РИТУАЛЫ ПРИСОЕДИНЕНИЯ И ОТДЕЛЕНИЯ

Зарубежные коммеморации 15 марта можно анализировать не только с точки зрения их тональности и нарративного фреймирования, но и как форму символического действия, как ритуалы присоединения

⁵⁰ Uj Szô, 1998, 16 March.

⁵¹ Например, в выходящем на венгерском языке молодежном ежемесячнике и в журнале для венгерских учителей появились статьи о событиях 1848 года, в которых делался акцент на модернизации страны и желании «догнать» Европу [Ifi, 1998, March] и критически анализировались националистические устремления в Венгрии в 1848 году [Katedra, 1998,March]. А лидер местного отделения Венгерской гражданской партии — самой либеральной из трех венгерских партий в Словакии — критически высказался об этнической исключительности национальных традиций: «В нынешней ситуации это только наш [венгерский] праздник, но наступит время, когда мы, словаки и венгры, будем праздновать вместе. Сейчас словацкие историки не считают его [1848 год] своим праздником... К сожалению, в Центральной Европе праздники экспроприированы... Значение [18]48 года заключается в том, что он знаменует начало polgârosodâs, и этот процесс привел к Компромиссу [18]67 года, и благодаря ему мы получили намного больше, чем благодаря Революции, кровавой и приведшей к потерям» [Полевые заметки, 1998, 15 марта].

VIII. 1848 в 1998: Коммеморативная политика

и отделения. Коммеморации служили символической реконфигурации социальных отношений, символически уничтожая одну границу и заменяя ее другой. Они связывали венгерские меньшинства поверх границ государства и гражданства с их этническими собратьями в Венгрии и одновременно отделяли их от их румынских и словацких соседей и сограждан.

Символическая драма присоединения и отделения разыгрывалась посредством того, что Пьер Нора назвал местами памяти (lieux de mémoire⁵²), посредством символов, «в которых кристаллизируется... коллективное наследие» [Nora, 1996, p.xv]. Ими могут быть исторически значимые события, славные даты и символически «заряженные» предметы, такие как статуи, мемориальные доски, флаги и гимны. Хотя такие объекты всегда многозначны и с изменением обстоятельств интерпретируются по-новому, они символизируют и воплощают чувство коллективной непрерывности⁵³.

Но чьё чувство непрерывности? И какого коллектива? В Румынии и Словакии lieux de mémoire поразительно этнизированы: коллективная память — по крайней мере — в связи с 1848 годом — определялась главным образом (если не исключительно) в этнонациональных терминах. Статуи в память 1848 года, например, сносились и перемещались в Трансильвании и южной Словакии с каждой сменой режима: после 1918 года — статуи Кошута, Бема, Петёфи и Клапки; по-

⁵² Lieux de mémoire можно перевести как «места воспоминания» или «места памяти», хотя этот термин подразумевает не только физические места или материальные предметы, но и любые вещи, вокруг которых кристаллизируются коллективная память и коллективные репрезентации.

⁵³ Пьер Нора утверждает, что в результате искоренения органических milieux de mémoire как хранилищ самосознательной, недифференцированной, живой коллективной памяти и их замены специальными, дифференцированными lieux de mémoire, это чувство непрерывности является лишь относительным и остаточным [Nora,1996, р. 1-2].