Глава 3. Погружение.

Утро выдалось солнечным.

Панси хмуро покосилась на нахальные косые лучи, медленно ползущие по столу, и подавила желание цыкнуть на них — они все равно никогда не слушались. Стихия огня во всех своих проявлениях — воплощение настойчивости и беспорядка.

Действительно, абсолютно во всех.

Перо небрежно улеглось на пергамент, и Панси опустила голову на руки. Гарри. Снова — Гарри.

Так легко было предугадывать Луну — с Лавгуд и не могло быть иначе. Возвращаясь каждый вечер в их спальню, усталая и обозленная Панси могла брюзжать, ворчать, молчать или ругаться — Луна всегда находила нужные слова и вопросы, умудряясь разговорить и отвлечь. Улыбаясь, невинно хлопая ресницами, разыгрывая то обиды, то капризы, то «я соскучилась», она каждый раз выискивала новый путь через усталость и раздражение, пробираясь внутрь, в самую душу, вся — вместе со своими тонкими пальчиками и миниатюрными ножками. И усаживалась там с таким видом, что не растаять и не усмехнуться, не притянуть к себе, зарываясь лицом в шею, машинально распутывая очередную непостижимую прическу, просто не получалось. Даже у Панси.

Так спокойно и просто было с Драко — ровным, снисходительным, вечно сосредоточенным на беспрерывно крутящейся в его голове массе дел, перемещений, встреч и событий, и при всем этом чертовски родным и понятным. Малфой оставался слизеринцем, даже засыпая в ее объятиях — он терялся, когда его привязанности озвучивались вслух, обходился минимумом ненужных слов, а во сне всегда стягивал на себя одеяло.

Панси просчитывала их обоих на раз — и Луну, и Драко, как самое родное, что может быть в жизни. Как то, что воспринимаешь уже даже не сердцем, не разумом, а будто всей кожей — они оба вросли в нее, став частью быта, жизни, сути существования. Они составляли ту самую опору, на которой строился мир Панси — рафинированный, насмешливый и отстраненный Малфой, и теплая, везде проникающая и все понимающая Лавгуд.

В их реакциях глупо было сомневаться. С самого начала предполагалось, что Драко выдаст весь спектр возможных проблем, которые ждут их с появлением сына, а Луна заведет излюбленную жалостливую шарманку, причитая и всплескивая руками. Временами Панси казалось, что, дай Лавгуд волю, та завернет ее в вату, спрячет под одеялом и не допустит вообще никуда. Лишь бы, что называется, ничего не случилось. Невозможная паникерша.

Хотя в одном Панси ее понимала — эмпат, как выяснилось, не просто ощущал все, что происходит с другими. Он еще и чувствовал их печали на своей шкуре.

Совершенно и абсолютно точно было известно, что беременна только одна из них — а мутило по утрам, что характерно, обеих. Луна тихо и молча страдала, а Панси, глядя на нее, пугалась даже подумать, что будет с Лавгуд, когда придет время рожать.

У Малфоя при виде очевидных, но от того не менее странных последствий токсикоза для находящегося рядом эмпата, только все больше округлялись глаза. Гарри же снова повел себя, как вылитый Гарри. То есть — как угодно, но только не так, как Панси казалось логичным.

Прежде всего, он почему-то поддержал ее с самого начала — и, Мерлин его побери, в ответ на сообщение о случившейся без его на то предварительного согласия беременности, Панси меньше всего ожидала увидеть в глазах Поттера не упрямую ярость, а бешеный, едва сдерживаемый восторг. Гарри довольно бесцеремонно вытряхнул Лавгуд из ее же собственной спальни и всем своим гордым видом демонстрировал, что был бы рад там и поселиться. Он доходчиво и жестко запретил Панси работать по вечерам, переплюнув по части убедительности даже Луну, способную своим бесконечным нытьем доконать, наверное, даже Снейпа.

Гарри устроил Паркинсон выволочку, застукав при попытке аппарировать в другой конец замка, потому что где-то когда-то читал, что это может повредить магическому полю ребенка — и Панси едва ли не впервые за последнюю пару лет поперхнулась возражениями, глядя в его пылающие глаза. Ей и в голову не приходило, что Гарри может так отчаянно, так дико нуждаться в такой простой вещи, как ребенок — и просто не понимать этого, пока оно не пришло в его жизнь. Нуждаться так же сильно, как она сама.

Поттер был тем, что никогда не получалось разложить по пронумерованным полочкам. На него можно было только смотреть — и пытаться верить, что он всегда искренен, пусть и не понимая, что именно им когда движет. Гарри будто олицетворял собой всю нелогичность и иррациональность мира, и рядом с ним можно было бы рехнуться, если бы он не был Гарри.

Тем, кто понял ее в самом главном, когда не поняли те, кто был Панси ближе всего. Тем, кто первым умудрился почуять одним ему ведомым образом, какой безотчетный страх начал с каждым днем все сильнее приходить на смену ее решимости. Какую неуверенность и беспомощность она ощущала, с трудом заставляя себя вставать по утрам с постели, копаясь в бумагах, разбирая личные дела или решая мелкие бытовые задачи, которые ученики ежедневно предоставляли по самое не могу.

Как сильно она сейчас нуждалась даже не в поддержке — в защите. В том, чтобы кто-то взял на себя руководство ее жизнью, ее настоящим и будущим, и целовал в лоб перед сном, обещая — все будет хорошо. Ты только не беспокойся.

Панси не умела доверяться и не беспокоиться, и то, что Гарри чувствовал даже это, безмолвно возникая за ее спиной каждый раз, когда хотелось до крови прикусить губу, чтобы не сорваться на очередного упрямца и не разреветься самым бездарным образом, сейчас перевешивало все. Всю его сиюминутную неразумность и вспыльчивость, всю горячность и так претившую Панси демонстративность.

Он вырастал, как стена, осаживая и наводя порядок одним взглядом и парой негромких, тяжелых слов, притягивал ее к себе, отдавал распоряжения, уводил в их комнаты — и исчезал, непостижимым образом наколдовав рядом Луну. Исчезал именно тогда, когда Панси начинала чувствовать, что и впрямь уже хочет просто расплакаться — от облегчения. А такую глупость она позволяла себе только при Лавгуд…

Они выстроились вокруг нее в какую-то странную, правильную круговерть, все трое — и, непонятно как, но выстроил их именно Гарри. Только он понимал, что с ней происходит, только он всегда чувствовал, что можно, что нельзя, а что необходимо прямо сейчас — временами даже раньше, чем Панси чувствовала это сама. И ни Луна, ни Драко почему-то больше не пытались спорить, разглагольствуя о личной свободе или правах Паркинсон на свои решения.

Панси с легкостью воспротивилась бы, если бы не нуждалась так страшно и неотвратимо сейчас именно в том, чтобы кто-то убрал ее свободу подальше и подарил вместо этого уверенность, что ей не обязательно и дальше тащить на себе весь груз привычных забот. Что она может расслабиться и уделять хаосу окружающего мира чуть меньше внимания, чем это было всегда. Сосредоточиться на себе.

За одну только уверенность можно было бы продать душу, оставайся она у магов. Хотя заботы, как раз, остались.

И прямо сейчас и охранное заклятье, и ее собственное чутье отчетливо подсказывали, что ей пора вставать и двигать наружу, к главному входу — туда, где ждали непрошенные и незнакомые гости. Двое магов, земной и воздушный, скорее всего — новички.

Точнее, в любом случае новички. Выйти-то отсюда они уже точно не смогут.

Гарри появился буквально за секунду до нее, аппарировав и возникнув из воздуха прямо перед носом девушки.

— Добрый день, — вежливо сказал ему рыжеватый юноша лет шестнадцати, между делом косясь на Панси.

Спутник парня, суховатый мужчина лет сорока, только осторожно кивнул.

Поттер здоровался, пожимал руки и делал еще какие-то привычные телодвижения, а Панси все разглядывала странную парочку, изумляясь про себя и тому, что их — двое, и чему-то еще, что отчетливо ощущалось, но никак не облекалось в знакомые понятия.

Парами сюда перестали приходить еще с тех пор, как в шотландской резервации закончились последние сомневающиеся. С тех пор маги либо появлялись поодиночке, либо их приводил вездесущий Драко…

— То есть — как? — вдруг неприязненно переспросил мужчина, выбив Панси из раздумий.

Гарри пожал плечами и улыбнулся.

— Никто не покидает Уоткинс-Холл до окончания обучения, — непринужденно заметил он. — Это — общее правило.

Вот теперь стало ясно, что обучение мужчину и не интересовало — по тоскливому, раздраженному взгляду, который он бросил на своего спутника. Тот же только что не подпрыгивал от возбуждения.

— А если меня не заинтересует то, что вы тут преподаете? — осведомился мужчина.

— Значит, будете просто здесь жить, — спокойно ответил Гарри. — Но покинуть замок вам все равно не удастся. Защита никого не выпускает обратно. В мир людей вернуться можно, только получив наше разрешение.

Мужчина презрительно хмыкнул — и рука юноши тут же ненавязчиво улеглась на его плечо.

Они слышат друг друга, вдруг с изумлением поняла Панси. Они связаны — вот что не так. Этот нахал привел сюда своего воспитанника, причем — совершенно ясно, кому именно из них приспичило наведаться в края Гарри Поттера. Он просто не смог отказать воспитаннику, который, похоже, вертит им, как захочет…

Мальчишка ей нравился — хотя бы тем, что уже с интересом рассматривал сосредоточенно изучающую их скульптуру.

— Кто вы? — перебив возражения наставника, спросил он.

Это был первый маг на памяти Панси, который с ходу додумался заговорить с воздушной проекцией.

— Твое будущее, — негромко ответил сидящий на постаменте юноша.

Гарри вздрогнул и обернулся — проекция тут же подернулась дымкой и смазалась, почти теряя контуры.

Мальчишка шокированно моргнул.

— Кто это? — почти прошептал он.

— Еще узнаешь… — вздохнул Гарри. — Ребята расскажут.

Вообще-то, Панси никогда не поддерживала эту странную манеру Поттера пускать настолько немаловажные вещи на самотек. Слишком о многом новички узнавали через третьи уши. Но Гарри категорически не желал изменять заведенный порядок — он был уверен, что «страшилки» подействуют лучше, если будут исходить от ровесников, а не от учителей.

— Сколько человек здесь живет? — поинтересовался мужчина.

— Двое, — в тон ему ответил Гарри. — А магов — больше двух сотен.

— И как вы поддерживаете порядок в такой толпе?

Панси прекрасно расслышала, что он прощупывает — просто из спортивного интереса — можно ли будет взломать систему, если ему вдруг понадобится выбраться. Или просто слегка повлиять на правила.

Гарри нехорошо усмехнулся.

— В крайних случаях — силой, — сообщил он. — Беспорядок любой из нас способен услышать через пару секунд, и любой же способен остановить.

Бровь мужчины насмешливо изогнулась.

— Любой беспорядок, — с нажимом повторил Гарри. — Включая спонтанный выброс стихии. Как видите, нам это не вредит — в отличие от прочих магов.

Мальчишка уже восхищенно таращился на него — во все глаза, нетерпеливо переступая с ноги на ногу.

— У вас есть выбор — принять правила и жить здесь, работая наравне со всеми, или попытаться проверить нас на прочность и умереть. Я не могу гарантировать сохранности жизни тем, кто не желает придерживаться установленного распорядка.

— Тогда почему бы не отпускать тех, кому здесь не нравится? — хмуро спросил мужчина.

— Потому что тогда я не смогу гарантировать сохранность мира людей, — просто ответил Гарри. — Чем больше магов здесь, тем меньше их там. И тем меньше вероятность, что еще один решит повторить подвиг мага, развязавшего вторую войну.

Панси напряженно наблюдала за ними. Проглотят. И эти тоже — проглотят. Все всегда ерепенятся поначалу, и все потом прогибаются. Гарри прав — магам нужен вождь, как и людям. Нужен тот, кто в некоем глобальном смысле возьмет за них ответственность — на себя.

Пусть ни один из них никогда в этом не признается, но все они рады быть здесь, где кто-то уже придумал, как именно сделать жизнь сносной.

— Пойдемте, я покажу вам жилые комнаты, — сказала она, обращаясь к мужчине. — До завтра можете знакомиться, осматриваться и выбирать, где хотите жить, чем заниматься и какую работу выполнять.

— И как вы тут живете? Коммунами? — задал вопрос тот, бросив неодобрительный взгляд на юношу, снова заинтересовавшегося проекцией на постаменте.

— Кому как нравится, — усмехнулась Панси. — Большинство в одиночку, некоторые — группами. Или парами, — добавила она, глядя на них.

Юноша совершенно ощутимо смутился. Прелесть какая, насмешливо подумала Панси. Малфою ты точно понравишься — таких птенцов у него, кажется, еще не было. Таких очаровательно стеснительных.

Мужчина вспыхнул и, поджав губы, кивнул ей, соглашаясь пройти внутрь. Панси помедлила и, мимоходом улыбнувшись Гарри — не дергайся ты уже, сама отведу… — направилась к замку.

Ей ее новый питомец нравился куда меньше.

* * *

Если бы кто-то спросил Северуса Снейпа о его жизни, ответ был бы коротким и исчерпывающим — конечно, если бы этот кто-то предварительно вообще набрался смелости задавать подобные вопросы магу, занявшему место одной из ключевых фигур в прошедшей войне.

Впрочем, как и в предыдущей.

Войну делают теневые фигуры, а не герои — вот что из года в год читал бывший профессор Алхимии в глазах таких же, как он, изгнанников. Герой способен воодушевлять, поддерживать и наносить последний удар — но только незримое окружение выстраивает нужную цепь обстоятельств, чтобы он смог однажды ими воспользоваться. И от свиты — от тех, чьи имена всегда остаются по другую сторону страниц — не в меньшей степени зависит, куда повернет история.

Иногда Северус проклинал резервацию — здесь обитали те, кто умел делать выводы, глядя на события без прикрас. Те, кто знал, что случилось на самом деле — даже не потому, что видел, а просто складывая элементарные два и два. Те, кого можно было заставить молчать — но кому никогда не получалось вдолбить, что они ошибаются.

Их взгляды прошивали насквозь, высвечивая в нелюдимом алхимике что-то, чего в нем отродясь не водилось, и Снейп каждый раз ловил себя на желании, скрипнув зубами, осадить хоть кого-нибудь — и как можно быстрее пройти мимо. И все чаще хотелось вообще больше никогда не выходить из дома.

Желание отдавало привкусом усталости и малодушия. Северус язвительно посмеивался над самим собой, но при встречах с магами снова отводил глаза.

Он тоже знал, что случилось на самом деле.

И не желал никогда — ничего — слышать об этом. Ни от кого.

В мире хватало других забот, чтобы постоянно перетряхивать одно и то же. То, что произошло когда-то, имело значение лишь в прошлом, и — это Северус знал наверняка — если он снова собирается выжить, ему придется вычеркнуть из своей жизни и эту страницу. Раз и навсегда.

Взгляды мешали так отчаянно и пугающе, что, наталкиваясь на них, он терялся и на крошечные доли секунды переставал понимать — таким ли уж верным было казавшееся когда-то единственно возможным решение. Снейп отдавал себе отчет, что другим выходом стала бы смерть, и только она — он помнил умирающего среди призраков поместья Блэков Драко, помнил, как шаг за шагом бездна поглощала не пожелавшего отступить юношу. Он помнил себя, когда-то балансировавшего на той самой, едва ощутимой грани.

Северус не хотел умирать.

Хотя, если честно, жить он тоже уже давным-давно не хотел.

Жизнь в очередной раз отвесила пощечину, превратившись в хрупкое, еще по-мальчишески угловатое тело на руках рыдающего Поттера. Оставшись отблеском каминного пламени в смеющихся синих глазах, в тонких длинных пальцах, обхвативших ножку бокала, в налипших под пеленой дождя на лоб волосах, в неуверенной смущенной улыбке — и память о ней разъедала так, как не могли никакие зелья.

Потребовались годы, чтобы память ушла. Годы молчания, тишины, замкнутости — и тоскливой беспомощности, когда она внезапно обрушивалась на сведенные усталостью плечи, откликнувшись на скрип входной двери, вкус вина или шепот ветра. Всегда находилось что-то, от чего еще не успел научиться защищаться.

Время от времени появлялся Драко, и, глядя в обрамленные едва заметной тонкой сетью морщинок глаза молодого мага, Северус видел самого себя — того, каким ему не было позволено стать. Путь, которого не заслужил и сути которого — до сих пор, никогда, никак — не понимал.

Он мог только надеяться, что его воспитанник действительно умудрился получить больше, чем обещала судьба стихийного мага. Получить, удержать, осознать. И научить этому других — юных, наивных, все еще полных сил и веры, что жизнь может быть и такой тоже. И у них — тоже.

Это была одна из причин твердо знать — такой путь не для него. Молодежь может выискивать что-то свое, другое, новое — если им нечем больше заняться. Северус не мог избавиться от ощущения, что финал все равно одинаков у всех, рано он придет или поздно. И Драко — всего лишь исключение, подтверждающее очевидное правило.

Ему повезло. Полагаться же на везение Северус не считал допустимым — да и попросту не умел. И подозревал, что уже не научится.

Годы перекрыли боль и беспомощность, похоронили горечь вины, приглушив ее, спрятав под толщей дней и забот. Забот, к счастью, хватало — особенно в первые месяцы, когда Магический Мир захлебывался в собственной агонии, беспорядочно мельтеша в попытках разгрести последствия второй подряд разрушительной долгоиграющей бойни. Экономический кризис, о котором так беспокоился Драко, и на котором — Снейп в этом не сомневался — юный Малфой наверняка успел нагреть руки — погрузил страну в многомесячный адский кошмар.

Взлетевшие до небес цены, политические дрязги и непомерное давление на правящий аппарат, истерика в газетах по поводу причин и мотивов — все это закономерно привело к тому, что каждый мнящий себя мыслящим человек поспешил примкнуть к какой-нибудь партии, обещающей светлое будущее без ошибок и войн. Партии плодились с бешеной скоростью, раздирая на части не способный противостоять одновременно и истерике народа, и интригам стран-соседей Визенгамот.

Внешние кредиты частично прикрылись, а частично превратились в безжалостную обдираловку, куда больше напоминающую атаку стервятников, чем руку дружеской помощи. Недели, когда давно привычный и доступный любому волшебнику Гринготтс был без объяснений закрыт, а толпа осаждала его двери, Северус до сих пор вспоминал с содроганием.

Магическую Англию расколола революция, не приведшая толком почти ни к чему. Долговая яма, в которую бухнулось не готовое к послевоенной депрессии правительство, должна была устраниться в любом случае — так или иначе, и ничего удивительного не было в том, что почти три года спустя инфляция докатилась таки до финальной точки. Передушив политическую оппозицию и распотрошив заначки в виде капиталов сгинувших в первой войне чистокровных семей, она поставила жирную точку на возможном возрождении Визенгамота в том виде, в каком он существовал столетиями.

Стихийные маги снова прошлись красным пунктиром через очередную страницу истории.

Никто больше не решался их трогать — и никто больше не мог чувствовать себя спокойным, зная, что они существуют. Партия в их защиту не набрала нужного числа голосов, чтобы иметь хоть какой-то значимый вес в правительстве, но тот факт, что она существовала и — это Снейп знал просто наверняка — была основана исключительно людьми и только на их средства, говорил сам за себя.

Не знать наверняка было сложно хотя бы потому, что Северус отлично помнил истерический смех Драко, когда тот рассказывал о реакции Лавгуд на эту новость. По его словам, Луна едва не впала в кататонический ступор, лихорадочно пытаясь осознать, кто же именно из ее приспешников додумался основать партию за их спинами — и отказываясь соглашаться с тем, что людям уже не требовались пинки в зад. Хватило своевременных ударов по лбу, которыми стали ее подпольные листки во время хаоса второй войны.

Северус знал и о том, что Отдел Тайн возобновил исследование стихийной магии — в первую очередь, потому, что был знаком с теми из магов, кто шел на добровольное или не очень сотрудничество с Министерством в этом вопросе.

Элоиза Твиннесс, стерва редкостная и потому существо в решении организационных вопросов резервации крайне полезное, без лишних экивоков согласилась, что подобных магов требуется уничтожать либо изолировать. Что, впрочем, и подразумевало — уничтожать, просто чуть позже. Всех, кто был изолирован, когда маги рисковали своими шкурами, блокируя британские города, убрали быстро и качественно в кратчайшие сроки сразу же, как только война закончилась.

Убрали просто — отравив белладонной. В резервации очень кстати оказался один немногословный и не склонный морщить нос от перспективы запачкать руки еще одной серией убийств опытный зельевар.

Каждый живущий здесь знал, что за рядами одинаковых домиков находится кладбище — аккуратное, ровное, с невысокими тонкими планками одного из четырех цветов. Каждый знал, почему оно не прекращает расти — маги умирали, в том числе и сами по себе. Никто и никогда не ходил туда — по крайней мере, об этом Северусу ничего не было известно — но его присутствие ощущали столь же явственно, как зов стихии в привычно кошмарных снах.

Снейп тоже помнил о нем. Хоть и тоже ни разу там не был.

Никогда не питавшая приязни к бывшему профессору, а ныне просто алхимику Элоиза, тем не менее, информацией делилась исправно, чужую также всегда выслушивала, а принимая решения, исходила исключительно из соображений безопасности. Люди не должны снова вмешиваться в уклад жизни изгнанных магов, чудом получивших подобие права на подобие свободы, и если ради этого снова приходится убивать — значит, тому так и быть.

Иногда Северусу казалось, что она уж слишком «не человек», даже при том, что женщина. Впрочем, последнее в глаза вообще не бросалось.

А еще Элоиза была единственной в опустевшей больше чем наполовину резервации магов, кто не пытался смотреть на него понимающе. За одно это ей можно было простить и стервозный характер, и привычку ненавязчиво втягивать Снейпа в свои дела — будто больше не с кем было ответственность разделить…

Временами мечтая испепелить въедливую гадюку, Северус, памятуя о сдержанности порядочных магов, только выдыхал сквозь зубы и молча выслушивал очередной холодный поток ее отстраненных, будто бы в потолок, излияний. Но в такие дни, как сегодня, ему казалось, что за информацию, которую она никогда — почему-то именно от него — не скрывает, Элоизу почти можно терпеть.

Ну, хорошо — не только терпеть. В конце концов, в свое время она тоже не бросила резервацию и не рванулась под крылышко Поттера — в отличие от немалого количества безмозглых и безнадежно юных магов.

О школе Поттера Северус не желал даже слышать. До сегодняшнего дня. И не желал бы и дальше, не окажись мисс Твиннесс такой назойливой в желании поделиться текущими новостями — сова ей их, что ли, на крыльях приносит…

И все же было трудно удерживаться от хотя бы мысленных проклятий непонятно в чей адрес, выходя за границу поселения — туда, где заканчивался антиаппарационный барьер. Координаты места назначения у Снейпа были всегда, и он был бы только рад никогда в жизни так ими и не воспользоваться. Даже прямо сейчас был бы рад повернуть обратно, будь у него хоть какой-нибудь иной способ.

Рывок перенес Северуса к высоким, с аркой из черного мрамора, воротам. Невольно запрокинув голову, он отступил на шаг — и остолбенел, вглядываясь в выбитую в камне надпись.

«Уоткинс-Холл».

Рехнуться можно… — ошеломленно подумал Северус, отводя взгляд. Уже чушь всякая мерещится…

И толкнул тяжелую дверь.

Та распахнулась, открывая взору широкую, обрамленную садом площадь, за которой возвышался огромный и, судя по всему, старинный замок. Неплохо устроились, мысленно фыркнул Снейп, оглядывая двор и машинально подмечая, что пустынным он только кажется.

Из-за кустов одновременно высунулись две женские головки — и, улыбнувшись профессору, нырнули обратно. Справа и слева доносились монотонные негромкие голоса, мальчишеский смех, а, пройдя вглубь, Северус наткнулся на парня лет двадцати в одних замызганных брюках — тот тяжело дышал, опираясь на лопату, и разговаривал с кем-то, не видимым за деревьями.

Короткий брошенный взгляд был таким же безучастно приветливым и учтивым. К ним что, сюда каждый день гости шляются? — с привычным раздражением подумал Снейп.

На широких ступенях крыльца топталась девчонка с палочкой в вытянутой руке. Хмуря светлые брови, она сосредоточенно бормотала заклинания, сгребающие мусор в аккуратные кучки. Когда она обернулась, Северус узнал Маргарет Уилкс — глупышку, первой повесившуюся на шею Поттеру в качестве потенциального ученика и потянувшую за собой десятки других магов.

А может, и сотни. Снейп только сейчас понял, что даже примерно не представляет, сколько существ обитает здесь, в этом замке. Под этим пресловутым поттеровским крылышком.

Маргарет почему-то смутилась и, кивнув профессору, бросила куда-то влево странный сочувственно-понимающий взгляд. Северус невольно обернулся — и задохнулся, почувствовав, как земля, качнувшись, стремительно уходит из-под ног.

Прямо на него смотрели знакомые до боли пронзительно-синие глаза. Их обладатель сидел на невысоком, фута в три, постаменте, согнув одну ногу в колене и поджав под себя другую, вцепившись побелевшими тонкими пальцами в мрамор, напряженно наклонившись вперед. Губы едва шевелились, будто мальчик пытался что-то сказать — и не мог произнести ни слова.

— Северус! — как сквозь толщу ваты услышал Снейп чей-то голос из-за спины. — Мерлин, Северус!

Настойчивые руки ухватили его за локоть, развернули — Снейп машинально оглянулся через плечо, снова ловя беспомощный и какой-то отчаянный взгляд синих глаз. А потом, осознав, что на нем едва не висят, рывком освободился от нежданной хватки и, глядя в возбужденное, радостное лицо Гарри Поттера, впервые за последние годы поймал себя на отчетливом и ярком желании размахнуться — и вколотить ему очки между глаз.

Ни за что, просто так. Ни за что.

За все.

* * *

Даже полупустая гостиная почему-то всегда вызывала ощущение негромко, на одной ноте бурлящей толпы. Дэнни почти успел привыкнуть к мысли, что здесь, дома — в Уоткинс-Холле, — он не остается один никогда, даже если забьется в уголок собственной спальни, завесив окна и закрыв двери на все замки. И подозревал, что это слабо зависит от того, останется ли он здесь навсегда или когда-нибудь сможет уехать.

Что-то незримое, неощутимое присутствовало рядом с ним постоянно, пробиваясь через любые заслоны, будоража кровь до дрожи в кончиках пальцев — как неясное, не формулируемое словами предчувствие, как безрадостное, но неотвратимое предвкушение. Как нависшая над ним горькая, раздражающая и пугающая предопределенность.

Мисс Луна на все сбивчивые попытки рассказать, что не так, не выдав при этом бездны собственного страха, только грустно улыбалась, трепала его по вихрам и просила «держаться», туманно намекая на некое «большое будущее», для Дэнни пока совершенно абстрактное.

Не то чтобы он не верил в то, что — возможно — случится когда-то. Он отчаянно хотел настоящего — мирных снов, почти забытого уже ощущения правильности, покоя и тихой гармонии с окружающим миром, ускользнувших из пальцев еще полтора года назад. Гармония треснула и осыпалась шуршащими осколками, когда Дэнни нечаянно заглянул в горящие глаза взбешенного Льюиса — и увидел там больше, чем когда-либо жаждал узнать о чужой душе.

Во всем, что касалось жизни и смерти, Льюис был храбр и щедр — но его взгляд сказал, что он так и не смог решиться хоть на один шаг навстречу тому, в чем нуждался. Ему было проще убить человека, чем собственный страх. И, стоя над могилой огненного мага три дня спустя, Дэнни пытался избавиться от пугающей мысли, что, кажется, мог бы все это остановить… если бы чуть больше верил в себя. Если бы не боялся сам — быть собой.

Потому что Маргарет тоже плакала — единственная из всех. Остальные ошарашенно осмысливали произошедшее и шушукались по вечерам, обмениваясь пугающими подробностями, а Дэнни слушал все это — и знал, что теплым сентябрьским вечером на холмах Уоткинс-Холла появилось две могилы, а не одна. Просто второй никто не заметил, потому что тень Маргарет все еще здесь.

Девушки, которой он, наверное, мог бы помочь — если бы вмешался в происходящее вовремя. Если бы не прикрывался перед самим собой малодушной мыслью, что его не касаются чьи-то проблемы и чья-то трусость.

Мысль пугала до холодной испарины — а после каждого разговора с мисс Луной выкристаллизовывалась в тяжесть и горечь ощущения, что верных ответов не так уж и много. Его учитель не видела в смерти трагедии — она видела знаки, и Дэнни тоже постепенно привыкал к тому, что смерть Льюиса — не его вина, а его предупреждение. Никто не имеет права вмешиваться в чужую жизнь, брать на себя смелость ломать чужие устои и вытряхивать наружу чужую боль, переплавляя ее в осознание, в воспоминание, в новую веру. Никто не имеет права.

Но водный маг — возможно — должен.

Каждый раз, когда эта мысль подбиралась поближе, Дэнни пугался до звона в ушах — но он больше нигде не мог спрятаться от нарастающей какофонии неосязаемого, почти неощутимого и совершенно непереводимого в слова невнятного потока кружащих рядом эмоций.

Я не понимаю! — хотелось закричать ему временами прямо в чье-то лицо. Я ничего не понимаю, я только чувствую! Что вы все от меня хотите?!..

Иногда он срывался, и тогда приходила мисс Панси, рядом с которой почему-то все мелкое начинало выглядеть мелким, важное — важным, а решения формулировались легко и естественно.

Иногда Дэнни завидовал мисс Луне так, что обижался до слез на весь мир, включая собственную стихию. Впрочем, в другие моменты он жалел себя до того же самого.

И никогда не мог понять — это все так мучаются или он один такой глупый, что вечно усложняет простое?..

На этот вопрос лица упрямо не давали ответов. Отстраненность, сдержанность, показное легкомыслие или, наоборот, демонстративная вдумчивость — привычный фасад стихийных магов. Временами Дэнни переставал понимать — чем, в таком случае, они отличаются от людей? Те же тоже постоянно что-нибудь прячут.

Уж лучше бы я был человеком, с тоской думал он, глядя в окно. По крайней мере, я бы никому ничего не был должен…

— А это наша гостиная! — донесся до него снисходительный голос Мелл. — Точнее, это просто зал, но всем почему-то нравится считать его общей комнатой для сборов и отдыха. Если вам вдруг захочется убедиться, что в этом замке полно других магов, просто зайдите сюда перед сном — тут постоянно кто-нибудь топчется.

Дэнни невольно фыркнул и обернулся — Мелани стояла в дверях, сложив на груди руки, и скептически оглядывала расползшийся по углам народ. Рядом с ней с абсолютно тем же выражением лица замер мужчина лет сорока — Дэнни едва не сверзился с подоконника от удивления, когда осознал, что он и впрямь вдвое старше Мелл. Магов такого возраста здесь еще не было, и мальчик давно уже тихо подозревал, что их попросту не бывает.

Разговоры мгновенно стихли — теперь все с интересом рассматривали новичка. Точнее, двоих — за спиной мужчины обнаружился рыжеватый парень с настолько лихорадочно бегающими глазами, что создавалось ощущение, будто мир проносится перед ним с бешеной скоростью, и он все время боится что-нибудь в нем пропустить.

— Кристиан Эббинс, — коротко сообщила Мелл, представляя мужчину. — И Шон Миллз, — легкий кивок в сторону парня.

Дина тут же выдала томный оценивающий взгляд из-под угольно-черной челки, от чего Шон слегка смутился и с вызовом выпятил подбородок, а Фил закатил глаза и фыркнул, толкая девушку локтем в бок.

— Так это про тебя весь день говорят, что ты мистера Уоткинса разговорил? — с интересом протянул Брайан.

Он лежал прямо на ковре у камина, закинув руки за голову, и уже с полчаса, если Дэнни не изменяла память, сосредоточенно рассматривал потолок.

У Шона загорелись глаза.

— Так это и есть мистер Уоткинс? — выдохнул он. — В честь него школу назвали?

— В честь него, скорее, назвали замок, — задумчиво хмыкнул Брайан. — Он же герой войны, магами на блокадах руководил…

— Не слушай ты его, — процедил, отрываясь от шахматной доски, Натан. — Просто Джерри Уоткинс был другом Гарри Поттера, вот его и увековечили. А мертвых героев войны и без него, как гиппогрифов нерезаных. На каждого памятников не наставишься.

Кристиан — и Мелл — так и стояли в дверях, словно пытаясь слиться со стенами. Мелани привычно наблюдала, мужчина вслушивался со странной смесью отрицания и интереса. Будто имел какое-то свое, отличное от других, мнение — и вовсе не желал им делиться, а здесь всего лишь собирал дополнительную информацию.

Дэнни всегда восхищала чужая структурированность и умение сперва думать, а потом говорить.

Шон тем временем, заложив руки в карманы и умудряясь почти незаметно передвигаться по комнате, уже вовсю обшаривал взглядом книжные полки.

— А почему тогда мистер Поттер так удивился, когда он мне ответил? — спросил он, между делом водя пальцем по корешкам книг, но сохраняя при этом заинтересованное разговором лицо.

Да и не только лицо, смутно подумал Дэнни. Парень определенно не гнушался распараллеливать внимание, причем делал это настолько спокойно и привычно, что Дэнни медленно холодел от мысли, что наконец-то наткнулся на того, кто умеет наводить в своей голове полный порядок. И даже, возможно, сумеет этому научить — если его, конечно, как следует попросить.

— Джеральд мало с кем разговаривает, — негромко заметил сидящий напротив Натана Доминик. — Честно говоря, вообще ни с кем почти не разговаривает. А с Гарри Поттером — так уж точно.

Шон даже отвлекся от полки.

— Почему? — удивленно спросил он.

Дом пожал плечами и передвинул шахматную фигуру.

— А что ты вообще обо всем этом слышал? — поинтересовался он. — Джеральд умер у него на руках. Я сам видел.

Дэнни прикусил губу. Зачем говорить об этом с кем-то, кто всего лишь заинтересовался любопытной историей? Как будто что-то личное перед первым же незнакомцем вытряхивать…

— И что? — не понял Шон.

— То, — хмуро отрезал Доминик, глядя на доску. — Если бы я из-за тебя умер, я бы с тобой тоже потом даже в виде проекции не разговаривал.

Сидящая в кресле Энни презрительно фыркнула и отставила высокий серебристый кубок, из которого что-то потягивала.

— Учитель не может ошибаться, — недовольно проговорила она. — Так что ты, Дом, когда тебе снова покажется, что он делает глупость, лучше напоминай себе про все предыдущие разы. Как в итоге выяснялось, что идиотом был именно ты.

— Учитель — такой же маг, как и мы, — напряженно сказал Дом. — Он не идеален и видит не больше других.

Энни закатила глаза. Натан почему-то поежился.

— Н-ну… — неразборчиво пробормотал он, запуская пальцы в волосы.

Дина под шумок забрала с подлокотника кресла кубок, не переставая буравить Шона изучающим взглядом.

— Это мое! — возмутилась Энни.

— Пьянству — бой, — меланхолично сообщил потолку Брайан. — Тем более женскому.

Фил молча вытащил палочку и наколдовал Дине еще одну емкость, возвращая кубок владелице.

— Так здесь что, пить разрешается? — изумился Шон. — Это разве правилами не запрещено?

Маги покатились со смеху. Даже Мелл снисходительно улыбнулась.

— Здесь нет правил, Шон, — негромко проговорила Дина, делая глоток.

— Кроме тех, которые есть, — усмехаясь, добавил Доминик. — Но эти уж точно не обойдешь. А так — полная свобода.

— А конкретнее? — внезапно подал голос Кристиан.

Голос Дэнни не понравился. Сухой и какой-то скрипучий, как песок на зубах.

Дом пожал плечами и покосился на Мелани — та демонстративно молчала, изогнув бровь. Сам выкручивайся, отчетливо прочитал на ее лице Дэнни.

— Конкретнее… — вздохнул Доминик. — Номер один — нельзя отказываться выполнять требования учителя, и номер два — идти против своей природы. За это от занятий отстраняют. Но можно вообще на занятия не ходить, и тогда номер один отменяется.

Мужчина ошеломленно моргнул.

— То есть — дать, к примеру, вам, юноша, прямо сейчас по шее я тоже могу? — спокойно уточнил он.

Доминик улыбнулся.

— Можете, можете, — проворчал Натан. — Только учителя через минуту здесь нарисуются, и ваше счастье, если это будет мистер Драко с кем-то из мисс. Потому что после мистера Гарри от вас мокрого места не останется.

— И как это вяжется с формальным отсутствием правил?

— Хороший стихийный маг, — скучающе протянула Дина, — обязан сохранять внутреннюю честность, выдержанность и верность своей природе. Экспеллиармус! — почти не меняя тона, добавила она, вытянув вперед палочку. — Вот видите, вы — земной маг, значит, агрессия вам вообще не свойственна, а свойственен аналитический подход и стремление к порядку, так что драки точно против вашей природы, — закончила она, глядя в оторопевшее от такой наглости лицо Кристиана.

— А Крис ему и без агрессии по шее может, — подсказал Шон, переводя возбужденный взгляд с наставника на девушку и обратно. — В исследовательских целях исключительно.

Определенно, такая способность его восхищала. Да его вообще этот Эббинс целиком восхищает, вдруг понял Дэнни. Причем, похоже, что это даже взаимно…

— Тогда мистер Гарри прижмет его к стенке и поинтересуется, что там у него за исследования, почему они ему так важны, почему он докопался именно до Доминика и какие внутренние противоречия не дают ему спокойно жить без того, чтобы нарушать чужое личное пространство физическим воздействием, — хмуро сказал Натан. — Не рекомендую, в общем. Стихийный маг внутренне честен, а, значит, все свои противоречия либо решает сам, либо просит о помощи — хоть учителей, хоть других магов, за все остальное ему самому… по шее дадут. А мистера Гарри так просто лучше не злить…

Эббинс сосредоточенно переваривал информацию.

— Что ж, действительно, раз он управляет школой… — процедил он наконец. — Надо же ему как-то авторитет поддерживать…

Дэнни не удержался от улыбки. Дина тоже прыснула — Филипп привычным жестом подхватил ее покачнувшийся кубок.

— Он не управляет школой, — мягко возразила Энни и задумалась, подыскивая слова: — он просто…

— …Держит ее в кулаке, — насмешливо закончил за нее Брайан.

— В общем, лучше не попадаться, — резюмировал Доминик. — В гневе он беспощаден, а гнев у него, знаете, явление такое, спонтанное и неуправляемое…

— А вот мистер Драко, к примеру, вообще через раз прощает, — подала голос молчавшая доселе Лорин. — Хотя по мне так — если виноват, легче выволочку вытерпеть, чем когда он тебе просто молча в глаза смотрит…

— Он что, тоже воздушный? — спросил Шон.

— Тебе понравится, — ухмыльнулась девушка. — Не знаю, как там у огненных, но наш учитель за нас головы своими руками открутит, если будет нужно. За любого из нас.

Дэнни возмущенно охнул и даже открыл было рот, но вклиниться не успел.

— А по-моему, он поверхностный и все ему поровну! — выпалила Дина. — Вот мисс Луна…

— Так, стоп!.. — одновременно рявкнули Натан и Мелани, переглянулись, и Мелл закончила уже одна: — Опять двадцать пять — чей учитель лучше? Все, закрыли тему.

Дина недовольно засопела, уткнувшись в бокал.

— Вы, Кристиан, лучше займитесь исследованием тенденций алкоголизма среди водных магов женского пола, — посоветовал Дом, бросая на нее осуждающий взгляд. — Это безопаснее и не повредит вашей сущности.

— Для вас — мистер Эббинс, молодой человек, — скрипуче поправил мужчина.

— Для меня как раз — Кристиан, — уже без улыбки возразил Доминик. — Для самого себя можете быть кем угодно, а мне удобнее — так. Привыкайте.

— И не забудьте, что мистеру Гарри очень не понравится, если вы позволите себе раздражение, не разобравшись в его причинах, — перебил собравшегося было возмутиться Эббинса Натан.

Кристиан замолчал, но выражение его лица Дэнни не понравилось совершенно. Он и сам не понял до конца, почему.

Шон уже успел усесться на полу рядом со снова уткнувшейся в чтение Лорин, видимо, распознав в ней воздушного мага, и теперь пытался снова привлечь ее внимание.

— Так здесь что, по кланам занятия проходят? — потеребил он девушку за плечо.

— Не-а, — отозвалась та, захлопывая книгу. — Какие-то проводит маг твоей стихии, какие-то — родственной. Какие-то — маг стихии противостояния, то есть, в нашем случае — мисс Луна…

— И еще есть смешанные группы, — сумрачно добавил Брайан. — Но тебя туда не возьмут — по крайней мере, не в первый год. Что для тебя только к лучшему, потому что там — сплошное дерьмо.

По лицу Шона скользнул помноженный на неудовольствие интерес.

— Это его просто с занятий вышибли, — хмыкнула Лорин. — Оттуда всех хоть по разу да вышибают.

— За что? — не понял Шон.

— За отказ выполнять требования учителя, — пожала плечами девушка. — Смешанные группы только мистер Гарри и мисс Луна ведут, а они оба — натуры эмоциональные, пока все из тебя не выдавят, в покое не оставят…

Она помрачнела, и Дэнни невольно вспомнил ее истерику на уроке три недели назад, когда обсуждали политику Министерства. Сейчас Лорин оставался еще почти месяц до возвращения на занятия.

— Погоди, я не понял, — поморщился Шон. — Если стихийный маг и без того обязан быть внутренне честным и все свои проблемы сам разбирать — зачем тогда на него давить? Чего выдавливать-то?

— Это тебе только кажется, что ты честный, — мрачно сообщила Энни, оценивающе разглядывая свой кубок. — Как до реальных вопросов доходит, столько всего в себе обнаружить можно… интересного… А мистер Гарри считает, что маг не имеет права на пробелы в личной этике. Что никакая ситуация в идеале не должна вызывать у него этических заморочек. Он это называет «целостность восприятия».

— И что, и домашние задания есть? — помолчав, обалдело уточнил Шон.

Энни усмехнулась и, взмахнув палочкой, снова наполнила кубок.

— Не то слово, — процедила она, утыкаясь в него носом. — Выдадут ситуацию в мысливе, и разбирай ее до следующего занятия по косточкам… Еще б ладно — что банальное. У мистера Гарри, знаешь ли, веселое прошлое было — оттуда до посинения можно этически неоднозначные задачки вытаскивать…

Шон откинулся затылком на стену и, наконец, замолчал.

— Да кажутся они только неоднозначными, — бросил сквозь зубы снова склонившийся над шахматной доской Доминик. — У всего есть простой ответ, вообще-то. Если самого себя не накручивать.

— Ага, вот как с проекцией Джеральда, — насмешливо протянула Энни. — Болван ты, Дом, вот что я тебе скажу. Если учителя ставят кому-то памятник, значит, они очень любили этого человека — и нуждаются в нем до сих пор. Так, как ты, вертихвост, себе и представить не можешь. Они же не люди, чтобы собственное чувство вины увековечивать.

— Ты просто не видела, как он умер, Энн, — без улыбки сказал Доминик.

— Ну и что? Я делаю выводы из того, что…

— А как он умер? — снова поднял голову Шон.

Дом усмехнулся и потер лоб.

— Честно говоря, мне было страшно. Хотя я просто стоял и смотрел.

— Мне тоже, — чуть слышно добавил Филипп, и, поймав вопросительный взгляд Шона, покачал головой. — Нет. Я потом расскажу — если хочешь. Когда напьюсь.

— Дурной пример заразителен… — буркнул Натан, покосившись на кубок в руках Дины.

— А ты никогда всерьез не задумывался, почему водные маги пьют? — в упор спросил у него Фил. — Ты же типа умный у нас. Вот и проанализируй, каково с такими качествами, да еще и женщине, жить с тем, с чем она живет. А когда по итогам будешь решать, какой высоты мисс Луне памятник прижизненный ставить за то, что она делает и какая она — при ее-то уровне эмпатии — можешь приходить за советом. У меня пара соображений найдется.

— Она такая, потому что у нее мистер Драко есть, — заметила Лорин. — И мисс Панси.

— Так они все-таки парами живут? — не выдержал Кристиан. — Мне сразу показалось, что Поттер и эта Панси…

На него одновременно устремилось полтора десятка сочувственных взглядов.

— Не-а, не поймете, — помолчав, с сожалением констатировала Дина. — Лучше просто в голову не берите. Куда вам пока что — в их отношениях разбираться…

За что Дэнни, несмотря ни на что, все-таки любил здешних магов — так это за то, что в некоторых вопросах они отличались потрясающим единодушием.

Как раз в тех, где оно того стоило.

* * *

Гарри давно забыл, что такое растерянность — настоящая, правильная, как у людей. Он не ожидал, что, ежедневно слушая дебаты учеников, разбирая чужие свары, принимая жесткие и порой непопулярные решения, как-то незаметно отвыкнет удивляться. Изумляться до ледяных иголочек в кончиках пальцев, до разрывающего грудь вдоха, до внезапно качнувшейся и уходящей из-под ног земли.

Мерлин, в мире должны быть вещи, которые никогда не меняются! Хоть что-то, о чем всегда можно будет сказать — это так, и всегда было только так, и таким будет завтра.

Тот Северус, которого Гарри видел в последний раз, стоя на коленях под проливным дождем и прижимая к себе тело Джерри — тот самый, что сохранил сдержанный тон даже тогда, глядя в распахнутые мертвые глаза мальчишки — не мог быть тем магом, что едва не разнес час назад крыльцо замка.

Нет, Снейп имел право выйти из себя — ну, то есть, при некоторой доле воображения Гарри мог представить его взбешенным. Снейп мог даже кричать, мог отбрасывать эту свою вечную сдержанность, одним выдохом, одной пронзительной яростью превращая окружающее пространство в пылающий ад… В бою, например. Там, где это было бы осмысленно и оправданно — как жертва, как последовательное, обдуманное решение.

Но не посреди двора и толпы подростков — просто так, без причины, без разума, без рассудительных «почему»! Просто сорваться, как малолетний маг-неофит!

В какую-то секунду Гарри был почти уверен, что сошел с ума. В реальном мире не бывает профессора Снейпа, чья костлявая рука без слов вцепляется тебе в горло, не бывает побелевших губ, и беззвучного шепота, и глаз, в которых бушует черное пламя.

И охватывающего все тело пронизывающего жара — того самого, который случается всего один раз. Если не успеть остановить.

Гарри успел — и до сих пор не мог понять, как именно. Потрясение было таким, что он, кажется, на пару драгоценных мгновений вообще врос ногами в землю, забыв, как дышать, и только безмолвно смотрел на Снейпа вытаращенными глазами.

Потом был испуганный вопль Натана — ближайшего из находившихся там земных магов — и время снова понеслось вперед. Вот только сознание Гарри, похоже, так и осталось стоять на крыльце Уоткинс-Холла, обалделое, с одной и той же, стучащей в висках по кругу, мыслью — что это? Что это?..

Естественно, Северус ничего не захотел объяснять. Даже сейчас, когда они оба, наконец, уже могли бы поговорить спокойно, он просто сидел в кресле, откинув голову, и бездумно смотрел в никуда.

Гарри его даже почти понимал — опустошение после такого срыва просто неминуемо должно было накатить. У них обоих. Наверное, поэтому он сам никак не мог заставить себя почувствовать хоть что-нибудь, что отогнало бы в сторону застывшее внутри чертово изумление.

Малфой молча подал Снейпу кубок — тот взял, хотя пить не стал. Просто поставил рядом. Но это уже что-то — хоть реагирует…

— Что это было, Северус? — без экивоков и предисловий в лоб спросил Драко.

Тот в ответ только просверлил его усталым и одновременно напряженным взглядом, по-прежнему прислоняясь затылком к спинке кресла.

— Выхлоп это был, — с неожиданной злостью ответил за него Гарри. — Стихийный выхлоп. Ты же сам все видел, зуб даю.

Драко невозмутимо кивнул. Естественно, он все видел. Эта бестия вездесуща — и какая разница, что в это время Малфой вел занятия в другом крыле замка? Ему ничего не стоит мгновенно переместиться. Куда быстрее, чем при аппарации.

Гарри поймал себя на том, что злится и на него тоже. И уже вообще не понимает, за что именно.

Драко молча протянул ему второй кубок.

— Успокаивайся, — коротко посоветовал он, пряча на дне глаз привычную тень тревоги. — Вас двоих точно хватит, чтобы здесь даже камней не осталось.

Тут же стало до тошноты неловко за собственную горячность. Я просто устал, мрачно подумал Гарри, отпивая вино — судя по привкусу, Малфой туда еще и успокоительное зелье добавил…

— Профессор, мы звали вас сюда три с лишним года — может, вы все-таки скажете, что вас, наконец, привело? — не сдержавшись, напряженно поинтересовалась Панси. — Что случилось?

Снейп бросил на нее утомленный тяжелый взгляд.

— Соскучился, — негромко проговорил он. — Имею право.

Луна подавилась смешком. Гарри выронил кубок, поймав его над самым полом и расплескав половину.

— Северус, а серьезно? — со вздохом спросил Драко. — Ты бы не пришел просто так.

Снейп невозмутимо хмыкнул.

— Да, я долго собирался, — почти сочувственно согласился он. — Ты так привык меня ждать, что уже не рад дождаться?

Гарри еще раз задумался, не подменил ли кто-нибудь профессора по дороге. В кресле перед ним сидела сволочь, и эта сволочь, едва не спалив школу и не покончив таким образом и с собой тоже, теперь издевалась над ними. Разве что не хихикала.

Не то чтобы Снейп никогда не был сволочью — просто два последних события между собой никак не увязывались.

Может, он там рехнулся за три года, в резервации своей? — мелькнула обеспокоенная мысль.

Судя по лицу Малфоя, он размышлял примерно о том же.

— Расскажите, что ли, как жизнь, — устало предложил Северус, отставляя свой кубок и по-прежнему не отрывая затылка от спинки кресла. — Что нового происходит. Или что не происходит.

В глазах Драко промелькнула тень понимания. Даже не догадка — тень. А еще от Луны почему-то все ощутимее веяло тревогой и сочувствием, только Гарри никак не мог разобрать, к кому именно.

— Да ничего, в целом, нового, — светски обронила Панси, едва не вжимая профессора взглядом в многострадальное кресло. — Новички прибывают, старички дерутся. После Льюиса так до сих пор никто и не умер. Вас что-то конкретное интересует?

— Как исследования? — столь же вежливо осведомился Снейп. — Раскопали что-нибудь новое?

— Да куда уж там, — протянул Малфой в тон им обоим. — Только-только додумались, что наблюдения надо за парами вести, а не за магами-одиночками.

Гарри поймал себя на совершенно отчетливом ощущении, что рехнулся не только Северус. Мир вообще, вероятно, рехнулся — весь. Или просто он сам сошел с ума еще во дворе, и теперь ему мерещится эта сюрреалистическая беседа, и это вино, и ломота в висках.

— И где пары берете? — бровь Снейпа изогнулась так привычно, что Гарри невольно выдохнул.

Это Северус — так точно больше никто не умеет. А, значит, все вокруг — настоящее.

Кажется, я пьян с пары глотков, равнодушно пришла следующая мысль. С чего бы это.

Драко выразительно промолчал. Панси рассматривала потолок. Лавгуд вообще почти слилась с портьерой — и иррационально Гарри ее почти понимал. Снейп и впрямь сейчас был непредсказуем, как дремлющий вулкан.

— Сколько человек находится в замке? — отстраненно уточнил профессор.

Теперь он тоже разглядывал потолок, и Паркинсон это почему-то смутило, вынудив вновь посмотреть на него в упор.

— Северус, перестань, — поморщился Драко. — Только контролируя инициацию, можно понять ее приро…

— Инициацию нельзя контролировать! — без перехода рявкнул Снейп. — Невозможно! О чем вы только думаете!

Теперь его глаза уже не казались пустыми.

— Тебе три года не было дела до того, о чем мы думаем, — сумрачно процедил Малфой, выдерживая его взгляд. — Если тебе есть, что сказать — говори. Но я не школьник, чтобы ты требовал от меня отчета.

Северус медленно встал, и Гарри невпопад подумал, что он по-прежнему выше Драко. Когда поднимает голову и смотрит — вот так.

А еще — что Малфой, кажется, перегибает палку. Все-таки наставник навсегда, похоже, останется для него пунктиком. И это грустно. Отчасти.

— Я и не требую, — со спокойствием, всегда настораживавшим Поттера сильнее, чем крик, заговорил Снейп. — Я интересуюсь, когда у тебя включатся мозги. Видишь ли, я был деканом Слизерина и семь лет тебя, кажется, даже воспитывал. И мне всегда странно видеть, когда мозги вдруг пропадают у моих бывших студентов. Как класс, будто и не существовало.

— Вы сейчас путаете разумность и инстинкт самосохранения, профессор, — заметила Панси. — Вот он у нас — с вашей точки зрения — и впрямь выключился. Но дальше двигаться невозможно, если продолжать бояться.

— Где вы берете людей? — повернувшись к ней, холодно поинтересовался Снейп.

Паркинсон улыбнулась — Гарри точно знал, что нарочно, потому что Снейпа это всегда раздражало. Выдохнув, повторил про себя, что ей сейчас даже подзатыльник так запросто не отвесишь. Даже словами. Чертова ведьма.

— Где приходится, — ответил за нее Драко. — Ты допрос нам пришел устраивать?

Во взгляде Северуса ясно читалась горечь. И досада — на самого себя, может быть, за то, что вообще появился здесь. Причины Гарри не понял.

— Я просто пришел, — ухмыльнулся Снейп. — Что я, к воспитаннику зайти не могу?

Рассердился — это Гарри и Луна констатировали одновременно. Ну и вот что он, спрашивается, мог успеть услышать сейчас, чтобы так вставать в позу?

— Останешься на пару дней? — любезно предложил Драко.

Точно, что — слизеринец, мрачно подумал Гарри. Ничем это из них никогда не выведешь. Издеваться-то в ответ зачем? Можно подумать, Снейп когда-нибудь…

— Да, пожалуй, останусь, — вежливо согласился профессор. — Свободная комната в вашем притоне юности, надеюсь, найдется?

Малфой хотя бы смог удержать на лице светскую улыбку. Панси, например, не смогла — и Гарри понимал ее всей душой. Каждый раз бы так понимать.

Северуса распахнутые глаза Паркинсон определенно порадовали.

— У вас очень хороший вкус, Драко — уж не знаю, кого именно за это хвалить, но не Поттера же. Столько… достопримечательностей, — язвительно заметил он. — Хочется все рассмотреть, а то, знаете, никто же отсюда не возвращается. В резервации я сорву бурю оваций, явившись с рассказом о том, как выглядит ваша школа.

— Я покажу вам комнату, — с завидной скоростью взяла себя в руки Панси. — Только постарайтесь не заходить в западное крыло.

— Там люди? — насмешливо спросил Снейп.

— Вот именно, — подтвердила девушка. — Причем некоторые вам даже знакомы. Так что — лучше держитесь подальше, а то еще нового воспитанника, упаси Мерлин, получите. И не такого здравомыслящего, как воздушные маги.

Шпилька определенно попала в цель, и Гарри понял, что еще минута — и Снейпа снова придется закрывать собой от стихии. Повторения сцены во дворе не хотелось до зубовного скрежета.

— Я покажу ему комнату, — вмешалась вдруг Луна. — А ты — брысь к себе, — непринужденно скомандовала она обалдевшей Панси, проходя мимо. — Идемте, профессор?

Гарри так и не смог сформулировать, что именно привело сюда Снейпа — и что так вывело его из себя при встрече, и о чем они на самом деле говорили с Малфоем, под всеми этими вежливыми и почти любезными фразами. Ясно было только одно — что утром будет еще не поздно во всем разобраться. Когда перестанет раскалываться голова, отяжелевшая от добавленного в вино зелья, исчезнет сонливость и рассосется полузабытая, истерическая усталость от стихийного выплеска.

Но даже ночью, уткнувшись носом в плечо Драко и медленно расслабляясь в его объятиях, Гарри все еще не мог убедить себя, что ничего страшного не произошло.

— Слушай, ты достал ворочаться, — недовольно буркнул сонный Малфой. — Засыпай, утром легче будет…

Гарри неверяще хмыкнул. Прохладные пальцы тут же зарылись в волосы на затылке и принялись лениво перебирать их.

— Ты просто очень устал, — шепнул Драко. — Я же видел — ты его силой вытаскивал… Он бы сгорел, если бы не ты.

— Силой? — приподняв голову, непонимающе переспросил Гарри.

Глаза Малфоя в темноте казались совершенно бездонными.

— Ага. Как Луна Дэнни вытянула, помнишь? Вот и ты так же… Прямая перекачка — конечно, ты на ногах потом еле стоял… Собственной магией чужой щит латать…

В его словах было что-то, из чего определенно следовало нечто важное. Огромное, можно сказать — но совершенно непостижимое прямо сейчас. Гарри застонал и, сдавшись, уронил голову обратно.

— И чего вот он так встревожился, что аж сюда в кои поры рванул?.. — проговорил он куда-то в шею Драко. — Ведь с ума же от беспокойства сходил, даже я почувствовал…

Малфой тихо усмехнулся и повернулся на бок.

— Прекращай болтать… — выдохнул он, целуя разгоряченный лоб Гарри. — А то никогда не уснешь…

— М-м-м… — почти жалобно протянул тот, прерывисто дыша под медленными поцелуями. — Драко… не надо. Я так усну. Честное слово.

Вот теперь встревожился и Малфой — на мгновение даже замер.

— Слушай, все хорошо, — ладонь Гарри легла на его плечо. — Просто я… черт, у меня такое чувство, будто он прямо за стенкой. Я не могу так.

— Комплекс у тебя, а не чувство… — фыркнул Драко и, подумав, снова откинулся на спину. — Будешь опять ворочаться — заткну рот и не посмотрю, можешь ты там или нет…

Гарри, не сдержавшись, тихо рассмеялся, утыкаясь в него лбом и привычно обхватывая такое знакомое тело обеими руками.

— Спокойной ночи… — прошептал он.