Подруга Дьявола 2 страница

– А ведь ей было плохо, ее тошнило, – вдруг объявил доктор Бернс. – Не знаю, имеет ли это какое‑либо значение, но я обнаружил следы рвоты и внутри, и на стене снаружи.

– Да, – подтвердил Бэнкс. – Я тоже унюхал запах. Но, может, тошнило убийцу? Ведь не у каждого желудок переваривает все подряд. Прослежу, чтобы криминалисты не упустили это из виду. Спасибо, док.

Доктор Бернс кивнул и отошел в сторону. Подошел Темплтон и стал рядом, потирая руки и переминаясь с ноги на ногу.

– Пикантный случай, шеф, согласны? – спросил он. – Как я вас и информировал.

Бэнкс закрыл глаза и поднял голову к полоске серого неба – несколько капель дождя упало ему на веки.

– Кевин, эта девушка мертва, – со вздохом произнес он. – Ее изнасиловали и задушили. Я, как и любой коп, стараюсь с пониманием относиться к тому, что кое‑что на месте преступления может показаться смешным, однако не мог бы ты хоть на какое‑то время попридержать свое неуемное веселье?

– Простите, шеф, – ответил Темплтон, но по его тону было ясно, что он совершенно не понимает, за что извиняется.

– Нам будет необходимо побеседовать со всеми местными жителями, привлекавшимися за совершение преступлений на сексуальной почве, со всеми, попавшими в число подозреваемых, а также и с теми, кто, по нашему мнению, мог совершить это убийство.

– Да, сэр.

– И позвони начальнице, – добавил Бэнкс. – Она должна быть в курсе дела.

Темплтон вытащил мобильник.

Бэнкс на мгновение ощутил благодатное спокойствие: негромкий посвист ветра, звон капели из водосточной трубы, приглушенное расстоянием пение церковного хора. Да, давненько он не был в церкви… Услышав чьи‑то шаги, Бэнкс обернулся и в проеме двери увидел торопливо пересекающих Тейлор‑ярд детектива‑констебля Уинсом Джекмен и координатора работ на месте преступления сержанта Стефана Новака, за которым в костюмах, похожих на скафандры космонавтов, шествовала вся его команда – СОКО. До того как приступить к работе, им надлежало осветить место преступления не хуже, чем съемочную площадку в киностудии, после чего они, пустив в ход свои инструменты и приспособления, примутся отыскивать и выявлять следы различных, часто практически невидимых веществ и предметов. Все найденное должно быть тщательно упаковано, надписано и целиком и полностью сохранено для возбуждения дела и его рассмотрения в суде; к тому же многое из обнаруженного ими может быть использовано для выявления личности убийцы девушки. Если повезет, они найдут необходимый материал для анализа ДНК, результаты которого сравнят с теми, что имеются в Национальной базе данных. Если повезет…

Бэнкс поздоровался со Стефаном Новаком и, как мог, ввел его в курс дела. Новак перекинулся несколькими словами со своей командой, и, когда Питер Дарби вышел из склада, они вошли в него. Им, как пояснил Новак, необходимо некоторое время, чтобы подготовиться к работе, и они просят не мешать. Бэнкс взглянул на часы. Как жаль, подумал он, что из‑за этих дурацких законов в воскресенье ни один местный паб не откроется раньше десяти часов утра!

Бэнкс отправил Уинсом в Суэйнсхед поговорить с родителями девушки до того, как везти их в иствейлскую больницу на опознание тела. Он попросил ее узнать, где и с кем девушка была прошлой ночью. По горячим следам можно установить многое, а горячие следы, как известно, имеют свойство быстро остывать.

Примерно через три четверти часа у Бэнкса неожиданно выдался небольшой период относительного затишья, которым он воспользовался для осмысления ситуации. По внешнему виду девушки можно было предположить, что она приехала в город развлечься вместе со своим парнем или в компании друзей. Их необходимо найти и допросить. Кое‑кого из них, вероятно, удастся выявить при просмотре записей телевизионных систем безопасности. На данный момент почти вся рыночная площадь находится под постоянным видеонаблюдением, хотя есть и мертвые для телекамер зоны. Пришла ли она сюда с убийцей, или он, притаившись в Лабиринте, поджидал свою жертву? Почему она оказалась здесь одна? К несчастью, в самом Лабиринте камер видеонаблюдения нет. Его размышления прервал громкий голос:

– Здесь, по всей вероятности, происходит что‑то очень важное, старший инспектор Бэнкс. Мне пришлось прервать утреннюю конную прогулку, а мой сын и его супруга ждут меня к обеду.

По аллее с важным видом шествовала миниатюрная, но при этом стройная и крепкая на вид дама. Это была суперинтендант полиции Катрин Жервез, неотразимая в одеянии для верховой езды – джодпурах,^[5]сапожках и кепи. Держа в одной руке хлыст, она слегка похлопывала им себя по бедру.

Бэнкс улыбнулся:

– Должен сказать, мэм, вы потрясающе смотритесь в этом наряде. Не желаете выпить кофе? Заодно и побеседуем, пока сержант Новак проводит осмотр места преступления.

Интересно, показалось ли это Бэнксу, или лицо начальника уголовной полиции Жервез действительно вспыхнуло от сказанного им комплимента?

Проснувшись, инспектор Энни Кэббот не сразу поняла, что разбудил ее сигнал мобильного телефона. Голова раскалывалась от нестерпимой боли, а снаружи, с улицы, доносились громкие крики чаек и колокольный звон. Ведь сейчас мобильники не звонят, подумала она, с трудом возвращаясь к действительности, в них используются рингтоны: они либо звякают, либо играют мелодии. Ее телефон играл «Богемскую рапсодию» группы «Куин», звуки которой буквально приводили ее в бешенство. Не иначе как продавец телефонов подшутил над ней, черт бы его побрал! Ей надо обязательно научиться менять мелодии. Как только Энни собралась с силами настолько, чтобы приоткрыть один глаз и протянуть руку к прикроватному столику, телефон замолчал. Проклятье! – мысленно выругалась она, осознав, что ее протянутая рука не ощутила ничего, кроме пустоты. Прикроватного столика не было. Куда же он, черт возьми, делся? На мгновение ее обуял панический ужас, оттого что она не представляла себе не только где она находится, но даже кто она, пропади все пропадом, такая! За одно лишь Энни могла поручиться: сейчас она находилась не в гостинице миссис Барнеби, там, где ей надлежало быть. И что это, хотелось бы знать, лежит на ее бедре, такое теплое и тяжелое?!

Когда Энни наконец открыла оба глаза и осмотрелась, ей удалось уяснить сразу несколько вещей: она лежит не в своей постели, поэтому и не может нащупать прикроватный столик; у нее страшно болит голова, а на бедре ее лежит – ну кто бы мог подумать? – человеческая рука. К счастью или к несчастью – выяснится в дальнейшем, – рука оказалась мужской. Шаг за шагом, как бывает, когда складываешь из отдельных рисунков движущиеся картинки и подолгу ищешь нужные карточки, Энни воскрешала в памяти прошлый вечер. Картина получалась нечеткой и путаной, к тому же с большими пробелами. Что она ясно помнила, так это пиво, громкую музыку, танцы, какие‑то шипучие напитки в бокалах с зонтиками, мелькающие огни, оркестр, смеющихся людей, сбивающий с ног ветер, тускло освещенные улицы, крутой подъем на холм, лестницу… Энни старалась вспомнить, что же было дальше. Еще один бокал… или два?.. Вцепившись друг в друга и неловко спотыкаясь, они добрели до постели. Той самой, в которой она сейчас и лежит. Энни осторожно сняла руку со своего бедра. Хозяин руки пошевелился и промычал что‑то во сне, но, слава богу, не проснулся. Энни села и внимательно осмотрелась.

На ней не было ничего – ну ни единого лоскутка! Ее одежда была разбросана по дощатому полу в беспорядке, наводившем на мысль о том, что в процессе раздевания стыд и сдержанность были отброшены напрочь; ее черные шелковые панталоны висели на спинке кровати, как взятый в качестве трофея штандарт поверженной армии. Быстрым движением Энни сдернула их, натянула на себя, а затем провела руками по голове, приглаживая взъерошенные волосы. Чувствовала она себя отвратительно.

– Идиотка, – прошипела она, обращаясь к себе. – И‑ди‑от‑ка!

Она посмотрела на спящего мужчину. Короткие пряди черных волос, не примятые подушкой, торчали во все стороны, а одна шаловливо прикрывала правый глаз; мощная челюсть, широкие плечи, красивая и не сильно заросшая волосами грудь. Хорошо хоть не сослуживец – на полицейского не похож. Глаза его были закрыты, а она, к стыду своему, не помнила, какого они цвета. Щеки покрывала щетина, но он, по всей вероятности, начал бриться не очень давно. Сколько же ему лет? Двадцать два, самое большее – двадцать три, решила она. А ей? Только что стукнуло сорок. Судя по виду его квартиры, парень еще холостяк. Энни предпочитала иметь дело с женатыми мужчинами старше ее.

Вздохнув, она принялась собирать с пола свою одежду и одеваться. Комната выглядела достаточно опрятной: стены окрашены в светло‑голубой цвет, на одной – репродукция обнаженной натуры Модильяни, на окне – венецианские шторы, создающие полумрак. На стене напротив кровати висел постер неизвестной ей рок‑группы. Под ним стояла электрогитара, шнур от нее тянулся к небольшому усилителю. Энни вспомнила: парень говорил ей, что играет в какой‑то группе. Господи, да неужто она пошла домой к мальчишке‑музыканту? Все не так уж плохо, попыталась утешить себя Энни. Ну переспала с гитаристом, так не с ударником же! И уж тем более не с саксофонистом. «Никогда, милочка, не связывайся с саксофонистом, – наставляла ее когда‑то Джеки, старая подруга. – Единственное, о чем он думает, – это о том, как сыграть свое следующее соло». Вот ее наставления и пригодились.

В холодном свете дня парень выглядел еще более молодым. Энни снова внимательно посмотрела на него. Нет, ему никак не меньше двадцати двух. Ведь он даже моложе, чем рок‑звезда Брайан, сын Бэнкса. Казалось бы, убеждала себя Энни, ей должно льстить, что такой молодой и симпатичный парень на нее запал, значит, она еще может нравиться. Однако почему‑то эти доводы не убеждали, и в собственных глазах Энни выглядела старой шлюхой. Вот когда мужчина старше, а женщина младше – это нормально, мужчина даже может собой гордиться… Она потянула молнию на джинсах. Господи, да они еле‑еле застегиваются! В последнее время она набирала вес так быстро, словно соревновалась с кем‑то. Что и говорить, она без всякой радости смотрела на жировую подушечку, появившуюся там, где еще недавно был плоский живот. Пора заняться физкультурой и не так сильно налегать на эль.

Энни вынула из рюкзачка мобильник, чтобы выяснить, от кого был звонок. Звонили с работы. Она пока не уяснила для себя, сможет ли показаться на службе в таких растрепанных чувствах. Прежде всего она, не выпуская из рук рюкзачок, вошла в ванную комнату и закрылась на защелку. Для начала присела на унитаз, затем, порывшись в шкафчике над умывальником, нашла флакончик с аспирином, помылась так, как можно помыться под краном над ванной, немного накрасилась. Душа здесь не было, а раздеваться снова и лезть в ванну ей не хотелось. Лучше всего уйти. Поймать машину, плюнуть на работу и поехать домой, то есть в то место, которое в эти дни заменяло ей дом, надолго залечь в пенную ванну и заняться самобичеванием. Сказать себе тысячу раз: «Я не должна ходить домой к молодым гитаристам, с которыми знакомлюсь в ночных клубах». Сейчас до Энни дошло, что свою машину она оставила где‑то возле клуба. У нее хватило ума не садиться в таком состоянии за руль. Значит, некоторым здравомыслием она все‑таки обладает. И, как ей казалось, она даже сможет вспомнить, какой клуб они посетили последним.

В спертом воздухе спальни висело плотное облако табачного – и не только – дыма. На маленьком столике возле двери Энни увидела пепельницу с сигаретными окурками и парой недокуренных самокруток. Рядом с пепельницей лежали пластиковый пакет с марихуаной и ее клипсы. Боже милосердный, так она была в состоянии не только снять клипсы, но и выкурить косячок! А что еще она натворила?.. Впрочем, стоит ли думать об этом? Не отрывая взгляда от зеркала, она взяла клипсы и прицепила их к мочкам ушей.

Когда Энни открыла дверь, гитарист зашевелился, но не проснулся – он лишь натянул на себя простыню, замотался в нее и свернулся по‑детски калачиком. Энни, захлопнув за собой дверь, вышла на лестницу навстречу новому неизвестному дню в незнакомом месте. Улица встретила ее свежим морским воздухом, холодным ветром, визгливыми криками чаек. К счастью, на ней была теплая куртка.

Спускаясь с холма по пути к клубу, возле которого она оставила машину, Энни вытащила мобильник и настроила режим голосовой почты. Справившись с телефоном, она с большой радостью услышала строгий голос суперинтенданта Брафа, начальника отдела по расследованию особо тяжких преступлений Восточного округа Скарборо (графство Йоркшир), приказывающий ей как можно быстрее прибыть в Ларборо‑Хед. Там произошло убийство, и местное начальство хочет подключить ее к расследованию. В командировках, размышляла она, выключая мобильник, временами чувствуешь себя проституткой. Тут ей пришло в голову, что она в течение получаса уже два раза почувствовала себя таковой – правда, в связи с различными обстоятельствами, – и решила, что сейчас самое время сменить метафоры. Она вовсе не проститутка, не шлюха – она ангел милосердия. Вот кто она такая: Энни Кэббот, Ангел Милосердия, к вашим услугам. Увидев на стоянке возле клуба свою фиолетовую «астру», она уже более чем в сотый раз подумала, что пора поменять машину, заглянула в дорожную карту, и машина, скрежеща шестернями, двинулась на север, в направлении Ларборо‑Хед.

Кафе на рыночной площади, как ни странно, были открыты. Бэнкс выбрал кафе, расположенное на верхнем этаже третьего от Тейлор‑ярда дома, над магазином товаров для пожилых людей. Он знал, что кофе там всегда хороший и крепкий, поэтому и пришел сюда со своей начальницей, Катрин Жервез. Выглядела она, по мнению Бэнкса, весьма привлекательно: вздернутый носик, голубые глаза, губки бантиком и легкий румянец, задержавшийся после утренних спортивных занятий на ее обычно бледном лице. Едва заметный шрам под левым глазом казался почти зеркальным отражением шрама на его лице. Выглядела Жервез на добрый десяток лет моложе Бэнкса, значит, ей было чуть за сорок. Сделав официанту заказ – кофе для него, крепкий чай с бергамотом для нее и горячие булочки с маслом для обоих, – они перешли к делу.

– Боюсь, нам предстоит иметь дело с особо извращенным убийцей, – начал Бэнкс.

– А ведь совсем недавно у нас было тихо и спокойно, – со вздохом произнесла Жервез и, положив на стол хлыст, сняла с головы шлем, провела ладонями по гладко причесанным волосам. – После инцидента с той самой рок‑группой, – добавила она, многозначительно взглянув на Бэнкса.

Старший инспектор понимал, что Жервез, предоставив ему полную свободу действий при расследовании предыдущего дела об убийстве, все еще не могла согласиться с его результатами. Так же, как и сам Бэнкс. Но ничего не поделаешь, порой все идет совсем не так, как мы рассчитываем. Бэнкс быстро ввел начальницу в курс дела, рассказав то, что узнал от сержанта Темплтона и доктора Бернса.

– Тело было обнаружено сегодня утром в восемь часов пятнадцать минут пятидесятипятилетним мистером Джозефом Рэнделлом, проживающим на Гиацинтовой аллее.

– А что он делал в Лабиринте в такое время, да еще в воскресенье?

– Он владелец магазина кожаных изделий, расположенного на площади, – пояснил Бэнкс. – В этом помещении у него склад. Он сказал, что пошел туда взять образцы материалов, увидел, что замок взломан, и, войдя, обнаружил жертву. Уверяет, что ни до чего не дотрагивался. Говорит, сразу выскочил оттуда и побежал через площадь в управление полиции.

– И вы ему верите?

– Он утверждает, что открыл дверь склада в восемь пятнадцать, но одна женщина на рыночной площади сказала сержанту Темплтону, что видела, как Рэнделл шел в Лабиринт, и было это в десять минут девятого по часам на церковной колокольне, а они идут довольно точно. Она опаздывала к службе, поэтому посмотрела на часы и запомнила время. Дежурный сержант зафиксировал в журнале, что Рэнделл появился со своей страшной новостью в восемь часов двадцать одну минуту.

– Получается одиннадцать минут. – Жервез поджала губы. – Похоже, все это шито белыми нитками, – решительно объявила она. – А где он сейчас?

– Сержант Темплтон отправил его домой в сопровождении полицейского. Мистер Рэнделл был явно не в себе.

– Хм. Допросите его сами. И будьте с ним пожестче.

– Да, мэм, – ответил Бэнкс, помечая что‑то в записной книжке.

Катрин Жервез была непревзойденным мастером изрекать очевидные истины, а поэтому лучше всего было поддерживать ее начальственную уверенность в себе. Принесли их заказы. Кофе, как Бэнкс и предполагал, оказался хорошим, а булочки были густо намазаны маслом.

– А что она делала одна в Лабиринте? – спросила Жервез.

– Вот это‑то мы и пытаемся выяснить, – отвечал Бэнкс. – Начнем с того, что нам не известно, была ли она там одна. Возможно, с нею был еще кто‑то.

– Может, они направились туда, чтобы принять дозу наркотиков?

– Не исключено. Мы нашли несколько таблеток экстези в ее сумочке. А может быть, она рассталась со своими друзьями, потому что кто‑то заманил ее туда, предложив наркотики? Хотя, честно говоря, вряд ли необходимо уединяться в Лабиринте, ради того чтобы отовариться таблетками экстези. Их вам предложат в любом пабе… Она могла пойти через Лабиринт, если хотела побыстрее добраться до автостоянки у реки.

– У нее есть машина?

– Пока не знаем, но водительские права у нее есть.

– Выясните это.

– Непременно. Девушка, очевидно, была пьяна, – сказал Бэнкс. – В складском помещении найдены рвотные массы – ее тошнило. Возможно, конечно, что тошнило убийцу. Судмедэксперт разберется. Я думаю, она намеревалась там укрыться, и нетрудно предположить, почему она оказалась в Лабиринте одна. Причин для этого может быть несколько: она, к примеру, могла повздорить со своим парнем и уйти от него.

– А кто‑то, укрывшись в складском помещении, поджидал ее?

– Или кого‑то другого вроде нее. Значит, убийце было известно, чем жители Иствейла обычно занимаются в субботу вечером после закрытия всех заведений.

– Тогда стоит заняться местными подозреваемыми, кто уже привлекался за совершение сексуальных преступлений, и теми, кто пользуется услугами проституток.

– Их уже опрашивают.

– Есть какие‑либо соображения, где она была до Лабиринта?

– Судя по тому, как она была одета, – отвечал Бэнкс, – девушка совершала обход пабов, расположенных на рыночной площади. Типичный наряд для субботнего вечера. Мы обойдем все пабы, как только они откроются. – Он посмотрел на часы. – Теперь уже скоро.

– Вы, я надеюсь, займетесь другим делом, – сказала Жервез, выразительно глядя на него.

– Боюсь, на это мне не выкроить времени. Поручу опрос сержанту Хэтчли. Он долго был на больничном, так что ему полезно слегка проветриться.

– И не спускайте с него глаз, – предупредила Бэнкса суперинтендант. – Мне совсем ни к чему, чтобы он оскорблял всех этих представителей сексуальных меньшинств, которые тусуются в городе.

– Он стал более толерантным.

Жервез скептически посмотрела на него.

– Что еще? – спросила она, откусывая маленький кусочек булочки и изящным движением промокая губы салфеткой.

– Мне понадобится двое сотрудников для просмотра записей, сделанных прошлой ночью системами видеонаблюдения, установленными на рыночной площади. Сейчас такие системы смонтированы и во многих пабах; насколько мне известно, в ночном клубе «Бар Нан» она имеется. Записей должно быть довольно много, а вот качество их обычно оставляет желать лучшего, так что времени на это потребуется немало. Мы также проведем тщательный осмотр близлежащих домов в Лабиринте, проверим все, пройдем от дома к дому. Проблема в том, что некоторые фрагменты территории площади лежат в мертвой зоне для камер видеонаблюдения. Например, вход на автомобильную парковку, расположенную над садами.

– Я уверена, что на самой парковке камеры установлены.

– Правильно, но они развернуты под другим углом и поэтому показывают въезд на парковку со стороны аллеи. Под ними легко проскочить. Там есть и узкие тропинки, протоптанные жителями близлежащих домов, но ходят по ним редко. Большинство людей пользуются проходом, выходящим на Касл‑роуд, который просматривается. Тем не менее мы попытаемся.

– Просмотрите все записи самым тщательным образом.

Потом Бэнкс поделился с Жервез соображениями доктора Бернса о предполагаемом времени смерти девушки. Жервез спросила:

– А когда доктор Уоллес сможет сделать вскрытие?

– Хочу надеяться, что завтра утром, – ответил Бэнкс.

Примерно месяц назад доктор Гленденинг вышел на пенсию, намереваясь, по его собственным словам, «посвятить себя гольфу», и Бэнкс пока не имел случая познакомиться с его преемницей, поскольку подозрительных смертельных случаев в этот период не происходило. Он всего однажды, да и то мимоходом, встречался с женщиной‑врачом, назначенной новым патологоанатомом, и она показалась ему квалифицированным и умелым специалистом.

– Фотография в водительском удостоверении, найденном мною в сумочке, соответствует лицу жертвы, – продолжал Бэнкс, – кроме того, на форзаце записной книжки значатся ее имя и адрес. Хейли Дэниэлс. Из Суэйнсхеда.

– С заявлением о розыске не обращались?

– Пока нет.

– Вероятно, ее возвращения домой еще не ждут, – предположила Жервез. – Кстати, а сколько ей лет?

– Девятнадцать, судя по записи в водительском удостоверении.

– Кто проверяет эти данные?

– Детектив Джекмен поехала в Суэйнсхед поговорить с ее родителями. Она должна быть уже там.

– Да, она, пожалуй, справится с этой задачей лучше меня, – неожиданно для Бэнкса объявила Жервез.

Бэнкс в недоумении поднял на нее глаза: а разве ей когда‑нибудь поручали сообщать подобные новости родителям жертвы?

– Я знаю, о чем вы думаете, – сказала с улыбкой Жервез. – Вы думаете: ну что она, воспитанная в семье, принадлежащей к среднему классу, со своим университетским образованием и быстрым продвижением по службе… что может она знать об этом, верно?

– Вовсе нет, – сделав каменное лицо, ответил Бэнкс.

– А вы лгун. – Жервез отхлебнула чая и вперила неподвижный взгляд во что‑то поверх головы Бэнкса. – Первую неделю своего испытательного срока службы в полиции я отрабатывала в управлении в Пуле, в графстве Дорсет, – начала рассказывать она. – Мои основные обязанности заключались в приготовлении бесконечного количества чашек чая и кофе. В пятницу утром на заброшенной пустоши у городской окраины было обнаружено тело одиннадцатилетнего школьника. Его изнасиловали и избили до смерти. Ребенок из рабочей семьи. Как вы думаете, кого послали к его родителям?

Бэнкс молчал.

– Господи, меня буквально выворачивало наизнанку! – после короткой паузы призналась суперинтендант. – Началось это еще до того, как я вышла из управления. Мне действительно было плохо, физически плохо. Я была уверена, что не смогу выполнить это поручение.

– Но ведь выполнили?

Она посмотрела в глаза Бэнксу:

– Конечно выполнила. А хотите знать, что произошло? Мать мальчика впала в неистовство. В меня полетела тарелка с яичницей, бобами и картошкой. Она рассекла мне голову. В конце концов мне пришлось применить эти чертовы наручники, чтобы ее утихомирить. Разумеется, на время. Она постепенно успокоилась. А мне наложили десять швов. – Жервез покачала головой. – Ну и денек! – Она посмотрела на часы. – Думаю, мне лучше позвонить сыну и сказать, что званый обед отменяется.

Бэнкс смотрел в окно. Ветер усилился, и людям, выходившим из церкви, стоило больших усилий удержать на голове шляпы и одновременно не дать зонтам вывернуться наизнанку. Он представил себе тело, лежащее на куче кожаных обрезков.

– Я тоже так думаю, – согласился Бэнкс. – Сегодня не совсем подходящий день. – И он направился к стойке, чтобы расплатиться.

Перед деревушкой Суэйнсхед, или попросту Хед, то есть Исток, как называли его местные жители, располагался треугольной выпас, который, образуя на главной дороге Т‑образный перекресток, ответвлял от нее Суэйнсдейл‑роуд. За выпасом стояли церковь, здание клуба и несколько магазинов. Эта часть поселка, по сведениям Уинсом, именовалась Нижний Хед, и сюда чаще заглядывали туристы. Семья Дэниэлс жила в Верхнем Хеде, где два ответвления дороги снова сливались воедино. По обеим сторонам воссоединенной дороги выстроились ряды каменных коттеджей. За коттеджами тянулись пастбища, их пересекали сложенные из камней ограды, а еще дальше, уходя к самому горизонту, раскинулась вересковая пустошь.

Название местности объяснялось тем, что в окрестных холмах находился ключ, который давал начало реке Суэйн. Из разлившейся по поверхности земли небольшой лужицы с крутящимися пузырьками в центре вытекала тоненькая струйка воды, набиравшая силу на своем пути. Разливаясь в устье, вода захватывала часть равнины и отвоевывала для себя ее лучшую часть.

Бэнкс рассказывал Уинсом об одном деле, которое он расследовал здесь в давние времена, еще до того как она начала работать в Иствейле. Поиски сбежавшего экспатрианта^[6]завели Бэнкса ни больше ни меньше как в Торонто. Уинсом знала, что никто из людей, причастных к тому делу, уже не живет в Суэйнсхеде, однако здешние жители хорошо помнили это событие: оно вошло в собрание местного фольклора. В прежние времена люди, вероятно, сложили бы о нем песни на манер старинных баллад, которые так нравятся Бэнксу. А сейчас, когда газеты и телевидение готовы добела, как кость, обглодать любую новость, кого и кто станет славить в песнях?..

Уинсом хлопнула дверцей машины, нарушив благостную тишину. В небо поднялись, встревоженно каркая, три раскормленные вороны, сидевшие на ветвях кривого дерева. Они кружились на фоне серого неба, как вырванные ветром из рук и вывернутые черные зонтики.

Взглянув на бумажку с адресом, Уинсом пошла по дороге мимо паба. Ей попалось несколько домов с качающимися от ветра вывесками «Ночлег и завтрак»; в венецианских окнах других зданий были выставлены таблички «Есть свободные комнаты». Несмотря на непогоду, три старика с недовольными лицами стояли, опираясь на трости, на старом каменном мосту, ведя оживленный разговор. При ее приближении они замолчали, внимательно разглядывая ее, и долго провожали глазами. Уинсом улыбнулась: не часто им доводится видеть в Суэйнсхеде чернокожую женщину ростом шесть футов!

Ветер, казалось, дул со всех сторон, пробираясь сквозь ее черные джинсы и замшевую куртку. Вместе с ветром, словно объединяя с ним силы, с неба сыпался снег с дождем, больно колотя ее по лицу и глазам. Она поступила весьма опрометчиво, так легко одевшись. Надо было надеть что‑то более соответствующее погоде, но в спешке Уинсом выхватила из шкафа первое, что попалось под руку. Откуда ей было знать, что творится на улице?

Остановившись у нужного дома, Уинсом нажала кнопку звонка. Дверь открылась, и в проеме возник сурового вида полисмен. При виде Уинсом он попытался скрыть удивление, однако безуспешно. Они прошли в гостиную. Женщина, слишком молодая, чтобы принять ее за мать убитой девушки, сидела в комнате, неподвижно глядя в пространство.

– Миссис Дэниэлс? – обратилась к ней Уинсом.

– Маккарти, – поправила женщина, поднимая на нее наполненные слезами голубые глаза. – Донна Маккарти. Но Джефф Дэниэлс мой муж. Я сохранила девичью фамилию из… профессиональных соображений. Я уже сказала констеблю, что Джеффа сейчас нет дома, он уехал по делам.

Уинсом представилась и с удовлетворением отметила про себя, что ее внешность не вызвала у Донны Маккарти ни удивления, ни насмешки.

– Это правда, то, что он рассказал мне? О нашей Хейли? – Слезы потекли по щекам миссис Маккарти.

– Боюсь, что да, – ответила Уинсом, доставая переданный ей Бэнксом пластиковый пакет с записной книжкой убитой. – Вы можете подтвердить, что это записная книжка вашей дочери?

Донна Маккарти внимательно посмотрела на тисненую кожаную обложку, и слезы хлынули с новой силой.

– Хейли ведь на самом‑то деле не моя дочь. – Она приложила ко рту носовой платок, и голос звучал глухо. – Я вторая жена Джеффа. Мать Хейли ушла от них двенадцать лет назад, а женаты мы восемь.

– Понятно. – Уинсом сделала пометку в блокноте. – Но вы можете с уверенностью подтвердить, что эта записная книжка принадлежала Хейли Дэниэлс?

Донна пожала плечами и спросила:

– А могу я заглянуть внутрь?

– Боюсь, что вам нельзя дотрагиваться до нее, – сочувственно ответила Уинсом. – Давайте сделаем так. – Она достала резиновые перчатки, которые на всякий случай захватила с собой, наклонила пакет так, что книжка выпала ей в руку, перевернула обложку и показала форзац Донне. – Это почерк Хейли?

Донна Маккарти, снова прижав платок к лицу, утвердительно кивнула. Уинсом перелистнула несколько страниц, показывая их Донне, а та продолжала кивать. Уинсом убрала книжку в пакет, сняла перчатки и села, скрестив перед собой ноги в промокших джинсах.

– Не угостят ли меня здесь чаем? – обратилась она к полицейскому.

Во взгляде констебля явственно читался вопрос: пристало ли такому человеку, как он, прислуживать чернокожей женщине, даже если она детектив и в одном с ним чине? После секундного размышления он повернулся и вышел, по всей вероятности на кухню. Жалкий ублюдок, подумала Уинсом и положила ладонь на руку женщины.

– Простите, – негромко произнесла она. – Мне нужно задать вам несколько вопросов.

Донна Маккарти выдавила дрожащую улыбку: