Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника


От чего у меня нос кривой




Мои записки отличаются от публичной «исповеди» перед ближними. Это прежде всего история достижений человека, которому дано было стать олимпийским чемпионом. Я надеюсь, что мой рассказ поможет тем, кто делает первые шаги на спортивном поприще, преодолеть робость и еще раз проиллюстрировать пословицу «не боги горшки обжигают».

Родился я 15 января 1907 года в Варшаве. Мой отец был железнодорожником, но всегда мечтал переехать в деревню и заняться сельским хозяйством. В конце концов его мечта сбылась. Мне было всего полгода, когда мы с семьей переехали в Ожарув. Кроме меня в семье было еще два брата и три сестры. Старший брат Зигмунд преследовался царской охранкой за нелегальную деятельность, в 1905 году он эмигрировал во Францию и сражался в рядах французской армии. Во время первой мировой войны в Париже он и умер. Второй брат — Тадеуш погиб под Замостьем в 1920 году. Остались у меня только сестры.

В Ожаруве я прожил много лет со старенькими родителями, которые после ухода из дома сестер надеялись найти во мне утешение. Теперь-то я понимаю, что за утешение я был им тогда...

Вспоминаю, как я потихоньку выбегал во двор, на животе проползал в собачью будку и играл там со щенками. Позже мне мама рассказывала, что ходить я начал очень рано и довольно быстро. Мальчишкой, надо признаться, я был несносным. Справиться со мной никто не мог, даже отец только разводил руками. Меня всегда тянуло открытое пространство — я ненавидел закрытые помещения, летал по комнатам, как пойманный воробей.

Мама всегда волновалась, когда я выходил на улицу. Но никакая сила не могла удержать меня в нашем небольшом саду. Я обожал бегать наперегонки с собаками, Боксом и Орионом, очень любил лошадей. Помню, когда мне было лет восемь, я вскочил на телегу, оставленную без присмотра, и погнал лошадей.

— До чего же ты непутевый,— причитала мать,— ничего хорошего из тебя не выйдет.

Отец по-своему старался меня воспитывать, но иногда у него не хватало терпения, и от его «воспитания» у меня буквально распухали уши. Он не признавал спорта, не уважал спортсменов, выше всего ценил знания, но ему так и не удалось привить мне любовь к учебе. Легче, наверное, было бы обучить астронома прыжку с шестом, чем заставить меня корпеть над таблицей умножения.

Спортом в нашей семье увлекался только мой старший брат. Он великолепно играл в лапту, но и я тоже был неплохим игроком. Часто мы убегали с мальчишками за дом на пустырь, где развертывались жаркие схватки, перед которыми по упорству меркнут олимпиады. Десятилетние спортсмены делились на две команды, водной из которых я, как правило, был капитаном и пользовался большим авторитетом.

А сколько было приключений!

Однажды я вместес родителями поехал в Хрубешов к шурину, который служил в стрелковом полку. Я много слышал об одной полковой кобыле, которая никого к себе без хлыста не подпускала. Ну и, конечно же, первым делом помчался на конюшню. Мне необходимо было всем показать, как я умею укрощать самых непокорных лошадей. Подошел я к лошади, а та схватила меня зубами за подбородок и чуть не откусила нижнюю часть щеки. Кровь залила мою праздничную рубашку. Сдерживая слезы, я еле добрался до дому и, только когда родные, обступив меня плотным кольцом, стали охать и причитать, тут-то меня и прорвало. Я заревел на весь дом.

Шрам от «лошадиного поцелуя» остался у меня на всю жизнь. Этот случай не был из ряда вон выходящим, подобные истории повторялись со мной довольно часто. Хотя меня и щадили детские болезни, я массу времени проводил в постели, обложенный примочками и компрессами. То лошадь лягнет, то собака укусит, то черный кот, верный товарищ моих детских забав, поцарапает. Поэтому мама всегда пугалась, когда я выходил из дому, и на всякий случай готовила бинты и йод. После игры в лапту я напоминал гладиатора, проведшего сражение с целой стаей разъяренных хищников. Снова и снова я выслушивал нотации о том, что спорт мешает учебе и что, по-видимому, из мальчиков с такими дурными наклонностями ничего путного не получается.

Разобиженный на родителей, шел на конюшню, где стояла моя любимая лошадь Баська.

— Здравствуй, Баська!—говорил я ей, и она вежливо подавала мне переднюю ногу.

Я мечтал иметь красивую, породистую лошадь, которая будет понимать меня с полуслова и брать мягкими, бархатными губами сахар из моих рук. Себе же я представлялся блестящим гусаром в парадном мундире... Мне тогда и в голову не приходило мечтать о спортивной карьере.

Играть в лапту, бегать наперегонки — все это было как бы частицей моего «я», все равно что еда, сон... Профессия, или, как это называл мой отец, «карьера», казалась мне чем-то далеким и недосягаемым.

— Я буду гусаром,— заявлял я, важно прохаживаясь по саду, засунув руки в карманы.

И в ответ печальный голос мамы:

— Януш! Не растягивай, пожалуйста, карманы, а то яих зашью. Какой непослушный мальчик!

Мама сдержала свое обещание. Однажды утром я проснулся и почувствовал, что произошло что-то ужасное. В аккуратно выглаженной куртке и брюках чего-то недоставало. Внимательно приглядевшись, я понял, в чем дело: исчезли карманы. Они были тщательно зашиты, а на ночном столике лежало содержимое моих карманов, сокровища, которые я не променял бы ни на что на свете: тупой перочинный ножик, веревочка от воздушного змея, несколько гвоздей, конверт с почтовыми марками, счастливая подкова, хлыстик, сахар для лошадей, носовой платок, которым, конечно же, вытирается не только нос, но и потная шеялошади...

Я чувствовал себя оскорбленным, но решил не показывать обиды: «Подумаешь, нет карманов! Полнейшее равнодушие — вот моя месть!»

Итак, теперь мне некуда было класть носовой платок, и я научился вытирать нос как все деревенские мальчишки: рукавом слева направо, что дало неожиданный эффект. Мама вдруг заметила, что кончик моего носа тоже сместился слева направо. Ничто не могло мне помочь — ни маминыкомпрессы, ни мое собственное лечение, заключавшееся в том, что я дергал нос в другую сторону — мягкий хрящик успел затвердеть.

Родители, потеряв всякое терпение и отчаявшись, отвезли меня в Варшаву к дяде. Бедному дядюшке явно не повезло, коль судьба возложила нанего воспитание такого племянника. В Варшаве у меня появилось огромное поле деятельности, гораздо более обширное по сравнению с тихим Ожарувом: можно было бегать по путям и догонять трамваи, привязывать к хвосту кошки гремящую консервную банку, стучать в окна первых этажей или играть побудку на вывесках магазинчиков. Правда, дядя тоже не оставался в долгу. За все проделки он наказывал меня довольно сурово, запирая на целый день в комнате.

Но вскоре и дядиному терпению пришел конец. Меня торжественно вернули родителям. Оставалось последнее средство: школа.

Школа Навроцкого помещалась на улице Маршалковской. С заднего двора этого заведения очень удобная лазейка вела прямо в Саский Сад. Там-то мы и нашли неплохую площадку для игры в футбол. Отец надеялся, что школа все-таки заставит меня взяться за ум, привьет любовь к учебе, книгам, тихим играм. Но, увы, родителей постигло очередное разочарование: моя страсть к футболу была непобедима. В компании таких же, как я, отчаянных сорванцов целыми днями гонял я футбольный мяч, мастерски изготовленный из старых тряпок. Даже во время перемен мы ухитрялись в школьных коридорах проводить блицтурниры, вызывая переполох среди воспитателей.

Должен признаться, что учился я тогда отвратительно. Уроки готовил только в тех редких случаях, когда был абсолютно уверен, что назавтра учитель вызовет меня к доске. Я очень рассчитывал на «везение», верил, что у каждого человека есть своя звезда, которая к нему благосклонна. Правда, «везло» мне далеко не всегда. Прошло время. Старенький тряпичный мяч заменили настоящим, кожаным, мальчишки продолжали беспорядочно носиться по пустырю круглый год, невзирая на снег, град и дождь.

В этот период начались мои первые «неудачи», связанные со спортом. Я основательно подрывал семейный бюджет: при интенсивной спортивной жизни обуви мне хватало на два-три месяца. Мама была просто уверена, что спортивные игры выдумали назло родителям.

Из школы я ежедневно возвращался в Ожарув по железной дороге и, конечно же, почти всегда опаздывал к обеду. В поезде никак не мог усидеть на одном месте, носился из вагона в вагон, выскакивал на каждой остановке, вспрыгивал на ходу, чем вызывал большое неудовольствие пассажиров и кондукторов.

Дома я тихо ел холодный суп, выслушивая длинные мамины наставления о том, какое будущее ожидает мальчиков, которые безобразничают, вечно опаздывают к обеду и заставляют волноваться своих родителей. И я, в который раз подняв на маму совершенно ангельские глаза, рассказывал историю о придире-учителе, оставившем меня после уроков...

Я не мог признаться родителям в своей пагубной любви к футболу: боялся, что они пойдут на крайние меры, заберут меня из школы, лишив тем самым общества моих друзей, «футбольной элиты».

Тогда мне и в голову не приходило, что из мальчишек, с которыми я ежедневно встречался в тени деревьев Саского Сада, вырастут звезды польского футбола: Доманьский, Сухожевкий, Задорожный, Климкевич, Люксембург, Шенайх…

Не трудно догадаться, что на экзамене в гимназию я с треском провалился, и меня отдали в общеобразовательнуюшколу. Началась новая, суровая жизнь. В школе был очень строгий режим, и без разрешения наставника никуда невозможно было отлучиться. Футбольные матчи и игры в лапту пришлось на время прекратить. Уроки я отбывал как тяжелую повинность и только по дороге домой, когда, стоя в тамбуре вагона, вдыхал свежий деревенский воздух, снова ощущал себя счастливым.

— Раз ты так любишь деревню и «свежий воздух», отдадим тебя в школу садовников,— однажды объявил мне отец.

На языке вертелся вопрос: «А поле футбольное там есть?» Но я боялся рассердить отца. Позже я пытался изменить решение родителей, но они во что бы то ни стало хотели дать мне образование и настояли на своем. Стиснув зубы, как на каторгу, пошел я в школу садовников.

В первый же день занятий я утешился, увидев, что ученики пользуются почти неограниченной свободой. Снова можно было убегать на футбольные матчи и целыми днями пропадать в компании таких же сорванцов, как и я.

В 1922 году, когда мне исполнилось пятнадцать лет, из лучших игроков был организован спортивный клуб «Претория», который, к сожалению, просуществовал недолго, так как никто из нас не обладал организаторскими талантами. Клуб распался, но в футбол я продолжал играть сеще большим пылом. Из Саского Сада мы перебрались на одну из площадей Варшавы и организовали новый клуб - «Спарта». О беге тогда я и не мечтал: все мои силы и время поглощал футбол.

В школе у меня были сплошные неприятности. Большинство соучеников серьезно относились к будущей профессии, любили садоводство, я же поступил в эту школу лишь по настоянию родителей.

Преподаватели не раз говорили мне: «Если бы ты так же учился, как играешь в футбол… Цены бы тебе не было!» Они качали головой и обменивались многозначительными взглядами. Мои же мысли в это время были далеко: «В Ожаруве организовали новый спортклуб. Непременно надо туда записаться. Выступить на поле в своих краях! Пусть все увидят, какой замечательный футболист их земляк…»

Мой спортивный дебют состоялся в шести километрах от Ожарува, на местном стадионе. Наша команда проиграла со счетом 2 : 8, но оба гола были моей работой… Через некоторое время мне предложили выступать за команду «Рух» класса «Б». Мне обещали, что я сразу буду играть за основной состав, но потом оказалось, что меня берут в дубль. Этого я перенести не мог. Да лучше выступать за основной состав класса «В», чем играть за дубль! После долгих раздумий я перешел в клуб «Сармата». Я встретил здесь многих товарищей еще из Саского Сада. О легкой атлетике тогда еще и не помышлял: все мои мысли были заняты предстоящими футбольными матчами на первенство Варшавы среди рабочих команд.

Девушки мало интересовали меня. Все свободное время посвящал спорту, к тому же был робок и застенчив. В той же степени проявлялся мой интерес и к ботанике. Заучивать длинные латинские названия растений, часами наблюдать за ними — что может быть скучнее?! То ли дело матч между «Сарматой» и «Скрой»!

Отец неоднократно пытался вернуть меня «на путь истинный», увещевал, настаивал, кричал. Но уже тогда я твердо решил, что футбол — мое призвание.

Насколько сильным было мое увлечение футболом, можно понять из следующего эпизода. В Варшаву приехала американская футбольная команда, у меня не было денег на билет, поэтому я пробрался на стадион через дыру в заборе, спрятался под скамейку и весь матч просмотрел из этого укрытия, наслаждаясь игрой. Конечно же, самой сокровенной моей мечтой было попасть в сборную футбольную команду Польши. Но увы… Этой мечте так и не суждено было сбыться.

В 1925 году я поссорился с одним из руководителей клуба «Сармата» и заявил, что выступать за футбольную команду больше не буду. Но уходить из клуба не собирался. В ту зиму, к великой радости моих родителей, я почти не занимался спортом, а целиком посвятил себя учебе.

Однажды, во время спортивного праздника, я пришел на стадион, чтобы посмотреть легкоатлетические соревнования. Я стоял в толпе зрителей, даже не предполагая, что через несколько минут мне придется принять участие в соревнованиях. Когда бегуны выстроились на старте, среди организаторов праздника произошло некоторое замешательство: один из спортсменов не явился. Кто-то узнал меня. Меня вытянули из толпы и попросили попытать счастья — заменить отсутствующего коллегу из нашего клуба.

— Эх, где наша не пропадала! Согласен!

И я побежал. Как ни странно, результат оказался не плохим. В беге на 800 м я опередил представителей команды «Скра».

В тот же день, окрыленный успехом, я согласился выступить в эстафете 5Х 1000 м. И снова наша команда вышла на первое место.

В этом же году я принял участие в соревнованиях на первенство Союза рабочих спортивных обществ, или, как его еще называли, Рабочего союза, в Рембертове: меня в последний момент уговорили пробежать кросс на 3500 м, где мне неожиданно удалось победить известного спортсмена из клуба «Полония» Шаблинского.

Я бежал по беговой дорожке стадиона вслед за Шаблинским, стараясь не отстать, копируя его движения. Но шаг Шаблинского был длиннее, и он опередил меня метров на двадцать. Я был в отчаянии. Когда до финиша оставалось 400 м, я напряг все силы, рванулся вперед и обошел соперника. На этот раз победа досталась мне нелегко — сказалось отсутствие тренированности. Потом у меня страшно болели ноги и буквально каждый шаг причинял жестокие страдания. Две недели просто не мог подниматься по лестнице.

В 1926 году соревнования на первенство Рабочего союза проходили в Маримонте. Мы с Шаблинским не были официально заявлены, но тем не менее выступили в этих соревнованиях. А в следующем году пришла первая большая радость. Я стал обладателем почетного титула «рабочий Фрайер». Фрайер был звездой польской легкой атлетики, и его всегда ставили в пример начинающим спортсменам. Я мечтал лично познакомиться с Фрайером, но, видно, не судьба... Он погиб при трагических обстоятельствах, спасая людей в горящем доме, погиб в расцвете сил. Польская легкая атлетика потеряла великолепного спортсмена.

Начало 1927 года ознаменовало новый этап в моей спортивной жизни. Я решил серьезно заняться легкой атлетикой, перенимать опыт известных спортсменов, придерживаться их советов, ознакомился с принципами рациональной тренировки. А дома продолжались жаркие дискуссии с родителями, которые по-прежнему оставались неумолимыми врагами спорта.

— Этот проклятый спорт заберет у тебя здоровье, вымотает нервы, и в конце концов ты останешься у разбитого корыта,— постоянно твердила мне мать.

Между тем мои результаты в беге улучшались. Я мог уже конкурировать с самим Шелестовским. Я бежал с ним на 3000 м, Шелестовский шел на побитие рекорда Польши. Тогда мне не удалось его обогнать, я пришел вторым. ШелестовскиЙ показал 9.11,0, я — 9.20,0.

Я постоянно выступал на стадионе «Скры» за команду «Сармата». В одном из забегов на 800 м я отстал oт основных соперников на 80 м, однако мне удалось не только сократить разрыв, но и выиграть забег с временем 2 мин. 4 сек. В тот день впервые понял, какую огромную роль играет для спортсмена поддержка публики. Зрители на стадионе словно превращаются в огромную семью, их объединяет беззаветная любовь к спорту.

 


Поделиться:

Дата добавления: 2015-09-13; просмотров: 48; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав





lektsii.com - Лекции.Ком - 2014-2024 год. (0.006 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав
Главная страница Случайная страница Контакты