Роджерс Брубейкер. Этничность без групп. моративные события в Словакии служили заявлением о «принадлежности» (в неопределенном, но сильном смысле) венгерских меньшинств к Венгрии

моративные события в Словакии служили заявлением о «принадлежности» (в неопределенном, но сильном смысле) венгерских меньшинств к Венгрии. Присутствие государственных и правительственных представителей Венгрии на празднованиях 15 марта в Словакии и Румынии в 1990-х годах было особенно важным в этом отношении, поскольку оно ратифицировало это заявление о «принадлежности». Это свидетельствовало о решающем символическом разрыве с государством социалистического периода, когда заявления зарубежных венгров о символической «причастности» к Венгрии не получали публичного признания со стороны венгерских чиновников.

РУМЫНИЯ: ЧЕЙ 1848? КАКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ?

Как в Венгрии, так и в Румынии события 1848 года приобретают различные смыслы в разных политических контекстах. В Румынии в дискуссиях вокруг 150-летия революции тоже были предложены две совершенно различных интерпретации событий 1848 года, причем одна из них— партикуляристская и пафосная, другая — более универсалистская и беспристрастная. Согласно первой, фокусирующейся на конфликте в Трансильвании, 1848 год выступает ключевым моментом в нарративе о национальном угнетении и освобождении. Вторая концентрируется на революционных переворотах в Валахии, причем 1848 год рассматривается как ключевой момент, когда Румыния «присоединилась к Европе» благодаря участию в демократических революциях, прокатившихся по европейскому континенту.

Здесь необходимо сделать краткое историческое отступление. Ведь различные коммеморативные возможности, доставляемые революциями в Трансильвании и Валахии, в 1998 году не просто отражали недавно «изобретенные традиции», но дифференцировались как коммеморативные традиции за более длительный отрезок времени. Кроме того, они уходили кор-

VIII. 1848 в 1998: Коммеморативная политика

нями в совершенно противоположный ряд событий в 1848-1849 годах в этих двух землях; а эти события, в свою очередь, отражали весьма различные политические и этнодемографические ситуации.

Трансильвания принадлежала к землям короны Св. Стефана, т. е. к историческому Венгерскому Королевству, но в административном отношении она издавна была отделена от Венгрии как таковой. Хотя румыны составляли большинство, политическая жизнь была монополизирована мадьярской, саксонской и секлерской «нациями» — не нациями в современном смысле, но сословиями или состояниями, обладавшими правовыми и политическими привилегиями. Землевладельцы были венграми, в городах главенствовали венгры и немцы. Румынское большинство было преимущественно крестьянским, но, наряду с традиционной церковной элитой, недавно возникла и начала формулировать националистические цели национально ориентированная светская интеллектуальная элита.

Статус Трансильвании в 1848 году был предметом ожесточенной борьбы. Венгерские революционеры требовали, чтобы Трансильвания стала неотъемлемой частью Венгрии. Увлеченные либеральными идеалами венгерской революции, многие трансильванские румынские интеллектуалы во главе с филологом и издателем Тимофеем Чипариу и публицистом Георге Барициу поначалу готовы были признать единство с Венгрией. Они надеялись, что новый либеральный и демократический режим будет полезен для трансильванских румын, ускорит их экономическое, социальное и национальное развитие. Но разочарование непримиримым венгерским национализмом — особенно отказом венгров признать румынскую национальность—вскоре породило оппозицию унии. Ее возглавил философ Симеон Бэрнуциу, который полагал, что объединение представляет серьезную угрозу для румынского национального существования. Согласно этой точке зрения, которая возобладала среди