Справедливость общества

«Справедливость лучше искать в словаре, на! букву "С"».

(Популярная почему-то шутка диджеев на «Элъдорадио» в Петербурге)

В социологической теории нет места категории «справедливость», все основные заслуги в области ее разработки принадлежат философам. Не только во времена Платона и Аристотеля, когда и не могло быть со­циологической теории, но и в наше время только философы — а это в первую очередь Джон Ролз, Роберт Нозик, Майкл Уолцер, Аласдейр Макинтайр — существенно продвинули нас вперед в понимании спра­ведливо устроенного общества [1]. Можно, конечно, вспомнить «орга­ническую теорию справедливости» Г. Спенсера или обратиться к совре­менной работе социологов Л. Болтански и Л. Тевено «Об оправдании» («De la justification») [2]. Но все равно для социологии «справедливость» — потерянная категория. Почему так произошло, я уже пытался объ­яснить [3], а в настоящей работе хотел бы найти место справедливости в социологической теории, показав важность понятия справедливости исходя из представления общества как системы обмена и распределения (статусов и ролей, прав и обязанностей, престижа и власти, доходов и богатства).

Другая цель — рассмотреть справедливость с той точки зрения, которая не принимается философами (за исключением, может быть, коммунитаристов) в силу методологической всеобщности самой их I науки, т.е. с позиции исторической определенности каждого из ти­пов обществ и справедливости, им присущей. Читая Ролза и других, складывается впечатление, что справедливость всегда была единым и одинаковым понятием что для древних греков, что для средневековых рыцарей и монахов, что для современных консерваторов и либераль­ных демократов. А это совсем не так: если в древности люди относи­ли справедливость более к богам, чем к людям («Посейдон гневается, море волнуется, и в этом оно несправедливо», — говорил Платон), то

сегодня требуют справедливости от общества и его социальных ин-(.-1 итутов; если раньше справедливость выступала как чувство (правда, острее и богаче, так сказать, у нас развито чувство несправедливости), хотя и общественное, то теперь справедливость — это рациональное суждение с позиции «я-сам-как-другой», где существуют не только «я» И «ты», но и другой как «каждый»; если в древности нарушенное со­циальное равновесие восстанавливалось через непосредственное или прямое отношение одного клана к другому (институт кровной мести восстанавливал тогда справедливость, как и сегодня на Кавказе), то те­перь признается третья сторона (юридический институт), в функции которой и входит справедливое решение конфликта двух сторон, и т.д. Так что справедливое понималось по-разному в истории обществ, хотя нельзя отрицать полностью и некоторого единства в этом многообра-чии справедливости.

Но особенно хотелось бы подчеркнуть в данной работе роль ры­ночного и капиталистического общества в формировании нашего со-иременного понятия справедливости, основанного на двух принципах: свободы и равенства. (Куда девалось братство? — спросите вы, многие считают, что оно счастливо преобразилось в солидарность, но смысл в другом — для братства капитализм не предназначен.) В современной жономической философии распространилась такая точка зрения, что общие понятия справедливости можно рассматривать по отношению к современной экономике. Например, немецкий философ Петер Коз-ловски в своей работе «Принципы этической экономии» (1988) утверж­дает, что справедливая цена сегодня — это конкурентная рыночная цена, определяемая спросом и предложением; это цена в определен­ном смысле безличная, она не принимает во внимание экономическое или социальное положение контрагента (в отличие от справедливой цены Средневековья, которая определялась размером затрат и ориен­тировалась на личность контрагента. Напомню, что «твердые цены» — по изящное изобретение протестантов).

С такой методологической позицией согласиться не могу — хоте­лось бы утверждать, что скорее то, что мы считаем рыночной ценой (кон­курентной и безличной), и формирует наше представление о том, что мы считаем справедливым. То есть наши повседневные действия в нашем жономическом (по преимуществу) мире и необходимость оценки дей­ствий других по отношению к нам и дают нам представление о спра­ведливом. Я бы не хотел присоединяться к марксистскому пониманию происхождения морали и справедливости как надстроечным катего­риям, безусловно определяемым экономическим базисом (С. Н. Бул-

"!.......... wiiii||l||f:

ГЛАВА 2. СПРАВЕДЛИВОСТЬ ОБЩЕСТВА

2.1. Социологическое понимание справедливости

гаков иронизировал, что Маркс и в древних египтянах видел буржуа и пролетариев), но в современном мире, который называется капитали­стическим, все происходит примерно таким образом. Другое дело, чтя Карл Поланьи уже объяснил нам, что в досовременном мире экономи­ка была встроена в социальные отношения, там справедливость опре­деляла цену, а вот теперь иное — цена определяет справедливость. Су­щественное дополнение было внесено и Макинтайром — мир наших моральных представлений здорово перепутан, — он несет на себе еще и отпечаток прошлого, которое вторгается и изменяет настоящее, мы од­новременно можем апеллировать и к абстрактным правам личности, и к нашим заслугам по отношению к обществу.

Еще хотелось бы показать, что справедливость стала только в усло­виях капитализма центральным понятием морального сознания, вытеснив на периферию все другие понятия — других мы меряем по шкале спра­ведливости в первую очередь. Дружба, считавшаяся у греков главным общественным делом, тихо покинула сферу общественного и стала частным понятием; любовь, высшую и божественную, определявшую в Средние века христианское сознание вечного и блаженного, капита­лизм превратил в профаническую (только в смысле противоположно­сти священному) проблему романтического выбора брачного партнера; наконец, благо потеряло характер однозначности и всеобщности — ка­питализм как «справедливое общество», утверждает Юрген Хабермас (учитывайте кавычки), предоставляет всем входящим в него лицам самим решать, что они собираются «делать со временем, отведенным им на жизнь», капитализм гарантирует каждому равную свободу раз­вития этического самопонимания, чтобы осуществлять свою личную концепцию «достойной жизни», согласно собственным возможностям и на собственное усмотрение, никаких моделей «праведной жизни» ка­питализм не утверждает. Почему так? Рынок, частная собственность, наемный труд требуют институтов, соблюдения правил, а правила — только справедливости, а не любви или дружбы. Обратите внимание, что современная семья, например, как социальная общность в отличие от общества (так же и соседство или компания друзей) не требует спра­ведливости (ни коммутативной, ни дистрибутивной) или по крайней мере не помещает ее в центр моральных ценностей, поскольку эта общ­ность не основана на экономическом фундаменте и не подчиняется за­конам капитализма.

И наконец, моя цель в данной работе также показать, как истори­чески менялась вместе с обществом и экономикой не только сама спра­ведливость, но и идея справедливости. В некотором смысле это исто-

гич идей справедливости — от Платона и Аристотеля до Юма и Кан-щ, а затем до Ролза и Дворкина (такая работа была проделана мастером ■воего дела — Аласдейром Макинтайром, а потом и Уиллом Кимлика, ро я бы теперь и их хотел поместить в историю справедливости). Эти рдей справедливого взаимосвязаны, одна опирается на другую, но все ■месте они отражают (только не в зеркале с марксистской трещиной) и [предвосхищают те реальные изменения, которые происходили и про­исходят в истории общества и экономики. Но сначала давайте рассмо­трим общее определение справедливости и ее интерпретацию с точки зрения социологии.