Защита прав обвиняемого и потерпевшего в уголовном суде 335

сти стоят на переднем плане как основная задача, подлежащая выяснению и реализации.

Достаточны ли для нормального отправления правосудия установленные законом права обвиняемого,надежны ли пре­дусмотренные УПК гарантии этих прав? Есть ли в российском уголовном процессе условия для того, чтобы всегда осуществлялся конституционный принцип презумпции невинов­ности и каждый человек имел реальную возможность защи­щаться от предъявленного ему обвинения?

К сожалению, на все эти вопросы пока приходится отве­чать отрицательно. Конечно, за последние годы многое изме­нилось в правовом статусе обвиняемого и он постепенно все более превращается в полноправного участника процесса. Медленно, шаг за тагом удается искоренять из сознания за­конодателей и правоприменитслей традиционный советский по­стулат, будто расширение прав обвиняемых ведет к их безна­казанности, плодит преступность, мешает успешной борьбе с нею, сковывает руки нашим доблестным органам расследова­ния и поэтому некоторые отступления от этих прав в инте­ресах дела не только возможны, но и в ряде случаев необхо­димы как высшее благо для общества и государства. Посте­пенный отказ от этого заблуждения, продиктованного ложно понятыми интересами дела, позволил ввести в наше законо­дательство ряд норм, обеспечивающих и успешную борьбу с преступностью, и защиту прав лиц, привлекаемых к уголов­ной ответственности.

Казалось бы, что может быть проще и понятнее элемен­тарного, логически безупречного положения: как только в уго­ловном процессе, еще на стадии расследования, возникает об­винительная функция и появляется процессуальная фигура об­виняемого, тотчас должна возникнуть и противоположная, за­щитительная функция и появиться ее главный носитель — за­щитник? Тогда достигается естественный баланс оппонирую­щих сил, способный привести к установлению истины. Тем не менее до 1950 г. защитник мог участвовать только в стадии судебного разбирательства, на предварительное следствие его не допускали. Позднее он получил такое право, по только в момент, когда предварительное следствие уже было закончено. Право на защиту законодатель вводил с большой оглядкой, шел к этой цели как-то боком, зигзагами. Достаточно вспом-

Глава XI Судебная защита прав и свобод

пить неодинаковые моменты допуска защитника в дело для разных категорий обвиняемых, безуспешную попытку сгладить эти различия с помощью прокурорских полномочий, введение и поспешную отмену права обвиняемого, не владеющего язы­ком, па котором ведется судопроизводство, обратиться к за­щитнику в момент предъявления обвинения и др. И только сейчас ст. 47 УПК предоставляет наконец обвиняемому нрав< в любом делеиметь защитника с момента предъявления обвп нения.

Больше того, впервые получил право воспользоваться по мощью защитника и подозреваемый,если он задержан или ар стован. Правда, из сопоставления ст. 47 и 122 УПК следует, что задержанный лишь спустя сутки может встретиться с защитни­ком. Этот срок чрезмерно велик. Кроме того, он расходится с правилом ст. 48 Конституции РФ, предоставляющей каждом) задержанному право пользоваться помощью защитника с мо мента задержания. Думается, срок пребывания подозреваемого под стражей до встречи с защитником должен быть сокраще! до шести, в крайнем случае до двенадцати часов.

Как это ни парадоксально, но в нашем уголовно-процес суалыюм законодательстве никогда не было нормы, разреша­ющей защитнику иметь свидания с обвиняемым без ограниче­ния их числа и продолжительности (такая норма содержа­лась только в Положении о предварительном заключении под стражу от 11 июля 1960 г.). Законодатель как-то уж очень стыдливо вводил право на свидания. В ст. 51 УПК об этом праве говорилось в общей форме (причем речь шла о свида-| нии, а не свиданиях); когда же защитник знакомился с мате риалами оконченного расследования, то получал право на сви дание (опять одно!) с обвиняемым наедине (ст. 202 УПК). только в 1992 г. все эти сомнительные формулировки был заменены безоговорочным правилом: с момента допуска к уча­стию в деле защитник вправе иметь свидания с обвиняемым и подозреваемым (о подозреваемых раньше и речи быть не мог­ло) наедине без ограничения их количества и продолжитель­ности. В этих же статьях вместо прежнего права защитника выписывать из дела "необходимые сведения" (кому необхо­димые? для чего необходимые?) появилась более точная и верная формулировка: выписывать "любые сведения и в лго бом объеме".

§ 3. Защита прав обвиняемого и потерпевшего в уголовном суде 337

Еще одна мера, направленная на усиление гарантий прав личности, — разрешение защитнику участвовать не только на предварительном следствии, но и при производстве дознания.Раз на дознании фигурируют подозреваемый и обвиняемый, значит, должен быть и защитник. Прежние ограничения, суще­ствовавшие более тридцати лет и касавшиеся почти пятой час­ти всех расследуемых уголовных дел, т. с. тех, по которым ма­териалы дознания служат основанием для рассмотрения дела в суде, отменены (ст. 120 УПК).

Поправки, внесенные в УПК 15 июня 1996 г., не только расширили право обвиняемого и подозреваемого на свидания с защитником, но и предоставили им право на свидания с род­ственниками и иными лицами. Кроме того, УПК предусмот­рел их право на переписку, чего раньше никогда не было. Порядок и условия предоставления этих прав определяются Федеральным законом от 15 июля 1995 г. "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении пре­ступлений".

Ряд изменений, внесенных в УПК в 1992 г., усилил гаран­тии важнейшего права человека и гражданина — права на сво­боду и неприкосновенность. Еще в 1973 г., когда СССР рати­фицировал Международный пакт о гражданских и политичес­ких правах, раздавались голоса, что мы должны, выполняя тре­бования пакта (п. 4 ст. 9), предусмотреть в законе право каж­дого задержанного или арестованного безотлагательно пред­стать перед судом, который проверил бы правильность ограни­чения свободы и либо подтвердил его, либо отменил. Но тогда власти предержащие не услышали эти голоса, вернее, не захоте­ли услышать. То же самое повторилось и в 1975 г. при подпи­сании СССР Хельсинкских соглашений. Только Копенгагенс­кое (1990 г.) и Московское (1991 г.) совещания Конференции по человеческому измерению СБСЕ подвигли советское, а за­тем и российское прави гельство на реализацию взятых па себя международных обязательств. В итоге УПК был дополнен нор­мами о праве арестованного на судебную проверку правильно­сти заключения его иод стражу (ст. 11, 46, 52), а также раз­вернутой процедурой проверки в суде законности и обоснован­ности ареста пли продления срока заключения под стражу (ст. 202' и 220²)-

Глава XI. Судебная защита прав и свобод

Но при этом надо иметь в виду, что Конституция Россий­ской Федерации допускает арест, заключение под стражу и содержание под стражей только по судебному решению (ст. 22). Из этого следует, что санкцию (согласие) на заключение под стражу впредь должен давать не прокурор, а суд или су­дья. И тогда автоматически отпадает надобность в специаль­ной судебной проверке законности и обоснованности заключе­ния под стражу, поскольку во всех случаях эта мера будет применяться не чиновником, а представителем судебной влас­ти.

Но для того, чтобы все вопросы о санкционировании арес­тов или об отказе в санкции решал только суд, требуется суще­ственная организационно-кадровая перестройка судебной ра­боты. Сделать это сразу невозможно. Нужен определенный переходный период. Поэтому в "Заключительных и переход­ных положениях" Конституции записано: "До приведения уго-ловно-процессуалыюго законодательства Российской Федера­ции в соответствие с положениями настоящей Конституции со­храняется прежний порядок ареста, содержания под стражей и задержания лиц, подозреваемых в совершении преступления" (п. 6).

Подобной оговорки нет в переходных положениях при­менительно к судебным решениям, ограничивающим тайну пе­реписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений, разрешающим проникать в жилище против воли проживающих в нем лиц. С момента вступления Кон­ституции в силу все перечисленные ограничения прав граж­дан могут иметь место не по усмотрению прокурора, как рань­ше, а только по решению суда (ст. 23, 25). Следовательно, в этих случаях на практике непосредственно применяются ука­занные правила Конституции, что и было разъяснено Плену­мом Верховного Суда Российской Федерации в постановле­нии от 24 декабря 1993 г. "О некоторых вопросах, связан­ных с применением статей 23 и 25 Конституции Российской Федерации".

После длившейся десятилетия критики законодатель на­конец-то признал ошибку, допущенную им при формулирова­нии процедуры прекращения дела вследствие изменения об­становки(ст. 6 У ПК). Никакими аргументами невозможно было объяснить, почему при прекращении дела следователем по лю-

§ 3. Защита прав обвиняемого и потерпевшего в уголовном суде

бому нсреабилитирующему основанию (истечение срока дав­ности, амнистия, передача на поруки и т. д.) обвиняемый впра­ве был настаивать на своей реабилитации по суду, а если дело прекращалось ввиду изменения обстановки, что, конечно, не ре­абилитировало обвиняемого, его лишали возможности требо­вать направления дела в суд'. Чтобы решить этот простейший, на наш взгляд, вопрос, потребовалось вмешательство Конститу­ционного Суда РФ, который 28 октября 1996 г. рассмотрел жалобу О.В. Сушкова, просившего признать неконституцион­ной с г. 6 УПК, не позволявшую ему добиваться реабилитации по суду. Конституционный Суд признал, что "уголовное дело не может быть прекращено, если лицо против этого возражает и ходатайствует о продолжении производства по делу. В этом случае производство по делу должно продолжаться в обычном порядке". Именно так решен этот вопрос в новой редакции ст. 6 УПК.

В соответствии с конституционным велением "заочное раз­бирательство уголовных дел в судах не допускается" (ч. 2 ст. 123). На столь высоком уровне этот запрет раньше никог­да не фиксировался, хотя в УПК это правило было записано (ст. 246). Разумеется, принцип очного, т. с. с участием обвиня­емого, разбирательства дела относится прежде всего к суду пер­вой инстанции, где устно и непосредственно исследуются все доказательства, в том числе выслушиваются объяснения и воз­ражения обвиняемого, и выносится приговор. Это положение, на наш взгляд, в комментариях не нуждается.

Но ситуация в суде обычно складывается так, что кто-то из участников процесса (чаще всего это бывает осужденный) не­доволен вынесенным приговором, подает на приговор кассаци­онную жалобу и требует, чтобы вышестоящий суд рассмотрел его жалобу и проверил справедливость приговора с его, осуж­денного, участием. Встречается и противоположная ситуация: прокурор принес протест на оправдательный приговор и оп­равданный настаивает, чтобы этот протест вышестоящий суд рассмотрел с непременным его, оправданного, участием. Каза­лось бы, вполне естественное и законное требование. Да, есте-

¹ Подробно об этом см.: Савицмт В.М. По поводу уголовно-процессунльных гарантий права невиновного на реабилитацию // Советское государство и право. 1965. № 9. С. 52-54.

Глава XI. Судебная защита прав н свобод

ствепиое, по, увы, не опирающееся на закон, хотя суд кассацион­ной инстанции, в отсутствие осужденного (оправданного) н нЬ-выслушав его объяснении, может произвести с приговором сан мые разные юридически значимые операции (отменить нрцго*-вор, изменить его, направить дело на новое расследование и т. д.). И все это, оказывается, может быть совершено в отсут­ствие осужденного (оправданного), без предоставления ему возможности заявлять отводы н ходатайства, знакомиться с по­зициями других участников судебного заседания, без учета его устных высказываний и вообще без его ведома.

А все потому, что действующий закон не считает обяза­тельным участие осужденного (оправданного) в суде второй инстанции, рассматривающем его жалобу или протест прокуро­ра. Пришел осужденный (оправданный) в суд — тогда его выслушают. Не пришел, даже по уважительной причине, — суд рассмотрит жалобу без него (ст. 335 У ПК). И получается, что запрет Конституции заочно рассматривать уголовные дела имеет чисто формальный характер, ибо очное разбирательство дела в суде первой инстанции может быть сведено на пет заоч­ной проверкой вышестоящим судом вынесенного приговора. По изложенным основаниям Конституционный Суд РФ признал регламентацию, лишающую осужденного права лично участво­вать в заседании суда кассационной инстанции, не соответству­ющей Конституции (постановление от 10 декабря 1998 г.). Ка­залось бы, такое решение должно повлечь за собой единствен­ное практическое следствие: если осужденный, находящийся под стражей, настаивает на своем непосредственном участии в кассационной инстанции, то он должен быть доставлен в судеб­ное заседание. Но Конституционный Суд, исходя, видимо, из финансовых затрат, которые возникнут при повсеместной реа­лизации этой меры, предусмотрел и другой способ, долженству­ющий обеспечить права осужденного: он может, находясь под стражей, получить для ознакомления кассационные жалобы или протест, а также дополнительно представленные материалы и направить в кассационный суд свои возражения, письменно из­ложить свою позицию. Что даст осужденному эта переписка — пока неясно, скорее, ничего. Тем не менее в целом постановле­ние Конституционного Суда нужно рассматривать как опре­деленный шаг в сторону усиления гарантий прав обвиняемого (осужденного).

§ 3. Защита прав обвиняемого и потерпевшего в уголовном суде 341

Следует напомнить, что такая же проблема возникает и в суде надзорной инстанции, т. с. когда проверяется приговор, вступивший в законную силу. И там все зависит от суда, кото­рый может вызвать осужденного для участия в заседании, а может и не вызвать. Насколько нам известно, ни один суд этой возможности осужденному никогда не предоставлял. А если и были такого рода уникальные случаи, то они не делают пого­ды. Обвиняемый (осужденный или оправданный) фактически лишен права на очную проверку в надзорном порядке выне­сенного в отношении него приговора. Неужели нужно дожи­даться очередного, теперь уже о надзоре, постановления Кон­ституционного Суда? Есть основания рассчитывать, что в но­вом УПК РФ все эти нарушения права обвиняемого на защиту будут устранены.

Конституция РФ гарантирует каждому осужденному за преступление право па пересмотр приговора вышестоящим судом (ч. 3 ст. 50). Однако УПК до недавнего времени не предусматривал права обжаловать в кассационном порядке приговоры Верховного Суда РФ. Приговоры любого другого суда — можно, а Верховного — запрещено. Почему?

Когда принимался действующий УПК (это было в 1960 г.), требовалось подчеркнуть высокий уровень Верховного Суда, непререкаемость его решений. Заботой же о правах отдельно взятой личности власть себя особенно не обременяла. С тех пор многое изменилось. Другими критериями стали опреде­ляться социальные ценности. В новых условиях возникла на­стоятельная потребность вплотную заняться проблемами этой самой личности. Даже если эта личность — осужденный. Как примирить конституционное право каждого осужденного на пересмотр приговора с запретом, установленным УПК? Этот непростой вопрос разбирал Конституционный Суд. Непосред­ственным поводом стала жалоба В. Шаглия, осужденного Вер­ховным Судом за тяжкое преступление к 15 годам лишения свободы. Он жаловался не на суровый приговор (известно, что Конституционный Суд приговоры не проверяет), а на норму УПК, лишившую его права на кассацию. Право на пересмотр приговора — это право на рассмотрение дела заново, повтор­но. Результаты пересмотра могут быть разными. Главное же здесь — обязанность вышестоящего суда, получившего жало­бу, проверить дело и приговор. Чтобы устранить противоречие