженное.

 

Джим (доброжелательно). Привет, друзья!

 

Они молча и презрительно оглядывают его.

 

Джо (неприязненно). Школу сегодня кончаешь?

Джим. Да.

Джо (сплюнув). Ух, черт! Больно важным становишься...

Джим (улыбаясь, мягко). Второй уж раз пытаюсь. В прошлом году провалился.

Джо. За каким дьяволом тебе это нужно? Что ты с образова­нием делать-то будешь? Сидеть на шее у матери?

Джим (твердо). Собираюсь учиться дальше — на адвоката.

Джо (с насмешкой). Боже, и черномазый туда же!

Джим (гневно). Не смей так называть меня — перед ними.

Джо (забираясь). Ты что, открещиваешься? Я покажу тебе...

Микки (толкает обоих, грубо). А ну, прекратите! По углам! (Повернувшись к Джиму, грубо.) Эй, ты! А Краснощечка сегодня вечером что, тоже школу кончает?

Джим. Ты хочешь сказать — Элла...

Микки. Краснощечка Дауни, хочу я сказать. Мне нет надоб­ности церемониться с ней. Она моя девушка.

Джим (мрачно). Да, сегодня Элла кончает школу.

Шорти (подмигивая Микки). Бахвал, а?

Микки (подмигивая Шорти, многозначительно). Под дых за­хотел, так получит!

 

Джим стоит сдерживаясь, чтобы, не наброситься на него.

 

Джим (выпаливает). Микки, я хочу поговорить с тобой. Один на один.

Микки (с удивлением и издевкой). Ха, черт возьми!

Джим (взволнованно). Это очень важно, Микки.

Микки. Да? (Испытующе смотрит на него, затем небрежным кивком головы предлагает Шорти и Джо отойти и прибли­жается к Джиму.)

Шорти. Это что-то новое!

Джо (мстительно). Подожди, попадешься ты мне, Джим!

Микки. Ну, давай свои важные новости. Мне некогда — у ме­ня свидание.

Джим. С... Эллой?

Микки. А тебе какое дело?

Джим (с трудом подыскивая слова). Вот что... я хотел ска­зать... Я слышал... все, что о тебе говорят... Я знаю, как ты обращаешься с девушками... Но с ними — это не мое дело, а с ней... Элла ведь другая... не похожа на них.

Микки (оскорбительным тоном). Кто это тебе наболтал, а?

Джим (угрожающе подняв кулак). Посмей только!

Микки (он так ошеломлен этой угрозой, что невольно отсту­пает назад). Кончай комедию! (Вдруг почувствовав себя оскорбленным.) Послушай, Ворон! Ты что, не сообража­ешь, что я мог бы дать тебе — неделю не поправился бы!

Джим. Я только прошу тебя, Микки, не поступай бесчестно.

Микки. Тебе-то что? Она же на тебя, вшивый козел, плю­нуть не хочет. Ей противен один вид черномазых.

Джим (с отчаянием). Я... знаю... Но раньше... когда мы были детьми...

Микки. Забудь об этом. Теперь другое дело.

Джим. Даже если ей противны цветные, я все равно друг ей.

Микки. Цветные! Называй правильно: черномазые. Вся беда в том, что уж очень вы наверх лезете. Знай свое место, понятно? Старик твой кое-какие деньжата на мелочной торговле сколотил, и ты пролезть к белым хочешь... Ку­пить себе образование, адвокатом заделаться, черт возьми. Сделку с любым обтяпать можно, но запомни: как был ты черномазым, так навек и останешься. Почему ты не хочешь быть таким, как Джо, как другие? Нет, тебе обя­зательно надо лезть к белым. А там тебе места нет, запо­мни это...

Джим (дрожа). Когда-нибудь... я докажу тебе...

Микки (отворачивается от него). Проваливай ты!

Джим. Думаешь, я смирюсь... буду служить грязным белым...

Микки (взрываясь). Что-о-о?!

Джим (с силой). Попробуй только обидеть ее, я тебе покажу! Я все о тебе открою... Напишу в газеты... Пусть все узнают, каковы вы, белые...

Микки (взбешен). Черномазая сволочь! Сейчас челюсть свер­ну! (Приняв стойку боксера, с лицом, искаженным злобой, бросается на Джима.)

 

Джим, не защищаясь, ждет, полный достоинства.

 

Шорти. Бросьте сейчас же! Ишь разъярились! А вон и ми­лашка Дауни идет.

Микки. Доберусь до тебя в другой раз.

 

Справа входит Элла Дауни. Ей семнадцать. У нее тот же, что и раньше, бело-розовый цвет лица.

Она очень хороша, но ее портит вызывающая манера держаться.

 

Элла (при виде Микки лицо ее расплывается в улыбке). При­вет, Микки! Не опоздала? Я так рада, что ты вчера побе­дил. (Почувствовав, что что-то произошло, смотрит то на одного, то на другого.) Что с вами?

Микки. Да вот этот болван... (Презрительно кивает на Джима.)

Джим (почтительно). Здравствуй, Элла.

Элла (резко отворачиваясь). Привет! (К Микки.) Пошли, про­води меня, я тороплюсь.

Джим (быстро). Подожди... минутку... (С болью.) Элла... тебе противны... цветные?

Микки. А, заткнись!

Джим. Пожалуйста... ответь.

Элла (с притворным смехом). О! Что это? Еще один экза­мен?

Джим (настойчиво). Пожалуйста, ответь.

Элла (с раздражением). Да нет, что ты... Ведь я училась вместе... Ведь некоторые из моих прежних... подруг... я с ни­ми была вместе в одной школе...

Джим. Ты ненавидишь меня, Элла?

Элла (смутившись, с еще большим раздражением). Он что — пьян? Почему — ненавижу? Никого я не ненавижу.

Джим. Тогда почему же ты столько лет почти не разговари­ваешь со мной?

Элла (резко). А о чем говорить-то с тобой? У нас нет ничего общего.

Джим (с болью в голосе.) Может быть, теперь... Но вот ког­да-то... На этом самом углу... ты помнишь?

Элла. Ничего я не помню! (Сердито.) С чего это ты вдруг вздумал соваться ко мне? Голову, что ли, потерял от того, что школу окончил?

Джим. Нет. Я только хочу помочь тебе, Элла.

Элла. Скажите на милость! Ты забываешься. Кому нужна твоя помощь, хотела бы я знать? Заткнись и не приставай ко мне!

Джим (настойчиво). Если когда-нибудь тебе будет нужен друг — настоящий друг...

Элла. Мне хватит друзей среди людей... моего круга. (С раздражением.) Надоел же ты мне! Проваливай к черту! (Торопливо уходит.)

 

Трое юношей хохочут. Микки спешит за ней. Джим по­давлен. Он делает несколько шагов

и бессильно опускается на пустой ящик у бакалейной лавки.

 

Шорти. Выпить охота. Джо, пойдем со мной — я угощаю.

Джо (все это время он не спускал с Джима сердитого, презри­тельного взгляда). Иди, Шорти, я сейчас, только потол­кую с этим. (Показывает на Джима.)

Шорти. Как хочешь, дело твое. Пока! (Уходит, насвистывая.)

Джо (некоторое время стоит, уставившись на Джима недоб­рым, сверкающим взглядом. Затем, плюнув на ладони, угрожающе придвигается к Джиму, погруженному в раз­думье. Остановившись перед ним и видя, что он равноду­шен ко всему, взрывается). Послушай, черномазый. Мне есть кое-что сказать тебе по секрету. Кто ты такой? Ты что о себе мнишь? Не мой ли старик работал с твоим в доках, пока твой не обзавелся собственной лавочкой? Твой старик копил монеты, а мой пиво на них покупал — вот и вся разница между ними. А ты что от меня нос во­ротишь?

Джим (не выходя из задумчивости). Я друг твой, Джо.

Джо. Нет, тоже мне друг! Не пойму, что ты за птица! Зачем тебе твое учение? Зачем выряжаешься и твердишь, что собираешься стать адвокатом? Что значит все это втира­ние очков, притворство, напыщенность, важничанье и нежная болтовня, твое открещивание от черномазых? Уж не хочешь ли ты белую кожу купить на денежки старика своего, как Микки говорил? Кто ты такой? (Взбешенный молчанием Джима.) Говорить не хочешь? Так я вы­колочу из твоей шкуры... (Одной рукой хватает Джима за грудь и, сжав другую в кулак, подносит его к лицу Джи­ма.) Отвечай, пока я не свернул морду тебе. (Трясет его.) Черномазый ты или нет, я спрашиваю? Черномазый?

Джим (спокойно, взглянув ему прямо в глаза). Да. Чернома­зый. Мы оба черномазые.

 

С минуту они глядят друг на друга. Джо остывает. Он опускается на ящик рядом с Джимом, предлагает

ему сигарету, Джим берет ее, и Джо, чиркнув спичкой, дает ему прикурить, затем прикуривает сам.

 

Джо (затянувшись сигаретой, удовлетворенно). Да ты, парень, почему не сказал это с самого начала?

Джим. Мы оба черномазые.

 

На углу улицы появляется тот же шарманщик, который был в первой сцене. Шарманщик играет: «Возьми конфетку...» Юноши слушают, глядя прямо перед собой. Шарманщик удаляется, наступает молчание.

 

Джо (поднимается с ящика). Пойду выпью холодненького пивка. (Собирается идти. Затем останавливается.) А тебе не пора в школу? (Уходит.)

 

Джим по-прежнему сидит на ящике, уставившись перед собой.

 

 

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

 

Тот же перекресток. Пять лет спустя. Ничто не измени­лось. Весенний вечер. Фонарь, стоящий на углу, льет безжалостный свет на лица прохожих. Уличный шум по-прежнему громок, только стал более прерывистым и однообразным, натруженным. Проходят двое, один белый, другой черный. Оба утомленные; зевают. Больше не слышно смеха ни в домах белых, ни в домах негров. С улицы, где живут белые, тот же тенор еще более гнусавым фальцетом, чем прежде, поет последнюю строчку песни: «Когда я расстался с тобою...» Ему вторит

негр: «И ждал я Роберта Ли...» И затем все стихает.

Входит Шорти — типичный гангстер. Напевая под нос, он ждет кого-то, вглядываясь в даль улицы.

 

Шорти (возмущенно). Долго мне тут ждать тебя? (Начинает напевать.) «Завернулась она в кимоно, зарядила ружье, чтоб прикончить того, кто обидел ее». (С презрением.) Элла не такая! Ружье не для нее! Шума поднимать не будет! Подсластим немного — это подбодрит ее.

 

Входит Элла, одета очень бедно. Она бледна, глаза вва­лились; говорит холодно и устало.

 

Ты получила письмо?

Элла. Потому и пришла.

Шорти. Как поживаешь?

Элла. Хорошо.

 

Пауза.

 

Шорти (смотрит на нее с недоумением, слегка обескураженно). Мне казалось, что ты хочешь услышать от меня что-нибудь о Микки?

Элла. Нет, не хочу.

Шорти. Значит, тебе безразлично, где он и что с ним?

Элла. Да, безразлично.

Шорти. С каких это пор?

Элла. Давно.

 

Пауза.

 

Шорти (улыбаясь отвратительной подлой улыбкой). Между нами говоря, детка, ты и другие девчонки, которых он бросил, скоро расквитаетесь с ним. Я в курсе его дел. Слежу, как он тренируется. В следующем бою, помяни мое слово, ему конец. И это будет дело ваших рук, тех, кого он кинул, и тех, кто кинул его. Все вы будете на стороне его противника; лучших секундантов не сыщешь. Вы ему и лицо ополоснете, и оботрете губкой, и полотен­цем помашете. И Микки ни одного удара не отразит, будто вы все тяжелым грузом повиснете на нем. И он сразу брякнется на колени... (Опускается на колени, подражая боксеру, который не очень твердо держится на ногах.)

Элла. Я бы очень хотела увидеть, как он окажется на коле­нях.

Шорти. ...А потом — бац врастяжку! Вышел из игры! Судьи считают: раз... два... десять! Нокаут! С Микки кончено. (Говоря это, он проделывает все, что должно произойти с Микки, бросается плашмя на мостовую. Поднимается, злобно смеется.)

Элла. Для меня он не существует. Уж давно. (Пауза.) Ты зачем позвал меня?

Шорти. Он меня послал.

Элла. Зачем?

Шорти. Подкинуть деньжат тебе. (Вытаскивает из кармана пачку денег и нехотя протягивает ей.)

Элла (равнодушно смотрит на деньги). Зачем?

Шорти. Это тебе.

Элла. Мне не нужно.

Шорти. Тогда для ребенка.

Элла. Ребенок умер. От дифтерита.

Шорти. Что ты говоришь? Когда?

Элла. Давно.

Шорти. Почему же ты не написала Микки?

Элла. К чему? Он бы только обрадовался.

Шорти (помолчав). Ну что ж, это к лучшему.

Элла. Пожалуй, так!

Шорти. Ты помирилась со своими?

Элла. Это невозможно.

Шорти. Живешь одна?

Элла. Одна. В Бруклине.

Шорти. Работаешь?

Элла. На фабрике.

Шорти. Дурочка. Для тебя есть работенка и полегче.

Элла. Я знаю, что ты имеешь в виду, но не выйдет!

Шорти. Поразвлечься немного не хочешь? Пожить как сле­дует...

Элла. Я уж пожила.

Шорти (насмешливо). Собираешься утопиться? Брось, девочка. Я помогу тебе подняться. У меня есть связи.

Элла (равнодушно). Ты грязная собака. Как это никто не убил тебя до сих пор?

Шорти. Вот что! А ты кто такая? Говорят, шляешься с этим Вороном Джимом.

Элла. Джим мой единственный друг.

Шорти. Этот черномазый?

Элла. Джим единственный белый на всем свете. Белый и добрый. А черные — вы, насквозь черные!

Шорти. Черномазый любовник! (Швыряет ей в лицо деньги. Они падают на землю.) Послушай-ка, ты! Микки велел передать, что у него с тобой все кончено. За этим он и прислал меня. (Искоса поглядывает на нее. Пауза.) Ты не подымешь шума?

Элла. Для чего? Он свободен. Ребенок умер. Я тоже свободна. Дурных чувств к нему у меня нет. Но скажи ему: мыс­ленно я буду на его следующем матче. По твоему сове­ту — рядом с его противником. Буду считать — девять... десять. Нокаут! Ну и все, а теперь проваливай.

Шорти (смотрит на нее со злой насмешкой). Чокнутая! Все вы чокнутые. И все жаждут возмездия! Ну а я жажду выпить. Прощай! (Уходит.)

 

На углу появляются несколько человек Армии спасения, поющих «Пока мы не припадем к ногам Иису­са»; останавливаются около Эллы. Вперед выходит капитан Армии спасения.

 

Капитан. Сестра...

Элла (подымает брошенные Шорти деньги и швыряет всю пач­ку в его шляпу). Получайте. Спасайтесь сами. А от меня отстаньте.

Женщина из Армии спасения. Сестра!

Элла. Не называйте меня так. Я еще не ваша подопечная.

 

Они медлят, не зная, что делать дальше.

 

Оставьте меня одну.

 

Те уходят под звуки барабана. Элла садится на ящик, бессильно опустив руки. Входит Джим Хэррис. Он возмужал, хорошо одет. У него доброе, умное лицо, в гла­зах выражение большой душевной напряженности.

 

Джим (радостно и вместе с тем удивленно). Элла! Я только что встретил Шорти.

Элла (улыбаясь открыто и нежно). Он приходил от Микки.

Джим (опечаленно). Вот как!

Элла (приглашая сесть рядом). Сядь, Джим.

 

Джим садится. Пауза.

 

(Равнодушным тоном.) С этим кончено, Джим... Я сво­бодна.

Джим (устало). Никто не свободен, Элла... Мы свободны толь­ко делать то, что должны.

Элла. Почему ты вдруг помрачнел?

Джим. Сегодня я получил уведомление из юридической шко­лы. Я снова провалился.

Элла. Бедный Джим!

Джим. Не жалей меня! Я готов избить себя. Пять лет — а я все еще на том же самом месте. А должен был кончить в два года.

Элла. Почему ты не бросишь совсем?

Джим. Никогда.

Элла. Но в конце концов — зачем тебе быть адвокатом?

Джим. Это для меня все. (Взволнованно.) Если бы я стал ад­вокатом, я бы осмелился...

Элла. На что?

Джим. Нет, ни на что. (Помолчав; взволнованно.) Не могу объяснить... Но меня словно огнем жжет. Все эти прова­лы — удар по моей гордости. Клянусь, знаний у меня больше, чем у любого из моего класса. Мне надо учиться еще напряженней. Тружусь я чертовски много. И все так хорошо укладывается у меня в голове — все в стройной системе. А вот на экзамене, когда меня вызывают и я встаю... со всех сторон смотрят на меня лица белых... я чувствую на себе их взгляды — и вот тут голос у меня начинает дрожать, внезапно все вылетает из головы, я ничего не помню. Слышу, как начинаю заикаться... те­ряюсь... и возвращаюсь на место... Чтобы смеялся кто? Нет. Все очень добры. (С яростъю.) Скорее снисходитель­ны, будь они прокляты! На мне словно проклятье ка­кое-то...

Элла. Бедный Джим...

Джим (с горечью). То же происходит на письменных экзаме­нах. Недели напролет занимаюсь по ночам. Перестаю спать. Не остается ничего, чего бы я не знал или не по­нимал. Но вот на экзамене получаю задание. Просматри­ваю его, прекрасно соображаю, как ответить на каждый вопрос. Белые вокруг меня принимаются писать. Как они уверены в себе — даже те, у которых, я-то уж знаю, ничего в голове нет. Я же знаю все, но все куда-то улетучи­вается... исчезает. В голове пусто, я сижу как дурак, си­люсь вспомнить хоть что-нибудь... Но тех крох, что мне удается наскрести в памяти, слишком мало для экзаме­на... хотя я знаю все, что требуется.

Элла (с сочувствием). Джим, послушай. Перестань терзаться. Брось все, это совсем тебе не нужно.

Джим. Нужно больше, чем кому-либо. Нужно, чтобы я смог жить.

Элла. Что тебе это даст?

Джим. С точки зрения других — ничего. С моей — все!

Элла. Но ведь в остальном ты лучше всех на свете.

Джим (смотрит на нее). Значит, ты понимаешь...

Элла. Конечно! (С чувством.) Разве я не вижу, как ты добр ко мне! Только ты, единственный из всех, не отвернулся от меня. Единственный, кто понял меня, — несмотря на то, что я так гнусно относилась к тебе.

Джим. Но раньше... очень давно... ты относилась ко мне хо­рошо. (Улыбается.)

Элла. Ты для меня — белый, Джим. (Берет его руку.)

Джим. Белый — для тебя?

Элла. Да.

Джим. Любовь всегда светлая. (Очень робко.) А я всегда любил тебя...

Элла. И теперь? После всего...

Джим. Всегда.

Элла. Я очень хорошо отношусь к тебе — лучше, чем к кому бы то ни было.

Джим. Это больше, чем я надеялся.

 

На углу улицы появляется шарманщик.. Он играет «Анни-Руни». Держась за руки,

Джим и Элла сидят ря­дом, слушают.

 

Элла, а ты смогла бы когда-нибудь выйти за меня замуж?

Элла. Да, Джим.

Джим (словно испугался того, что она так быстро согласи­лась). О, Элла, не говори сразу. Подожди. Подумай хоро­шенько, что это значит для тебя. Подумай — я не то­роплю тебя. Я буду ждать месяцы... годы...

Элла. У меня никого нет. Мне нужно, чтобы кто-нибудь по­мог мне. И я чтобы помогала кому-то, Джим, — не то конец.

Джим (страстно). Я помогу... я знаю, что могу помочь, я отдам всю жизнь, чтобы помочь тебе... Для этого я и живу.

Элла. А я смогу помочь тебе? Смогу?

Джим. Да, о да, Элла. Уедем за границу — туда, где к челове­ку относятся с уважением, где нет различий между людь­ми... где все добры и под любой кожей видят прежде все­го человеческую душу. Я не прошу у тебя любви, — не смею надеяться на нее... Мне ничего не нужно... Я буду ждать... Мне нужно только знать, что ты добра ко мне... Быть около тебя, беречь тебя... Чтобы ты забыла про­шлое... перестала страдать. Служить тебе, лежать у тво­их ног как верный пес... склоняться над твоей постелью, смотреть на тебя, как нянька, когда ты спишь. Хочу защитить тебя от зла и горя... Отдать тебе жизнь и душу, и все свои силы... успокоить тебя, сделать счастливой, стать твоим рабом, да, черным рабом... поклоняться те­бе, как святыне... (Бросился на колени. В самоотречении; произнося последние слова, касается лбом земли.)

Элла (тронута и встревожена). Джим! Джим! Ты сошел с ума! Я тоже хочу помочь тебе, Джим! Я хочу...

 

 

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

 

Несколько недель спустя. Улица перед старой кирпичной церковью в том же квартале города. Церковь стоит во дворе, за старой железной оградой с воротами посредине. Справа и слева от ограды тянутся мрачные многоквар­тирные дома. Кажется, что своими плотно занавешенны­ми окнами-глазами они недружелюбно смотрят на про­исходящее. Зелеными шторами закрыты и высокие узкие церковные окна, расположенные по обеим сторонам тя­желой двери. Яркое солнечное утро. На улице необычная тишина, словно все затаилось и чего-то ждет. С улицы, где живут негры, доносится сильный, но приглушенный го­лос тенора. Первый куплет его песни полон какой-то детской грусти:

Порой я, как голубь печальный, тоскую,

Порой я, как голубь печальный, тоскую,

Как голубь, тоскую.

В следующем куплете выражена мечтательность и во­сторженность юноши:

Порой я парю, как орел в поднебесье,

Порой я парю, как орел в поднебесье,

Орел в поднебесье.

В третьем глубокая печаль — результат житейского опыта:

Порой я не знаю, зачем я родился,

Порой я не знаю, зачем я родился,

Зачем я родился на свет.

Песня замирает, и на какое-то время воцаряется напря­женная тишина. В нее внезапно врывается металличе­ский звук церковного колокола. И словно по его сигналу люди — мужчины, женщины, дети, белые и нег­ры — выходят из домов, выстраиваясь в два ряда, по обеим сторонам церковных ворот: белые справа, негры слева. Непримирима ненависть, с которой смотрят друг на дру­га представители двух рас. Распахиваются обе створки огромных церковных дверей, и из глубокой темноты храма выходят на солнечный свет Джим и Элла. Двери захлопываются за ними, словно челюсти деревянного идола, изрыгнувшего их из своей пасти. Джим и Элла одеты очень просто, он — в черном, она — в белом. Оза­ренные солнцем, они останавливаются, смутившись. К ним прикованы враждебные взгляды собравшихся. Они наконец замечают два стоящих друг против друга ряда людей, мимо которых им придется пройти. Вздрогнув, молодые в нерешительности останавливаются. Справа выходит шарманщик, играет мелодию «О старый, черный Джо». Когда она кончается, снова раздается удар

колокола, как бы настаивающего, чтобы все разошлись.

 

Джим (очнувшись при ударе колокола от некоторого оцепене­ния, берет руку Эллы). Пойдем. Пора на пристань. Па­роход скоро отойдет. Идем, дорогая.

 

Она хочет что-то ответить, но губы у нее дрожат. Она не в силах отвести глаза от людей, не в силах

двинуться с места. Заметив это, Джим с проникновенной нежностью показывает ей на небо, побуждая

поднять глаза вверх.

 

Взгляни, родная. Взгляни — солнце. Сколько добра излу­чает оно на землю! Почувствуй же его тепло — всем те­лом, всем сердцем почувствуй. Посмотри вверх, дорогая!

 

Элла устремляет глаза к небу. Лицо ее становится спо­койным, она улыбается солнцу. Джим мягко тянет

ее за руку, ведет через двор, сквозь церковные ворота, мимо выстроившихся на улице людей. Огромным

напряжением воли заставляет ее и себя выдержать это испытание.

 

(Волнение сказывается в истерически-восторженном, сры­вающемся голосе.) Смотри вверх, Элла, на небо. Оно голу­бое, оно благосклонно к нам. Голубое — это цвет надежды. Надежды, Элла, — для нас, родная. Небо благословляет нас. Что сказано в Библии? Падет на праведных и не­праведных. Нет, это сказано о дожде. Боже, что я го­ворю? Все смешалось... Нет на свете никакой несправедливости. Люди все одинаковы — равны... перед небом и солнцем... перед богом... Мы поплывем по морю, окажем­ся по ту сторону океана — там, где родился Христос, где человек важнее всего. Мы поплывем с тобой по морю, го­лубому морю. Скорее на пароход!

 

Доходят до поворота, минуют людей. Она по-прежнему смотрит на небо, умиротворенная и спокойная.

Он на грани обморока, лицо искажено, глаза блуждают.

 

(Кричит хрипло.) Такси! Где же оно? Такси!

 

Занавес

 


Поделиться:

Дата добавления: 2015-09-13; просмотров: 57; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав





lektsii.com - Лекции.Ком - 2014-2024 год. (0.008 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав
Главная страница Случайная страница Контакты