Ницше Ф.

Назад мы возвращались вместе до определенного момента, а потом должны были пойти поодиночке.

- Что скажут остальные? - спросила я, когда мы шли назад. Ирвинг успокаивающе сжал мою руку, но я не могла так просто успокоиться. - Что будут говорить о нас? Ведь ты пошел за мной.

- Меня девочки послали за тобой, говоря, что я не хорошо поступил, хотя я и сам уже собирался идти – ты была так расстроена! Так что не переживай, все по-прежнему думают, что у тебя любовь с тем студентом, - в конце хмуро добавил он. Я не стала скрывать улыбки удовольствия, смотря на его ревность.

- Это не так, – поспешила его заверить я, но Ирвинг просто поцеловал меня, расслабившись.

- Не важно… пока. А мы поговорим дома, - успокоил он меня, - а пока что, пусть все будет как есть. У меня созрел некий план, по поводу того, как мы откроем наши отношения.

Я потупилась при этом, не веря, что все происходит наяву. Что мы идем с Ирвингом за руку, сквозь лес, и при этом не занимаемся на каждом углу сексом и не кричим, как ненавидим друг друга. Я не верила, что больше не будет дикой боли, которую мы причиняли друг другу.

Ирвинг вышел к месту лекции первым, я за ним на добрых два метра. При этом мы сделали вид, что злые и хмурые, но это подействовало отвлекающее на всех остальных, только не на Рашель. Больше такое поведение не могло ее обмануть. Она одними глазами показала мне, что наш спектакль ее не впечатлил. О чем шепотом и поведала мне в автобусе.

Она развернулась ко мне и пристально смотрела, пока я не посмотрела на нее в ответ, хотя перед этим я то и делала, что пялилась на голову впереди меня и ловила едва заметные остальным взгляды Ирвинга.

- Что? – я выжидающе покосилась на нее.

- Я знаю о вас с Ирвингом еще с той первой прогулки, - похвасталась она, явно пытаясь вогнать меня в краску. И при этом ее вовсе не смущало то, что Ирвинг так же услышал ее слова.

Я зашипела на нее, чтобы она говорила по тише, и этого не услышали пронырливые соседи по креслам. А она невинно улыбалась, как будто это было нормально.

- Тогда у нас не было отношений, - на ухо прошептала ей я, но Рашель покачала в ответ головой.

- Тогда он не нравился тебе – заносчивый прыщ на заднице, который навязывался, чтобы позлить тебя. Только это не значит, что ты не нравилась ему.

Я улыбнулась снисходительно, и покачала головой, да так интенсивно, что у меня заболела шея. Тогда Ирвинг и я презирали друг друга и сильно ненавидели. Именно потому, что он постоянно меня раздражал и совал нос в мои дела, навязывался и делал все, что было в его силах, чтобы испортить мою жизнь. В тот период Ирвинга вокруг меня было так много, что я просто дышать не могла. Рашель этого было не понять, она даже представить не может, как он тогда попортил мне кровь.

Многие в автобусе перешептывались, обсуждая то, каким придурком иногда бывает Ирвинг, так обращаясь со мной. И, не смотря на то, что случилось, я была рада этому маленькому удовольствию. Он хоть немного получал по заслугам за то, что вытворял. И пусть Ирвинг целовал меня, и я таяла от этих поцелуев и лишалась воли. Но я все еще не верила его словам.

Рашель не стала идти с нами домой, сославшись на другие планы, я же осталась ждать под автобусом, так как об этом попросил Ирвинг. Он о чем-то разговаривал с парнями, я напускала вид, что меня напрягает идти с ним домой, а остальные девочки и парни из нашего класса смотрели на меня, и в их взглядах читалось: «Крепись, мы знаем, что он придурок. Но блин, какой красивый!» Я грустно усмехалась таким вот взглядам: одновременно мне все сочувствовали, но думали о том, как мне повезло жить с ним в одном доме. Может, наконец, это действительно станет для меня счастьем? Раньше таковым не было.

Распрощавшись с друзьями, Ирвинг позвал меня небрежным кивком головы, и, оттолкнувшись от пропыленного бока автобуса я пошла к нему. Я всегда шла за ним, стоило Ирвингу поманить меня.

Мы шли молча, на расстоянии метра, словно между нами ничего нет. Мое настроение снова стало портиться от этого. Я знала, что не могу ему доверять. Как? Как мне научится ему доверять, если я до сих пор не знала на чем стою? Все, что он сказал мне в лесу, было приятно и радостно, но это все, что он сказал – несколько хрупких слов, за которые мне пока что приходилось держаться. Почти никаких объяснений. И я не знала, как нам все устроить, чтобы открыть наши отношения для всех. Чтобы мы не показались в городе гнусными извращенцами.

- Ты молчишь, - горько сказал Ирвинг совершенно неожиданно почти возле моего лица – но он приблизился всего на миг, словно обходил ямку на дороге. – Ты меня немного пугаешь. О чем ты думаешь?

- Я боюсь, - отозвалась я и посмотрела на него, ожидая разглядеть ответ на его лице, найти хоть толику неискренности или снова увидеть то пренебрежении, с каким он смотрел на меня раньше. Нет, Ирвинг по-прежнему смотрел открыто мне в глаза, но это был теплый взгляд. – Скажи, я могу тебе доверять?

- Во всем, - жарко заверил меня он, желая взять за руку, но оглянувшись, я отскочила от него. Позади нас в нескольких метрах шли наши знакомые. Поняв свою оплошность, Ирвинг снова выдержал нужное расстояние, чтобы для других мы выглядели неразговорчивыми и угрюмыми между собой. Чтобы мы выглядели чужими. Дело было не в нас, а в том, что могут сказать о родителях. Как такие набожные и правильные люди, как Хаттоны, не заметили, что под их носом развивался бурный роман и роман вообще. А что, если все поймут, что мы давно спим вместе? Мои родители не переживут позора. Нам нужно было бы начать все с нуля. Но как же мне хотелось, чтобы все знали, кому принадлежу я, и что Ирвинг мой, и всегда был таковым!

Но еще для меня оставалась проблема того, что я не могла быть уверена в Ирвинге, так что, может, оно и к лучшему, что пока что о нас знает лишь Рашель – в случае провала хоть будет кому поплакаться в плечо! Сегодня он сказ одно, и сделал шаг на встречу, но завтра я проснусь, и все вернется на прежние места, чтобы исстерзать меня с новой силой. Мне слишком трудно было поверить ему, особенно после того, что в лесу, вместо объяснений, Ирвинг занялся со мной любовью, после которой у меня все болело – таким жестким и несдержанным он был. Ирвинг все еще не был готов говорить о себе, своих причинах и прошлом.

- Мне нужно доказательство тому, что ты заставляешь меня ожидать снова и снова тебе верить, - неожиданно даже для себя сказала я ему.

Я думала, это напугает Ирвинга, но он странно отреагировал.

- Я докажу тебе, - улыбка Ирвинга мне не понравилась, но потом я взглянула в его зеленые глаза и ненадолго страх отступил. Глупая, сказала я себе, то, о чем ты так давно мечтала, начинает сбываться. Скоро ты сможешь говорить с ним на улице, не боясь, что вас подслушают, гулять, не скрываясь, брать его за руку и, самое главное, навсегда забыть о ненависти. А его мрачный взгляд это просто уже знакомая тебе решительность.

Все глухие, пустые ночи, которые я провела, думая о нем, будут наконец-то оплачены.

- Докажешь? – переспросила я, задерживая дыхание, чтобы понять, насколько правдивы его слова, и какова решительность. В моем голосе было столько надежды, что Ирвинг даже остановился. На его лице было одно покаяние и отчаяние.

- Ты имеешь право не доверять. Я же имею право до сих пор злиться на тебя за того парня.

- Поговорим об этом дома, - напомнила я ему. Несколько секунд он внимательно смотрел на меня, а потом расплылся в ласковой неуверенной улыбке. Это было хорошо – я точно пошатнула самоуверенность Ирвинга, и для нас это было хорошо.

Оказавшись на ступеньках, он на миг прижал меня к себе и спросил:

- Ты не передумаешь?

- Я слишком долго ко всему этому шла, - устало сказала я, не понимая, что он имеет в виду.

Ирвинг толкнул дверь и пропустил меня вперед. Папа как раз пришел с работы и смотрел по телевизору новости спорта и лишь кивнул мне, а Ирвингу стал жаловаться на какую-то команду по футболу. Ирвинг с улыбкой направился к еще одному дивану, и лишь я захотела уйти, чтобы помочь маме с ужином, Ирвинг потянул меня за собой на сидушки. Я попыталась вырваться, но Ирвинг крепко держал меня за руку. Я, не веря в то, что происходит, тревожно заглянула ему в глаза, но там была холодная решимость, уверенность и… желание. Первые два меня успокоили. А вот последнее напомнило о лесе.

Папа не сразу же обратил на нас двоих внимания, а когда обратил, то лицо его вытянулось.

- Эрика! Подойти, пожалуйста! – прокричал он в сторону кухни, и я готова была провалиться сквозь землю. До меня, кажется, дошло, как Ирвинг решил мне доказать свое твердое намерение быть со мной. Быть вместе, и чтобы об этом все знали. Правильно, начинать нужно было с малого. Или с большего. Смотря, как пойдет разговор с родителями.

Мама, что-то щебеча про жаркое, забежала в комнату.

- Давай быстрее говори, что хотел, или будешь сегодня голодным.

- Думаю, еда подождет, - отец кивнул на нас. И мама, наконец, обратила внимание на то, как мы сидим рядом, и что наши руки сплетены. Все выглядело так, будто мы пришли за благословением на свадьбу.

- Только не говорите, что вы больше не можете выносить друг друга, или и того хуже… - что именно она не сказала, а просто опустилась на подлокотник возле отца. Жаркое было забыто.

- Не мели чепухи, дело, кажется, в другом, - отец начал раздражатся, не понимая и сам, что происходит. – Только не говорите, что собрались жениться.

- Нет, - рассмеялись мы с Ирвингом, но большего я не могла сказать, так как и сама ничего не знала. Все было в руках Ирвинга.

- Мы просто хотели вам сообщить, что будем встречаться, - сказал Ирвинг, вновь переплетая свои пальцы с моими, которые я ранее забрала под смущенным взглядом матери.

Ирвинг сжал мои пальцы, и я посмотрела на него – тут же стало легко и не страшно. Он рядом! Словно тепло, эта новость казалась мне ошеломляющей и с новой силой накатывала на меня.

- Ну что ж… - тяжко вздохнул отец, - не то, чтобы мы не догадывались. Все эти ваши бурные споры, крики, стуки дверьми… все это было понятно. Но мы бы хотели знать, как ваши отношения будут складываться потом, если вдруг все вдруг… не удастся?

- Патрик, что ты какое у них спрашиваешь? – ужаснулась мама и толкнула отца в плечо. – Лучше спроси их, не поставить ли нам на их комнаты замки, чтобы не сторожить их комнаты ночью!

Мои родители ставили нас с Ирвингом в неловкое положение. Мы уже расставались и знали, как жить с ними в одном доме при таких условиях. А толку ставить замок уже не было. И ни о чем этом я не могла им рассказать.

- Мам, мы встречаться начинаем, так же как я встречалась с Лукасом, а Ирвинг с Кейт, а не жить вместе.

- Вы уже живете в одном доме… - начал отец, но толчок маминого локтя в очередной раз заставил его передумать и изменить слова. – В любом случае, мы теперь хоть будем понимать причины ваших ссор и споров. А может, вы вообще перестанете ругаться, а то это уже всем порядок надоело!?

- Мы постараемся, - слабо отозвалась я, не смотря на них. Если бы родители понимали все, что в действительности было с нами! Все ссоры и крики, происходили из-за уже существующих отношений. Но я очень надеялась, что им никогда не узнать, как я почти предала их, и что Ирвинг стал моим первым мужчиной в 17 лет. Я даже покраснела, подумав об этом.

На миг в комнате повисла тишина, но вовсе не тяжелая и не осуждающая – все было в порядке, наверное, родители догадывались о большем, чем говорили нам. Или же и вовсе понимали уже давно, какие мы чувства испытывали друг к другу. Потому назвать их очень удивленными я не могла.

- Тогда идем ужинать! – воскликнула мама, и добавила уже тише, - если жаркое не сгорело…

На радостях мама ушла на кухню, отец же остался досмотреть по телевизору новости, пока все до конца не будет готово. Он косился на нас двоих время от времени, и потому мы пока что не рисковали поцеловаться. Думаю, это будет уже слишком для одного раза. Я не выдержала такой близости Ирвинга, которой пока что не могла разделить с ним. И потому, поднявшись, пошла следом за мамой, чтобы ей помочь. Не знаю, что после моего ухода отец говорил Ирвингу там в гостиной, мама же не стала откладывать в долгий ящик того, чего не говорила при муже.

- Никакого секса! – тут же заявила она, помешивая по очереди все кастрюльки на плите. Я тоже взяла ложку и стала заправлять готовые овощи на салат. Мне было неприятно лгать маме, но иначе я не могла. Все наши отношения с Ирвингом с самого начала были неправильными, и вот к чему это привело теперь – мне приходилось лгать. Но, в тоже время, я просто охраняла свою личную жизнь, мне казалось, что знать о нас можно лишь то, что мы сами хотим рассказать. Все остальное я хотела оставить тайной, известной лишь нам.

- До свадьбы ничего такого, - уверенно заявила я и поняла, что мое изменившееся «Я», «Я», которое повзрослело, настолько, чтобы лгать открыто, могло теперь обмануть даже ее. За эти месяцы, что Ирвинг рядом, я выросла и перестала быть ребенком. Все мои принципы и мораль перетерпели многие изменения, словно им, как змеям, приходилось линять и скидывать свою кожу каждые несколько дней. Я изменилась, и моя мораль тоже – это не значило, что я считала правильным обманывать родителей, но я поняла то, что делает каждого ребенка наполовину взрослым. Больше я не была обязана посвящать родителей во все уголки своей жизни. Я не знала, насколько этот опыт плох или хорош для того, чтобы стать нормальным человеком, но светлое и хорошее детство ушло, оно оставило меня этим летом, когда Ирвинг ворвался в ту жизнь, которую я вела. С ним пропала чистота моего тела и моей души, но взамен я получила любовь Ирвинга. Да уж, ничего себе обмен, но я не сожалела.

- Ты, правда, так считаешь? – мама обернулась и посмотрела на меня. Я сделала то же самое. И вс,е что ощутила при этом, легкое чувство вины, которое могла подавить одной лишь фразой – это мое личное и сокровенное на что у них нет права, пусть даже они мои родители.

- Конечно, - заверила я ее, - я и раньше с парнями встречалась и была девушкой. Разве Ирвинг особенный?

- Я же видела, как иногда вы с тоской смотрите друг на друга, - пожала плечами мама, словно боясь признавать, что я действительно стала взрослой. – И да, такое бывает, особенным. Но ты знаешь, я очень рада, что Ирвинг станет твоей парой. Мы часто мечтали об этом с его родителями. Разводили сантименты, как понимаешь.

Я закусила губу, потупившись в салат, но вопрос сорвался сам собой.

- Какими они были? Его родители?

Лицо мамы на миг стало мечтательным, таким, с каким она минуту назад говорила о сантиментах, и я поняла, что она словно заглядывает в прошлое, чтобы критически оценить своих друзей.

- Хорошими людьми, - отозвалась она, - но слишком занятыми собой и работой, которую любили. Все время кидались из огня да в полымя. Это и делало их особенными людьми и друзьями. Возможно, потому Майя не смелая, а Ирвинг чересчур самоуверен – где им только не приходилось жить, а тем более часто оставаться только вдвоем.

Немного помолчав, она подошла и обняла меня. И я была рада тому, что у нас все по-прежнему, не смотря на то, что она видит все мои изменения и боится их, как и каждая мать, которая видит взросление и отдаление ребенка. Она внутренне протестовала против этого, и, в то же время, гордилась тем, что ее девочка стает женщиной. Технически я ею и стала, но, о чем мама не знала, о том не волновалась.

- Вчера Майя мне сказала, что наш город и этот дом, впервые в жизни стали для нее настоящим домом. Одновременно я понимаю друзей, почему они так поступали, и следовали за своей мечтой, но и, в то же время, начинаю теперь осуждать. Для меня Майя и Ирвинг стали еще 2 детьми, которых я будто сама родила и воспитала.

- А для папы волейбольной командой, - не удержалась я от смешка.

Впервые за долгое время я спокойно могла вздохнуть, щемящая боль прошла, и все же, я еще не верила в то, что мы будем вместе.

Я все время смотрела через стол на Ирвинга во время ужина, и он улыбался мне ободряюще, будто чувствовал мою затаенную тревогу. А после ужина мы пошли пройтись. И почти все время просто молчали, прижавшись друг к другу. Ирвинг тоже, видимо, еще не мог поверить, в то, что происходящее реально. Мы даже не целовались, а просто привыкали к тому, что имеем право друг на друга. Что мы не кричим и не ссоримся, что мы просто вместе.

Ложась спать, я не плакала и не сетовала на то, что этот очередной ужасный день закончился еще хуже, чем вчера.

Неожиданно, черные тучи ненависти надо мной расступились, пропуская солнечный свет любви, надежды и веры.

Все, что нужно было сделать для счастья, это поверить Ирвингу. Задачи сложнее передо мной еще не стояло.