Роджерс Брубейкер. Этничность без групп. высказывались националистическими политиками

высказывались националистическими политиками. Для трансильванских румын память о 1848 годе неотделима от объединения с Венгрией, и это питает коллективный страх снова потерять Трансильванию.

СЛОВАКИЯ: НЕОТПРАЗДНОВАННОЕ СТОПЯТИДЕСЯТИЛЕТИЕ

Как и в Венгрии и Румынии, 1848 год понимали в Словакии в двух весьма различных смыслах: как эпизод националистического нарратива, ведущего от национального угнетения через национальное пробуждение к национальной независимости; и как эпизод общеевропейской истории прогресса, модернизации и демократизации. В 1998 году, однако, 1848 год обращал на себя внимание главным образом своей незримостью: вне кругов венгерского меньшинства стопятидесятилетняя годовщина революции осталась почти незамеченной.

Чем объясняется эта сравнительная незаметность, эта слабость попыток использовать прошлое ради современных политических целей в 1998 году и отсутствие отклика на них? С чисто конструктивистской точки зрения, которая выдвигает на первый план использование памяти и манипулирование прошлым ради нынешних целей, это представляет загадку. С момента обретения независимости в 1993 году Словакией руководила (с одним кратким перерывом) национа-

вание 15 марта. Газеты более националистической направленности критиковали использование венгерских национальных символов, но обсуждали исторические конфликты с гораздо меньшим напряжением и без чувства (характерного для трансильванских дискуссий), что тяжесть прошлых конфликтов продолжает довлеть над настоящим. Проправительственная «Curierul Naţional» подчеркнула миролюбивый характер коммеморативных мероприятий и сообщила о послании президента Константинеску к его венгерскому коллеге, где говорилось о возможности стать выше конфликтов прошлого [Curierul Naţional, 1998, 16 March].

VIII. 1848 в 1998: Коммеморативная политика

диcтическая партия Владимира Мечьяра, для которой национализм оказался успешной выборной стратегией. Однако отчасти из-за националистической позиции Мечьяра Словакия соскользнула с «твердого пути» к европейской интеграции. В такой политической ситуации стопятидесятилетие революции, казалось бы, давало и националистам, и их либеральным оппонентам возможности использовать прошлое в своих (совершенно различных) политических целях — особенно в контексте избирательной кампании, ведшей к парламентским выборам сентября 1998 года. Если подходящих традиций не было, то можно было бы ожидать попыток изобрести их. И все же в 1998 году ни националисты, ни их либеральные оппоненты не извлекли особой пользы из революции 1848 года.

Словакия является, таким образом, «негативным» случаем; стопятидесятилетие 1848 года прошло здесь по большей части незамеченным. На наш взгляд, это отражает ограничения, вытекающие из самой природы «доступных прошлых» [Schudson, 1989, р. 107ff.]. По историческим причинам, связанным как с ходом событий в 1848 году, так и с характером историографической традиции и социальной памяти в прошедшие полтора столетия, коммеморативные возможности, доставленные стопятидесятилетним юбилеем в Словакии, были на самом деле весьма скудными как для либералов, так и для их оппонентов — националистов.

В этом отношении показательно сравнение с Румынией. Революция 1848 года в Валахии давала более богатое историческое «сырье» (по сравнению с доступным в Словакии) для «европейски» ориентированной коммеморации, акцентирующей модернизацию, вестернизацию и демократизацию, хотя и в Румынии «полезность» этого прошлого была ограниченной из-за отсутствия в XX веке живой коммеморативной традиции. В отличие от румынских (и венгерских) коллег словацким либералам трудно было объявить революцию 1848 года «своей». В 1848 году румыны жили собствен-