Отношение к унии

Сохранилось письмо одного униатского епископа, посвященное этому вопросу, выдержки из которого приводит Грушевский в своей “Истории Украины”. Вот, что пишет епископ: “имя унии им ненавистно — хуже змеи. Они думают, что за ней скрывается Бог знает что. Следуя за своим владыкой, они бессознательно верят в то, во что верят униаты, но самое имя унии отбрасывают с отвращением”.

Это отвращение настолько глубоко вкоренилось в народное создание, что слово “униат” стало ругательным. Характерный случай в связи с этим имел место перед первой мировой войной в одном из “волостных” судов (все судьи — выборные из крестьян) Нежинского уезда. Один казак обвинял другогог в оскорблении словами, которые заключались в том, что обвиняемый назвал обвинителя “униатом”. Судьи факт оскорбления словами признали доказанными и приговорили обвиняемого к соответствующему наказанию. Решение суда было обжаловано в высшую инстанцию (Съезд Мировых Судей), которая и должна была заняться решением вопроса о том, есть ли слово “униат” ругательным. Когда обвинителю было сообщено решение Съезда об отмене решения волостного суда потому, что слово “униат” не является ругательным, он заявил, что решение Съезда считает неправильным и будет жаловаться дальше.

Наступившая вскоре война прекратила это дело. Приведенный выше случай свидетельствует, насколько крепко и глубоко было отрицательное отношение народа к той унии, которую старалось ввести высшее духовенство, возглавляемое митрополитом Иосифом Шумлянским.

Однако это отрицательное отношение народа не останавливало Шумлявского и его единомышленников и они быстро и неуклонно шли к своей цели — подчинить Риму православное население Украины.

В 1700 г. Шумлянский, Шептицкий и другие высшие иерархи, уже давно тайно перешедшие в католичество (униатство), сбросили свои маски, выступили открыто, публично присягнули на верность Папе Римскому и начали вводить унию в своих епархиях. Деморализованное долголетними репрессиями и проникновением в его ряды тайных униатов, православное духовенство не было в состоянии оказать унии сколько нибудь значительное сопротивление. Там же, где были попытки сопротивления, униаты действовали насилием. Так, например, когда оплот православия — Львовское Братство отказалось перейти в унию, митрополит Шумлянский явился к братской церкви с польскими солдатами, приказал вырубить дверь и совершил в этой православной церкви богослужение по униатскому обряду. Жалобы Братства к королю остались без результат. В конце концов Братство покорилось и в 1708 году официально признало унию. Кроме Львовской епархии (Галиция и Подолия) еще раньше (1691 г.) уния была официально введена в Перемышльской епархии, а несколько лет спустя (в 1711 г.) и в Луцкой епархии (Волынь). На Киевщине затруднений со введением унии было значительно больше благодаря близости православного Левобережья и сопротивлению населения, но и там сопротивление было сломлено и к концу первой четверти 18-го века католики могли сообщить, что все Правобережье перешло в унию.

Формально, если считать, что с переходом в унию епископов переходит и их паства, католики были правы, ибо все епископы перешли в унию. Но, в действительности, дело обстояло иначе. Широкие народные массы в душе остались к унии не только чуждыми, но и враждебными. И, когда после воссоединения с Россией Правобережья, встал вострое о возвращении в православие того населения, которое официально считалось униатами, народ этому возвращению не только не противился, но встретил его радостно, как возвращение к старой прадедовской вере.

Этим настроеним народа и сохранением чувства единства с православием не мало содействовала деятельность православных иерархов, находившихся на Левобережьи.