Принципы построения и проверки следственных версий

Вновь напомним: познание, в том числе и при осуществлении уголовного преследования, которое невозможно без выдвижения соответствующих гипотез (в нашем случае, следственных версий) требуется там, где есть неопределенность в доказательственной информации, обусловливающая возможность неоднозначного и различного ее объяснения. Очевидность же требуется не познавать, а оценивать и использовать. Нельзя, к примеру, выдвигать предположение о том, какого числа православные христиане отмечают Яблочный или Медовый Спас, католики — Рождество Христово, какой день недели приходится на данное число и т.п.

Следовательно, в основе выдвижения предположения, следственной версии лежит информация, но информация недостаточная для однозначного по ней вывода, объем и предмет которой позволяет и обусловливает необходимость выдвижения версии, относящейся к тому или иному виду из рассмотренной выше их возможных классификаций. Накопление и осмысливание такой информации и является основой, первым этапом версионной деятельности следователя.

Несколько проблем связано со сформулированным положением об информации как основе выдвижения следственных версий. Первая из них: какая информация имеется в виду? И иными словами, из какого (каких) источника она должна быть получена, чтобы стать основой выдвижения версии? Суть проблемы в том, что отдельными криминалистами по этому поводу высказывается мнение, что версии могут выдвигаться лишь на основе информации, полученной процессуальным путем, т. е. на основе информации доказательственной. Это, по нашему убеждению, положение ошибочное. Выдвижение версий — средство и способ мышления, а потому не может зависеть от того, каким образом, процессуальным или непроцессуальным, получена информация для процесса мышления. Версии могут вытекать как из доказательственной информации, так из информации, полученной в результате оперативно-розыскной деятельности, а также из любых иных источников — от сообщений средств массовой информации до анонимных писем.

Вторая проблема представляется более сложной и интересной: может ли лежать в основе выдвижения следственной версии не собст-

венно информация как таковая, а... интуиция следователя? Проблема эта, как отмечено, очень интересная, и связана в первую очередь с определением понятия и сущности интуиции.

Интуиция, образно говоря, есть предвосхищение, чувство истины. Или, как более изящно и точно сформулировал фантаст Айзек Азимов, «это свойственное человеческому разуму умение находить ответ в ситуации, когда у него недостает точной информации, а та, что есть, порой противоречива» . Есть ли интуиция следственная? Одни авторы отрицают ее существование, другие подтверждают. Так, по мнению Яна Пещака, «следственная интуиция — это способность следователя, основанная его опытности и знаниях, непосредственно, прямо, как бы внезапно находить в сложной ситуации путь к правильному решению задач, возникающих в ходе расследования»".

У нас несколько иное мнение по этому вопросу. Мы полагаем (позволим себе здесь опустить аргументацию своей позиции), что то, что понимается в данном контексте под интуицией, в том числе следственной, есть нечто иное, как обычный логический процесс, но проходящий с такой быстротой, иногда чуть ли не на подсознательном уровне, что его субъект сам не может на вербальном уровне воспроизвести его этапы. По сути логический процесс конструирования интуитивного предположения представляет собой так называемый «черный ящик»: известно, что лежит на входе и известно, что сложилось на выходе, но неизвестно, не осознано, как сложилось.

Таким образом, в этот первый этап построения следственной версии входит и логическое осмысливание лежащей в ее основе информации. Тут же заметим, что ряд ученых выделяет этот процесс в отдельный этап версионной деятельности. Нам, однако, такой подход представляется несколько искусственным: психологически невозможно накапливать информацию без ее непрерывного осмысливания, без ее анализа. Методы такого анализа известны: дедукция и индукция. Напомним: «Дедукция — выведение частного из общего; путь мышления, который ведет от общего к частному, от общего положения к особенному. Общей формой дедукции является при этом силлогизм, посылки которого

1. Азимов А. На пути к Академии. М., 1999.

2. Пещак Ян. Указ. соч. С. 98; в

образуют указанное общее положение, а выводы частное суждение»; «Индукция — метод движения знания от отдельного, особенного к всеобщему, закономерному. Индукция из наблюдений и опытов выводит принципы и общие положения» (Философский энциклопедический словарь. М., 1999. С. 125, 179). В результате такого логического осмысливания имеющейся информации у следователя возникают соответствующие логические предположения. Обратим внимание на то, что эта проблема достаточно подробно и интересно исследована А. А. Эйсманом в монографии «Логика доказывания» (М., 1971); значительно ранее к ней обращался известный немецкий криминалист Эрих Анушат в работе «Искусство раскрытия преступлений и законы логики»: первый ее перевод на русский язык был опубликован в 1927 С. М. Потаповым, переиздан в 2001 г. Но для того чтобы они приняли вид версии, эти предположения должны быть сформулированы в виде, позволяющем дальнейшую работу с ними.

Следовательно, вторым этапом построения следственной версии является ее формулирование. Ограничимся здесь формулированием следующего основного принципа: версия должна формулироваться в категорически однозначной форме, примерно в таком виде: «преступление совершил Н.», «преступление Н. совершил с целью завладения имуществом потерпевшего», «преступление совершено при превышении пределов необходимой обороны» и т. п. Необходимость именно такого формулирования криминалистических версий вытекает из логических правил построения любых гипотез, и лишь оно позволяет получить в результате их проверки однозначный вывод — «да» или «нет»: «преступление совершил Н.», «преступление Н. совершено не по корыстным мотивам» и т. д.

Следующим, третьим этапом версионного процесса, на наш взгляд принципиально важным, но как-то несколько вскользь рассматриваемым в литературе, является этап выведения следствий из сформулированной версии.

Дело в том, что сама по себе версия, являясь результатом логического рассуждения, идеальна, неосязаема. Проверяемыми практически являются лишь следствия, вытекающие из данного логического рассуждения — из определенной версии.

Как говорилось выше, материальные и нематериальные следы — следствия преступления -— выступают, с одной стороны, в качестве

основания, информационной базы выдвижения соответствующей криминалистической версии, предположительно объясняющей одну из возможных причин возникновения этих следов. С другой стороны, следствия неизбежно должны нести на себе отпечатки (следы) причины. Это положение — перенос структуры от причины к следствию, т. е. отображение первой во второй, является, как известно, фундаментальной чертой динамики процесса причинения, лежит в основе свойства отражения: «Возникновение у следствия отпечатков причины означает установление между обоими членами причинной пары особого объективного отношения, благодаря которому любой из них делается представителем другого, т. е. превращается в носителя информации о нем. Цепи причинения, по которым совершается перенос структуры, оказываются вместе с тем и цепями передачи информации» (Философская энциклопедия. М„ 1967. Т. 4. С. 370).

Из этого методологического положения следует, что причина ведет к своему исчерпывающему отражению в следствиях своего действия. А потому, если предполагаемая причина (версия) — истина, то она должна быть с исчерпывающей полнотой представлена в необходимых следствиях (следах) своего действия (подчеркнем здесь: «в необходимых следствиях», т. к. помимо них причина влечет возникновение и следствий возможных, о которых скажем чуть позже).

Рассмотрим их сущность и принципиальнейшую важность на небольшом гипотетическом примере. Обнаружен труп Иванова, смерть которого последовала от ударов ножом. На основании определенной информации (доказательственной и (или) оперативной), соответствующего ее осмысливания и логического рассуждения, сформулирована версия: «убийство Иванова совершено Петровым».

Что с необходимостью из этого следует? Иными словами, какие необходимые следствия вытекают из этой версии? Их, как минимум, три: 1) Петров в момент нанесения Иванову ножевых ударов находился на месте убийства; 2) у Петрова на момент убийства Иванова был нож, которым потерпевшему наносились удары; 3) Петров имел мотив для убийства Иванова. Такие же необходимые следствия должны быть выведены из частых версий, связанных с версией общей о совершении убийства потерпевшего Петровым: о форме вины, мотивах преступления и т. д. Например, если частная версия гласит, что Петров завладел имуществом потерпевшего, то из этого с необходимостью следует, что

эти ценности находятся у Петрова, либо после совершения преступления он как-то иначе распорядился ими по собственному усмотрению.

Вот эти-то выводы из версий (необходимые следствию) можно объективно проверить, подтвердить или опровергнуть. К примеру: по первому из них — установить лиц, которые видели Петрова в данный момент на месте или непосредственно у места происшествия, о чем их, естественно, допросить; произвести идентификационные исследования следов обуви, отпечатков пальцев, обнаруженных на месте происшествия, с обувью, изъятой для этой цели у Петрова, образцов отпечатков его пальцев и т. д. По второму — принять меры к обнаружению у Петрова ножа и последующих его экспертных исследований (судебно-медицинских, физико-технических и др.), установить лиц, которые видели у Петрова подобное оружие, и т. д. По третьему — установить путем допроса как свидетелей, так и самого Петрова его взаимоотношения с потерпевшим, объективно установить наличие у Петрова именно того мотива, по которому совершено расследуемое преступление, используя для этого все имеющиеся процессуальные и криминалистические возможности: обнаружение похищенных ценностей у Петрова или лиц, которым он их передал, в случае совершения преступления по корыстным мотивам; исследуя биологические объекты, если убийство совершено по сексуальным мотивам, в виде соответствующих следов на теле и одежде как погибшего Иванова, так и Петрова, чья причастность к совершению убийства потерпевшего по этому мотиву проверяется.

Но помимо следствий необходимых, причина (версия), как сказано, обусловливает проявление следствий возможных. В нашем гипотетическом примере такими возможными следствиями являются следующие: возможно, кто-то видел Петрова на месте преступления; возможно, Петров рассказывал кому-либо о совершении им убийства Иванова; возможно, Иванов подозревал Петрова в готовности совершить его убийство; возможно, на теле и одежде Петрова остались следы от совершенного им убийства и т.д. Эти возможные следствия также поддаются практической проверке соответствующими оперативно-розыскными и, главным образом, следственными действиями.

Скажем, несколько забегая вперед, что именно логически точно выдвинутая и сформулированная система необходимых и возможных следствий из общей и частных версий предопределяет планирование их

проверки и практическую реализацию плана расследования уголовного дела. Планирование практической их проверки и составляет сущность четвертого этапа версионной деятельности следователя. Такая проверка должна привести к одному из следующих результатов: а) к подтверждению версии, т. е. к положительному ответу на сформулированное в версии предположение — к достоверному знанию о факте или обстоятельстве, относительно которого она выдвинута («да, убийство совершил Петров», «да, убийство совершено Петровым по такому-то мотиву»), б) к опровержения версии, к ответу на нее отрицательно: «нет, Петров убийства не совершал», «нет, убийство не совершено по корыстному мотиву». Пока достоверного (положительного или отрицательного) знания по версии не получено, проверка ее продолжается.

Очевидно, что если получено положительное достоверное знание, то версионная деятельность следователя по факту или обстоятельству, относительно которого она производилась, завершается. Отрицательный достоверный ответ на версию означает окончание ее проверки, но обусловливает необходимость нового витка версионной деятельности: снова осмысливание информации, но информации вновь полученной или модифицированной в результате проверки не подтвердившейся версии и в целом по исследуемому делу, снова логическое рассуждение по ее поводу, снова формулирование версий (уже иных), выведение из них систем необходимых и возможных следствий, их практическая проверка...

Вновь повторим: лишь когда и только когда практическая проверка докажет существование — и докажет достоверно, однозначно — существование всех необходимых следствий, вытекавших из общей и частных версий, они перестанут быть версиями и превратятся в истину.

Если продолжить наш гипотетический пример, то для обоснованного привлечения Петрова к уголовной ответственности за совершение им убийства Иванова необходимо, чтобы (если говорить лишь о самом факте совершения им этого преступления, условно абстрагируясь от формы вины, мотива и других компонентов, входящих в предмет доказывания по уголовному делу): а) экспертными исследованиями следов на месте происшествия, показаниями свидетелей и другими доказательствами было установлено, что Петров на момент убийства Иванова был на месте происшествия; б) при обыске в его

доме или в другом месте или у иных людей обнаружен принадлежащий Петрову нож, которым, согласно заключениям судебно-медицинской и физико-технической экспертиз, нанесены ранения потерпевшему Иванову; в) у Петрова или у людей, которым он их передал, обнаружены ценности, опознанные свидетелями как принадлежащие Иванову и находившиеся при нем в момент его гибели.

По нашему глубокому убеждению (есть мнения и другие), неустановление хотя бы одного (и «всего лишь» одного) необходимого следствия, вытекающего из версии о виновности обвиняемого в совершении преступления, влечет неполноту и необъективность расследования, делает необоснованным привлечение лица к уголовной ответственности, влечет следственную, зачастую, к сожалению, и судебную ошибку в установлении виновности обвиняемого.

Именно этим, думается, можно объяснить следственную и судебную ошибки в деле «отцеубийцы» Дмитрия Карамазова в «Братьях Карамазовых» Ф. М. Достоевского. Казалось бы, нашли подтверждения все необходимые следствия, вытекающие из версии о его виновности: и присутствие Дмитрия на месте происшествия, и наличие у него орудия убийства (пестика), и несомненное и всем очевидное наличие мотива, и т. д. И всего лишь одно необходимое следствие не было подтверждено. Его можно сформулировать так: «Если Дмитрий Карамазов убил отца и завладел при этом тремя тысячами рублей, то, следовательно, эти деньги либо находятся у него, либо он их растратил, либо кому передал». Показания же Карамазова, что израсходовал он в Мокром не более полутора тысяч из «ладанки» и других денег у него нет и не было, ни следствием, ни судом опровергнуты не были; следовательно, необходимое следствие из версии установлено не было, но, как нередко бывает, «мужички за себя постояли» (Достоевский Ф. М. Поли. собр. соч.: В 30 т. М, 1973. Т. 15. С. 173).

Еще несколько необходимых положений, связанных с принципами построения и проверки следственных версий.

1. По каждому факту и обстоятельству, требующему объяснения, в процессе расследования преступлений надлежит выдвигать, формулировать и проверять все возможные, имеющие хотя бы какое-то информационное основание версии, насколько бы маловероятными они не представлялись на первый взгляд. Ограничение здесь единственное: версии не должны быть, как говорят следователи, «лунными», т. е. не

должны противоречить научно обоснованным фактам или строиться на основе предположений, не имеющих под собой научного теоретического подтверждения. Нельзя, например, в настоящее время всерьез выдвинуть и попытаться проверить версию о том, что расследуемое убийство совершено инопланетянами или зомби (впрочем, по поводу последнего: предположение о возможности совершения преступления замбированным человеком не так уж фантастично — оно высказывается не только в детективах, но и обсуждается в достаточно серьезных научных публикациях).

2. Даже наиболее вероятная версия может оказаться ошибочной, а кажущаяся самой маловероятной — подтвердиться. Приведем два примера этому из следственной и судебной практики правоохранительных органов Воронежской области.

После обнаружения трупа изнасилованной и убитой Ивановой в ее доме был изъят ее дневник. Последняя запись в нем была о том, что ее накануне пытался изнасиловать ранее судимый за изнасилование и убийство Н., и что когда друзья ее от Н. «отбили», он сказал, что все равно она от него не уйдет, что он ее всё равно «достанет». Эта запись, данные о том, что Н. действительно ранее судим за указанные в ней преступления, а также, что Н. видели с Ивановой в день ее исчезновения, очевидно, делали наиболее вероятной версию о совершении данного преступления именно Н. Он был задержан, дал «признательные» показания и, несмотря на то, что спустя несколько дней от них отказался, заявив себе алиби (кстати, подтвержденное несколькими лицами), впоследствии осужден за изнасилование и убийство Ивановой к 14 годам лишения свободы. Более того, в отношении лиц, подтверждавших в суде алиби Н., были возбуждены уголовные дела о лжесвидетельстве.

Спустя несколько лет было объективно установлено, что изнасилование и убийство Ивановой совершил серийный сексуальный убийца Р. А ведь действительно, на первый взгляд, версия об убийстве Ивановой И. не только имела фактическую основу, но и представлялась наиболее вероятной.

Утром в дверь квартиры директора одного из крупных воронежских заводов Л. позвонил мужчина. Открывшей ему дверь жене Л. он назвал свою фамилию (как впоследствии выяснилось, вымышленную) и попросил позвать мужа «по срочному служебному делу». Когда Л. вышел на лестничную площадку к незнакомцу, тот произвел в него выстрел в

живот из мелкокалиберного оружия и скрылся. Л. от полученного ранения тут же скончался. Из множества выдвинутых версий, пожалуй наименее вероятной представлялась версия о заказном характере этого убийства (поведение преступника, использованное им оружие, «непрофессиональный» выстрел и т. п.) И тем не менее, расследование полностью и объективно подтвердило именно эту версию. Убийство носило заказной характер, заказчиком его являлся заместитель Л., а исполнителем — один из рабочих завода.

3. Все выдвинутые версии подлежат параллельной проверке, но, разумеется, (и иное психологически, видимо, невозможно) с различной степенью интенсивности: в первую очередь наиболее интенсивно проверяются более вероятные предположения, объясняющие исследуемый факт или обстоятельство, затем иные... И в то же время необходимо помнить изложенное выше: может подтвердиться именно менее вероятная версия. Обеспечение оптимальной практической проверки сформулированных следователем версий, выведенных из них необходимых и возможных следствий, составляет ядро, смысл планирования этой деятельности.

§ 3. Основы планирования предварительного расследования преступлений

Нельзя верить тем оптимистам, которые говорят, что они не планируют свою работу, свою деятельность. Этого не может быть в принципе. Человек, как когда-то было замечено классиком, тем и отличается от пчелы, что, начиная строительство, он имеет в голове образ желаемого строения. Осенью перед выходом из дома каждый из нас смотрит на небо, слушает прогноз погоды и на этой основе решает, брать ему зонтик или нет; получив приглашение в гости, думает, принять ли его. А все это — уже планирование. Не планировать свою деятельность, повторим, невозможно в принципе. Все зависит от качества этого планирования. Тем более, когда речь идет о столь сложном и далеко неинвариантном виде деятельности, как предварительное расследование преступлений, осуществлении уголовного преследования.

Опуская анализ известных нам определений этой криминалистической категории, полагаем, что планирование предварительного рассле-

доваиия преступлений есть мыслительная деятельность осуществляющих его субъектов, направленная на определение задач, требующих разрешения на определенных этапах расследования, главным образом в стадии проверки версий, сформулированных следователем, и способов решения этих задач.

Планирование предварительного расследования преступлений, как и любая иная деятельность, основано на определенных принципах. Применительно к нему следует, упомянуть следующие принципы:

1. Индивидуальность планирования. Это означает, что определять стоящие перед следователем задачи некоего этапа расследования преступления, пути и способы их достижения можно лишь при полном учете специфики именно данного исследуемого уголовного дела. Как нет двух одинаковых преступлений, двух одинаковых обвиняемых, так и не может быть двух одинаковых планирований расследования преступлений, даже относящихся к одному виду (скажем, двух убийств) или к одной категории (например, двух преступлений, совершенных несовершеннолетними или рецидивистами). Сказанное при всей своей очевидной, на наш взгляд, аксиоматичное™, отнюдь не исключает необходимости единого научного подхода к планированию расследования. Отсюда — следующий принцип этой деятельности.

2. Научность планирования — в первую очередь обусловливает то, чтобы в основе планирования лежала корректная постановка задач, предопределенных системой выведенных из каждой из сформулированных версий необходимых и возможных следствий; напомним, что именно они поддаются практической проверке, а потому и формулируются в виде локальных задач того этапа расследования, на котором должны быть проверены. Во-вторых, планирование расследования преступления с позиции принципа его научности в части определения задач, стоящих перед следователем, и способов их достижения должно основываться на максимально полном использовании для того всех достижений наук криминального цикла, в первую очередь, теории судебного доказывания (о ней см. подробно: Белкин А. Р. Теория доказывания. М., 1999) и криминалистики. Следователь должен постоянно следить за новейшими достижениями в области криминалистической техники, тактики и методик расследования отдельных видов преступлений и целенаправленно обращаться к ним при планировании расследования конкретных уголовных дел. Начинающему следователю, не

имеющему своего серьезного следственного опыта, во многих случаях в основу планирования уместно положить так называемый программно-целевой метод, разработанный Г. А. Густовым, А. С. Шаталовым и другими криминалистами. Интересные, имеющие ярко выраженную практическую направленность исследования этого вида следственной деятельности проведены А. М. Лариным в работе «Расследование по уголовному делу: планирование, организация» (М., 1970) и в уже упоминавшейся монографии «От следственной версии к истине».

3. Динамичность и этапность планирования. Это обозначает, что, во-первых, планирование постоянно корректируется на основе поступающей по делу информации как процессуального, так и непроцессуального характера; эта информация может обусловливать необходимость формулирования иных задач для данного этапа расследования, иногда — видоизменения уже запланированных задач, последовательности и способов их достижения.

Во-вторых, многие планируемые задачи могут решаться лишь поэтапно, в определенной последовательности, обусловленной и сущностью задачи данного этапа расследования преступления (например, для того, чтобы назначить дактилоскопическую или почерковедческую экспертизу, необходимо получить соответствующие образцы: отпечатков пальцев подозреваемого в первом случае, почерка — во втором) и требованиями уголовно-процессуального закона: скажем, вынося постановление о привлечении лица в качестве обвиняемого, следователь согласно ст. 172 УПК обязан предъявить ему обвинение не позднее 3 суток с момента вынесения такого постановления и т. п.

Другие принципы планирования расследования преступлений относятся к определяемым при этом следователем путей, средств и способов достижения сформулированных задач планируемого этапа расследования. На наш взгляд, к этим принципам можно отнести такие:

1. Допустимость планируемых средств. Это означает, что достижения поставленных задач следует добиваться реально доступными средствами, которые имеются в распоряжении следователя при расследовании им конкретного преступления. В частности, в настоящее время в большинстве случаев малореально истребование для этой цели информации, которая могла быть зафиксирована спутниками-шпионами и имеется в распоряжении соответствующих спецслужб (хотя, как о том сообщали СМИ, при расследовании в США дела об убий-

стве футболистом Симменсом своей жены и ее любовника использовались фотографии его машины, стоявшей у дома, где было совершено преступление, полученные спутником-шпионом). К сожалению, далеко не всегда следователь имеет и такую возможность, как проведение идентификации по ДНК (т. н. «генная дактилоскопия») и ряда других средств и методов. И тем не менее, о всех новейших криминалистических возможностях следователь должен знать и изыскивать способы их использования.

2. Экономичность планируемых средств достижения поставленных задач. Любая нетривиальная задача может быть разрешена различными способами и средствами. Расследование преступлений не составляет исключения. Скажем, в отдельных случаях поставленную следственную задачу можно решить посредством ряда последовательно назначаемых экспертиз, либо назначением и проведением единой, обычно сложной комплексной экспертизы, а возможно ее же можно разрешить проведением определенного следственного эксперимента и т. п. Поэтому при планировании следователь из всех возможных способов достижения поставленной задачи должен выбирать если не оптимальные (об оптимальности выбранного средства, повторим сказанное выше, можно судить лишь после его реатизации с позиции полученного результата), то, во всяком случае, представляющиеся ему паи-; более рациональными в сложившейся следственной ситуации.

При этом, однако, следует иметь в виду, что если использованные экономичные средства не привели к решению поставленной задачи планирования, то следует переходить к выбору более сложных, менее экономичных средств, позволяющих таким образом эту задачу решить. Но', при этом, выбирая возможные экономичные средства и конкретные способы достижения запланированной задачи, непременно следует учитывать очень важный принцип этой деятельности, приведенный ниже:

3. Допустимость средств и способов, планируемых к реализа- -ции для достижения задачи. Это, во-первых, означает, что избирае-: мое средство должно соответствовать букве и духу уголовно-' процессуального закона, во-вторых, быть нравственно допустимым,' в-третьих, наконец, отвечать всем остальным критериям допустимо-! сти криминалистических средств как технико-криминалистических,; так и тактических, достаточно подробно рассмотренных в предыдущей главе данной работы. \ :':

Мыслительная деятельность следователя по определению задач оп-? ределенных этапов расследования преступлений, средств и способов их достижения, составляющая суть планирования исследования, реализуется в составлении соответствующих планов работы. Подчеркнем: план этот есть не планирование как таковое, а внешнее выражение, форма, в которой воплощаются результаты этой сложнейшей области деятельности по исследованиям преступлений.

Есть несколько видов планов, завершающих процесс планирования расследования преступления, воплощающих результаты планирования как мыслительной деятельности: а) расследования по уголовному делу; б) расследования отдельного эпизода уголовного дела; в) производства отдельного следственного действия. Техника составления таких планов подробно описана в литературе, что позволяет не останавливаться на этом подробно. Сформулируем лишь несколько положений, связанных с техникой составления планов.

На наш взгляд, план расследования по уголовному делу (основной из перечисленных выше видов планов) должен состоять из двух разделов. В первом из них следует формулировать задачи, решение которых необходимо для расследования данного преступления вне зависимости от тех версий, которые выдвигаются по делу, кроме разве что типичных. Более того: именно в разрезе проверки последних этот раздел плана и должен, думается, составляться. Например, для расследования преступления, связанного с насильственной смертью человека, вне зависимости от конкретных версий необходимо назначить и провести судебно-медицинскую экспертизу, трупа, поставив на ее разрешение вопросы о причине смерти, способе ее причинения, времени наступления смерти, состоянии потерпевшего перед смертью (был ли в состоянии алкогольного или наркотического опьянения), группе его крови и т. п. Если личность погибшего не установлена — запланировать проведение тактической операции по ее установлению (В. И. Шиканов называет ее «атрибуция трупа»). Для расследования уголовного дела, возбужденного в связи с фактом выявления у материально ответственного лица недостачи также вне зависимости от конкретных версий в этом разделе плана следует предусмотреть проведение документальной ревизии, результаты которой лягут в основу разработки типичных версий о причинах ее возникновения (хищения, злоупотребления служебным положением, халатности, кражи, совершенной посторонними лицами,

счетной ошибки). Во втором разделе такого плана должны содержаться задачи, решение которых должно соответствовать системе необходимых и возможных следствий, выведенных из каждой версии, и способ достижения таких задач.

План расследования уголовного дела будет иметь смысл и практическую значимость лишь в том случае, если он включает в себя график выполнения запланированных действий (когда какое действие следует выполнить, сам ли следователь будет выполнять запланированное действие или другие лица, например, работники органа дознания по его поручению), а также постоянно корректироваться с учетом результатов уже проведенных следственных и других действий. К примеру, при предъявлении обвинения (ранее запланированного на определенную дату) обвиняемый сообщил о наличии у него алиби и пояснил, чем его можно подтвердить. Очевидно, что ранее составленный план должен тут же претерпеть определенные изменения, требующиеся для безотлагательной проверки алиби обвиняемого.

Планирование исследования преступлений по многоэпизодным и (или) групповым делам зачастую должно воплотиться, кроме названных, и в так называемых вспомогательных видах планов. К ним относятся, например, схемы преступных связей по исследуемому делу и матрицы (таблицы), составляемые по различным основаниям. Скажем, преступная группа состояла из двадцати человек, которые в различных между собой сочетаниях совершили пятнадцать преступлений. Для создания матрицы участия каждого члена преступной группы в том или ином эпизоде ее преступной деятельности эти эпизоды нумеруются от 1-го до 15-го. Затем составляется таблица, в которой по горизонтали перечисляются фамилии членов преступной группы от 1-го до 20-го включительно, по вертикали — номера эпизодов, и в соответствующих клеточках отмечается участие того или иного члена группы в том или ином эпизоде. Для наглядности приведем фрагмент такой матрицы:

Подобным образом составляются матрицы для изучения личности обвиняемых, выполнения отдельных обязательных процессуальных действий (предъявления обвинения каждому члену преступной группы, выполнения требований ст. 216 УПК с каждым потерпевшим, ст. 217-219 УПК с каждым обвиняемым) и т. п. >

Такие вспомогательные планы позволяют субъекту исследования уголовного дела более наглядно как представлять себе общую ситуацию по делу и свои необходимые для решения по нему задача и действия, так и оптимальным образом организовывать свою работу.

Зачастую следователи недооценивают значимость планирования заключительного этапа своей деятельности для обеспечения последующего рационального уголовного преследования лица (лиц), привлеченного в качестве обвиняемого, при рассмотрении уголовного дела в суде. На наш взгляд, здесь требует планирования: а) архитектоника самого уголовного дела — компоновать ли его просто по последовательности проведенных следственных или иных действий, по эпизодам ли преступной деятельности (при этом располагать ли их в хронологической последовательности или в зависимости от тяжести вмененных по ним обвинений и т. д.), взять ли за основу этого степень участия в преступной деятельности отдельных лиц, привлеченных по делу в качестве обвиняемых (естественно, такой вопрос возникает по окончании расследования групповых преступлений); расположение всех документов, характеризующих личность обвиняемого, до или после постановления о предъявлении ему обвинения в окончательной редакции, и т. д. Совершенно очевидно, что этот элемент планирования своей работы на заключительном этапе расследования следователь должен завершить до предъявления материалов дела для ознакомления потерпевшим, обвиняемым и другим имеющим на то право лицам; б) архитектоника составления обвинительного заключения в части описания фабулы преступной деятельности обвиняемого (обвиняемых) в порядке п. 3 ч. 1 ст. 220 УПК. Решение этого вопроса, на наш взгляд, чаще всего предопределяется выбранными ранее принципами компоновки материалов уголовного дела; в) составление списка лиц, подлежащих вызову в судебное заседание, как обязательного приложения к обвинительному заключению. При этом следует учитывать, что в соответствии с ч. 4 ст. 220 УПК этот список должен состоять из двух частей: лиц, под-

лежащих вызову со стороны обвинения и со стороны защиты. Напомним, что вторая часть этого списка предлагается обвиняемым и его защитником по результатам ознакомления их с материалами уголовного дела в порядке ст. 217 УПК и ни следователем, ни надзирающим за следствием прокурором, ни судом изменена быть не может. Составление же списка лиц, подлежащих вызову в судебное заседание со стороны обвинения, несет в себе определенную тактическую значимость и потому требует себе соответствующего планирования: какие именно из допрошенных на следствии лиц подлежат вызову в суд для исследования доказательств со стороны обвинения, в каком именно порядке (последовательности) для рационального обоснования уголовного преследования подсудимых этих лиц следует допрашивать государственному обвинителю и другим участникам судебного процесса со стороны обвинения. И хотя окончательно очередность исследования доказательств в суде со стороны обвинения определяется, конечно же, не следователем, а самой этой стороной, в первую очередь государственным обвинителем (ч. 1 ст. 271 УПК), нам представляется, что следователь, ранее допрашивавший и непосредственно взаимодействовавший с этими лицами, может (и должен) предлагать государственному обвинителю рациональную последовательность исследования в суде их показаний.

Практически у каждого следователя в производстве, как правило, находятся одновременно несколько уголовных дел; иногда, как в настоящее время сложилась ситуация у следователей органов МВД, количество их бывает просто запредельным — до 15—20 уголовных дел, находящихся одновременно в производстве одного следователя. И в таких случаях практически невозможно обойтись без так называемого календарного планирования. Суть его заключается в том, чтобы следователь мог организовывать свою работу таким образом, чтобы производство по каждому из одновременно находящихся у него уголовных дел осуществлялось параллельно, а не последовательно, как к сожалению, еще зачастую бывает на практике: следователь «хватается» за расследование одного дела, либо только что возбужденного и имеющего очевидную судебную перспективу, либо по которому истекает срок расследования; другие же уголовные дела лежат, ждут своей «очереди». Когда же и по ним подходят к концу сроки следствия — он «хватается» за них. Как негативно такой стиль работы отражается на качестве исследования преступлений — очевидно. Оптимально, чтобы по

каждому из одновременно находящихся в производстве дел если не ежедневно, то хотя бы раз в несколько дней производилась определенная работа по реализации плана исследования преступления, составленного по каждому из них. Для иллюстрации приведем гипотетический пример: у следователя находятся в производстве пять уголовных дел, по каждому из которых у него есть план расследования. Фрагмент календарного плана работы, составленный им на предстоящую неделю, может выглядеть следующим образом:

Несколько необходимых, на наш взгляд, предварительных замечаний о содержании и структуре последующих глав. Автор не претендует на исчерпывающее изложение тактики рассматриваемых в них следственных действий; освещаются лишь наиболее значимые тактические положения, а также те из них, которые, как представляется, упущены или недостаточно полно и аргументированно изложены в известных автору учебной литературе и методических разработках. Главы имеют следующую, в большинстве своем однотипную структуру: а) текст норм уголовно-процессуального закона, устанавливающих основания и порядок производства соответствующего следственного действия и отдель-

ных его разновидностей; б) краткий исторический обзор развития рассматриваемого следственного действия (при этом основное внимание уделяется тому, как освещалось это действие в практически недоступных в настоящее время широкому кругу читателей дореволюционных монографических работах и первых советских учебниках криминалистики 1935, 1938 и 1950 гг.); в) криминалистические классификации рассматриваемого следственного действия; г) общие положения тактики производства данного следственного действия; д) тактика производства отдельных наиболее сложных и распространенных видов рассматриваемого следственного действия; е) образцы протоколов соответствующего следственного действия, приведенные в Приложениях к УПК РФ.

В работе использованы (если иное не оговорено) примеры из следственной и адвокатской практики автора, а также из изученных им уголовных дел.

Наконец, до начала рассмотрения тактики отдельных следственных действий считаем целесообразным без комментария привести ст. 164 УПК РФ, впервые законодательно регламентирующую общие правила производства следственных действий, и ст. 166 УПК, существенно более детально, чем то имело место в ст. 141 УПК РСФСР, устанавливающую требования к протоколу любого следственного действия.

1. Статья 164. Общие правила производства следственных действий ; ф: 1. Следственные действия, предусмотренные статьями 178 частью третьей, 179, 182 и 183 настоящего Кодекса, производятся на основании постановления следователя . (в ред. Федерального закона от 29.05.2002 № 58-ФЗ)

2. В случаях, предусмотренных пунктами 4-9 и 11 части второй статьи 29 настоящего Кодекса, следственные действия производятся на основании судебного решения .

3. Производство следственного действия в ночное время не допускается, за исключением случаев, не терпящих отлагательства.

' Эксгумация, освидетельствование, обыск, выемка.

2 Осмотр жилища при отсутствии согласия проживающих в нем лиц; обыск и (или) выемка в жилище; личный обыск, за исключением случаев, предусмотренных ст. 93 УПК; выемка предметов и документов, содержащих информацию о вкладах и счетах в банках и иных кредитных организациях; наложение ареста на корреспонденцию и выемка ее в учреждениях связи; наложение ареста на имущество; контроль и запись телефонных переговоров.

4. Примение насилия, угроз и иных незаконных мер, а равно создание опасности для жизни и здоровья участвующих в них лиц.

5. Следователь, привлекая к участию в следственных действиях участников уголовного судопроизводства, указанных в главах 6-8 настоящего Кодекса, удостоверяется в их личности, разъясняет им права, ответственность, а также порядок производства соответствующего следственного действия. Если в производстве следственного действия участвует потерпевший, свидетель, специалист, эксперт или переводчик, то он также предупреждается об ответственности, предусмотренной статьями 307 и 308 Уголовного кодекса Российской Федерации.

6. При производстве следственных действий могут применяться технические средства и способы обнаружения, фиксации и изъятия следов преступления и вещественных доказательств.

7. Следователь вправе привлечь к участию в следственном действии должностное лицо органа, осуществляющего оперативно-розыскную деятельность, о чем делается соответствующая отметка в протоколе.

8. В ходе производства следственного действия ведется протокол в соответствии со статьей 166 настоящего Кодекса.

Статья 166. Протокол следственного действия

1. Протокол следственного действия составляется в ходе следственного действия или непосредственно после его окончания.

2. Протокол может быть написан от руки или изготовлен с помощью технических средств. При производстве следственного действия могут также применяться стенографирование, фотографирование, киносъемка, аудио- и видеозапись. Стенограмма и стенографическая запись, фотографические негативы и снимки, материалы аудио- и видеозаписи хранятся при уголовном деле.

3. В протоколе указываются:

1) место и дата производства следственного действия, время его начала и окончания с точностью до минуты;

2) должность, фамилия и инициалы лица, составившего протокол;

3) фамилия, имя и отчество каждого лица, участвовавшего в следственном действии, а в необходимых случаях его адрес и другие данные о его личности.

4. В протоколе описываются процессуальные действия в том порядке, в каком они производились, выявленные при их производстве

существенные для данного уголовного дела обстоятельства, а также излагаются заявления лиц, участвовавших в следственном действии.

5. В протоколе должны быть указаны также технические средства, примененные при производстве следственного действия, условия и порядок их использования, объекты, к которым эти средства были применены, и полученные результаты. В протоколе должно быть отмечено, 'что лица, участвующие в следственном действии, были заранее предупреждены о применении при производстве следственного действия технических средств.

6. Протокол предъявляется для ознакомления всем лицам, участвовавшим в следственном действии. При этом указанным лицам разъясняется их право делать подлежащие внесению в протокол замечания о его дополнении и уточнении. Все внесенные замечания о дополнении и уточнении протокола должны быть оговорены и удостоверены подписями этих лиц.

7. Протокол подписывается следователем и лицами, участвовавшими в следственном действии.

8. К протоколу прилагаются фотографические негативы и снимки, киноленты, диапозитивы, фонограммы допроса, кассеты видеозаписи, носители компьютерной информации, чертежи, планы, схемы, слепки и оттиски следов, выполненные при производстве следственного действия.

9. При необходимости обеспечить безопасность потерпевшего, его представителя, свидетеля, их близких родственников, родственников и близких лиц следователь вправе в протоколе следственного действия, в котором участвуют потерпевший, его представитель или свидетель, не приводить данные об их личности. В этом случае следователь с согласия прокурора выносит постановление, в котором излагаются причины принятия решения о сохранении в тайне этих данных, указывается псевдоним участника следственного действия и приводится образец его подписи, которые он будет использовать в протоколах следственных действий, произведенных с его участием. Постановление помещается в конверт, который после этого опечатывается и приобщается к уголовному делу.

10. Протокол должен также содержать запись о разъяснении участникам следственных действий в соответствии с настоящим Кодексом их прав, обязанностей, ответственности и порядка производства следственного действия, которая удостоверяется подписями участников следственных действий.