Столкновение цивилизаций и национальные экономики

Цивилизация всех времён развивала физическое и интеллектуальное в ущерб психическому и духовному. Способность направлять свою собственную психическую природу и власть над ней, способность и власть, которые слепые люди нашего времени соединяют со сверхъестественным, были за заре человечества врождёнными и приходили к человеку так же естественно, как способность передвижения или мышления.

Е.П. Блаватская

С поляками о вере не спорить!

Из наказа российскому посольству в Польшу в 1610 году

Древо познания не есть древо жизни!

С.М. Соловьёв

Нечестивый злоумышляет против праведника и скрежещет на него зубами своими, но Господь смеётся ему, ибо видит, что приближается день его.

Псалом XXXVI

– Где наше не пропадало?

– Везде оно пропадало.

– А где наше пропало?

– А нигде оно не пропало!

М. Дудин

В единстве должно заключаться разнообразие. Люди – они разные. Некоторые из них хорошими работниками не будут ни при каких обстоятельствах, при всякой организации, оплате или стимулировании труда. Другие продолжат работать, даже если им перестают платить вовсе. Замечено, что примерно 10% людей будут трудиться при любой оплате, столько же станут бездельничать, как бы их ни заинтересовывали. Поэтому всевозможные системы мотивации предназначены для активизации 80% средних работников, а на остальных они всё равно не действуют.

Считается, что 20% людей выпивают 80% всего пива, по остальным видам человеческой деятельности происходит то же самое. Отсюда оставшиеся 80% людей делают только 20% работы и выпивают такую же часть пива. Действительно, как показали исследования в СССР и в Японии, только 1/5 от всех работников проявляет способность к творческому труду, а остальные – пассивны. И если данное соотношение справедливо для столь непохожих друг на друга народов, его можно считать универсальным (закон 20–80). Сложные они, люди.

Часть людей выделяются энергией, напористостью, деловой хваткой. Другие обладают высокой надёжностью, стабильностью, исполнительностью. Это – прекрасные работники, на них держатся предприятия. Третьи являются творческими натурами, генераторами технических, организационных и нравственных идей, обладают способностью «прислушиваться к шагам невидимых явлений» (Шри Ауробиндо). И так далее. Кто доказал, будто обществу нужны только активные и предприимчивые, а все другие – лишние?

И если экономическая система будет рассчитана только на одну из перечисленных категорий людей, а по отношению к другим будет допускаться дискриминация, трудно полагать её оптимизированной. Нельзя считать, что при ней наилучшим образом используются ресурсы общества, реализуется весь трудовой, интеллектуальный, творческий и физический его потенциал.

С другой стороны, если такая разнородность существует среди представителей одного народа, социума или возрастной группы, она тем более присутствует между различными государствами, нациями и народностями. И сохраняется веками, т.е. когда одни поколения погибают, им на смену приходят примерно такие же. Происходит то же самое, что и с человеческим организмом. Известно, что он состоит из клеток, а они отмирают, заменяются новыми. Поэтому по истечении 7 лет в человеке не остается прежних клеток вовсе. Тем не менее, он продолжает походить на себя не только интеллектуально, духовно, нравственно, но и физически. Сохраняются его привычки, знания, любовь, ненависть, вкусы и предпочтения. Именно так проявляет себя то, что называют генетической памятью человека или нации.

Неудивительно, поэтому, что в каждом китайце всегда имеется нечто китайское, в русском – русское, у француза – французское, а у еврея – еврейское, как не менялась бы их жизнь, представления о себе, окружающая действительность. И это служит дополнительным подтверждением того, что каждый народ, нация и культура представляют собой нечто целое, что они возникли не случайно, играют предназначенную им роль в Истории, обладают неделимой Космической душой. Различия и единство в них присутствует изначально, одно не может существовать без другого, и это прекрасно. Именно так проявляет себя богатство Мира, устанавливается обогащающее всех многообразие его красок и образов. Все исполняют свою партию во Всемирной симфонии Жизни, формируют гармоничный образ Вселенной. Отсюда если какая-либо нация начинает утрачивать собственные корни и слепо подражать другим, она становится ненужной и отмирает.

В то же время исчезновение любой из наций приводит к обеднению всех, оно вносит в Мир дисгармонию, делает его ущербным. А значит соответствующим образом уродует душу каждого, вселяет в неё беспокойство, дискомфорт и чувство неполноценности вне зависимости от того, к какой нации или народности он принадлежит, в какой стране живёт.

Это тем более справедливо, когда речь заходит о таких глобальных явлениях, как цивилизации. В самом деле, тезис о единстве цивилизации, о превосходстве или отсталости каких-либо из них является недоказуемым. «То, что в Европе вызывает восторг, в Азии карается. То, что в Париже считается пороком, на Азорских островах признаётся необходимостью. Нет на Земле ничего прочного, есть только условности, и в каждом климате они различны» (Оноре де Бальзак). Поэтому утверждение о безусловном превосходстве кого-либо народа или культуры не соответствует мнению Н.Я. Данилевского («Россия и Европа»), согласно которому не существует всемирной цивилизации, то есть единой всеобщей культуры, а имеется ряд культурных, цивилизационных сообществ, отличных друг от друга, и в то же время выражаемых общими характерными чертами. Они могут группироваться по каким-либо признакам, оставаясь, тем не менее, отличными друг от друга по другим качествам. Уже «XIX век вытеснил представления о превосходстве культуры Европы над всеми другими культурами» (Д.С. Лихачёв). А поэтому строить жизнедеятельность разных народов по одним стандартам недопустимо.

Отсюда деление стран на культурные или некультурные, цивилизованные или не очень, рассуждения о глобальном прогрессе человеческой расы и проч. в большей мере свидетельствует об ограниченной информированности авторов, об их недостаточной культуре, невысокой нравственности и расизме, чем о подлинном отображении действительности. Оно скорее служит оправданием агрессии одних государств по отношению к другим, чем несёт в себе какое-либо рациональное зерно. Так было в гитлеровской Германии, в империалистической Японии, в других странах, проповедующих собственную исключительность. Как пример, в пропагандистском нацистском журнале «Недочеловек» выпуска 1942 года впрямую утверждалось, что советские солдаты представляют собой «смесь низшего и запредельного человечества, поистине недочеловеков», «дегенеративно выглядящих ориенталов». Доказывалось, будто они «рождены для ярма» и проч. Заметим, что подобные «идеи» некоторыми странами зачастую проповедуется и сейчас.

С другой стороны, знакомство с культурой, знаниями, литературными героями древности отнюдь не свидетельствует об их примитивности или отсталости. Более того, складывается впечатление, что нынешний «цивилизованный» человек по многим своим проявлениям является поистине диким.

Для демонстрации изложенного рассмотрим объективные отличия наиболее непохожих друг на друга цивилизаций, каковыми представляются Восточная и Западная. Их наиболее яркими представителями являются Европейская и Индийская культуры. В чём заключаются кардинальные их различия?

Европейская культура является сравнительно молодой. Она сформирована рационализмом Рима, подкреплённым греческим романтизмом: «… вынь Рим – и рухнет всё европейское здание» (В.Иванов). В самом деле, если рассматривать карту Римской империи начала нашей эры, включая территории воевавших с нею германских племён, нетрудно видеть, что они объединяют в себе именно те государства, которые ныне называют Западной Европой. И очевидно, что высокая культура, язык, организация и сам образ дисциплинированного римского мышления не могли не оказать громадного воздействия на все проживающие на её территории племена. Поэтому последние не могли не унаследовать существовавшую в Империи культуру, систему организации, её стройность, целенаправленность, внутреннюю однородность. И одновременно цинизм, жестокость, высокомерие и прагматизм Рима того времени, которые, в конечном итоге, и привели его к гибели. Культ насилия, упрощение, двойные стандарты: Добром считалось то, что полезно Риму, а Злом – что идёт ему вразрез.

Нации, проживающие к востоку от очерченной ойкумены, не имели возможности испытать на себе столь концентрированный культурный и моральный прессинг, а поэтому в целом сохранили свою самобытность, собственное видение окружающего мира, характер организации и религиозных предпочтений. Наиболее существенное влияние на них оказали монгольские завоеватели, которые привнесли с собой элементы совсем другой организации, иного видения мира, китайскую мудрость и кочевническую активность. Именно этим, в конечном итоге, во многом и отличаются между собой философия, культура и глубинное мышление народов Западной и Восточной Европы, непохожесть их государственного построения. С другой стороны, она обогатила палитру человеческих образов, сформировала особенности массового сознания, расширила диапазон возможностей и способствовала нестандартности и своеобразию европейских характеров.

Цивилизация Индии – более древняя. Она базируется на оккультных знаниях, в манускриптах и культурных памятниках, полученных, по преданию, от ещё более древней цивилизации атлантов, т.е. четвёртой расы человечества, предшествующей нашей. Поэтому все её понятия прошли проверку временем, являются более стройными и выверенными. И в то же время, как наследница погибших цивилизаций, она сохраняет в себе элементы трагизма.

Как отмечал признанный авторитет по Восточной и Западной культурам основоположник аналитической психологии немецкий учёный К.Г. Юнг («О психологии восточных религий и философии», «Медиум», Москва, 1994), отличие западного мышления и видения мира от восточного носит принципиальный характер. По его мнению, западный человек располагает обширными знаниями о Природе, но удивительно мало знает о своей собственной сущности. Обладая дурной привычкой верить, и в то же время развитым научным и философским критицизмом, европеец неизбежно попадает в ловушку, состоящую либо из слепой веры, либо из столь же бескомпромиссного неприятия чужих мнений. Пройдя свой путь исторического развития, он настолько удалился от своих корней, что его ум, в конце концов, раскололся на веру и знания, поскольку всякое психологическое преувеличение всегда разрывается на внутренне присущие ему противоположности. «Мирские люди потеряли корень и держатся за макушку» (Гу-Дэ).

По утверждению К.Г. Юнга, на Западе истина убедительна, только если она подкреплена объективными данными, Восток в этом не нуждается. Там верят в точные наблюдения и исследования природы, но чураются бессознательного с его сомнительными фантазиями. То есть европейский ум воспринимает только вещи, «пьёт то, что удержали его ресницы от златой полноты мира» (Г. Келлер). А поэтому западный человек делает выводы о своём внутреннем мире на основании полноты собственных внешних ощущений. Европеец всегда стремится что-то делать с вещами вместо того, чтобы осознавать их. Для него жизнь – это своеобразная болезнь, неизбежно приводящая к летальному исходу.

В результате этого в своём незнании кармы европеец грешит, не понимая истоков своего поведения, и мучает своё воображение верой в абсолютных богов, наделённых человеческими страстями и слабостями, которые в действительности являются всего лишь покрывалом из иллюзий, сотканных его собственным непросвещённым умом. Христианский Запад рассматривает человека как полностью зависящего от милости Божьей, или, по крайней мере, от церкви, как единственного и санкционированного Богом земного института спасения. Поэтому европеец стремится умилостивить эту «власть» страхом, покаянием, обетами, покорностью, самоуничижением, добрыми делами и славословиями. А иногда путём причастия и покупкой ординарных индульгенций. Восток же настаивает на том, что сам человек и есть исключительная причина своего самосовершенствования.

Благодаря эгоистическому царству капитала и материалистическому строю мышления, внешняя жизнь западного человека приобрела уродливые формы ожесточённой борьбы за существование, беспощадной конкуренции, взаимной вражды и озлобленности, а во внутренней жизни идёт постепенное угасание идеала и вытравливание всякого религиозного смысла. Рассудочная культура, достигшая в нём своего апогея, уже не в силах более удовлетворять потребностей действительно интеллектуального человека.

Отсутствие духовной ориентации граничит на Западе с психической анархией, отсюда любая религиозная или философская доктрина становится источником психологической дисциплины. Она равноценна душевной гигиене, а поэтому плодит их многообразие. Тем не менее, это не оберегает человека Запада от личной неудовлетворённости, и ныне он лучше защищён от неурожая и наводнений, чем от духовной неполноценности, фактически беззащитен против психических эпидемий.

Мировые войны показали, на что европеец способен, когда его интеллект, сделавшийся чуждым собственной Природе, утрачивает всякую узду.

В отличие от этого, Восток всегда опирался на психическую реальность как главное и единственное условие существования человека. Там понимают, что у души довольно богатств, чтобы не требовалось занимать их извне. Поэтому из своего взгляда на мир индиец творит прочное тело, предавая внутреннему содержанию, а именно образам своего душевного мира, конкретную реальность, замещающую ему внешний мир. В результате, вопреки не всегда ясному порядку окружающей действительности, сам он, тем не менее, наделяет себя высшим порядком и гармонией. В противоположность множественности окружения демонстрирует единство внутреннего мира (К.Г. Юнг). Восточная мудрость гласит, что дух должен пройти через испытания воплощённой жизни и быть окрещённым в материи, прежде чем он сможет получить крещение души и возвратится к своему первоначальному состоянию Божественности.

В отличие от западного видения, на Востоке считается, что общественное благополучие выше личного: «Явление единения побеждает полчища… Весь мир делится на границы личного и общего блага. Если мы действуем в сфере общего блага искренними помыслами, то за нами стоит весь резервуар космических накоплений. Эта чаша лучших подвигов начинает действовать по незримому лучу» (Агни Йога – Живая Этика). Понимается, что хотя «Высокое стоит на низком» (Лао-Цзы) и насыщение «всем необходимым» есть источник благополучия, тем не менее внутренний мир невозможно утолить никакими внешними благами. Поэтому не удивляются, почему человек в погоне за удовольствиями испытывает постоянно растущий голод, и тем больший, чем больших наслаждений он достигает. И при этом он сам превращается в предмет чужих вожделений, в источник необъяснимого злополучия и непонятных бедствий. Многомерность и двойственность мира тому причиной, поскольку «Нет утверждения без отрицания. Где вера – там и сомнения, где сомнение, там и жажда веры; где нравственность, там и искушение» (Лао-Цзы).

Всё это, в конечном итоге, и формирует различные взгляды людей, проживающих на разных полюсах планеты, как на самих себя, так и на окружающий мир. В частности, одна из культур недооценивает мир сознательности, другая – мир Единого Духа. На Западе главенствует культ «объективности», ради которого отбрасывается красота и целостность жизни. На Востоке место этого культа занимает мудрость, покой отрешённости и неподвижность психики, возвращающих человека к своему истоку, а все беды и радости жизни оставляющих позади себя: «… если мы настаиваем на том, чтобы использовать так называемое «объективное» в качестве единственного критерия истины, то, вероятно, весь этот мир может полностью ускользнуть от нас – и это доказывает наше искусство, живопись и даже наука на протяжении последних пятидесяти лет, когда в искусстве и науке от мира остаются лишь жалкие крохи того, что может считаться незыблемым и бесспорным. … Субъективность – это и более высокая, и в то же время подготовительная стадия объективности» (Саптрем).

Индийский дух вырастает из Природы, а европейский ей противостоит. В самом деле, «Развитие западной культуры привело к гипертрофированным масштабам чисто интеллектуальной сферы по сравнению с практической деятельностью, т.е., проще говоря, связь между словом и делом, между мыслью и действием не только не однозначна, но часто между ними – пропасть» (А. Шевченко). Запад родил сотни систем и доктрин, ни одна из которых не является окончательной, завершённой, которые направлены на поиск более совершенного бытия, но не способов его реализации. Западный ум признал мысль, интеллект и логику высшим средством достижения истины, наиболее зримым результатом чего явилось воспитание человеческого разума и одновременно свидетельством его ограниченности. Для индийца знание метода, позволяющего контролировать высшую силу внутри и вне себя, представляется дарованным свыше благом, а европеец стремится к своей отрешённости от мира, т.е. к полной личной свободе.

По мнению европейца, действительность – это то, что действует, что связано с миром явлений, а для индийцев реальна только душа. По их мнению, божество пребывает внутри всех вещей и, прежде всего, человека. Западная религиозная практика заключается в молитве, почитании, превознесении. Главнейшим приобщением к божеству у восточного человека является погружение в бессознательность, которое он полагает наивысшим сознанием.

Вслед за Святым Павлом, европеец признаёт: «И уже не я живу, но живёт во мне Христос» (Галл. 2.20). В индийской суре говорится: «Ты узнаешь, что ты – Будда!». То есть «Дух, который находится здесь, в человеке, и Дух, который находится там, в Солнце – взгляни: это Единый Дух и нет никакого другого» (Таиттирия Упанишада Х). На западе душой наделяется только человек и ограниченно – мир живых существ. Восток же утверждает, что душа в нас является точно такой же, как и во всех существах и во всех предметах мира. Дух – «Это дитя вод, дитя лесов, дитя предметов неподвижных и предметов, которые движутся. Он присутствует даже в камне» (Риг Веда, 1.70.20).

Таким образом, христианин достигает высшего знания, лишаясь своей самости, а индиец остаётся на неизменном основании своей природы, единство которой с божеством или универсальной сущностью почитается им неукоснительно: «Потусторонние небеса – велики и удивительны, но гораздо велики и более удивительны небеса внутри нас» (Шри Ауробиндо). Внешняя действительность с её духом телесности и тяжести кажется европейцу куда более сильной и весомой, чем индийцу. Поэтому первый ищет превознесения над миром, последний же охотно возвращается к материнским недрам Природы.

Принцип «a maiori ad minus» (лат) – нисхождение от большого к меньшему, признаётся на Востоке главным инструментом изучения действительности в отличие от противоположного ему на Западе. Христианина, вне зависимости от его конфессии, в большей мере волнует структура религии, т.е. чем его ритуалы и догмы отличаются от других. Он ассоциирует их с самим собой, а поэтому понимает конкуренцию религий, но ему чуждо их сочетание.

Для индуса внешние различия религий являются несущественными, поскольку он инстинктивно стремится отбросить поверхностное, чтобы возвысить то общее, что в них содержится. Он предпочитает скорее отказаться от догм, чем ограничивать сущность Бога, делая Его единым и универсальным лишь благодаря зауживанию. «Единый, господствует Он над всеми лонами и сущностями, сам являясь лоном всего» – утверждается в Шветашватара Упанишада (V.5). «Кто как ко мне обращается, того я так и принимаю. Моими путями следуют все люди» – говорится в Бхагавадгите (IV,11). «Всё есть Брахман. Всё – это бессмертный Брахман, и нет ничего другого; Брахман – перед нами, Брахман – позади нас и к югу от нас, и к северу, и под нами, и над нами; всюду простирается Он. Всё, вся эта великолепная вселенная – это только Брахман» (Мундака Упанишада, II, 12).

Наука, с её систематикой, логикой и конкретностью, безусловно, есть орудие западного мира, она принадлежит к его способности разумно мыслить и стремления управлять действительностью. В то же время не следует забывать, что немалое число пользующихся всеобщим признанием научных истин опровергается поздними исследованиями. Восток возвеличивает рациональную доминанту чувствования, духовную составляющую Мира, воспринимает истину через жизнь, ощущения, эмоции. Поэтому его знания не подвержены влиянию времени, и что ценилось 500 лет назад, ценится и сейчас. Как пример: «Высшее благо человека-зверя является здоровье; высшее благо духовного человека есть правда» (из Драгоценных Камней Востока).

Индиец не забывает ни о теле, ни о душе, в то время как европеец постоянно забывает то одно из них, то другое. «Где воля – там и путь», утверждает западная ментальность, поэтому европеец всегда ей следует. Благодаря своей неуёмной энергии и забывчивости ныне он завоевал всю планету, и одновременно утратил её. Поскольку метод – это путь и направление, которые выбирает некто, отображающие его собственную природу. «Вот почему болен человек Запада, и он не успокоится, пока не заразит своей алчной неутомимостью весь мир» (К.Г. Юнг).

Чувствуя в глубине души свою ничтожность перед Богом, западный человек поэтому и не решается защищать перед Ним своё Я. Если несколько изменить эту формулу и подставить вместо Бога другую сущность, например власть, деньги или страсть, тогда получается законченный портрет европейца – прилежного, боязливого, смиренного, предприимчивого и алчно хватающегося за гарантированные блага окружающего его мира: собственность, здоровье, знание, техническое мастерство, политическую и экономическую власть. Он твёрдо убеждён, что все блага приходят извне, а поэтому агрессивен, старается перекачать их в свою пустую душу. Всячески стремится урвать земные блага у других и любой ценой обеспечить собственное благополучие. «Тот …, кто не имеет бога как внутреннюю собственность, вынужден добывать себе Бога извне» (Meister Eckeharts Schriften und Predigten).

«У Востока и Запада два взгляда на жизнь, которые являются противоположностями одной реальности. Между прагматичной истиной, с одной стороны, на которую такое сильное и исключительное влияние обращает витальная мысль современной Европы, очарованная энергией жизни и пляской Бога в Природе, и вечной, неизменной Истиной – с другой, к которой, в свою очередь, очарованный покоем и равновесием индийский разум любит обращаться с той же страстностью к уникальным открытиям, нет тех раздоров и противоречий, о которых ныне заявляют пристрастный ум, рассудок, разделяющий всё на части, и всепоглощающее страстное желание добиться своего любой ценой» (Шри Ауробиндо).

Восток учит: «… научись более всего отличать учение ума от душевной Мудрости, «Учение Ока» от «Учения Сердца» (Е.П. Блаватская). Утверждает, что «Любая вещь, чтобы существовать, нуждается в своей противоположности, иначе она испаряется в небытие» (К.Г. Юнг). И хотя без односторонности человеческий дух не смог бы развиваться во всей своей сложности, тем не менее, из-за своего максимализма обе цивилизации в обеих случаях лишаются половины универсума, становятся функционально ограниченными.

Вместе с тем великий средневековый учёный, теолог и поэт Джелал-уд-Дин Руми утверждал, что существует два главных инструмента познания мира, логика и чувство, и что они не способны ни заместить, ни противодействовать друг другу. Полагал, что чем сильнее предпринимаются попытки развести противоположности, тем большей оказывается их власть. В результате разнополярности понимания обоими цивилизациями главных вопросов мироздания культивируемая ими жизнь легко отсекается от целостной действительности и становится искусственной и бесчеловечной. Именно поэтому «Древние интеллектуальные культуры Европы кончили всесокрушающим сомнением и скептическим бессилием, а набожность Азии – застоем и упадком» (Шри Ауробиндо).

Таким образом, различия между указанными цивилизациями оказались столь существенными, что стало невозможно их сближение, не уничтожающее друг друга, как нельзя соединить огонь и воду. Духовный склад Востока отупляет западного человека, и наоборот. Нельзя быть добрым христианином и спасать самого себя, точно так же как нельзя быть Буддой и чтить Бога вне себя. И хотя благословенность западной цивилизации представляется сомнительной, тем не менее, принять духовный склад Востока он не способен. Но аналогично и Восток не может отбросить свою культуру и взять чужую, взращённую на другой почве. «Запад есть Запад, а Восток есть Восток. И никогда им не быть вместе» (Р. Киплинг).

Естественно поэтому, что образ хозяйственной жизни, способы производства и распределения не могли остаться в стороне от столь глубинных различий Западной и Восточной культур. Так, подчинение государству или своей внутренности – таков духовный путь Востока. В отличие от него, Запад разбивает мёртвое единство и даёт свободу частным формам жизни, но при этом переходит границы гармонии и способствует всеобщей эгоизации. Запад слишком интеллектуален, чтобы видеть истинное состояние вещей, а Индия чрезмерно погружена во внутрь себя. И поэтому у неё нет должной устремлённости, необходимой для того, чтобы гармонизировать то, чем она живёт, с тем, что видит и понимает.

Неудивительно, поэтому, что встреча Востока и Запада на бескрайних просторах России породила тенденцию к взаимодополнению противоположностей, воплощённых в их культурах, не утрачивая при этом своей самобытности. И породило невиданное противодействие Запада и России, поскольку у нас в некотором смысле родственные цивилизации, а разборки между своими всегда оказываются более жёсткими, чем между чужими.

В самом деле, Россия является естественным связующим звеном между Западной и Восточной цивилизациями, вследствие чего она не могла частично не воспринять ни одну из них, ни другую. «Именно в России сталкиваются и вступают во взаимодействие Запад и Восток – не только как географические понятия, но и как два историко-культурных начала, два потока всемирной истории – западной и восточной. … (Поэтому) Россия сознательно должна быть великим Северо-Западом, соединением двух миров, она призвана создать особый тип культуры» – отмечал русский философ Николай Бердяев. И этому есть не только географические основания.

В самом деле, российская ментальность сложилась под влиянием особых условий. После схода ледников на территории нынешней России образовалось множество рек и долин, в которых начинали селиться люди. «В Скифии нет ничего удивительного, кроме рек, её орошающих: они велики и многочисленны» (отец истории Геродот, У в. до н.э.). И суровая среда обитания привела к естественной селекции людских характеров. Те, кто выбирал борьбу за место под солнцем, стремились к югу, там климатические и природные условия оказались более благоприятными. Навстречу им устремился поток тех, кто за счёт большего труда предпочитал покой и волю, простор и отсутствие природных ограничений. В результате на севере сформирован особый мир, трудом и потом, а не кровью приобретавший своё благополучие. В этой связи сочетание неагрессивности, умение бороться с трудностями, удовольствоваться немногим наряду с богатством окружающего ландшафта породили щедрость и широту души русской. «Красным красна и украсно украшена Земля Русская» – отмечал древний летописец.

Именно этим объясняется столь непонятная многими быль о приглашении древними славянами варягов на княжение: «Земля наша велика и обильна, да порядка в ней нет, пойдите княжить и владеть нами». В действительности если бы начал княжить кто-либо из собственных племён, тогда поневоле указанное племя заняло бы господствующее положение по отношению к другим. А при осуществлённом решении все оказывались в равном положении. Славян никто не покорял, они сами нанимали себе правителей (менеджеров), чтобы поддерживать порядок. А если последние этого не исполняли, как их пригласили, так могли и выгнать. И такое случалось неоднократно.

Как исторический факт, норманны покорили далёкую от них Англию, но не смогли завоевать близкий к ним Новгород. То есть в действительности варяги служили Руси, но не господствовали в ней. И примерно то же самое произошло в 1612 году. Руководитель победоносного ополчения Д. Пожарский, как следовало бы из западных традиций, должен бы был занять пустующее место главы государства, и чин позволял, и происхождение. Но он добровольно уступил свой пост, а на должность царя всенародным одобрением был избран не принимавший никакого участия в борьбе, но устраивающий всех Михаил Романов. Таким образом, в России существуют древнейшие демократические традиции, но не как механизм всеобщего участия, а как инструмент общественного согласия.

При защите среды своего обитания русские не могли операться на какие-либо трудно проходимые естественные препятствия: А поэтому им предстояло либо погибнуть под натиском окружающих хищных орд, либо научиться давать им отпор. Но очевидно, что только военными мерами тут было не обойтись. Поэтому россияне изначально учились находить общий язык со своими соседями, замирять их, расширяя, таким образом, пределы своего влияния. Не навязывать собственный порядок жизни, не посягать на их самобытный уклад, но сглаживать межплемённые различия. Синтезировать, таким образом, новую общность, включающую в себя всё наиболее предпочтительное из обычаев и трудовых навыков входивших в состав Руси народов.

Так, в союз русских племён, совместно выступавших в Х–XI веках против иноземцев, входили эсты (чудь), восточно-угро-финские народы – меря, ижора, водь, весь. В летописи 859 года говорится о том, как новгородцы совместно с племенами меря и кривичей изгнали варягов, не дали им дани и начали сами собой владеть и города ставить. Семён Емин, избранный новгородским тысяцким в 1218 году, происходил из племени еми. Таким образом, «Власть Новгорода в карельских землях хотя и сопровождалась сбором дани, но не устанавливала в этих землях режима военной оккупации и не сопровождалась ни массовой колонизацией, ни насильственной христианизацией. Отношение новгородцев и карелов не походили на отношения победителей и побеждённых. Карелы были такими же подданными Господина Великого Новгорода, как и всё прочее его население. Новгородское владычество не затормозило этнического развития отдельных народов, входящих в состав Новгородской республики» (Д.С. Лихачёв).

Татарская знать, перешедшая на службу к русским князьям, сохраняла свои титулы и получала те же привилегии, что и русская. Например, русским царём Василием II Тёмным был принят на службу казанский царевич Касим-хан, в результате чего на русской территории, реке Оке, было образовано удельное Касимово царство, в котором привычным для себя образом проживала татарская знать, принявшая русское подданство. Именно татарским царевичам за их честность и верность доверял Иван IY Грозный свою личную охрану. Татарские и башкирские отряды составляли иррегулярную конницу и принимали активнейшее участие во всех войнах русских царей, в том числе Петра I и Александра I. Русские князья считали для себя честью женится на татарских принцессах (Даниил Галицкий и др.), принимавших христианство. Грузинский князь П.И.Багратион дослужился до чина генерала от инфантерии и был смертельно ранен в Бородинском сражении и т.д.

На Руси всегда отношение к человеку определялось не его национальностью, а личными качествами. Так, русский летописец, составлявший «Казанскую историю», отдаёт дань уважения мужеству оборонявших Казань татар и с лирическим чувством пишет о переживаниях царицы Сююмбеки. Более того, «Во всей древней русской литературе нельзя найти ни одного случая, при котором можно было заподозрить русского писателя в чувстве своего интеллектуального превосходства» (Д.С. Лихачёв). Поэтому в освобождении общей Родины от польских завоевателей в 1612 году принимали участие не только русские, но и татарин (Кузьма Минин), татары, мордва, украинцы, казаки и др. И так было всегда.

Таким образом, на Руси не возникало национального чванства, приветствовались межэтнические браки, не было культурного унижения кого-либо. И в конечном итоге возникло сообщество, всегда открытое к новым знаниям, культурным веяниям и хозяйственным приёмам. В результате русской повседневностью стала не победа одного мнения, толка или термина над другими, а их уживчивость, взаимное дополнение и обогащение. «…здесь, на севере, образовался тот русский воин, которого, по известному выражению, можно убить, но не сдвинуть с места» (историк С.М. Соловьёв). «Не наступите на Русь, … зань же нам пособляется, … а кто наступит, на того и Бог, и огонь, и вода» (Рукописание Магнуса, короля Свейского).

Привязанность к земле предопределила объединение людей по территориальному принципу, их осёдлость и негрессивность. В самом деле, таким людям есть что терять при перемене мест и не следует рисковать этим ради чужого богатства. В то же время кочевники объединяются по патриархальному принципу. Они более мобильны, появляются в местах, уже занятых другими, а поэтому агрессивны, раскованны, авантюристичны. И в отличие от русского самоуправления, распространяющего свои связи по горизонтали, у кочевников превалирует кровно-родственная община, иерархия которой выстраивается сверху вниз. Поэтому территориальная община была открыта для иноплеменников (земли хватало на всех, только трудись и уважай других), а родоплеменная община принимала их только в качестве рабов или прислуги. Отсюда «русская общность позволила сохранить пронизывающую Новый Завет идею равенства народов и людей вообще, противостоящую идеологии господства и подчинения» (В.И. Сигов, Г.А. Карпова, С.И. Пинцов).

Поэтому в действительности царская Россия никогда не была тюрьмой народов, ни одна самая малая нация или народность не исчезли в ней. Это признают многие: «И погиб бы мой народ, если б матушка Россия на своей груди широкой от беды не заслонила» (эстонский национальный эпос «Калевипоэг»). Как описывал генерал И.Ф. Бларамберг (см. его «Воспоминания», М:, 1978), известный путешественник и государственный деятель царской России середины 19 века, когда племена, измученные междоусобными войнами и произволом среднеазиатских правителей, устремлялись «под руку белого царя», им отводились для заселения обширные территории. Они на некоторое время освобождались от податей и естественно, становились добросовестными российскими гражданами.

В частности, именно таким образом сын хана киргизской орды Нурали-Султан Букей в 1801 году с позволения императора Павла I перешёл через Урал на русскую территорию с 5 тыс. кибиток (22 775 душ людей) и 2 млн голов скота. И благодаря проводимой гуманной политики царского правительства к 40-м годам того же столетия количество населения указанной орды уже увеличилось до 80 тыс., юрт – до 20 тыс., и соответствующим образом выросло количество скота. Поэтому и была столь легко завоёвана Средняя Азия. А с каким уважением до сих пор относятся потомки аборигенов Аляски, российской колонии, к некогда осваивающим их территорию русским первопроходцам!

Менталитет синтезированной таким образом нации, вне зависимости от корней образующих её народов, проявляется как уникальная во всемирной истории уживчивость, расовая, религиозная и человеческая терпимость, соединённые с объединительным инстинктом, позволившим раздвинуть границы страны на шестую часть планеты. Он характеризуется сознанием человеческого единства и отсутствием национальной спеси, способностью к совместным действиям, уважением чужой самобытности и социальной справедливости. Любой человек, какой бы народности он ни был, какое бы вероисповедание ни имел, всегда мог в России жить и пользоваться лично заслуженным уважением вне зависимости от национальной или культурной принадлежности.

В результате колониальная политика, проводимая Россией, принципиально отличалась от таковой, реализуемой западными странами: она больше помогала другим нациям и народностям, чем пользовалась ими. «Дух России – вселенский дух. Национален в России именно её сверхнационализм…в этом самобытна Россия и не похожа ни на одну страну мира» (Н. Бердяев).

И эту историческую миссию несёт она до сих пор.

Так гуманно в большинстве случаев в горниле российской ментальности и выплавлялась российская нация из всех живущих на её территории народов. Поэтому «Россия – больше чем народ. Она есть народ, собравший вокруг себя другие народы» (В.Соловьев). Даже в разгар советского государственного антисемитизма «евреи в Союзе больше успели, чем в (приютившей их) Америке. Разве не были мы там директорами, учёными, музыкантами, писателями, журналистами, разве все мы не закончили вузов?» (из повести «Осень на Виндзорской дороге» российского эмигранта Г. Рыскина).

В этом – коренное отличие российской и западной культур, принципиально разное видение ими Мира. «Новгородская Правда крепка честным и строгим судом. Коль не будет порядка, коль вина пройдёт без кары, земли стоять не будут» (В. Иванов, «Повести древних лет»).

Данные обстоятельства не могли не сформировать нацию самобытную и в целом доброжелательную, скреплённую, несмотря на широчайшую палитру образующих её народов, единой, синтезированной таким образом культуры. Так, евреи в России оказываются русскими в Америке и Европе, и так со всеми другими покидающими наши рубежи людьми. И это неудивительно, поскольку духовное состояние человека, т.е. характер его культурной ориентации, оказывает на него не меньшее воздействие, чем материальное, биологическое.

Понимание истинного лица России отмечали многие незакомплексованные западные интеллектуалы и государственные деятели: «Так значит, здесь сошла ты в наше поколенье, святая простота, святое упрощенье, ушедшее от нас? Так, значит, вот страна, что честью, правдою и до сих пор полна?» (поэт немецкого барокко Пауль Флеминг после посещения им России, 1609–1640 гг.). Как поэтически высказался после посещения России великий французский композитор Сен-Санс: «Русские – народ-богатырь, влюблённый в ветреную красавицу Европу. И для освобождения от своей пагубной страсти ему предстоит пережить множество мук». И подобные мысли встречаются часто: «Каждый англичанин приезжает в Россию русофобом и уезжает русофилом». Его буквально поражает одна из самых симпатичных черт нашего характера: «добродушная любезность всего народа, от высшего чиновника до простого мужика» (Лорд Дж. Керзон, «Россия в Средней Азии в 1899 г. и англо-русский вопрос»). «По моим впечатлениям, отдельный русский – один из самых дружелюбных людей в мире» (американский Президент Дуайт Д. Эйзенхауэр), и т.д.

В отличие от русского преклонения перед справедливостью, на Западе всегда главенствовал культ силы: «Vie victis!» (Горе побеждённым!), провозглашает он. И так было всегда. «Сила всегда права!» (Дж.Ф. Купер), «Большие батальоны всегда правы» (Наполеон Бонапарт). Таким образом, «Их энергетика больше питается ненавистью, чем любовью, протестом, нежели терпением, желанием заявить о себе, нежели готовностью помочь тем, кто страдает рядом» (А.С. Панаргин). То есть образ врага был всегда необходим для западного развития, как кровавая пища нужна дикому зверю. Более того, без врага Запад не способен жить, ему требуется вырабатываемый с помощью недруга общественный адреналин, он способен благоденствовать только противодействуя другим, может процветать лишь в борьбе. Поэтому Запад неустанно создаёт себе врагов, реальных или вымышленных. И побеждая их, строит своё благополучие путём поглощения их праха.

В самом деле, быть сильным и причинять боль и горе другому – в этом признаётся высшая доблесть западного героя: «Мир принадлежит тем, кто храбрее и сильнее. Мы не спрашиваем, когда хотим взять чью-либо жизнь и имущество. Мы не воруем, а отнимаем. Мы не верим ни во что, кроме силы нашего оружия и нашей храбрости» (из Скандинавских саг). «Весло ли галеры средь мрака и льдин, иль винт рассекает море, – у Волн, у Времени голос один: горе слабейшему, горе!» (Р. Киплинг). Сравним с рассуждениями Восточных кочевых хищников: «Счастлив тот, кто гонит перед собой разбитых врагов, грабит их имущество, скачет на конях их, наслаждается страданиями людей, им близких, целует их жён и дочерей …» (Чингисхан).

Так, крестоносцы, которые направлялись «человеколюбивой» католической церковью на освобождение Гроба Господнего в 1204 году, будто бы случайно взяли православный Константинополь и жестоко его разграбили, уничтожили многие произведения античного, византийского и ранехристианского искусства. Они убивали и насиловали его жителей, молящихся Христу, жгли и распинали на крестах православных священников и христиан на Кипре, казнили монахов на Афоне и проч. «На небе Господь, на земле – Его наместник! Одно солнце озаряет вселенную и сообщает свет другим светилам. Один верховный властелин должен быть на земле! … Всё, что не крещено, должно быть избито!» – восклицал в это время владыка Запада.

И это не далеко единственный пример, не исключительный показатель средневековой дикости. Так, в 1961 году миссионеры Новой Гвинеи обратились в голландскую администрацию с жалобой, что члены «научной экспедиции», руководимой наследником одной из крупнейших финансовых империй мира Майклом Рокфеллером, натравливали местные племена друг на друга всего лишь затем, чтобы запечатлевать на плёнке кровавые стычки между ними. Неудивительно поэтому, что именно на Западе возник дарвинизм, как попытка обосновать не знающую ограничений борьбу за выживание, как идеологическое оправдание господства сильных над слабыми.

Следует ли говорить, что в России никогда не было ни подобных учений, былин, ни соответствующих поэм, народных эпосов, песен и сказок. И сами описываемые битвы в народных сказаниях представляются не как процесс физического уничтожения противников, а как духовная и моральная борьба против несправедливости и святотатства.

Указанная агрессивность, в конечном итоге, и породила евро-американскую самодостаточность, высокомерие и чванство, ограничивающих превращение западной цивилизации в общемировую культуру, сделало её двойственной, противоречивой и морально ущербной. В самом деле, «Американцы не знают и не хотят признавать ничего из жизни других народов. Они уверены, что живут в единственной правильной стране на планете» (М. Задорнов). «Кто думает, учит, желает иначе, чем человек Запада, он грешник, враг, отщепенец. С ним борются без пощады» (О. Шпенглер). Поэтому неудивительно, что герои американских фильмов во имя собственного понимания «справедливости» проливают море крови, используют самое современное оружие и покрывают окружающее пространство горами поверженных врагов. Понятно, что в традиционных русских фильмах такого нет. Во имя своего понимания «демократии» США и Англия уже уничтожили около миллиона иракцев, но до сих пор считают себя несущими прогресс и демократию. Вспомним знаменитое высказывание У. Черчилля: «У Англии нет постоянных друзей. У неё есть постоянные интересы». Таким образом, «Запад способен гальванизировать и разъединять, но ему не дано стабилизировать и объединять» (А.Дж. Тойнби).

В этой связи мы кардинально отличаемся друг от друга. В самом деле, если западный человек отстаивает свою обособленность, то русский – принадлежность к чему-то большему. Поэтому они тяготеют к праву, к личной собственности, к суду человеческому, а мы – к справедливости, к общественному благу и к суду Божьему. Основные проблемы свои они пытаются разрешать силой (рубить, а не развязывать Гордеев узел), мы – компромиссом, достижением согласия. Если на Западе критерием экономического успеха выступает прибыль, то в России – общественное благополучие.

Так, в знаменитом Домосрое (середина 16 века), («Книга, глаголемая Домосрой, имеет в себе вещи зело полезны, поучение и наказание всякому православному христианину …») сформулирован свод советов и правил государственных, хозяйственных, духовных и семейных традиций русского человека, устанавливающие гармоничное соответствие их друг другу. Приведены рассуждения о том, «како детям отца и матери любити и беречи и повиноваться им и покоити их во всём». Имеются практические советы «како огород и сады водити», «како во весь год в стол ествы подают» и «как мужу с женою и домочадцами в доме своём молитися Богу». В нём аскетическая сдержанность православного духа разительно контрастирует с возбуждённой эскалацией католицизма. А поэтому традиции этики экономической и повседневной жизни Запада постоянно расходятся с этикой религиозной.

По западно-европейским представлениям, подвиг следует совершить потому, что таким образом ты становишься героем, т.е. превращаешься в полубога, поднимаешься над толпой, оказываешься главным в стаде. По русским понятиям на подвиг нужно идти потому, что это требуется Родине, общине, окружающим. И если ты его не совершил, то оплошал, а если свершил – то так и должно было быть, поскольку подвиг был нужен, а тебе просто было удобнее его сделать (вспомним А. Матросова и других). И памятники у нас зачастую ставятся не выигранным сражениям, а как признанию жертвы, принесённой ради России. В украинском языке имеется прекрасное слово «перемога» – аналог понятия победы. И оно в полной мере отражает наше понимание подвига. Человек должен перемочь врага, препятствующего нормальной жизни, правде и справедливости.

Русские люди считают себя не обособленными индивидуумами, а частью чего-то целого: общины, общества, государства, народа, человечества. Точно такой же, как клетка руки является всего лишь её частью, т.е. фрагментом человеческого организма, а не самостоятельным органом. И полагают, что клетка, считающая себя независимой от организма и ведущая себя соответствующим образом, является раковой. И если от неё вовремя не избавляются, она губит весь организм.

Поэтому несмотря на то, что в большей части сражений Отечественной войны русских гибло больше, чем немцев, победили мы, а не они. И это неудивительно, поскольку если германцы уничтожали боровшихся с ними людей, то русские – фашистскую Германию. Они стремились выиграть сражения, а мы – войну: «… нам нужна одна Победа. Одна на всех, мы за ценой не постоим!» (Б. Окуджава). Не та цель, не тот масштаб. И очевидно, что в этом не слабость наша, а сила. Отсюда и родилось на Руси чуждое западному восприятию понятие о «массовом героизме».

Таким образом, русская, вернее российская культура ориентирована на единство, а не на конкуренцию, противопоставление. Огромные расстояния, которые приходится преодолевать русским, приучили их к величию помыслов. «Русская душа ушиблена ширью» (Н. Бердяев). Именно этим объясняется всеми отмечаемая ностальгия, которую испытывают большая часть наших людей, покидая пределы Родины. По этой причине большинство наших учёных, писателей, интеллектуалов, активно работавших в своей стране, утрачивают свою продуктивность, оторвавшись от родной почвы. Не исключено, что «и в самом деле есть какое-то химическое соединение человеческого духа с родной землёй, в силу чего оторваться от неё ни за что нельзя, и хоть и оторвёшься, всё-таки назад воротишься» (Ф.М. Достоевский).

Если для западного человека свобода представляется залогом самоутверждения, то у русских она является проявлением соборности, т.е. свободы не только для себя, но и для всех. Они всегда понимали, что «Человек вне общества – или бог, или зверь» (Аристотель). Поэтому на Руси практически не было хуторов, люди стремились жить «миром». Не было укреплённых замков, в которых элита пряталась от «благодарности» облагодетельствованных ими подданных. Гармония взаимодополняющих ценностей осуществлялась на основе любви, как проявлении ощущения принадлежности ко всему окружающему Миру.

Лучшие русские люди не отделяют Бога от воплощения его Правды, не воспринимают Истину без Добра и Красоты, как нельзя ощущать Солнце без его животворящих лучей. Поэтому, по высказыванию философа В.С.Соловьёва, «Россия – это мост между безбожным человеком Запада и бесчеловечным Богом Востока». Таким образом, русская философская и экономическая мысль рассматривает человека как органическую часть Вселенной, ответственную за становление мировой гармонии Природы и Человечества. И настоящая книга всецело следует данной традиции.

Лучшие русские мыслители (А. Хомяков и И. Киреевский, В. Соловьёв и Н. Бердяев, С. Булгаков, братья князья Трубецкие и др.) всегда были доверчивыми идеалистами и считали Россию ответственной за судьбу всего человечества. Всемирная отзывчивость – «не экономическая черта и не какая другая, это лишь нравственная черта, и может ли кто отрицать, что её нет в народе русском?» (Ф.М. Достоевский). Как утверждал генерал Скобелев, Россия – единственная страна в мире, которая позволяет себе роскошь воевать из чувства сострадания к другим. «Я говорю про неустанную жажду в народе русском, всегда в нём присущую, великого, всеобщего, всенародного, всебратского единения во имя Христово» (Ф.М. Достоевский).

«Всё здешнее, местное, косное существует только предварительно, только так, до времени и между прочим, в душе же живёт и ширится одна мечта – о Будущем» (С. Булгаков). В самом деле, россияне – народ-мечтатель, и во имя своей мечты они способны на всё, никакая плата за неё не представляется им чрезмерной. Им скучна обыденность, требуется лучезарная цель, необыкновенная задача, светлая истина. И по широте души своей они готовы не считаться с затратами во имя их достижения. А поэтому русских легко обмануть, нетрудно спекулировать на их мечтательности и доверчивости. Именно этим пользуются всякого рода политические проходимцы, чтобы достигать своих целей, втравливать наш народ в очередную авантюру. В результате столь часто наши благие устремления оборачиваются во зло или растрачиваются на мелкие, ничтожные дела. И в этом заключаются истоки наших бед, подозрительности к нам окружающих. В результате этого и победил социализм в России, в которой стремление к мировой гармонии и справедливости оказывалось всегда большим, чем чувство рациональности и собственной безопасности.

Чувство сопричастности не позволяет русским смотреть на чужую беду пустыми глазами. Не пытаются состязаться в уловках с людьми, убеждёнными в своём праве попирать остальных. Не станут презирать другие народы, возомнив себя превыше всех. Более того, русские не умеют восхищаться собою и не считают, что уже достигли своих пределов. Поэтому сколько бы ни познали они – всё им мало, всегда хотят они невозможного. Вечно голодные душой, они живут стремлением к высшему, к недостижимому. А поэтому всегда собою не удовлетворены. И чем большего достигают они, тем сильнее это неудовлетворение. Высокое всегда ищут они вне себя, находя счастье своё только в совместном благополучии с окружающими. «Личное счастье невозможно без счастья других» (Н.Г. Чернышевский).

Отсюда если западный человек тяготеет к конкретности, то русский – к абстракции. Если на западе люди думают о решении собственных проблем, то у нас – общемировых. Там человек стремится к наивысшей специализации, а в России – к обширности знаний. Всё непонятное, что встречается у других народов, представляется русскому интересным, а европейцу – уродливым, плохим. И здесь не идёт речь о том, кто из нас лучше, а всего лишь что слишком разными мы является, трудно нам понимать друг друга и не всегда можем мы думать и поступать одинаково.

Поэтому среди других русский нередко кажется и глупым, и жалким. Его трудно, а иногда невозможно понять. Зачастую он не умеет ясно выразить свои чувства, цели. Порой не может постоять за себя, склонен посмеяться, поиронизировать над собой. Взявшись не за своё дело мелкой, личной наживы, русский всегда бывает и обманут, и предан. На самого себя он работает плохо, не стремится как следует обустроить свой быт, ему скучна такая работа. Поэтому и выглядит столь уродливо подавляющая часть появившихся в последнее время «новых русских» с их крикливой роскошью, безалаберностью, карикатурностью.

Но как только русский сбрасывает чужое обличие, приобретает уверенность в своей правоте, откуда только берутся у него и умение, и мудрость, и сила, и красота. И тут уже сторонись все, не становись у него на пути. Сомнёт, и не заметит. «Европа подождёт, пока русский царь рыбачит!» (Александр III).

В самом деле, русские не любят проявлять себя в возможном. Зато они живут полнокровной жизнью, когда требуется совершить немыслимое. Они не любят размениваться по мелочам, им подавай нечто могучее, соразмерное с их силами, с чем никто другой не справится. И тогда они покажут себя. «Россию малыми делами не спасёшь» (Н. Бердяев). Как не удивляться нашим предкам начала XVIII века при Петре I, когда фактически из небытия за 25 лет возникла могучая держава, навсегда разгромившая Швецию – самое мощное из тогдашних государств Европы. Построившая современную промышленность, армию и флот, заставившая считаться с собою весь мир. Как после этого не бояться нас, не ожидать всяких непредсказуемостей, не стремиться уничтожить этот «самый непокорный на земле народ» (директор ЦРУ США А. Даллес)?

Вспомним осень 1941 года, когда во имя защиты своей чести и достоинства наш народ («страна рабов…») совершил немыслимое: в жестокие морозы всего за 2 месяца переместил 2/3 всех предприятий страны в необжитые просторы Сибири и наладил на них военное производство. Несмотря на умопомрачительные потери, победил опытнейшего врага, на которого работала вся Европа. Понятно, что никакие репрессии не могли сподвигнуть на это народ, если бы он всем своим существом не был подготовлен к этому. Разумеется, что после победы темпы развития страны резко снизились. Исчезла сверхзадача, и россиянам уже не требовалось проявлять героизм.

В отличие от других, русского в меньшей степени привлекает действие, но всегда волнуют лежащие в его основе причины, цели, насколько соответствуют они его понятию о совести и правде жизни. В этом заключаются истоки всего его поведения, нашей истории, культуры, искусства, духовности. Сравним наши фильмы, книги, искусство, иконы с подавляющим большинством зарубежных, и тогда такое утверждение уже не потребует дополнительной демонстрации. В иностранных произведениях, как правило, фигурирует динамика: «пошёл», «сделал», «ударил», «взял». А у нас – «почувствовал», «страдал», «думал», «мечтал», «искал». Поистине, «Умом Россию не понять. Аршином общим не измерить …» (Ф. Тютчев). «Чужой беды не бывает!» – гласит русская пословица. В противоположность ей на Западе бытует формула: «It’s year problems! («Это твои проблемы!» – даже перевод этой фразы звучит не по-русски).

Русских характеризует близость к природе, а значит – их способность к быстрой адаптации в нестандартных ситуациях: «Истинный русский всегда крестьянин, кем бы он ни был – учёным или чиновником» (О. Шпенглер). Сила и уникальность России во все времена заключалась в умение учиться, полностью ассимилировать чужеземные идеологии, обычаи, слова и порядки. Перерабатывать их так, что и корней уже не найти. Открывать, таким образом, в себе новое и отбрасывать всё, что не поддавалось русификации. Они умеют обогащать свою культуру путём внесения в неё лучшего из других.

На Руси всегда понималась ценность многогранности, ограниченность и невыразительность шаблонов. Как пример, православная религия греческого толка, пришедшая к нам в конце Х века, быстро преобразовалась в русский толк, сохраняющий до сих пор некоторые элементы язычества, демонстрируя, таким образом, преемственность религий и сберегая ярко выраженные национальные черты.

Во всём этом и заключается основа многоликости русской культуры, нестандартности её форм и содержания. Вспомним Храм Василия Блаженного с его буйством красок, асимметрией образов, неповторимостью куполов. Это и есть символ самой России, могучей и нестандартной, ни на кого не похожей. Это и восхищает, и раздражает в нас превыше всего.

А наш язык, по глубине и выразительности не имеющий аналогов. «Самая большая ценность народа – его язык, язык, на котором он пишет, говорит, думает. Думает!» (Д.С. Лихачёв). В нём присутствует неповторимое число синонимов, поскольку русской традицией является не победа одного мнения, суждения или слова, но их взаимная уживчивость и дополнение. В других языках присутствует разумная экономия звуков и словосочетаний, нередко используются многозначные символы, имеют место жесткие правила построения фраз. У нас – всё иное, всего в избытке, полная свобода от каких-либо ограничений. Природное богатство, нестандартность русской натуры находит полное отображение в используемом языке. Все то же буйство образов, богатство красок, неповторимость оттенков, широта нюансов и мелодичность звуков.

В самом деле, русские «Творением множества слов добились выразить и не видимое глазом, не ощутимое ни одним из внешних чувств, сумели понять внутренний мир и о нём рассказать, поняли гнев, любовь, жалость, жадность, зависть, тоску и для этого безграничного мира, от которого всё идёт, создали из звуков слова, открыли возможность поиска главного и стали понятней и себе, и другим. … Русская речь вольна – как хочу, так и расставлю слова, и слова обязаны быть легче пуха: мысль станет уродом, если слова тяжелы, если на речь надето заранее изготовленное ярмо непреложного закона» (Вал. Иванов).

Как ни вспомнить здесь поразительный по мудрости монолог И. Тургеньева, в котором до сих пор черпаем мы и гордость, и надежду: «О, великий, могучий русский язык! Не будь тебя, как ни впасть в отчаяние при виде всего того, что творится у нас дома ... нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!». С помощью такого языка выражает русский свои думы, чувства, мечты. И глубина, выразительность языка не может не сказаться на отображаемых им понятиях, образах, мыслях, на приёмах труда и путях достижения намеченного. Примитивным языком сложного понятия ни вскрыть, ни отобразить.

Другие нации называют свои государства своеобразно: Прекрасная Франция, Свободная Америка, Могучая Германия, Поднебесная империя Китай, Страна Восходящего Солнца – Япония. А у нас – Святая Русь. И вовсе не потому, что в ней живут сплошные праведники, а потому, что в соответствие с православными принципами не внешнее приличие, а стремление к сердечной чистоте и внутреннему совершенству считалось в ней главным содержанием жизни и целью существования человека. Поэтому страна виделась не узкогеографически, но духовно.

Символично, что если все строения Запада, т.е. ареал проживания его людей, построены из камня как естественного продолжения пещер, – материала долговечного, твёрдого, прочного и холодного, то жилища традиционной России выстроены из дерева, – материала мягкого, нежного, тёплого, эфемерного, но зато живого.

Именно чувство внутренней сопричастности со всем Миром позволило великим русским мыслителям внести весомый вклад в мировую культуру, достигать высочайшего уровня наблюдательности, входить в иные сферы чувствования и мышления, не навязывая им своих взглядов, открывать их людям изнутри. Так, А.С. Пушкин раздвинул границы и придал поразительную музыкальность языку, М.М. Мусоргский перестроил оперу в соответствии с музыкой человеческой речи. Л.Н. Толстой изучал объективные законы человеческого поведения, Ф.М. Достоевский – связь психологии человека с общественными процессами. Н.Н. Миклухо-Маклай выдвинул теорию общности природы различных человеческих рас, Л.Н. Гумилёв связал этногенез с биосферой Земли и т.д.

К.Э. Циолковский смело заглянул за пределы ограниченного мира Земли, А.А. Богданов сформулировал общие законы организации взаимодействия человека и Природы. П.А. Флоренский утверждал, что восприятие космической симфонии заключается в признании целостности Мира, в его одушевлённости и взаимной сопряжённости всех частей. А.В. Хомяков ввёл принцип соборности как основу устройства бытия, описывающего множество, собранное силой любви в свободное и органичное целое. «Сознание всепроникающей связанности и единства вселенной, достигаемое через «живое и цельное зрение ума» – принцип равновесия в русской философии» (И.В. Кириевский).

Елена Петровна Блаватская сделала попытку отыскать истоки всех мировых философий и религий, связать их с Всемирными Законами Мироздания и синтезировать на их основе новое видение действительности. Её работы, несмотря на всю неоднозначность автора, до сих пор популярны не только на Западе, но и на Востоке, традиционно считающем западных людей дикарями. Как признавал Браман Раи Б.К. Лахири, который «никогда, ни перед кем не склонял головы, кроме Высшего Существа», он, тем не менее, «складывает руки перед этой белой йогиней, как послушное дитя ... То, что в наших глазах она более не женщина варваров; она переступила порог, и каждый Индус, даже чистейший из чистейших Браманов, сочтёт для себя честью и радостью называть её матерью».

И неслучайно, что большая часть указанных личностей творила или строила своё мировоззрение именно во время правления царя-славянофила Александра III, сделавшего главный упор в своей внутренней политике на собственные корни, а не на модные поветрия с Запада. При нём русские люди начали сбрасывать с себя чужое обличие, а поэтому произошёл всплеск развития литературы, театра, музыки, поэзии, архитектуры, науки и промышленности конца XIX века, восхитивший весь мир и до сих пор питающий его своей духовностью.

На Западе процветает идеологическая конструкция правового государства, предполагающего господство права и верховенство закона: «Пусть погибнет мир, но торжествует закон!», «Закон суров, но это закон» и т.д. В то же время в России всегда понимали, что стремление к единообразию практической жизни с неизбежностью нивелирует образ личности и характер мышления человека. Поэтому признавалась вторичность Права по отношению к Правде («Право есть могила Правды»), осознавалась неизбежность противопоставления «Закона» и «Благодати», непризнание статуса Высшей ценности за законами, писанными простыми смертными. В этой связи если на Западе объявлялся сбежавший преступник, окрестные жители делают всё для его поимки, то в Российской Сибири крестьяне для беглых оставляли продукты на околицах своих деревень и считали их просто «несчастными». А что касается их вины, то «Бог им судья!», полагали они. И молились «о своих прегрешениях, о здравии царя и царицы, и чад их, … о помощи против врагов, об освобождении пленных, и о святителях, .. и о болящих, о заключённых в темницы – и за всех христиан» (Домострой). Недаром в одной из самых красивых народных песен «Бродяга» много говорится о страданиях беглого, но нет ни слова о его преступлениях.

Отсюда неудивительно, что в России «Символом земного порядка был царь, а не конституция» (П.П. Марченя), истинным считалось не законопослушание, а властепослушание. Власть ругали, с нею боролись, но неизменно считались. Справедливости ждали от государства, а не от слабых, ограниченных, земными страстями людей.

Свобода воспринималась русскими не как отсутствие каких-либо ограничений извне, а как «воля», т.е. раскрепощённость души. Частная собственность, в том числе на землю, не признавалась, поскольку пользование ею, как считали русские, носит сакральный характер и вытекает из неотъемлемого Божьего права на все источники существования человека, предоставляемого ему свыше одновременно с рождением. Понималось, что избыточная обеспеченность так же уродует человека, как и недостаточная. Поэтому в отличии от западного стремления к безграничному богатству мотивация русского человека отображается словом «достаток». То есть показателем такого дохода, который достаточен для достойной жизни, и в то же время не закабаляет и не уродует его владельца.

В этой связи западный мир не способен понять, что несмотря на постоянно присутствующий в России деспотизм власти, русский человек всегда оставался свободным. Вне зависимости от внешних обстоятельств, он умел сохранять в себе главное: свою душу.

Таким образом, противостояние России и Запада носит принципиальный характер. Здесь наблюдается столкновение различных цивилизаций, а не просто несогласие с какими-либо действиями, деятелями или проводимой ими политикой. И в силу своей природной агрессивности Запад никак не может примириться ни с нашим отличием от него, ни с нашей православной религией, самобытностью, ментальностью, ни с самим существованием русской нации. Так, попытки пог