Старообрядчество как неотъемлемая часть русской культуры

Становление старообрядчества — сложный и противоречивый процесс, в котором сочетались крайний консерватизм и отдельные проявления радикализма, фанатические призывы к бегству «от мира» и вооруженные выступления против социального гнета, объединение под знаменем «старой веры» представителей антагонистических классов и их междоусобные распри в рамках религиозных общин [12, с.7].

Чтобы правильно понять этот противоречивый процесс, необходимо обратить внимание на то, что понятие «старообрядчество» включает в себя, во-первых, идеологию этого религиозного течения, во-вторых, соответствующие религиозные учреждения и, в-третьих, верующих, принимающих данную идеологию, поддерживающих религиозные учреждения и обеспечивающих последние материальными средствами.

Бытует мнение, что исследование старообрядчества представляет собой интерес лишь в плане изучения общей картины состояния религиозности. Однако знакомство с этим течением позволяет обнаружить, что перед нами айсберг, вершина которого — лишь остаток своеобразного и мощного пласта народной культуры, уходящего своими истоками в XVII в. Раскол церкви наложил своеобразный отпечаток на развитие всей русской культуры. Раскол, имевший внешней причиной чисто обрядовую, формальную сторону, содержал в себе глубокие проблемы, повлиявшие на дальнейшую судьбу русской культуры. Старообрядчество выросло из недр так называемого раскола русской церкви, формальным поводом к которому явилась церковная реформа середины XVII в. [7, с. 14]. Раскол - явление конкретно-историческое, ограниченное рамками XVII в. По своему социальному содержанию он был гораздо шире, чем вышедшее из него старообрядчество.

Следует иметь в виду, что в расколе наличествовали две противоположные тенденции. Одна из них была консервативной и реакционной как по форме, так и по содержанию. Ее защищали главным образом представители феодальных слоев (часть духовенства, боярства и стрельцов). Другая тенденция также была консервативной и реакционной по форме, но по своему содержанию объективно была устремлена вперед. Ее защищали представители крестьянства, посадского населения, нарождающаяся буржуазия. Именно эти слои русского общества стали с конца XVII — начала XVIII в. основными движущими силами старообрядческого движения. Вместе с тем именно эти социальные слои определяли поступательное развитие экономики России, с ними было связано формирование в недрах феодального общества капиталистических отношений, развитию которых препятствовал самодержавно-крепостнический строй [30, с.8].

Староверие - явление парадоксальное. Парадокс его состоит в сохранении русско-византийских православных и языческих основ через раздробленность и концентрацию.

Начало этому явлению было положено ещё при царе Алексее Михайловиче и патриархе Никоне. До наших дней среди старообрядцев продолжается разобщённость по территориям и местностям; по согласиям и толкам. Но зато в небольших общинах, поселениях или анклавах наблюдается удивительная концентрация духа, творческих и производственных успехов.

Староверы до революции составляли значительную часть русского народа. Их численность превышала 20 млн. человек. Эти люди постоянно находились на положении гонимых как со стороны официальной русской православной церкви, так и со стороны государства. Менялись цари, власть и режимы, а репрессии против ревнителей старой веры и древнего благочестия не прекращались: они или усиливались, или несколько затухали.

«Старая вера» стала религиозным знаменем, объединившим определенную (и притом довольно значительную по численности) часть крестьянства, городского населения и нарождающейся буржуазии в их борьбе против абсолютизма и крепостничества. Эта борьба принимала различные формы и прошла различные этапы.

В конце XVII и в XVIII в. наиболее активная часть последователей «староверия» примкнула к таким народным выступлениям, как крестьянская война под предводительством Степана Разина (1667—1671), соловецкое восстание (1668—1676), московское восстание 1682 г., астраханское восстание (1705—1706), восстание донских казаков под предводительством К. А. Булавина (1707—1708) и, наконец, крестьянская война под руководством Е. И. Пугачева (1773—1775). Призывы к борьбе за «старую веру» звучали с большей или меньшей силой во время этих восстаний. Таким образом, путь активной социальной борьбы не был чужд старообрядческому движению того времени. Однако к вооруженным восстаниям примыкала лишь наиболее активная часть старообрядцев, непримиримо настроенных по отношению к самодержавно-крепостническому строю и его духовному оплоту — русской государственной церкви. Кроме того, следует иметь в виду, что, присоединяясь к тому или иному народному выступлению, старообрядцы руководствовались в первую очередь не религиозной доктриной «старой веры», а классовыми или сословными интересами.

Общеизвестно, что основную массу старообрядческого движения составляли крестьяне, а также посадские люди и низшее духовенство, близкое по своему положению к ним. К движению примкнули также некоторые слои боярства, недовольные ограничением прав и привилегий старой знати, значительная часть стрелецкого войска.

Понятно, что данное религиозно-общественное движение оказалось теснейшим образом связано с социальными противоречиями этого сложного и драматического времени. Поэтому, как подчеркивают современные исследователи, комплекс понятий, представлений и желаний, воплотившийся в символе «старой веры», определялся протестом против всех тех нововведений в экономике, политике: и религии, которые исходили от господствующего класса и были обращены против народа. «Окончательно закрепощенное крестьянство, разоренная городская беднота, теснимое поборами сельское духовенство видели какие-то остатки своих привилегий не в настоящем, а в прошлом. Питаясь этими представлениями, движение раскола, подобно другим общественно-демократическим движениям феодальной формации, было не способно выдвинуть реальную позитивную программу переустройства общества, так же как оно не могло выйти в своих взглядах за рамки теологического осознания действительности. Поэтому участники раскола искали опоры своим чаяниям не в настоящем, а в прошлом. Но движение раскола в XVII в. было сильно своим демократическим протестом против засилия духовных и светских феодалов, своим страстным разоблачением их пороков» [14, с.8].

В религиозной оппозиции правительству, как отмечают исследователи, раскол XVII в. отражал в первую очередь глубокое социальное недовольство угнетенных слоев населения. Народные массы, становясь на сторону «старой веры», тем самым выступали против феодального угнетения. Для массы крестьян переход в раскол в большинстве случаев означал их фактическое бегство от феодалов в необжитые места, куда не достигала карающая рука царской администрации и церковных властей. Однако, оперируя крупномасштабными социологическими категориями, видимо, не следует преуменьшать значения и роли в этом движении собственно обрядовых изменений. Для раскольников и их идеологов изменение обрядовой стороны символизировало измену самой вере, отцовским заветам и преданиям. Поэтому защита обряда представлялась ими как защита и сохранение истинного православия [29, с.17].

Применяя критерий распространенности и отмечая укорененность в общественном сознании духовных ценностей, А. С. Фролов относит старообрядчество к культуре неизвестной [44, с. 16]. В ней, по мнению ученого, от нашего взора скрыты такие глубинные, непреходящие ценности, характеризующие русскую духовность, как основательность, отсутствие приспособленчества и склонности менять свои убеждения в соответствии с колебаниями конъюнктуры. Никонианство же, то есть новообрядчество, он определяет как наступление невежества и бездуховности [44, с. 17].

Первые исследователи старообрядчества, представители новой, «никонианской», церкви, видели в нем движение религиозное. Но их выводы, имевшие основанием подложные документы о якобы политической неблагонадежности старообрядцев, явились следствием стремления любыми средствами опорочить оппозиционеров и тем самым оправдать реформы середины XVII в. Их позиция послужила поводом в дальнейшем воспринимать старообрядчество как «антифеодальный протест», то есть движение социально-политическое, а в старообрядцах видеть последовательных антагонистов всякой государственной системы.

В результате все старообрядчество, вынесенное за рамки официальной культуры, стало отождествляться с сектантством и определяться по отношению к так называемой официальной православной культуре как контркультура. История постоянно опровергала это мнение, но оно держалось достаточно стойко, так как точка зрения самих старообрядцев, носителей религиозных идеалов и традиции, в расчет не принималась. Более того, представители «официального православия», узурпировавшие с поддержкой государства право считаться таковым, до настоящего времени проводят мысль о том, что именно РПЦ является хранительницей древней русской культуры во всех ее проявлениях, хотя это далеко не так. В частности, печаль по поводу утраты огромного числа «памятников древнерусской письменности, уничтоженных в годы монголо-татарского ига», можно распространить и на послераскольное время: сколько было конфисковано у старообрядцев, затем уничтожено и утеряно древних манускриптов и книг дораскольной печати. Заслуга же в сохранении и возобновлении не только книжности, но и многих других православных культурных артефактов принадлежит старообрядцам [6, с. 8].

Специфика старообрядчества во многом определялась тем, что оно являлось религиозной формой социального протеста, религиозным его выражением. Характеристика старообрядчества как религиозного направления не может быть однозначной, подобно тому, как не была таковой его социальная сущность.

Старообрядцы, едва появлялась такая возможность, все силы направляли на обустройство христианского культа и его потребностей. Общность всех проявлений их жизни осознается исключительно через религию, диктующую стиль церковной, общинной и бытовой жизни, формы общения, обычаи и пр., поэтому старообрядческое движение — явление, прежде всего, религиозно-церковное, которому лишь сопутствуют социальные устремления [8, с. 6].

Старообрядческие идеологи выработали религиозную доктрину, в основе которой лежали эсхатологические (и, в частности, антихристологические) идеи. В соответствии с различной трактовкой эсхатологических идей происходило разделение самого старообрядчества на два основных течения: поповщину и беспоповщину.

В дальнейшем выделились новые старообрядческие течения - «толки» и «согласия». В основе данного процесса лежала социальная неоднородность старообрядческого движения, различие в оценке российской действительности теми или иными социальными группами, слоями, сословиями и классами, вовлеченными в него.

Следует отметить, что эта оценка производилась через призму религиозных воззрений, в основном (особенно у беспоповцев) - через эсхатологические и антихристологические идеи. Эсхатологические идеи в старообрядчестве выражали бессилие участников этого религиозного движения в их борьбе за осуществление политических и социальных требований собственными силами, путем открытой политической борьбы.

По замечанию Г. В. Плеханова, «склонность народной массы к расколу была обратно пропорциональна ее вере в возможность собственными силами победить царящее зло, и что, таким образом, раскол с особенным успехом распространялся после выпадавших на долю народа крупных поражений» [31, с.17].

Начиная с конца XVII в. эсхатологические воззрения, в частности учение о воцарении в «мире» антихриста, занимают ведущее место в вероучении старообрядчества, приобретают силу догмата, определявшего его отношение к «миру», т. е. к крепостническому государству.

Характерной чертой старообрядчества с этого периода становится резкое противопоставление «истинно верующих христиан» (т. е. старообрядцев) «миру», в котором якобы воцарился антихрист. «Истинно верующие», следуя заветам протопопа Аввакума, воздерживались от какого бы то ни было общения с «мирскими» представителями «мира» антихриста - в еде, питье и молитве. Для того чтобы избежать причастности к «миру» антихриста и тем самым уйти от «вечной погибели», наиболее фанатичные и последовательные сторонники староверия избирали такую крайнюю форму религиозного протеста, как массовые самосожжения. Семьями и целыми деревнями запирались они в срубы, скиты, церкви и сжигали себя заживо, полагая, что «огнепальное крещение» очистит их от «антихристовой скверны» и откроет путь в царство небесное. По некоторым данным, явно преуменьшенным, сгорело около 20 тыс. сторонников «старой веры». Десятки тысяч староверов бежали в глухие леса Севера, Урала, Сибири, на вольный Дон и за пределы России - в Турцию, Польшу, Пруссию, Австрию, Румынию, Болгарию и др. [31, с. 18].

Постепенно начинают оформляться и отличительные особенности идеологии старообрядцев. Изначальной основой для этого явилось непризнание ими господствующей церкви и государства. На данной основе складывается учение об Антихристе — своеобразная эсхатология, которая в большей степени была присуща беспоповцам и придала черты своеобразия их религиозным представлениям. В буквальном смысле слова эсхатология — учение о наступлении конца мира. Американский ученый Р. Крамми посвятил изучению этой проблемы свою монографию, исследуя, по его словам, то, «как религиозное сообщество, основанное на апокалиптических ожиданиях, приспосабливается к тому, что жизнь продолжается, и выживает в государстве и в обществе, частью которого оно не желает быть». Перед староверами, по мнению Р. Крамми, было несколько возможных исходов из мира Антихриста. Первый из них — вооруженный мятеж. Этот способ оправдан в перспективе апокалиптической как стремление к полному разрыву с миром Антихриста. Наиболее сложным, однако и наиболее привлекательным являлся путь создания укрепленных сообществ, где могут собираться и «укрываться от мира» защитники старой веры. Они создавались по образцу средневековых монастырей.

Русский философ И. А. Ильин в одном из своих сочинений обосновал религиозную веру как «путь духовного обновления», поскольку вера — это и есть осознание ценности: «Жить на свете — значит выбирать и стремиться; кто выбирает и стремится, тот служит некоторой ценности в которую он верит…». И далее: «Вера, ставит каждого из нас перед высшей ценностью в жизни… Богом» [10, с. 26]. Известно, что религия отличается от всех других форм ценностного сознания тем, что способна осмыслить не какую-то часть реальности — материальную или духовную, социальную или природную, — а все существующее и несуществующее, мыслимое и чувствуемое, рассматриваемое как символическое представление Божественной благодати.

Всякая система диктует определенные нормы, правила и предписания, которым носители конкретных ценностей обязаны следовать. Если рассматривать старообрядческую культуру как систему, опирающуюся на христианские традиции, то для наиболее адекватного понимания ее необходима реконструкция индивидуального пути развития, ее уникальной истории и направленность внимания на присущие именно ей ценностные ориентации.

Интересна оценка старообрядчества А. И. Клибановым. Он полагает, что это движение во многом носило характер патриархальных ересей [16, с.24]. Считая, что старообрядческие движения отдали большую или меньшую дань патриархальной традиции, он вместе с тем показал, что означали конкретно призывы к «старине» у вовлеченных в это движение старообрядцев. Реальная действительность обращала их к торговой и к промышленной деятельности, невзирая на идеализацию прошлого и лозунги в защиту «старины».

Апелляция к ветхозаветной старине, к христианству «времен апостольских» была характерна и для протестантизма, в том числе для такой его разновидности, как сектантство. Важны не сами по себе религиозные лозунги, а то, каким конкретным социальным содержанием они наполняются. Зачастую приверженность старообрядцев к старым обрядам и обычаям была лишь полемическим приемом, позволявшим вести борьбу с православием на легальной основе: ведь православным миссионерам невозможно было доказать, что обряды и традиции православия до церковной реформы Никона были «еретическими». Кроме того, обращение к «старине» придавало авторитет вероучению среди рядовых верующих [31, с. 19].

Старообрядчество в целом представляет собой религиозное направление, которое, с одной стороны, смыкается с православием, а с другой - в лице некоторых течений беспоповщины — имеет точки соприкосновения с сектантством. Все многочисленные старообрядческие течения признают единственно правильными старопечатные книги, иконы «старого» письма, написание «Исус», а не «Иисус», восьмиконечный крест (в православной церкви признается наряду с ним шестиконечный и четырехконечный), двоеперстное крестное знамение вместо троеперстного, служение на семи, а не на пяти просфорах, хождение вокруг аналоя и церкви посолонь (т. е. по солнцу), а не против солнца, сугубую (т. е. двукратную) аллилуйю, а не трегубую (т.е. троекратную) и т. д. Подобно православию, но в отличие от сектантства старообрядцы признают не только священное писание, но и священное предание (т. е. решения первых семи вселенских соборов и учение так называемых отцов церкви). Все эти внешние различия не имеют большого значения. Переменой «веры» церковная реформа казалась лишь консервативно настроенным верующим прошлого.

Характерной чертой старообрядчества является то, что в его организациях в отличие от православной церкви огромную роль играли миряне. В беспоповщине наставники избирались из мирян, «простецов», т. е. лиц, не облеченных «благодатью» священства. В беглопоповщине миряне нанимали священника, переходившего к ним из православной церкви, но при этом ограничивали его деятельность исполнением религиозных функций. Однако с возникновением самостоятельных церквей роль духовенства возросла, хотя и оставалась на более низком уровне, чем в православной церкви [24 с. 32].

Антихрист для старообрядцев - символ еретического состояния церкви. Представители власти также были для них представителями и слугами Антихриста. Это также и символ определенного ряда лиц, причем лиц, власть держащих. В мире Антихрист властвует давно, в России - с 1666 г. Широкое распространение в среде старообрядцев получили «Известия новейших времен», первый вариант которых обнаружен около 1877 г. Там утверждалось: Грех - умер. Правда - пропала. Истина - охрипла. Совесть - хромает. Честность - умирает с голоду. Кротость - в горячке. Искренность - убита. Правосудие - в бегах. Справедливость - из света выехала... Закон - лишен прав состояния. Терпение - осталось одно, и то скоро лопнет [23, 197].

Уже с 30-х годов XIX в. русская революционная интеллигенция начинает обращать пристальное внимание на старообрядчество как на возможного союзника. В нем, особенно в странниках, она увидела революционную и лучшую часть русского народа. А. Герцен и Н. Огарев за границей начинают издавать специальный журнал «Общее вече», предназначенный для старообрядцев. По их поручению работу среди старообрядцев ведет В. Кельсиев, под редакцией которого были изданы материалы и документы по русскому расколу. В. Кельсиев в старообрядцах видел «борцов за нашу великорусскую народность и за свободную церковь». По мнению В. Кельсиева, старообрядцы сохранили у себя все, что было свято в русской старине, они - носители старой Руси, очищенной от своих темных сторон. «В отрицании западных начал цивилизации и в стремлении построить русский мир на русских началах,— по мнению В. Кельсиева,- и состоит смысл и значение старой великорусской веры. Эти начала... полного равенства, самоуправления выборными, артельного и общинного устройства; свободы перехода и обучения, выборного духовенства и т. д. В русской и особенно в казацкой и старообрядской народной жизни хранится столько начал и задатков. что на их основе можно создать новую самобытную цивилизацию, далеко не уступающую западной. На этом основании партия Герцена делает все возможное для сближения со старообрядцами...».

За годы Советской власти произошли существенные изменения и сдвиги в старообрядческих организациях. Прежде всего, значительно сократилась численность старообрядцев. Еще более резко сократилась доля старообрядцев в составе остального населения страны. Старообрядчество стало гораздо менее заметным явлением в жизни страны, чем в прежние времена. Исчезло былое богатство старообрядческих церквей и молитвенных домов, которое основывалось на материальной поддержке старообрядческих фабрикантов и торговцев. Кроме того, современный старообрядец, значительно отличается от дореволюционного. Как и прежде, старообрядчество делится на два основных течения: поповщину и беспоповщину. За годы Советской власти в социальном составе старообрядческих общин произошли глубокие изменения. Прежде всего полностью исчезли эксплуататорские слои: фабриканты, купцы, кулачество, составлявшие до революции руководящую верхушку старообрядчества. Социальный состав старообрядческих общин стал более однородным. В общих чертах он мало чем отличается от социального состава православных общин.

В настоящее время большинство старообрядцев - лояльные граждане, своими делами и поступками доказавшие свой патриотизм, любовь к Родине. Среди них немало людей, защищавших Советскую власть и в годы гражданской, и в годы Великой Отечественной войн, награжденных боевыми орденами и медалями. Известно, что прибалтийские старообрядцы принимали активное участие в партизанском движении против немецко-фашистских оккупантов. Среди старообрядцев много людей, которые добросовестно трудятся на фабриках и заводах, на колхозных и совхозных полях. Коренные социальные преобразования в промышленности и сельском хозяйстве, в социальной структуре советского общества привели к отходу большинства старообрядцев от религии, к глубоким изменениям в сознании, поведении и традиционном укладе жизни верующих.

Старообрядцы, действуя осознанно, имели и имеют перед собой цель сохранения древних установлений и в настоящее время являются продолжателями и носителями традиций православной церковной культуры во всех приемлемых для религиозного сознания институциональных ее проявлениях, не отказываясь при этом от диалога, который в различных формах, так или иначе, возникает в поликультурном и поликонфессиональном пространстве их нахождения. Исключения, может быть, составляют отдельные радикальные направления беспоповцев, в силу деятельности своих лидеров, традиционно изолирующих себя и своих последователей от общекультурных и социальных процессов, отмечаемых во всем обществе. В отдельных случаях речь уже не может идти в целом о старообрядчестве, или староверии, так как некоторые из этих направлений, утратив или сохранив основные черты православия, имеют достаточно точек соприкосновения с сектантством, хотя и не соотносят себя с ним. Последнее дает удобную почву современным различным сектантским новообразованиям именовать себя «староверами», что вносит дополнительную путаницу, так как оценка реального существования сторонников древлего православия, которых и принято в целом именовать старообрядцами, зачастую производится ошибочно.