Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника


Манекен




 

Он шел по пустынному шоссе, не имея перед собой ни какой-то определенной цели, ни хоть сколько-нибудь ощутимого желания данную цель заиметь. Шел просто так, ради того, чтобы идти. Его мучило похмелье и не проходящее чувство одиночества. Он не мог сказать наверняка, что больше.

Шоссе было покрыто потрескавшимся асфальтом и слоем сухой серой пыли, по обочине вдоль него росла омертвелая жесткая трава и кусты чертополоха. Он был сух и безжизнен, как этот чертополох, и так же покачивался на слабом ветру. Больше всего сейчас ему хотелось забиться в какой-нибудь глухой угол и тихо умереть.

В небе плыли серые дирижабли облаков, из которых изредка выныривали черные птицы – единственные живые существа в округе. Даже машины здесь почему-то не ездили, это было идеальное место для смерти.

На обочинах помимо травы и чертополоха можно было обнаружить еще горы мусора – свидетельство того, что люди все же иногда сюда забредали. Хотя сейчас ни одной живой души кроме черных птиц поблизости не наблюдалось.

И к черту людей, подумал он, человечество – гнойный нарыв на теле земли. Всюду за собой они оставляют лишь мусор, коим, собственно говоря, и являются сами.

Он видел целлофановые пакеты, догнивающие остатки овощей, жестяные банки из-под пива, покалеченные стулья и кресла, ржавые каркасы автомобилей. Они громоздились друг на друга одной уродливой кучей, похожей на разлагающуюся тушу динозавра.

Внезапно его внимание привлекло нечто, похожее на тело человека. Оно торчало из кучи коричневой гнили. Он пригляделся лучше и понял, что это труп. Одним ублюдком меньше, мрачно подумал он.

Однако любопытство взяло верх, и он все же решил посмотреть. Свернув с шоссе и перебравшись через придорожную канаву, на дне которой стояла зеленая зацветшая вода, он пошел по мусорной куче, переступая через гниющую жижу и обломки старого бесполезного хлама.

Когда он подошел ближе – так, что мог спокойно разглядеть находку, он понял, что ошибся. Это был не труп. По крайней мере, не труп человека.

Из-под обломков торчал женский манекен, лицо которого было изуродовано краской. Он склонился над пластиковой куклой и с любопытством разглядел ее; что-что, а манекен он никак не ожидал обнаружить среди всей этой дряни, беспорядочно раскиданной кругом. Осторожным движением он извлек его из мусора.

Манекен был абсолютно обычным: такие выставляют в витринах магазинов, обряжая их в платья и шляпки, обвешивая украшениями и кокетливыми сумочками; правда, неизвестный изуродовал его лицо краской и лишил левой руки. Он пошарил в мусоре снова, но так и не нашел утраченную конечность.

Глядя на манекен, он вдруг понял, что это искалеченное пластиковое тело является единственным объектом в округе, не вызывающим в нем отвращения и ожесточения. Жертва людей, сейчас манекен был, пожалуй, наибольшим воплощением беззащитной искренности в этом гнусном мире лжи и жестокости. В этом плане что-то даже роднило их.

В глубине его израненной души зашевелилось и начало расти ощущение какой-то непонятной ему близости, чуть ли не родственности, словно какая-то мощная неудержимая сила влекла его к манекену. Поначалу это вызвало в нем смятение, странное противоречивое чувство, но вскоре он уже не знал, что с этим чувством делать и уже не мог его контролировать; он обнял манекен, пачкая руки в грязи и гниющей массе, поднял его и понес в сторону шоссе. Он уложил манекен у обочины в сухую траву и развел ему ноги. Подвернувшимся под руку куском ржавой арматуры пробил между ног дырку сантиметра в три шириной.

Он не мог объяснить, что же так сильно влекло его к манекену: чувство ли жалости или роднящего одиночества, но это было безумящее, еще незнакомое ему влечение, намного сильнее просто похоти, которое захватило его, накрыло жаркой волной. Он спустил штаны и достал свой эрегированный член. Грязный манекен не вызывал у него омерзения, наоборот, ему хотелось обладать им, соприкасаться с ним, орошать его своими физиологическими выделениями.

Он слился с манекеном и принялся двигаться в языческом танце Эроса, презрев боль, раздирая член до крови и пачкаясь в грязи. Ему было плевать на то, что его могли застать за этим занятием люди. Впрочем, откуда им было взяться на этом богом забытом шоссе?

Словно в магическом трансе он бился судорогой экстаза, целуя залитое краской лицо и размазывая коричневую жижу по пластмассовому телу. Когда его накрыло цунами оргазма, больше не существовало уродливого мира с вязкой блевотиной рутины и разлагающего одиночества, и как будто новая вселенная родилась где-то внизу живота, во всем его теле, и рассыпалась мириадами звезд. Манекен уже не был манекеном, что-то живое, одушевленное билось и мерцало в нем, словно в полое тело засунули человеческое сердце.

Он кончил и затих. Манекен лежал под ним, раскинув ноги и единственную руку. Неподалеку все так же горбились кучи мусора, а в небе плыли дирижабли облаков. Но теперь он уже не был так одинок; на смену испепеляющему чувству одиночества пришло давно позабытое ощущение тихого умиротворенного счастья.

Он пролежал так минут десять, вслушиваясь в тишину, слыша лишь частые удары своего сердца. Потом он поднялся, вытер член от крови и спермы носовым платком и, взяв манекен подмышку, вышел на шоссе. Позади него остался один лишь только мусор и несколько секунд волнующего настоящего, наполненного, как ему казалось, подлинным блаженством.

Он принес манекен домой, отмыл его и очистил от краски. В шкафу нашлось немного женской одежды, оставшейся от бывшей жены. Он нарядил манекен в нее и уложил его (или ее?) на кровать. Поначалу он хотел приделать ему что-то вместо руки, но потом плюнул на эту затею: манекен ему нравился и таким, каким он его нашел. Может быть, даже больше нравился.

Так он стал жить с манекеном.

По вечерам он возвращался с работы, ел лапшу быстрого приготовления, потом пил, и, уже изрядно набравшись, ложился на кровать рядом с манекеном и принимался ласкать его. Он расширил дырку между его ног и обделал ее латексом – так, что получилось подобие влагалища. Он мог заниматься сексом с манекеном часами, он поклялся бы всем, что имел, что большего удовольствия ему не доставляла ни одна из женщин, а их у него было, в общем-то, немало.

Это были дни земного рая, когда бесконечное чувство одиночества, постоянно преследовавшее его до этого, наконец оставило душу и разум, словно прошла долгая тяжелая болезнь.

Окружающего мира для него теперь не существовало, были лишь он и манекен. В минуты своего сумасшествия ему все чаще казалось, что манекен живой и вот-вот заговорит с ним. Он даже придумал ему имя – Марго.

Впрочем, вопреки ожиданиям манекен упорно не оживал и не заводил с ним разговоров. И это сводило его с ума.

Иногда ему хотелось выговориться, и он лил слезы над манекеном. Слезы падали пластмассовой кукле на лицо и застывали хрупкими каплями, а она смотрела в потолок, и казалось, что плачет сам манекен. Потом истерика проходила, и становилось ясно, что манекен, как и прежде, безучастен ко всему, манекен был всего лишь неодушевленным куском пластика.

И тогда он шел на кухню и долго пил, напивался до беспамятства и тупо с остервенелостью животного трахал манекен.

Безумие захлестывало его неудержимой всепоглощающей волной и длилось часами, которые перетекали в дни, а те, в свою очередь, в недели.

И постепенно чувство, столь внезапно охватившее его тогда на пустынном шоссе, стало покидать его. А одиночество, которое он так упорно выжигал водкой и от которого его на время избавил манекен, снова стало наполнять его.

Нет, на это, конечно, ушло время – одиночество кралось тихо, как вор, прячась в темных углах его дома, пока не застигало свою жертву врасплох. И вместе с тем, как оно росло, притуплялись его чувства к Марго. Пока однажды их не стало совсем. И тогда манекен стал просто большой пластмассовой игрушкой.

Он приходил домой и видел его лежащим на не заправленной кровати, но манекен больше не вызывал у него желания, теперь он вообще не испытывал никаких эмоций по отношению к манекену. Манекен был мертвым – мертвым от головы до пят.

Теперь его бесило молчание манекена. Скажи же, скажи же что-нибудь, мысленно умолял он манекен. Возможно, это было его последней надеждой. Но манекен все равно по-прежнему безмолвствовал.

И однажды он не сдержался. Одиночество и безумие захватили его целиком. Он взял бейсбольную биту и принялся крушить манекен; он бил изо всех сил – так, чтобы нанести наибольшие повреждения. Он бил так, чтобы заглушить свою боль.

Когда он закончил, от манекена остались только клочья помятого пластика.

 


Поделиться:

Дата добавления: 2015-09-15; просмотров: 62; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав





lektsii.com - Лекции.Ком - 2014-2024 год. (0.005 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав
Главная страница Случайная страница Контакты