Эпизод 8 Срыв. Про меня

Это было зимой. Она уже давно была в Америке. У нас репетировали «Вассу Железнову», меня должен был встретить приятель после репетиции. Было дело в пятницу, репетиция была назначена дополнительно, так как не укладывались в сроки к спектаклю. Репетировали без режиссера, репетиция была не по плану. Шел 3 акт, кто-то что-то путал, кто-то гавкал на кого-то, кто-то что-то потерял. Я стояла на сцене и думала, что еще секунда и моя голова взорвется. Вдруг, как не на своих ногах, я пошла за кулисы, 3 акт я почти не занята, поэтому мое отсутствие не сразу бросилось в глаза. Я знала умом, что так не делается, что репетиция не только мне одной, но и моим коллегам, неважно, что я себя чувствовала уже довольно уверенно, кому-то надо больше работы и времени в этом деле, мне надо в другом, к примеру, больше работать.

Не важно, что дополнительные репетиции, в коих мало толку, назначаются для тех, кому, видимо мало 3 раз в неделю почти по 5 часов. Катя, а ты не можешь уже 3 месяца написать главу диплома, убрать комнату, найти нормальную работу, ты со стопятого раза осваиваешь компьютерные программы и технику, и чем ты гордишься? Что выучила 20 страниц печатного текста и уверенно вертишься по сцене……Пока длился мой самокритичный внутренний монолог, даже не собирая вещей, схватила сумку, пальто, платок и выскочила на улицу. Стала часто-часто дышать , рванула в Арбатские переулки. Бежать! Бежать! Нет ее со мной, нет моей подруги! А по сути нет никого у меня больше… Глаза поймали лик Спасителя, нарисованный на церкви в Филипповском переулке. Я как-то всегда когда бежала на репетиции на него смотрела. Никогда не крестилась на церкви, но на него вот всегда. Но тут я даже отшатнулась, столько в нем прочитала укора. «Не могу!»-крикнула я ему , так что эхо на весь пустой Филипповский. «Не могу! Выше сил! Кому это надо? Я не актриса! Что я в самом деле какая Фаина Раневская, что я угрохала все свое живое и человеческое об подмостки и ничего во мне не осталось! Вот Фаина Раневская хоть читала Пушкина, а я играю в «Онегине» и тихо ненавижу этого Онегина, да простят меня пушкинисты!

Что же так уже врать-то?

А Спаситель смотрел на меня и будто говорил : «Но ты же хотела играть! Ты хотела большие роли! Ты же просила этот крест! Ты ведь хотела! Никто не виновен, что ты по своим личным прихотям теперь не хочешь чего-то! »

Я подумала: «Вот если бы сейчас играла она со мной на сцене, я бы сказала ей примерно так, она бы согласилась со мной!» А мне некого было убеждать кроме себя. А саму себя я плохо слушалась всегда.

«Где ты? Надя!»-шепнула я в мокрую перчатку и побежала, не разбирая дороги, побежала во дворы. Я долго, долго бегала, потом подумала, что меня уже у метро ждут, холодно и времени много. И тут я вышла в какой-то угол, страшновато было рядом с гаражами, надо выбираться отсюда. Знакомая крыша…где я? И тут я поняла, что передо мной стена нашего театра только с другой стороны. И вот здесь я завыла, дико, по-звериному. Я уперлась в стенку руками и подумала, что мало отсюда в Америку бежать….

Мне вспомнились слова моего папы, который работал в театре много лет, делал декорации. Слова о том, что из театра уйти практически невозможно.

Меня благополучно встретил приятель у метро с вопросом: «Тебя что там, душили за кулисами?»

Я рассмеялась : «Ага, трагедией в углу!»

- «А репетиция как?»

-«Хорошо!»

Вот и разговор. . Невозможно проститься с тем, во что пророс корнями, Почему так рвалась? Да лучше сделать то, что хочешь, лучше рвануть и пусть будет больно, чем не сделать и думать об этом 24 часа в сутки.