Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника


Глава 19. Шаг через пропасть. 4 страница




Лорин опустила голову, дожидаясь хлопка аппарации. Говорить при Шоне Дом все равно не станет — значит, есть еще целый десяток секунд, чтобы несколько раз глубоко вдохнуть и собраться с мыслями.

Что-то подсказывало — они ей понадобятся.

Хотя, вообще-то, ее просто нервировал Доминик.

А еще — то, что Шон так безоговорочно ему доверяет, что просто оставляет их вдвоем, не задавая вопросов. Мало ли, почему старший маг решил поговорить со своей подопечной? К тому же, она потом все равно все расскажет.

А, значит, можно уйти и оставить. И ничего не случится.

Это не просто нервировало — это почти бесило. Как и настойчивость Доминика, умудряющегося давить на тебя, даже не разговаривая. Даже, кажется, и в твою сторону толком не глядя — Дом просто был, каждый день, каждый чертов проклятый день, он распределял работы, помогал, подстраховывал, где-то носился, решая чьи-то проблемы, но, даже будь он тысячу раз крепко занят, все равно невозможно было не чувствовать это… Мерлин бы его взял — напряжение. Не между ними, нет. В ней самой.

— Так что, уделишь мне полчаса? — негромко спросил Доминик, опускаясь рядом и сгибая ноги в коленях — почти копируя ее позу.

Лорин перевела дыхание. Смотреть на Рэммета не хотелось. Впрочем, краем глаза она все равно его видела — тонкий профиль со сжатыми губами, растрепавшиеся на ветру светлые волосы, желваки на скулах. Доминик тоже не оборачивался — просто смотрел вперед, на закат. Как и она.

— Ты можешь заставить меня тебя выслушать, но давить на меня ты не можешь, — ровно сказала Лорин. — Даже у тебя таких полномочий нет. Поэтому — говори, что хотел, и, давай… не тяни уже.

— Давить — не могу, — согласился Доминик. — На женщину давить вообще бесполезно — вы все равно будете вытворять, что хотите. Понятия не имею, что вы с Кэти там опять затеяли, но…

Лорин молча выдохнула, сжимая зубы. Так и знала, что и в это он влезет.

— Наши отношения с Кэти никого не касаются, — перебила она его.

— Все, что касается Кэти, касается и меня, — пожал плечами Дом. — Я не один месяц жил с ней после Стаффорда, когда вы даже не разговаривали, и мне совершенно не улыбается проходить через это еще раз.

— Ну, прости! — нехорошо усмехнулась Лорин. — Ты что, мирить нас пришел?

— Ну… — он задумался и нервным движением потер лоб, прижал к губам сжатый кулак, переводя дыхание. — Вообще-то… нет. Я хотел поговорить о другом.

Видеть нервозность — в нем — это казалось почти невозможным. Рэммет — образец уравновешенности, если кто и мог в этой школе удивлять способностью в любой ситуации приспосабливаться и выворачивать ее в свою пользу, даже не выходя из себя, так это — он.

Лорин никогда не задавалась вопросом, почему Доминика выбрали в четверку старших. В случае него — и, пожалуй, еще Мелани Симпс — этот вопрос терял смысл еще до того, как приходил в голову.

— Я просто хотел… хм, рассказать. Кое о чем.

— О чем? — непонимающе переспросила Лорин.

Он чудовищно запутывал ее, и это тоже раздражало. Как и все, что в последнее время оказывалось так или иначе связанным с ним.

С ними, поправила она себя. Но из всех троих действительно вынужденной пересекаться она оказалась только с Домиником. И Тони, и Кэт, как выяснилось, вполне можно избегать хоть до бесконечности.

Тем более, что Кэтрин и не протестовала. Скомканный разговор на следующий день после памятного вечера у них дома Лорин помнила плохо — кажется, ей и не надо было тогда ничего говорить. Кэт согласилась не встречаться «хотя бы какое-то время» чуть ли не до того, как услышала, что ей это предлагают. Мрачная и подавленная, погруженная в свои мысли, она, выдохнув, покорно кивнула с таким видом, словно и сама хотела предложить то же самое, но не была уверена, что решится.

Только почему-то вместо благодарности Лорин тогда чувствовала дурацкое желание плюнуть на собственную решимость и как следует оттаскать ее за волосы.

Кэти временами и впрямь заносило, а на этот раз занесло совсем хорошо. Есть вещи, которыми… черт — ими просто нельзя играть. А для Кэтрин их не существовало. Лорин тихо подозревала, что, пожалуй, понятия «огненные маги» и «аморальность» и впрямь находятся где-то близко друг к другу.

Если бы все, что случилось в тот вечер, было правдой… нет — конечно, оно, во-первых, и не было, а во-вторых — и слава Мерлину, что не было никогда, но все-таки, если бы — было… Черт, да Кэт примчалась бы через день, сделав вид, что все абсолютно в порядке, как делала тысячи раз до этого. У нее невозможно отнять то, что ей нужно — никакие слова не помогут, если Кэтрин чего-то захочет.

Но она согласилась. И которую неделю — свобода.

И злость на всех огненных магов разом за их трижды проклятое умение играть с чем угодно. И с кем угодно.

— Не знаю, — прервал вконец затянувшуюся паузу Доминик. — Обо мне, наверное. О моей семье. Они у меня… ну, ты знаешь…

— Замечательные, — процедила Лорин, глядя в сторону.

— Скорее уж — сложные, — усмехнулся Дом и опустил голову, сжал виски ладонями — словно и впрямь с трудом мог подобрать слова. — Мне очень трудно с ними. Ты просто… не представляешь, насколько.

Вот это он зря — каково жить между Тони и Кэт, Лорин представляла так хорошо, что лучше бы и вовсе не представляла. Доминик заслуживал памятника величиной с южную башню только за то, что был все еще жив. Это если забыть о том, что он их действительно — любит. Обоих… черт. Вот таких. Беспринципных и аморальных, искренних и жестоких, как дети.

И настолько же, похоже, не способных понимать, что творят — даже близко.

— Ты злишься на них, — уверенно заявил Доминик, искоса наблюдая за ней. — Я тебя понимаю — разозлить они и впрямь кого угодно способны.

— Ну так и что тогда? — хмуро отозвалась Лорин.

— То, — улыбнулся Дом, отводя взгляд. — Злость на Тони для меня всегда означала, что Тони снова что-то во мне зацепил, и теперь я вынужден с этим смиряться. Или отвечать на его поступки, или как-то еще реагировать. А реагировать я — не хочу.

— У меня не тот случай, по-моему.

— Есть еще один вариант, но тебе он совсем не понравится, — Доминик на секунду задумался. — Злиться на них за то, что они цепляют в тебе что-то, с чем ты не можешь справиться, а потом еще и бросают разгребать это в одиночку. Распаляют и не доводят ситуацию до конца. Переключаются на что-то другое, и потом всегда кажется, что о тебя только что походя вытерли ноги. Гамильтон, это ужасно — я по себе знаю.

Лорин остолбенела.

— Кэти плачет, как заведенная, — как ни в чем не бывало, обронил Доминик, словно они говорили о погоде на завтра. — Вбила себе в голову, что ты счастлива. Что то, что ей кажется, ей только кажется. И то, что она к тебе чувствует — это просто блажь. Она живет с этим со Стаффорда, Лорин, а я полгода ломаю голову и понять не могу, почему она просто с тобой не поговорит.

— Может, нет смысла разговаривать? — выдавила наконец Лорин.

— Не думаю, — Рэммет только покачал головой и уставился в небо. — Знаешь, я почти уверен, что вы все-таки поговорили. Тогда, на балконе. Верно?

В голове будто рванул ураганный шторм. Сквозь бушующий вихрь долетали негромкие, отчетливые слова Доминика, но их смысл больше не доходил до сознания. Как будто ветер его оттуда по дороге вытягивал.

— Что? — тупо переспросила Лорин.

— Ты нужна нам, — терпеливо повторил Доминик — кажется, уже в третий раз.

И замолчал, прищурившись, разглядывая подсвеченные закатом осенние облака.

Лорин на секунду задержала вдох, силясь справиться с раздражением, и встала.

— Твои полчаса кончились, — стараясь говорить ровно, сказала она. — До завтра, Дом.

Движения как будто и не было — просто вот только что он сидел спиной к тебе, небрежно сцепив на коленях руки в замок, а в следующее мгновение стоит напротив и держит тебя за локоть. Крепко, но почему-то спокойно.

— Теперь и на меня злишься? — уточнил Доминик. — Давай просто поговорим.

От возмущения перехватывало дыхание. И еще почему-то подступали злые, бессильные слезы.

— Поговорим — о чем? — кусая губы, чтобы не расплакаться, выкрикнула она. — Мне плевать и на тебя, и на твою безголовую парочку! У меня — своя жизнь, какого черта ты вламываешься и… и говоришь так, как будто…

— Как будто тебе и так тяжело выбросить их из головы, а я еще добавляю? — перебил ее Дом. — Слушай, ты извини, но это же видно, правда. Что ты скучаешь по ней — у тебя круги под глазами.

Слезы Лорин мгновенно высохли.

— Шону снятся кошмары — который месяц, — гневно отчеканила она, едва сдерживаясь, чтобы не сбить пощечиной спокойный прищур с его лица. — Тебе, как старшему магу, интересно, как он живет? Или твоей семье он не нужен — и поэтому тебя он тоже не интересует?

Доминик устало выдохнул, отводя взгляд.

— Знаешь, — она горько усмехнулась и закусила губу. — Черт, я ведь даже не прошу, чтобы ты помогал. Живите тут вообще все, как знаете, просто не лезьте в нашу с ним жизнь! Неужели это так много? Или, по-твоему, ему мало досталось?

— Ему досталось?.. — эхом откликнулся Доминик.

— Или что — мне с ним мало досталось? Никого здесь не волновал Шон, пока был жив Кристиан, и никому он не стал интересен, когда Крис сбежал и бросил его. А уж когда умер, вообще ни одна тварь не задумалась — что там с Шоном? Всем наплевать, Дом! Всем!

— По правде говоря, не наплевать очень многим, и ты это знаешь, — перебил ее Рэммет.

— Тогда, твою мать, подумай о нем, а не только о своей чертовой парочке, когда в следующий раз придешь говорить мне, что я вам нужна! — заорала Лорин ему в лицо.

Проклятые слезы все-таки прорвались. Нет, понятно, когда — Кэти… или даже, может быть, Тони. Огненные маги никогда не умеют думать не только о себе, разлюбимом. Но Доминик?

Черт, это было просто… несправедливо. Старший маг должен помогать им с Шоном, а не… Кто тогда, если не он?

Крепкие руки обвились вокруг нее, не давая возмутиться и оттолкнуть, вырваться. Обхватили за плечи, сжали — Лорин ткнулась носом куда-то в ключицу Рэммета, в последний момент мстительно подумав, что пятна от слез на светлой рубашке будут потом видны за милю.

— Я и думаю о нем, Лорин, — прошептал Доминик над ее ухом, когда слезы чуть стихли. — У меня работа такая — обо всех сразу думать. Что здесь, что…

Дома. Конечно же.

— Тогда просто оставь нас в покое, — Лорин пошевелилась, вытирая глаза.

— Не могу, — просто ответил Дом. — Ты как Кэти — думаешь, если спрячешься и принесешь себя в жертву, это сделает твою жизнь не настолько никчемной.

— Я так не думаю! — отрезала она.

— Думаешь. Тебе напомнить, что жертвенность — прерогатива водных магов, вообще-то? А мы должны уметь отстраняться и видеть оптимальные пути для развития. Множество путей, Лорин, и то, куда ведет каждый из них, и — совпадает ли это с тем, куда ты хочешь прийти. Или других привести.

Она долго молчала, глядя ему в лицо. Самое обидное, что он не лгал. Вообще, похоже, ни в чем. Верил в то, что говорил, да и все.

Обиды это почему-то не отменяло.

— Я люблю его, — глухо сказала Лорин. — Дом, я на самом деле его люблю. Это не жертвы.

— Честное слово, Гамильтон, что я тебе — как куколке, лекции читать должен? То, куда ты катишься в последнее время — все эти твои показные смущения, неловкости, наигранная мягкость, эти попытки удовлетворить всех, поставив себя на последнее место — это разрушение для воздушного мага. То, что вытворяет Кэтрин, когда давит в себе все желания и пытается вести себя «разумно» и «взвешенно» — для нее такое же разрушение. Я не понимаю, почему вы обе не хотите этого видеть.

— Ты слишком устал от них, да? — внезапно догадалась Лорин. — До меня дошло, кажется. Ты понял, что присутствие второго мага Воздуха облегчило бы твою семейную жизнь, и пытаешься меня в нее заманить? А заодно выдумываешь, почему это было бы правильно и для меня тоже?

На мгновение ей показалось, что Доминик едва сдержался, чтобы не влепить ей пощечину. У него даже глаза потемнели.

— Ты меня не услышала? — сквозь зубы выговорил он. — Я не сказал — ты нужна мне. Я сказал — ты нужна нам, Лорин. Это со всей очевидностью означает, что я сейчас говорю от лица всех троих. И — что так уж сложилось, что по ряду причин провести этот разговор из всех нас могу только я.

— Откуда я знаю? Может, ты тоже ими прикрываешься — раз считаешь, что я прикрываюсь Шоном.

Доминик схватил ее за руку и дернул к себе, привлекая ближе. Он был все еще зол, но сейчас это только радовало — Лорин устала злиться на всех в одиночку.

— Тони ни к кому никогда не прислушивается. И ничьи идеи ему не интересны, потому что самый идейный у нас — это Тони и есть. К твоему трепу он, извини, не просто прислушался — теперь он целыми днями то Натану письма строчит, то с Мэттом над схемами спорит. На прошлой неделе уехал Филипп, Лорин. Тони в бешенстве — только и делает, что трясет мистера Поттера, когда нас отсюда выпустить смогут

— Думаю, скоро, — угрюмо пробормотала она. — Если уж Филиппу с его посттравматическим синдромом разрешили, то вам с Тони…

— Будет скорее, если ты согласишься, — выпуская ее руку, ответил Доминик. — Стихия не лжет, Гамильтон. А я знаю, когда это началось.

Кажется, он твердо решил сегодня добить ее до конца. И кто говорил, что воздушные маги легки и поверхностны? Никогда этот придурок, наверное, разъяренному магу Воздуха под руку не подворачивался…

— В Стаффорде? — мертво уточнила она, уже зная ответ. — Не знаю, Дом. Я там не была, а вам… виднее, что вы там видели. Может быть, вам и вправду нужен второй воздушный, а то, знаешь, они как два вампира у тебя. Присосались к твоей шее и наслаждаются… Но это не значит, что вам нужна именно я.

— Я могу рассказать, что мы видели, — Доминик пожал плечами, словно речь снова шла о чем-то вконец несущественном. — Кэтрин видела тебя. И то, что она на самом деле к тебе чувствует, ее и вытащило. Не я, Лорин. Я вообще к ней еле пробиться мог.

Лорин моргнула, отводя взгляд. И ведь, черт — сволочь, опять не врет же…

— А Тони… — он вздохнул. — Знаешь, я думаю, он еще там все понял, хотя и тупил беспросветно, пока вы с Кэти не помирились. Вид делал, что тупит, точнее — не мог же он прямо ей в руки право решать за себя и за нас отдать. Это просто не Тони был бы тогда… — Дом усмехнулся и покачал головой. — Но в нем тоже кое-что изменилось. Как будто разорвалось наконец-то — я, было время, как только на уши не вставал, чтобы вышибить из него этот страх. После Стаффорда он больше не боится, что мы когда-нибудь дружно его разлюбим. Он защищает нас, но не от тех, кто нас… любит.

— Собственничество? — шевельнула губами Лорин.

— Ага, — отозвался Дом. — В Кэти его никогда и не было, а в Тони уже исчезло. Просто для огненных магов, по-моему, огромная разница — то, что они чувствуют, и то, что головой понимают, хоть второе и куда менее важно… А понял он только недавно. Но зато теперь уже — вообще все.

Лорин молчала. Говорить сил больше не было. Или хотя бы думать.

— Самое поганое — не то, что чувствуем мы, — задумчиво проговорил Доминик. — Есть ведь еще и то, что чувствуешь — ты. Давай откровенность за откровенность? Я бы не отказался послушать, как ты произнесешь это вслух.

Лорин вскинула голову. Он ждал.

— Ты сам знаешь, что такое — семья! — наконец с нажимом сказала она. — Тебе тоже бывает трудно, и тоже приходится чем-то жертвовать, и — терпеть, да! Дом, ты, как никто, вообще, это понимать должен. Но ты не бросаешь Тони и Кэти только потому, что семейная жизнь когда-то бывает невыносимой. Ты любишь их. А я люблю Шона.

— А он любит тебя, — негромко закончил он.

— Да.

— И ты счастлива?

Она выдохнула и снова устало опустилась на крышу, спрятав лицо в ладони.

— Идиотский вопрос. Да — насколько это возможно в семье. Хотя, вообще-то, ее, вроде бы, не совсем для счастья заводят.

Доминик молча сел рядом. Ей начало казаться, что они никогда не уйдут отсюда. Этот разговор будет длиться вечно, потому что упрямства в Рэммете — бездна.

— Вспомни, пожалуйста, — его ладонь бесцеремонно и уверенно улеглась на ее плечо. — Вспомни, что ты тогда чувствовала. Тем вечером. Что это было. И сравни с тем, что случалось с тобой раньше — вообще хоть когда-нибудь.

— После той галлюциногенной хрени, которой вы там… — не поднимая головы, начала было Лорин.

— Стоп, — оборвал ее Доминик. — Хрень, как ты по составу могла бы сама догадаться, вытаскивает подсознательные желания и слегка развязывает язык. Не как Веритасерум, но все же развязывает — то, что ты сама не против сказать, но побаиваешься, вылезет тут же, а секретов все равно особых не разболтаешь. Так что, я тебя умоляю, хрень — это как раз аргумент не в твою пользу. Совершенно, как ты понимаешь.

Лорин молчала. Пальцы впились в кожу, почти до боли, но боль тоже замечалась как-то с трудом, отстраненно — как будто и не своя. Подсознательные желания, значит?..

Опять отчаянно захотелось расплакаться — на этот раз от отчаяния. И спрятаться хоть куда-нибудь.

Подальше от руки на затылке, от ровного дыхания Доминика. От его убийственной логики — и несокрушимой уверенности, и горького сочувствия, словно он и впрямь понимал… каково ей. Словно он хоть что-нибудь понимал.

— Уйди, а? — с тоской попросила она. — Просто… уйди. Я подумаю, я… не могу так сразу. Мне нужно время.

— Я тебя месяц не трогал, Гамильтон, — протянул Дом. — Ты использовала его, чтобы забыть о том, что сбивает тебя с толку, а не для того, чтобы думать. Если я уйду сейчас, ты снова кинешься туда, где ничего не нужно менять и ни в чем себе признаваться, и наплюешь на все, что я говорил. Трусихе в тебе безразлично, что я предлагаю выход для всех пятерых — она держится только за то, что не ошиблась, связавшись с Шоном и настроив планов на дальнейшую совместную жизнь. И ей страшно, что эти планы, возможно, придется менять и начинать все заново.

— Даже если я ошибаюсь — я имею такое же право на ошибку, как и любой маг, — Лорин от возмущения даже голову подняла. Лицо Доминика по-прежнему ничего не выражало.

Невольным уколом мелькнула мысль, что Кэти на его месте, заведи она такой разговор, уже бы… черт — что способна вытворить Кэти, даже представить сложно. Но держать паузы и оперировать доводами и фактами она бы точно не стала.

— Позволить это тебе будет уже нашей ошибкой, — негромко произнес Дом, не отводя взгляда. — Знаешь, почему пришел я, а не кто-то из них?

— У тебя нервы крепче? — усмехнулась Лорин.

— Не-а. Я могу хотя бы попытаться объяснить, почему предлагаю то, что я предлагаю. А если бы разговор завел Тони, он бы через минуту вспылил, а потом… — Доминик усмехнулся. — А потом впечатал бы тебя собой в ближайшую стену и показал на практике, как он к тебе относится — и как ты относишься к нему. К тому, что он способен дать тебе. Поверь мне, он… ему невозможно сопротивляться. Если ты хочешь этого так же, как он. А ты хочешь, Лорин. Я вижу.

Она отчаянно надеялась, что у нее не горят хотя бы уши — их спрятать, уткнувшись в сложенные на коленях руки, не получалось никак. Щеки — максимум.

— Тони способен довести до безумия, но Тони не понимает, что ты и отнесешься к этому разве что — как к безумию. Ты слишком разумна, чтобы так переворачивать свою жизнь из-за чужой страсти, которая, вроде, всего лишь цепляет тебя по касательной, а ты даже от этого все равно с ума сходишь. И Тони, и Кэтрин — это соблазн. Для таких, как мы. Поэтому ни одного из них ты не стала бы слушать. Поддалась бы сразу, скорее всего — но именно поэтому потом послала бы к Мерлину их обоих. Ты слишком хочешь чувствовать себя желанной, чтобы полагать это чувство разумным.

— Я и так чувствую… — неразборчиво пробормотала Лорин.

— Ни черта. Хочешь, расскажу, как ты живешь? Очень душевно, если не замечать, что — холодно. Вас связывает куча общих мелочей и привычек, и ты думаешь, что видеть каждое утро его знакомую манеру зевать или одеваться — это и есть семейное счастье. Вам легко дается болтовня ни о чем, но во время ссор ты каждый раз чувствуешь, что можешь разрушить его доверие, если не будешь держать язык за зубами. Он ведь так раним — в твоем представлении, и временами это вызывает желание заботиться, а временами — желание придушить его за то, что он не может позаботиться о тебе так, как ты того бы хотела. Ты чувствуешь себя с ним легко и комфортно, но не чувствуешь себя защищенной. Иногда ты почти ненавидишь его за то, что это тебе приходится его защищать.

Лорин молча подняла голову. Видимо, что-то в ее взгляде Доминика все же смутило, потому что на пару секунд он, слава Мерлину, сбился.

— Тебе комфортно засыпать рядом с ним, — помолчав, продолжил он, не отводя взгляда. — Тебе с ним уютно, вы часто смеетесь, и ты убеждаешь себя, что это делает тебя живой. Но на самом деле — это просто смех, на который и тебе, и мне раскошелиться — как по крыше пройтись. Ты стараешься не вспоминать, что его смех — это такая же маска, и точно так же не означает, что он действительно радуется. Вы часто как будто зависаете на одном месте, и ты не понимаешь, почему всегда должна сама сдвигать и его, и себя с мертвой точки. Что-то ему предлагать, развлекать… отвлекать. Тебе хочется, чтобы тебя саму отвлекали и увлекали, но Шон всегда предпочтет любой деятельности одиночество и свои мысли, которые ты уже почти ненавидишь. Ты не очень-то любишь секс — он кажется тебе пресным и утомительным — но не решаешься поверить, что просто не очень любишь секс с Шоном. В постели ты всегда помнишь, где находишься и что происходит. Поначалу это было не так, потому что поначалу вокруг вас кипели чужие страсти, чьи-то смерти и несчастные случаи, но начало давно забылось, и ты всегда предпочтешь свернуться в клубок рядом с ним и побыть в иллюзиях, что все хорошо, а не ответить ему. Тебе бывает стыдно за это, но ты боишься думать о том, что по большому счету тебе и не на что отвечать. Он больше говорлив, чем страстен, и иногда это обижает тебя до слез. Но ты не показываешь. Он же не виноват, у него то кошмары, то стресс, то видения. Ты куда больше — его сестра, чем его женщина.

Лорин все еще пыталась вдохнуть. Получалось плохо.

А жаль — заорать сейчас было бы кстати. Прямо в спокойное лицо Доминика, методично разбирающего ее жизнь по косточкам.

— И есть еще кое-что, Лорин, — шепнул он, наклоняясь ближе. — Рассказать тебе и об этом? О том, что есть желания, которые тебя пугают, и возбуждают, и кажутся то постыдной и грязной, то самой прекрасной вещью на свете? На балконе тебе не казалось, что это грязь, но это и наш порядочный, правильный Шон — несовместимы. Стоило тебе вспомнить о нем, как стало стыдно и гадостно. И поэтому ты убежала. Верно?

Размахнувшуюся ладонь Дом успел перехватить еще на лету, одним движением выкручивая ей запястье и заламывая руку назад.

— Прости, я не Тони — драться не будем, — выдохнул он ей на ухо.

— Да уж… — выворачиваясь, сквозь зубы прошептала она, глотая слезы. — Вы-то с Тони… ч-черт…

Злополучная память, которую едва получалось не подпускать близко столько недель, снова обрушилась на нее — теплая летняя ночь, и едва ощутимый ветер, и шум листвы — фоном — и холод стекла балконной двери, в которое упираешься лбом, и ладонями, и всем телом, невидяще вглядываясь из темноты в освещенную светом камина комнату. И отчаянно кружащаяся голова.

— Посмотри… — шепот Кэти над ухом, ее руки, накрывающие твои, скользящие по ним. — Посмотри, я просто с ума схожу каждый раз, когда это вижу…

Ее пальцы, перехватившие тяжелую копну собранных в хвост волос, осторожно и уверенно стягивающие с них сцепленную заклинанием заколку. Завороженно перебирающие опавшие и рассыпавшиеся по плечам вьющиеся локоны.

— Мерлин, Гамильтон, какие у тебя шикарные волосы… — Кэти беззастенчиво зарывается в них лицом, трется, вдыхая их запах.

Не удержишься, все равно отклонишься назад, отвечая. Ей невозможно не отвечать.

— Смотри, — шепчет Кэт, фыркая и прижимаясь сильнее. — Не могу прямо, он, когда его видит, как будто с катушек срывается…

Твой распахнутый, почти испуганный взгляд жадно скользит по обнаженной спине Тони — наконец-то можно разглядывать не украдкой и не скрываясь! Он переворачивается и садится, и не получается не гадать — он и правда такой горячий или тогда только так показалось? Когда сдуру прикоснулась к его плечу?

— Смотри — он просто не может остановиться… Каждый раз как будто даже пытается, но не может. Как будто это сильнее его.

Тони в комнате что-то шепчет замершему перед ним Доминику — слов не слышно, но кажется, что тебя обжигает. Что ты почти чувствуешь, как его дыхание касается твоих губ, и одна мысль о пугающем чувстве власти над ним — распаленном и задыхающимся, с горящими глазами и срывающимся голосом — опьяняет так, что ноги отказываются держать. Одна только попытка представить, что таким он становится — из-за тебя.

Руки Кэт на талии, на спине, на плечах — жадные и неспешные. Ее взгляд, прожигающий затылок. То, как срывается ее шепот.

— На него стоит только посмотреть вот так, и он уже — твой… — Кэтрин почти стонет, скользит губами по мочке уха. По щеке. По шее. Ее пальцы сходят с ума, переплетаясь с твоими. — И это, Мерлин меня спаси, так заводит, что….

Руки Тони рванули пуговицы на рубашке Доминика — по ушам резанул его хриплый выдох, почти услышанный, почти ощутимый — всей кожей. МакКейн, не отрываясь, припал к открывшейся шее — дрожь пробрала до костей, стоило лишь подумать, что так припадают — к тебе.

Ни следа отстраненности. Ни намека на улыбку или усмешку — хищные движения Тони, такие, словно… черт, словно он хочет настолько, что на самом деле не может сдержаться.

Как будто можно хотеть так сильно. Как будто это — бывает.

— Видеть, как он хочет тебя… — ладони Кэт на твоей груди, прижимаются и сжимают, и ты задыхаешься, не отрывая взгляда от обнаженных плеч Тони и запрокинутой головы Доминика. От их слившихся губ. — Как ты нужна ему… Как он подается навстречу… Черт, Лорин… — горький, прерывистый выдох. — Только идиот подумает, что у них ведет Тони. Посмотри — все зависит от Ники. Это он делает его таким. Сумасшедшим. Даже не делая ничего — он просто есть, просто есть, слышишь… этого достаточно…

Руки обвиваются вокруг талии — в них так хорошо, что это и пугает, и будоражит, как никогда и ничто. В них чувствуешь, что рядом с тобой… настоящее. Огромное и живое.

И оно почему-то — именно здесь. С тобой — неуклюжей, никчемной и не достойной такого. Не достойной вообще ничего сверх обыденности.

— Лорин… ты сама не понимаешь, что ты такое.

— Я? — почти не соображая, о чем речь, выдыхаешь ты.

— Не могу без тебя… — почти по слогам шепчет Кэти, отчаянно впиваясь ногтями в плечи. — Вы такие похожие, маленький. Ты такая… хрупкая… Не могу… Хорошая моя…

В голове будто что-то щелкает — и мир внезапно обретает чудовищную, безвозвратную резкость, потому что до тебя, наконец, доходит. Пока ты пялилась на Тони, она говорила о Доминике — с самого начала. Восхищалась — им. Таким. А это значит…

Кэти еще что-то шепчет, но ты зажмуриваешься и отталкиваешь, оборачиваясь, отталкиваешь изо всех сил, и сейчас тебе наплевать, что — невежливо, нехорошо, что подумают, или даже — а если услышат, на все наплевать.

Потому что вдруг оказывается, что огромное, живое и настоящее рядом с тобой есть на самом деле, уже давно, смотрит на тебя сейчас беспомощно-отчаянными глазами, и пальцы дрожат, и все это — такая… подлость, такая непомерная, ужасающая, невообразимая подлость — показать тебе то, что у тебя могло бы быть, но не будет, потому что это слишком — не ты.

Или слишком не ты — то, что ты считаешь собой сейчас. Слишком, чтобы это могло быть правдой.

Ты смотришь на пропасть и понимаешь, что — не перепрыгнуть, и она не могла не знать этого, а, значит, просто опять не подумала, не взвесила, не решила, а — сделала и все, как ей вдруг захотелось. Кэтрин Томпсон, твой личный кошмар — никто не издевался над тобой так изощренно, как она весь последний год, то бросая, то притягивая, то… черт…

Лорин всхлипнула, только теперь обнаружив, что снова плачет — навзрыд — от обиды и не проходящего унижения, оно каждый раз теперь появлялось, стоило только вспомнить еще раз. Это — и то, как Кэти кивнула и почти равнодушно ушла на следующий день.

Только, казалось, ей почему-то как будто ступать больно было.

— Ты нужна нам… — тихо повторил Доминик ей в макушку. — Это правда, Лорин.

— Заткнись… — пробормотала она.

— Ты совсем другая, — вздохнул он. — Не вот это вечно улыбчивое тихое чудо с хвостиком — ты чумовая абсолютно, знаешь? Но ты не позволяешь настоящей себе даже носа наружу высунуть, пока тебя коктейлями силком не напоишь.

Она шмыгнула носом.

— Скажешь тоже… — удержаться от грустной усмешки не получилось. — Если бы ты был прав и мне бы действительно был нужен огненный маг… думаю, он бы у меня уже был. Как у Мэтта и Тима водный появился когда-то. В человеческом крыле я регулярно бываю, но ничего не происходит. И я думаю, это означает, что ты ошибаешься.

— А я думаю по-другому, — возразил Доминик. — Мэтт и Тим на самом деле верили, что им нужна такая семья, какая у них была. Они не давили в себе потребности — они их не видели. А ты — видишь, и хочешь, чтобы стихия решила все за тебя и преподнесла воспитанника. И тогда тебе не придется решать самой. Это трусость, прости — я не думаю, что стихия когда-нибудь станет так облегчать тебе жизнь. Обычно она усложняет, а не подачки дает.


Поделиться:

Дата добавления: 2015-09-14; просмотров: 56; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав





lektsii.com - Лекции.Ком - 2014-2024 год. (0.006 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав
Главная страница Случайная страница Контакты