КАК МЫ С ИЗЕЙ МОСКВУ ПОКОРЯЛИ

и по ходу дела нашли все потерянные колена Израилевы

Много лет Изя убеждал Петровича в том, что тот еврей. Наконец, Петрович решился пойти в синагогу. Провожая его, Изя сказал:

– Старик, не забудь, когда зайдёшь, снять шапку, перекреститься и сказать: «Шалом, бояре!»

«Изя и Петрович», каноническое издание, стих 46.

...Так, весело напевая и слегка пошатываясь, мы добрели до железнодорожной станции Сасово.

Возле вокзала, на лавочке, сидели старушки с мешками и сумками. Увидев нас с Изей они замолкли.

Все то время, что мы проходили мимо, бабушки молчали. Их головы медленно поворачивались вслед за нами, словно антенны дальней космической связи. Когда мы зашли в здание вокзала Изя задумчиво произнес:

- Старичок, ты понимаешь, что мы были главным событием в их жизни?

...В полутьме общего вагона, когда все обитатели поезда затихли, Изя стал посвящать меня в таинства еврейского вопроса.

- Как тебе известно, было 12 колен Израилевых. В настоящий же момент существует только одно - Левиты, где, спрашивается, другие колена?

-И где же они? - спросил я.

Изя совсем уже зашептал:

- Какая главная отличительная черта евреев, знаешь?

- Нет!

- Богоизбранность! А теперь смотри, кто у нас еще богоизбран?

- Ну, если так ставить вопрос, то .... - невероятная догадка озарила меня:

- Русские?!!

- Конечно! Откуда все эти стоны о величии русской души, о таинственной миссии русского народа? Русские - одно из потерянных колен! Только никому об этом не говори, а то прибегут буддисты и набьют тебе морду!

С такой же легкостью Изя доказал, что являются евреями немцы, французы, греки, армяне, египтяне и японцы...

С верхней полки донеслось полусонное:

- Да когда же вы все уедете!

- Так едем! Уже час катим,- обрадовался Изя!

Старик Эйнштейн был прав – наше пространство искривлено и скручено! Особенно остро это понимаешь ранним утром в общем вагоне электронного поезда, когда за мутным окном проплывает грозная гравитационная аномалия – Москва. И в этом городе у вас нет ни одного знакомого человека.

После ночи в общем вагоне мы устали и сильно хотели спать. Изя оценил опытным взглядом зал ожидания Казанского вокзала, обнаружил в углу неприметную дверку и смело её открыл. Мы быстро зашли в служебное помещение и закрыли за собой дверь. Я разволновался, но Изя провел пальцем по полу и показал мне пыль:

- Здесь никого не было больше недели, мы сможем спокойно выспаться.

В помещении было тепло, и мы мгновенно уснули.

Дальнейшие события развивались бессмысленно и беспощадно!

Оказалось, что я не могу долго жить в Изином ритме. У меня от усталости и массы новых впечатлений произошла фрагментация сознания. Я плелся за Изей как зомби!

Мы шли по каким-то улицам. Общались с бородатыми художниками и бродячими музыкантами. Изя периодически звонил из телефонов автоматов знакомым своих знакомых, которые могли знать, где находятся люди, которым известен адрес его жены. Он ещё не потерял надежду найти свою Веру!

Дни рвались на части. Мы ночевали у случайных и, как правило, совершено безумных людей, которых мастерски находил Изя. Иногда спали на чердаках и в подвалах. Именно в Москве я понял, что жизнь бродяги это тяжелый бесплатный труд и непрерывное творчество. И для такой жизни я не гожусь.

Остатки наших денег заканчивались, на телефоны их уже не хватало, и Изя перешел на телеграммы! День мы просидели на центральном телеграфе. Изя заполнял двух-трехсловные телеграммы и куда-то их отсылал. Я был в полуобморочном состоянии, и, надо отдать Изе должное, – он заботился обо мне как о ребенке.

Между отсылками телеграмм, он раздобыл где-то чаю и принес мне в термосе, который мы благоразумно взяли в дорогу.

Пока Изя заполнял у стойки очередной бланк, ко мне привязался цыганчонок. Он ходил кругами и канючил подарить ему термос. Я вяло отбивался, а пацан все наглел.

Увидев это дело, Изя подошел к мальчику, наклонился и что-то шепнул на ухо. Гримаса ужаса исказила лицо попрошайки, и он убежал.

- Как тебе это удалось!!! – не поверил я своим глазам!

- Очень просто, - ответил Изя, я сказал, что этот термос мне нужен, так как я засовываю его себе в попу…

…естественно, через неделю такой жизни я простыл. Мы лежали на чердаке блочного дома, на улице Соколиной горы. Изя заботливо укрывал меня картонками, поил чаем и рассказывал что-то про соколиную охоту, потом про свою московскую подругу, с которой он жил несколько лет назад. История эта была удивительна - ведь Изину любовь преследовал... сам Шнитке! Тот самый композитор, а не однофамилец. Самое смешное, что влюбленный Изя ей поверил. О том, что девушка больна он узнал из малоприятного телефонного разговора с Альфредом Гарриевичем... Я слушал Изины байки и мне было хорошо...

... к хлебному магазину мы пришли перед самым закрытием.

- Хлеб весь! - обрадовала нас продавщица.

- Прекрасно, - ответил Изя, - мне одну буханку.

-Хлеб ВЕСЬ! - дама начала нервничать.

- Нам весь не нужен, - ответил Изя, вы дайте одну буханочку.

- ХЛЕБ ВЕСЬ! - заорала тетка.

- Я понимаю, что он весь, - не унимался Изя, нам то всего одну буханку...

... Деньги закончились неожиданно. В это момент мы находились возле спорткомплекса «Олимпийский». Я чувствовал себя лучше, но был очень слаб. Изя заприметил небольшую церковь возле стадиона, и мы двинулись в храм божий.

Поздоровавшись с батюшкой, Изя попросил дать нам работу на день, так как у нас исчезли деньги.

Поп согласился и показал рукой на кучу смерзшегося битого кирпича:

- Разбейте её и перенесите кирпичи сюда, - батюшка показал на место в десяти метрах и ушел. Нам выдали два лома, и мы принялись за работу.

Мороз в тот день упал до минус пятнадцати, мы надели на себя все, что можно, и походили на пленных немцев под Москвой.

К вечеру куча была перемещена в новое место, нас накормили православным обедом и дали денег. Моей доли как раз хватало на билет до Луганска. Изя решил остаться в Москве. Мы обнялись, Изя прослезился:

- Старичок, ты будешь молиться за меня?!

Наши пути временно разошлись…

Поезда на Луганск отправляются с Павелецкого вокзала. Но я не пошел туда. Холодея от ужаса, не понимая, зачем я совершаю это безумный поступок, я поехал на Ленинградский вокзал и взял один билет до Питера…

Натальевский переулок

Желание познать радости супружеской жизни уже сильно припекало.

Изя обещал познакомить меня с прекрасной дамой - деревенской девушкой Серафимой. Он её так расхваливал, что мне тут же захотелось на ней жениться.

Серафима жила в деревне Гуськино и периодически приезжала в Луганск тусоваться. Она работала библиотекарем в клубе и писала декадентские стихи, которыми зачитывался весь прогрессивный Луганск.

Однажды Изя привел её в гости. Серафима оказалось девушкой невысокой, красивой, в длинном темном платье. Мы тусавались пару дней, перемещаясь с флэта на флэт, а потом Серафима увезла меня в деревню.

Весь вечер она читала стихи, а когда родители легли спать, лишила невинности.

Кроме родителей у Серафимы было три брата - старший с золотыми зубами, средний с железными и младший, с обыкновенными. А также много тетушек, дядюшек и других родственников. Я так и не запомнил их по именам - до того они были похожи.

Серафимины родители - маленькие, как старички - лесовички, приняли меня хорошо. Пару раз пытались привлечь к сельхоз-труду, но увидев, что я вытворяю с тяпкой, лопатой и другим инвентарем, эту затею оставили.

На выходные я теперь ездил к Серафиме, а в будни тусовался с Изей. Такая жизнь мне нравилась, но продолжалась она недолго.

В очередной приезд Серафима встретила меня в ярком нелепом платье. Оно меня потрясло - белое, с огромными красными розами. Губы Серафимины были накрашены алым, а лицо напудрено, как у гейши. Мне почему-то захотелось удрать как можно дальше.

Я зашел во двор - там кипела работа, братья забивали в землю железные столбы. Было жарко. Везде летали мухи.

- Что за строительство? - спросил я.

- Это опоры для тента. Завтра ведь у нас свадьба! Приглашены все родственники. А вдруг дождь пойдет?

Мир померк. Серафима услужливо завела меня в дом.

- Ты вобщем смотри, улыбаясь сказала она, если что - мои братья тебя из под земли достанут...

... Свадьба была страшной. Я сидел с зеленым лицом. Все вокруг ели, и пили. Потом кричали "горько". Кто-то дрался на огороде...

Кто эти люди с безумными улыбками? Как такое вообще могло случиться?

... Через неделю я вернулся в Луганск. Я мучительно думал, как бы мне выпутаться из этой ситуации, но ничего не придумал и решил оставить все как есть - само рассосется.

В моей жизни мало что изменилось. На выходные я ездил теперь уже к супруге, а остальное время проводил в Изином обществе.

Однако через месяц моя ненаглядная сказала:

- Я нашла тебе работу. Пошли оформляться.

Серафима привела меня в клубную кочегарку. Была осень, начался отопительный сезон. Кочегарка была маленькая, темная и там пахло серой... У меня заслезились глаза.

- Очень хорошая работа, - продолжала супруга - ты будешь работать кочегаром, как Цой! И мы сможем жить вместе!

- Ты знаешь, у меня появилась гениальная идея! Я найду себе работу в Луганске! Это будет что-то потрясающее! Обо мне заговорит весь город! - искренне сказал я.

- Да? - недоверчиво глянула на меня Серафима, - это интересно, даю тебе месяц.

Я облегченно вздохнул и укатил в Луганск.

Мне срочно нужен был мудрый Изин совет.

- Старичок, что за вопрос, сделаем рок-группу и прославимся!

- Я не умею играть... и петь!

- Не важно! Назначаю тебя звукооператором! Рукоятки на пульте крутить сможешь?

- Смогу! Но ведь это будет не скоро, а мне нужна потрясающая работа сейчас, а то придется уголь кидать в кочегарке!

- Кочекарка это круто! - восхитился Изя - ты будешь как Цой! И мы там сможем репетировать!

- Там полтора на два метра площади! И воняет серой! И я не хочу быть как Цой! Мне нужна классная работа сейчас!

Изя задумался.

- Старичок, сходи к Новикову. Он мой друг и у него своя фирма. Очень хороший и духовно продвинутый человек. Я дам телефон - Изя вытащил свою гигантскую записную книжку и начал листать.

Я заглянул в нее - она была исписана огромными каракулями во всех направлениях. Все вперемешку - стихи Высоцкого, телефоны, адреса, картинки...

- Здравствуйте! Меня зовут Илья! Я друг Искандера! Он сказал, что вы можете помочь мне с работой...

На том конце хмыкнули:

- Приходи. Адрес знаешь? Натальевский переулок 28. Это район парка Первого мая, бывший дом пионеров!

По указанному адресу находился старинный двухэтажный особняк. Я зашел внутрь.

На первом этаже был огромный пустой холл с люстрой. И два помещения. В правом крыле здания - зал балетной студии - с паркетом, зеркалами и этой длинной перекладиной, ну, вы меня поняли.

А в левом крыле - небольшой кинозал! Темно красные шторы, экран, кинобудка... Я затрясся от волнения! Вот она! Мечта!!!!

... Спустился Саша Новиков. Он оказался невысокого роста, крепкого телосложения, с короткой стрижкой. И еще он как-то загадочно и чуть надменно улыбался - напомнил мне голливудского актера, имя которого я так и не вспомнил.

Мы познакомились. Я выпалил:

- А давайте, я сделаю у вас киноклуб! Кинозал есть. Буду показывать мировые кино-шедевры!

- Отличная идея! - ответил Новиков.

- А денежку я буду получать?

- Смотри, - Саша был серьезен, - если начнешь показывать фильмы, я дам тебе ставку 70 рублей в месяц. Остальное заработаешь сам...

... Новиков был директором фирмы "Экополис", тогда это называлось хозрасчетное объединение. Заправляла конторой святая троица - Саша Новиков, Вадик Жиленко и Таня Кульпака, по прозвищу Рыжая!

Она действительно была рыжая, с веснушками и материлась как сапожник, короче - была прекрасна!

Чем занималась контора? По моему всем! На втором этаже был маленький швейный цех.

А на первом происходили удивительные вещи - то вдруг появлялись кришнаиты с бубнами и просили площадь под вегетарианскую столовую, то прикатывал грузовик и мрачные хлопцы выгружали из него рулоны с бумагой, ящики, коробки - все это добро стояло в холле а через неделю другие не менее мрачные хлопцы увозили его в неизвестном направлении...

А однажды я обнаружил в кинозале ... коз! Они мирно бродили по залу и пытались жевать экран. Я подумал сначала, что Новиков решил заняться животноводством, но выяснилось, что это соседские козы - рядом частная застройка - и они просто пришли в гости.

Увидев меня в такой компании, Новиков тоже удивился...

Однако открыть киноклуб оказалось не так просто. В Луганском кинопрокате мне отказали.

- Это как? Частный киноклуб? Мы этого не понимаем! Не положено! Вы что!!!

Из пожарной охраны и сан. станции потребовали справки о соответствии мерам пожарной безопасности.

Не зная что делать, я позвонил в Киевскую справочную и взял телефон республиканского кинопроката.

Там мне обрадовались!

- Вам нужна кино-классика? Это замечательно! Её никто не хочет брать, а у нас план по прокату! Мы дадим вам все, что пожелаете, оплата минимальная, денег вы на ней не заработаете. Плюс вы оплачиваете пересылку багажным вагоном.

Это было чудом! Минимальная оплата составляла 1 рубль 49 копеек за фильм!!! А пересылка стоила от трех до пяти рублей!

Но какие фильмы брать? В те далекие годы я знал только двух режиссеров - Тарковского и Бондарчука.

Выручила меня Рыжая. Она быстро накидала список из режиссеров и фильмов.

Тарковсий. Феллини. Антониони. Бунюэль. Скола. Параджанов. Фосс. Коппола. Висконти. И многие многие другие. В мгновение ока я был лишен кинематографической невинности!

А справку пожарники мне не дали. Я пошел за советом к Новикову. Он улыбнулся:

- Начинай пока так. И приготовь бутылку водки! Через пару недель к тебе придет алкаш из пожарного надзора. Дашь ему бутылку и получишь справку!

Так и случилось. Я уже крутил фильмы, когда ко мне заявился хмырь с красным носом:

- Нарушаете товарищ! Дверь не обита железом с двух сторон, нет сигнализации и...

Я молча поставил перед ним бутылку.

- А вот теперь все в порядке! Молодец! - вытянул из кармана печать и тут же сотворил справку...

Первым я заказал "Страсти по Андрею" Тарковского. Так назывался восстановленный вариант знаменитого фильма. Он был на 40 минут длиннее! Ровно столько вырезала цензура.

Через два дня мне позвонили с вокзала и попросили забрать багаж.

Был декабрь. Шел снег. Хорошо, что вокзал рядом, фильм находился в четырех круглых стальных контейнерах и был просто неподъемен!

Я тащил на себе "Андрея Рублева" и тихо материл Тарковского! Неужели нельзя было снять покороче!

Киноклуб я назвал просто - "Натальевский переулок". И первый сеанс состоялся 15 декабря 1990 года.

Я там был и киномехаником и администратором и кассиром. А также уборщиком, слесарем и водопроводчиком - в кинобудке подтекали трубы и я не расставался с разводным ключом.

За две бутылки водки мне напечатали в типографии пачку афиш. Я расклеил их по городу.

На сеанс пришло человек тридцать. Учитывая, что зал был на 70 мест, выглядело это неплохо.

Я погасил свет, включил киноустановку и приник к маленькому окошку из которого мне предстояло увидеть еще много шедевров мирового кинематографа...

И в городе обо мне таки заговорили!

С перерывами на лето кино-клуб проработал два года. За это время я показал все шедевры, которые нашел в Киевском и Луганском кинопрокате. Через год работы Луганск открыл для меня свои кино-закрома.

Иногда на премьеры приезжала супруга. Я садил её продавать билеты.

Жили мы так же - раздельно, и это было прекрасно!

А потом стал разваливаться СССР. Кинопрокаты закрылись. Частные фирмы стали просить немыслимые деньги - тысячи а потом и десятки тысяч рублей за право 2-4 раза прокрутить ленту.

"Экополис" захирел - все реже там стали бывать люди, включая начальство. Фильмы я уже не крутил, устроился сторожем.

Потом здание стали разворовывать. Сперли зеркала в балетной студии, оторвали экран в кинозале и унесли шторы.

Контора закрылась.

Я позвонил Новикову и спросил, что делать с киноустановкой, до того её было жалко!

Саша ответил коротко:

- Забирай, она твоя!

В декабре 1992 года, я разобрал оба кинопроектора на части, и в несколько ходок отвез на саночках домой.

Закончил перетаскивать поздно вечером. Зашел в свою комнату. Увидел отключенный телефон - отец на ночь всегда отключал - и зачем-то снял трубку.

Там зашипело. Из глубин мироздания раздался голос диктора:

- Союз ССР как субъект международного права и геополитическая реальность прекращает своё существование...

Этот факт меня нисколько не тронул.

Жизнь замерла...

Я зашел в кинопрокат. Их приватизировали и выселяли. Знакомую даму, что выдавала мне фильмы я умолял подарить мне несколько копий Тарковского и Феллини.

- Ты с ума сошел! Это гос. имущество! Оно теперь стоит миллионы долларов!

Через несколько лет, я случайно встретил мою кинопрокатчицу на улице. Мы поздоровались. И дама сказала:

- Я так жалею, что не подарила тебе те несколько фильмов. Новые хозяева здания их просто сожгли... Бизнесмены хреновы.

А кинопроекторы пылились в разобранном виде еще много лет в моей квартире. Я уже развелся с Серафимой, лишь иногда приезжал в гости из дальних стран проведать дочку.

В прихожей меня встречала киноустановка.

А потом супруга подарила её частной школе. Это было наилучшее решение.

Надеюсь, что она им пригодилась...

Иногда мне снится один и тот же сон.

Вроде снова я в кинобудке кручу фильм.

Вдруг аппарат начинает замедлять скорость, звук уходит в басы, изображение становиться покадровым. Все медленнее и медленнее.

Я в ужасе жму красную кнопку полного останова, она, как водится, не работает, и я просыпаюсь… в приступе невыносимого счастья!

Дезертир.

…не прерывая беседы со мной, Дезертир вонзил руку в мусорный бак, мимо которого мы проходили, и резким движением извлек из его недр пакет с печеньем:

- Это нам на ужин.

Мы передвигались по Словакии автостопом уже третий день и добрались только до Нитры, хотя по планам должны были пересечь Словакию за сутки.

Дезертир – в миру Гриша Рянский, был главным добытчиком пищи в нашем путешествии, и моим проводником в Европу. Даже поводырем.

Он обладал рентгеновским зрением и видел мусорные баки насквозь – когда Гриша чувствовал, что в контейнере есть что-то жизненно нам необходимое, он становился похож на охотящегося за рыбой пеликана.

Рывок, рука погружается по локоть в мусор, и вот на поверхность извлечен очередной артефакт готовый к употреблению.

С Гришей я познакомился случайно – после своей очередной депортации из Голландии он вдруг оказался у меня дома.

Как это произошло, я затрудняюсь объяснить, но факт остается фактом - Дезертир стоял посреди комнаты, улыбался до ушей и рассказывал о своей нелегкой судьбе. На нем был одет найденный на свалке какой-то невероятный пиджак, темно зеленый, весь в блестках, совершенно залихватского покроя. Похожий я видел только у Евгения Евтушенко, когда был на его концерте.

Гриша попал в Голландию в 17 летнем возрасте. У него даже не было загранпаспорта. По его рассказу - он просто перелез через забор с колючей проволокой на советской границе, а потом неделю шел горными тропами.

Поверить в такой бред было невозможно, я служил на границе и знал о чем речь. Во первых, это не просто проволока – это сигнализация, во вторых - с обеих сторон заграждения вспаханная контрольно-следовая полоса. Плюс патруль с собаками. При самом благоприятном стечении обстоятельств Гришу бы задержали через пару часов.

Видимо, Дезертир об этом просто не знал. После года жизни в Амстердаме его замучила ностальгия, Гриша сдался властям и попросил оправить его на родину. В Шереметьево он, как ни в чем не бывало, протянул пограничнику свой внутренний советский паспорт. На вопрос чекиста, а как он оказался в Голландии, Гриша ответил, что его подвез какой-то дальнобойщик из Питера, а границу он проспал, поэтому ничего толком сообщить не может. Офицер задумался… и вызвал бригаду скорой помощи, которая отвезла Гришу прямо в психиатрическую больницу. Не знаю, что уж там наплел Дезертир психиатрам, но только через три месяца его отпустили, признав инвалидом третьей группы и назначив пенсию в 40 рублей…

… Летний день подходил к концу. Мы вышли на окраину города и, оставив позади аккуратные панельные многоэтажки, зашагали по трассе в направлении на Братиславу. Справа от дороги текла река, она тоже называлась Нитра. Стемнело, было понятно, что сегодня нас уже никто не подберет. Заприметив на берегу костер, мы свернули с трассы и подошли к одинокому рыбаку, который разрешил нам заночевать возле огня…

Утром мы сразу остановили грузовик. День задался. Как-то очень быстро мы проскочили Братиславу и сменив пять-шесть машин к вечеру приблизились к Словако-Чешской границе. Граница эта проходила по реке Морава. Словацкий пограничник поставил нам штампы о выезде из страны, и мы переехали по мосту на чешскую сторону. Толстый чех посмотрел российский паспорт Дезертира и молча поставил печать. Потом взял мой, повертел в руках, посмотрел на меня. Ему явно что-то не нравилось. У меня вдруг как-то гадко засосало в желудке, накатила легкая волна тошноты…

- Спатки, Украина, спатки! – Чех явно нес какую-то ахинею.

Какие еще «спатки», подумал я, нелепые мысли о сне на пограничном переходе пронеслись в моей голове и исчезли…

- Спатки, Украина, спатки! – голос чеха стал ледяным.

Дезертир все уже понял, вышел из авто, подошел ко мне и вполголоса пробубнил:

- Тебя не пускают в Чехию, «спатки» значит назад.

Это было невероятно, как-то очень неправильно и обидно. Дезертира, в рваных джинсах, в старом армейском кителе, со спутанными длиннющими волосами пускают, а меня нет.

Пограничник начал отпихивать меня своим животом к мосту, в сторону Словакии. Я задыхался от несправедливости бытия. В этот момент лицо Дезертира засияло улыбкой, он подбежал к чеху и попросил разрешения обнять меня на прощание. Тот не возражал. Гриша обнял меня и зашептал:

- Как стемнеет, отойди на 200 метров севернее по течению реки. Ровно в 12 ночи я буду ждать тебя с той стороны и просигналю фонариком. Плавать ты умеешь, границу здесь почти не охраняют, у тебя получится…

Я перешел мост и равнодушный словак поставил мне штамп о въезде в страну.

Гришино предложение было невыполнимо. Я на такое был неспособен. С Дезертиром я бы ещё рискнул, а сам - нет, настолько это было неприемлемо и страшно.

Оглушенный я шел по узкой асфальтовой дороге и так добрел до городка Brodské. Он находился в километре от границы. Стемнело. Я зашел на огонек в таверну. Все казалось незнакомым и зловещим. За деревянными столами сидело несколько угрюмых словацких крестьян…

В полночь, как и было условлено, я был на берегу Моравы. Никаких сигналов я не увидел, да мне они были и не нужны, это я сделал больше для очистки совести. Я развернулся и зашагал на восток. И не знал я того, что Дезертир стоял в это момент на той стороне реки и тщетно пытался зажечь фонарь – села батарейка, а крикнуть он не решился.

Тут мне очень захотелось спать и моя дальнейшая судьба стала мне совершенно неинтересна. На выходе из Бродске я свернул на лужайку, надул резиновый матрац, развернул спальник, лег и мгновенно провалился в сон.

Проснулся я рано. Солнце только взошло. Я лежал с закрытыми глазами и ощущал волны страха, которые накатывали на меня. Справиться с ними я не мог. Мое внимание привлекли странные звуки, я открыл глаза и увидел дикого кролика. Он бегал вокруг меня кругами. Я встал, обнаружил рядом яблоню, сорвал яблоко и съел.

Мне представился унылый тысячекилометровый обратный путь, мне стало дурно и почему-то стыдно. Все было как-то нелепо. И я как зомби побрел в сторону Моравы.

Вдоль берега реки шла невысокая насыпь с грунтовой дорогой. Я стоял, спрятавшись в прибрежном лесу, и отлично понимал, что переплыть реку я не смогу. И уйти я тоже не мог. Конечно, за нарушение границы меня не расстреляют, а даже ускорят путь назад, но вот было страшно и все тут.

Так я стоял минут двадцать, и вдруг мне в голову пришла странная идея, я решил расписать все необходимые действия по пересечению границы, до самых мельчайших, представить их себе, вложить в себя как программу в компьютер, назначить время исполнения и по команде начать действовать словно бы я робот. И я начал составлять программу:

Вот я раздеваюсь, и складываю одежду в пакет. В этот же пакет кладу спальник. Надуваю матрац. Пакет с вещами приматываю сверху. Поднимаюсь на насыпь. Спускаюсь к реке. Вхожу в воду. Плыву, толкая перед собой матрац с вещами. Выхожу с той стороны. Конец программы.

Я посмотрел на часы и сказал, что программа запустится ровно через тридцать секунд.

Меня трясло мелкой дрожью. Когда время истекло, я стащил с себя одежду и запихнул её в пакет. Взял матрац и начал его надувать. Дрожь усилилась. Привязал пакет сверху и поднялся на насыпь. Обратил внимание, что на мне красные семейные трусы в цветочек. Спустился к воде и сходу в нее зашел.

Мутно-желтая вода Моравы была теплой. Я шел по дну, толкая перед собой импровизированный плот, и так дошел почти до середины реки. Хорошо иметь высокий рост. В этот момент раздался крик, я повернул голову и увидел, что со словацкого берега мне грозит кулаком старый дед на велосипеде. Я проплыл пару метров и вновь ощутил под ногами дно. Дойдя до чешского берега, я взбежал по небольшому глинистому откосу и сквозь заросли травы бросился в лес. Трава оказалось крапивой, я видел, как тело покрывается красной сыпью, но боли не почувствовал…

Нужно было как можно быстрее уходить из пограничной зоны. Однако лес на чешской стороне оказался заколдованным. С одной стороны до меня доносился шум автобана, с другой – шуршали поезда, но этот нереальный лес не хотел меня отпускать! Все колючки старались меня уколоть, а ветви ударить по лицу. Два раза я перебрался через ручей по поваленному дереву и понял, что хожу по кругу. Проплутав так около часа, измученный я вышел, наконец, к небольшой чешской деревне.

Очень хотелось есть. Я подошел к ближайшему мусорному баку, смело вонзил в него руку, выхватил недогрызенный кусок копченой колбасы и, радуясь такой своей удаче, двинулся дальше.

Проезжавший мимо дедушка на старом грузовичке, согласился подбросить меня до въезда на автобан.

Я шел по трассе на Брно, когда вдалеке увидел одинокую фигуру. Человек впереди безуспешно голосовал. Я двигался чуть быстрее, и расстояние между нами постепенно сокращалось. И вдруг я ощутил, как работает мой мозг – выдуманный безликий силуэт вдруг распался на пиксели, перед глазами пробежала рябь, отсканированное пространство перестроилось, и передо мной соткался Гриша. Он улыбался своей фирменной неземной улыбкой:

- А я думаю, что же меня целый день никто не берет…

Мы обнялись, и через пару минут какая-то дама уже везла нас в Прагу…

...Чехию мы проскочили за день, так спешили, что даже не посмотрели толком Прагу. А торопились мы потому, что хотели добраться до всемирного фестиваля Rainbow, который открылся в Португальском городке Порту.

Вечером, если верить нашей старенькой советской карте Европы, мы были в паре километров от Германской границы. Нам предстоял самый ответственный переход - в Шенген. Чехия тогда еще не входила в безвизовую зону.

Пару часов мы шли по компасу в лесу, по нашим подсчетам, под нами лежала уже Немецкая земля. Мы вышли на узкую асфальтовую дорогу, что вилась сквозь лес. Вечерело, неожиданно раздался шум мотора и сквозь листву блеснули фары.

- Ложись, быстро! - прошипел мне Дезертир, - и мы, как партизаны, плюхнулись в придорожную канаву.

Украдкой мы вошли в небольшую деревню - все надписи там были по Чешски...

Мы тогда не знали, что совковые карты специально печатали с ошибками, и границы на них передвигали на восток, чтобы легче ловить нарушителей.

До поздней ночи мы шли полями и лесами на запад, ориентируясь по компасу. У Дезертира заработал фонарик, и мы смогли продолжать путь в темноте.

Переночевав в стоге сена, утром, уверенные, что уж на этот раз все получилось, мы гордо вошли в город.... не знаю, что это был за городок, но там тоже все было по Чешски!

Дезертир позеленел:

- А ну ка дай посмотреть твою карту!

Я дал.

- Что ж ты сразу не сказал, - заржал Гриша,- год выпуска 1978! С таким же успехом можно было идти по глобусу!

Еще пол дня мы шли лугами и полями, пока нашему взору, прямо посреди леса не предстали низенькие белые столбики и таблички "pozor, hranici" или что-то вроде того.

С замиранием сердца мы пересекли невидимую линию, перепрыгнули ручей, взбежали по откосу и наткнулись на маленькую часовню у дороги.

- Все, мы в Германии,- прошептал Дезертир, - сейчас самое главное как можно быстрее удрать из пограничной зоны, тут много патрулей и местные жители все как один стукачи!

Не успел Гриша это сказать, как на дороге появился местный житель.

- Изобразим немецких туристов, - скомандовал Дезертир.

Я засомневался, все же на Грише был советский военный китель, но бодро поприветствовал встречного:

- Гутен таг!

Мужичок, кисло улыбнулся и ответил:

- Добрий диень!

Это был полный провал. Но первый увиденный нами немец оказался добрым человеком и не заявил в полицию. А через пол часа мы поймали машину, причем до самого Нюрнберга!

... Побродив по ночному Нюрнбергу и влюбившись в этот город навсегда, мы заночевали на скамейках железнодорожного вокзала. Прямо на перроне. Нас попытался прогнать охранник, но мы сказали что ждем утренний поезд на Париж и он отстал...

А на следующий день, промчавшись через Германию, мы перешли по мосту ядовито-зеленый Рейн и попали в Страсбург! Он оказался еще прекраснее Нюрнберга и во много раз больше. Карты города у нас не было, поэтому мы и в городской черте шли по компасу.

А потом сели на потрясающий Страсбургский трамвай и поехали. Трамваев таких я до этого не видел - обтекаемой формы, напичканный электронными табло, с огромными окнами почти до пола, с кондиционерами, и свободным проходом между вагонами...

В трамвае мы тоже сверялись с компасом, и вышли только тогда, когда электронный поезд повернул на север...

... Мало того, что наши карты были отпечатаны в 78 году. Похоже, что никому в СССР не пришло в голову отметить современную сетку дорог. Мы обратили внимание, что нам не попадаются автобаны, а только маленькие провинциальные дороги. Видимо, карта была копией какого-то довоенного издания. Благодаря ей мы окунулись во Французскую провинцию...

Вечерело, мы забрели в такую глушь, где и движения почти не было. Ленту дороги окружали пшеничные поля, рощицы, иногда попадались старинные фермы...

Неожиданно Дезертир сказал:

- Очень хочу женщину, подожди здесь, мне нужно помастурбировать.

Я испытал шок, а потом решил подсмотреть, как это выглядит со стороны. Дезертир стоял по пояс во ржи, любовался закатом, раскачивался и тихонько постанывал...

Осеменив Французскую землю, Гриша вернулся на трассу...

...Так мы и шли два дня, и нас никто не хотел подбирать. По обеим сторонам простирались бескрайние французские нивы, справа, почти у горизонта, угадывалась синяя полоска Бискайского залива. Местность была безлюдная.

Вечером, когда мы уже присматривали себе лужайку для сна, повстречалось нам несколько черных коров. Были они какие-то огромные, величественно-монументальные. Геометрические обводы их тел поражали - это были настоящие готические коровы. Они молча жевали траву, а когда мы поравнялись с ними, как по команде, подняли морды и так пристально на нас посмотрели, что мне стало немного страшно. Наши коровы так не глядят, я вам это точно говорю. Я ускорил шаг, а Гриша вдруг засмеялся:

- Ты пойми, они же русских с 1812 года не видели!!!

Дальше так продолжаться не могло, необходимы были решительные действия, которые бы ускорили наше перемещение!

Утром возле дороги я заметил поваленный дорожный знак "остановка разрешена", и начал его поднимать.

- Гениально,- воскликнул Гриша, и бросился мне на помощь. Мы стояли возле знака, подпирая столб с обеих сторон, и голосовали. Через 10 минут возле нас остановилась огромная фура!

Дверь в кабину распахнулась и мы увидели... двадцатилетнюю девчонку водилу. Де ещё блондинку, в пестром цветастом сарафане и с небольшим синяком под глазом. Мы остолбенели, а девка махнула нам рукой, залезайте мол уже, сколько можно пялиться!

- Я с детства мечтала быть водителем! Мои подруги играли в куклы, а я в машинки!

Наша спасительница говорила только по-французски. Я в школе изучал английский, а Гриша испанский. В среднем, на двоих выходило - по французски. Когда испытываешь к человеку симпатию, начинаешь легко общаться с помощью 20-30 слов.

- А где спецодежда?- спросил Дезертир.

Девушка не поняла.

- Ну, если поломается мотор, придется лежать на земле, крутить гайки, - Дезертир живо изобразил процесс ремонта.

- Для этого есть техническая служба, если что-то ломается, по спутниковой связи вызываю помощь. Приезжают в течении часа...

А мы с Гришей через час купались в Атлантическом океане...

Произошло это знаменательное событие в курортном городке Ле Сабль д'Олон.

Город был пуст. Вдоль широкого песчаного пляжа и километровой набережной стояли веселенькие разноцветные домики. Светило Солнце, океан катил к берегу длинные ряды волн, совсем не так, как это происходит на Черном море. Мы с Гришей разделись, сложили пожитки на берегу и бросились с криками и воплями в воды Бискайского залива.

Когда мы вернулись за вещами, оказалось, что те уже плавают! Так я впервые увидел прилив...

После купания очень хотелось есть, и в нашем распоряжении были все мусорные баки города! Дезертир нырнул в бак и вытащил ... старинное зеркало, потом появилась антикварная пудреница и, наконец, огромная фарфоровая корова начала 20 века. Зеркало и пудреницу я взял как подарки жене, а корова! Она была прекрасна! Нет сейчас таких коров! Белая, с черными пятнами, и выразительными глазами... Выкидывать её было нельзя, и тогда Гриша залез на крышу автобусной остановки и установил там корову в качестве памятника.

Когда вы в следующий раз будете отдыхать в этом чудесном городе, и вам повстречается фарфоровая корова на козырьке остановки, знайте - её установил там Гриша Дезертир из Рязани...

А еще через сутки наше путешествие досрочно завершилось. В Испании. Устав ловить попутки, мы рискнули сесть в поезд, и были задержаны контролером. Он вызвал полицию, нас арестовали и поместили в тюрьму города Вальядолид, где когда-то, давным-давно, мотал срок Сервантес...

В тюрьме мы просидели два дня, а затем, без суда и следствия, были депортированы. Гриша в Москву, а я в... Амстердам! Дело в том, что в те далекие годы из Мадрида не летали самолеты в Киев. Мне сунули в руки билет на транзитный рейс Мадрид-Амстердам-Киев и провели под конвоем в самолет.

Это был шанс. И я его упустил...

В голландском аэропорту Шипхол я был уже свободен, правда находился в зоне для транзитных пассажиров, оттуда нет выхода в город. Вместо того, чтобы лететь в Киев, я подошел к полицейскому... и попросил политического убежища! Меня тут же сняли с рейса, отвезли в центр для беженцев, накормили и дали адвоката.

С адвокатом, солидным полнеющим дядькой лет 60-ти, я общался два часа. Через переводчика, разумеется, государство предоставило.

Выслушав мою историю, адвокат покачал головой:

- Все, что я могу для вас сделать, это затянуть с помощью бюрократической волокиты ваше дело месяца на три. Потом вас депортируют, эти три месяца вы просидите в тюрьме, в комфортных условиях, но без права выхода в город. Если вы согласитесь на немедленную депортацию - проведете в тюрьме два дня и улетите домой.

И я, дурак, согласился...

Меня разместили в светлой одиночной камере. Стены в ней были салатно-желтого цвета. За пуленепробиваемым окном виднелся тюремный парк. У окна стояла кровать с одноразовым синтетическим бельем. В углу - сиял модернистский унитаз из нержавеющей стали. Я остался один и понял, какую совершил глупость. Мне выпал шанс, нужно было хвататься за эти три месяца, а там видно будет...

Не выдержав нахлынувших эмоций я зарыдал...

Ко мне в камеру забежал охранник, точнее охранница - высокая худая блондинка в форме, с дубинкой и пистолетом. В тюрьме было видеонаблюдение.

Она... села рядом со мной, обняла и стала успокаивать... Гладила меня по голове как ребенка и что-то тихонько говорила по-голландски...

А потом принесла мне стопку книг. На русском языке не было ни одной...

Что бы поднять мне настроение, тюремщики разыграли из моей депортации настоящее шоу. Меня посадили в полицейскую машину и повезли в аэропорт. А там... включили мигалки, выскочили на летное поле и подвезли меня прямо к трапу самолета. На руки мне надели наручники, и четыре полицейских сделав зверские морды, завели меня в самолет авиакомпании KLM.

Документы мои передали пилотам и попросили раньше Киева на руки мне их не выдавать. Когда все расселись, с меня сняли наручники, полиция покинула самолет и дверь закрылась. Мы взлетели.

Знали бы вы, как восторженно смотрели на меня голландские бортпроводницы! Худой, в рваных джинсах, со спутанными волосами до плеч - я сидел в кресле, а мне все несли и несли еду и выпивку, вне очереди и ограничений!

Женщины, они все-таки любят тарзанов!