КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
Глава сороковая.
Если и оставалось темное облако на Юлькином жизненном небосклоне в этиавгустовские дни, то это было невыполненное обещание, данное в больницеКирееву. Она так и не позвонила Софье. Когда "мой угольщик верный", какСеливанова за глаза называла Федора, напоминал Юле о просьбе довезти ее дотелеграфа, она, ссылаясь на занятость (Новиков при этих словах удивленноподнимал свои белесые брови), говорила: давай лучше завтра. Завтра всеповторялось вновь. На самом же деле Юля каждый вечер проговаривала этотразговор. Она хотела и боялась его. В конце концов Селиванова не выдержала ипошла за советом к настоятельнице. - Да ты у нас и впрямь настоящей православной становишься! - искреннеудивилась матушка Валентина. - Вот уже совета спрашиваешь. - А что, быть православным, значит, обязательно советоваться надо? -Все-таки Селиванова не была бы собой, не задай она этого вопроса. Настоятельница внимательно посмотрела на нее. - Да как тебе сказать? И в этом тоже. Если же ты будешь слушать другихеще и со смирением - будет вообще хорошо, - ответила матушка Валентина.Потом добавила мягче: - Зачем, дочка, задаешь такие вопросы, ответы накоторые еще не готова услышать? Юля смутилась. - Извините, пожалуйста. Мне действительно ваш совет нужен. Вы - мудраяженщина... - Остановись. Кто я - ни мне самой, ни тебе не известно. Вопросзадавай, а льстить мне не надо. Мой совет на сердце не ляжет - пойдешь котцу Сергию. А что касается мудрости... Она, дочка, состоит не в том, чтобыговорить, а в том, чтобы знать время, когда стоит говорить. - Вы только не подумайте, что я вам льстю... льщу, но это вы хорошосказали. У вас в Задонске одни философы, наверное, живут. Настоятельница вновь не выдержала и засмеялась: - Это не я сказала, а авва Исайя. - У меня есть друг, впрочем, вы его знаете - Михаил Прокофьевич Киреев.Вот бы им поговорить втроем. - Кому им? - Исайе, Кирееву и врачу вашему, Голубеву. Тот, когда меня увиделраненую, так сразу Канта стал цитировать, а Киреев ему помогал. Им бы аввасказал, что иной раз лучше помолчать. Матушка Валентина смотрела на Юлю и срадостью про себя отмечала, что девочка оттаяла. И это сочетаниесвоеобразного юмора, по старой привычке еще направленного на то, чтобы"подколоть" собеседника, но в то же время уже незлого - с наивностью,присущей натурам чистым, создавало забавную "смесь". Разговаривать с этойдевушкой было радостно, но, будучи опытной настоятельницей, матушка опятьприняла строгий вид. - Интересная мысль. Но, вообще-то, авва Исайя жил на Синае еще до того,как Русь христианство приняла. А теперь давай, выкладывай, с чем пришла...Уже через два часа Юля ждала, когда ее соединят с Москвой. - Третья кабина, Москва на связи, - громко объявила телефонистка поселектору. В эту минуту раздался телефонный звонок и в квартире СофьиВороновой. Вообще-то, Софья забежала домой на минутку - взять кое-какиедокументы для Иванова. Москва в эти дни словно обезумела. Ранее незнакомоеслово "дефолт" повторялось всеми с утра до ночи. Софья могла себе позволитьотноситься к панике, охватившей людей, спокойно. Давний друг ее дяди, банкирс редкой для этой профессии фамилией Иванов, заранее предупредил ее оготовящемся обвале. И в знак уважения к памяти Владимира Николаевича взял насебя все необходимые хлопоты, чтобы деньги, вложенные Вороновой в его банк,не пропали. К тому же Софья хорошо помнила слова дяди о том, что золото,земля и предметы искусства никогда не подлежат инфляции. Земли у нее небыло, а все остальное она имела. А вот для той же Аллы наступили черные дни. Этим летом она расширяласвой бизнес и взяла приличную сумму в кредит. Разумеется, в долларах. ТеперьПетрова ежедневно звонила и плакалась Софье, сетуя на несправедливостьсудьбы. Воронова сочувствовала подруге, но, если честно, ее гораздо большезанимала выставка работ Лизы, открывшаяся в "Белой розе" двадцать девятогоавгуста. Когда-то один старый художник рассказывал ей о своем несчастье: егоединственная выставка в Москве совпала с проведением в городе Олимпийскихигр, а потому осталась незамеченной. Осталась незамеченной и выставка ЛизыБобровой. Так вначале думала Софья. Сославшись на непредвиденныеобстоятельства, не пришли знакомые журналисты. Плакаты, с которых на людейсмотрела красивая маленькая девочка, не привлекли внимание москвичей: их вэти дни занимали совсем другие проблемы. "Кто услышит коноплянку?" - такрешила назвать Софья выставку. "Никто не услышит", - переживала она, видя,как за несколько минут до открытия выставки оставался пустым зал, где виселиработы Лизоньки. Но и впрямь, что Бог ни делает- все к лучшему. Собралисьте, кто знал и любил девочку. Пришли несколько робеющие Ира и Виктор, СофьяМещерская привела всю свою семью. Разумеется, первой помощницей Вороновойбыла Наталья Михайловна. С ней пришли сотрудники хосписа, в которомКотеночкина работала. К радости Иры, подошли и несколько девочек, подружекЛизы. Странное дело, будто не сговариваясь, все - от старика Мещерского досемилетней девочки Вероники - принесли с собой по две белых розы. Они клалиих к большому портрету Лизы. Речей, разрезания ленточек не было. Забежавшаябыло на "огонек" юная журналистка, узнав, что фуршета не будет, быстренькоудалилась. Из магнитофона звучали трели птиц, записанные на пленку. А вкабинете Софьи стояли стаканы с ананасовым соком - любимым соком Бобренка. Апотом вдруг стали приходить посетители. Входили тихо, читали написаннуюВороновой аннотацию к выставке, смотрели на картины. Софья заметила, что,обойдя выставку, они опять подходили к портрету Лизы и долго всматривались вее лицо... А на следующий день ко входу в галерею подъехал автобус. Привезлидетей из какого-то подмосковного санатория. Видимо, элитного. Дети былинарядные, шумные, веселые. Но потом и они стали вести так же, как вчера велисебя взрослые. Стихал смех, дети вполголоса спрашивали друг друга, какая"птица" им понравилась больше, а потом подходили к портрету девочки, котораябыла их ровесницей. И долго смотрели в ее лицо. Молодцом оказалась Женя,секретарь Софьи. Она обо всем позаботилась заранее и вынесла детям стаканы сананасовым соком, когда те собирались уже уезжать. Минуло еще несколько дней. В огромной вазе, стоявшей на полу, всебольше появлялось белых роз. Кто-то принес свечи и несколько иконок. Женяпредположила, что это дети из воскресной церковной школы, приходившие вместесо своими учителями. А в книге отзывов появлялось все больше и большезаписей. В конце каждого дня Софья прочитывала их. Иногда одна, иногдавместе с Ирой и Натальей, которые почти целыми днями находились в галерее.Читала и поражалась, какие теплые и задушевные слова находили люди...Некоторые даже писали стихи. Одна девочка, подписавшаяся "Маша из Химок",написала: Коноплянку тот услышит, К людям кто любовью дышит. Она петь для тех согласна, Кто живет легко и ясно. Единственное, что огорчало Софью, - так это отсутствие Киреева. Онадаже почувствовала что-то вроде легкой обиды на него. Ей казалось, ужМихаилу никак нельзя было не прийти в этот зал, где на самом видном местевисел киреевский двойник - коростель. И в то же время Софья очень хотела,чтобы Киреев оценил и ее работу - саму выставку. Вороновой было важнодоказать Кире, что она - не праздная богатая и легкомысленная дамочка, нескучающая филантропка, а... - Задонск на линии, - услышала Софья вместо ожидаемого ею всхлипа Аллы.- Говорите. - Какой Задонск? - удивилась Воронова. Но на том конце провода уже молчали. Затем - щелчок, и откуда-тоиздалека, словно из-под земли, раздался голос: - Здравствуйте, Софья Николаевна. - Здравствуйте. - Вы не узнали меня? - Извините, не узна... Юля? - От неожиданности Воронова растерялась,что с ней происходило крайне редко. По определению, как выражаласьМещерская. - Ты где? - только и могла спросить Софья. - В монастыре, - не менее глубокомысленно изрекла Юля. Будучи болееготовой к разговору, она решила взять инициативу в свои руки: - Плохослышно. Вы удивлены, я понимаю... Мне хочется у вас попросить прощения... завсе... - Что с Киреевым? - перебила ее Воронова, понявшая слова Юли по-своему. - Он привет вам передает. Жив он, жив. И даже успел меня спасти. Онсейчас... Голос Селивановой пропал совсем. Но то, что Киреев жив, это Софьярасслышала. - Говори громче! - Не могу, я и так на весь телеграф ору. Софья Николаевна, у меня к ваместь предложение. До Задонска пять часов езды. Приезжайте! - Когда? - Если сейчас выедете, будете у нас к вечерней трапезе. МатушкаВалентина благословила, чтобы вы приехали. - Матушка... благословила... Это что, розыгрыш? Какая матушка, какоймонастырь? Ты меня вообще за абсолютную идиотку принимаешь? - О, Господи! Почему, когда врешь, тебе верят, а когда правду... Однимсловом, мне есть что вам рассказать. О том, что произошло, о МихаилеПрокофьевиче. Приезжайте. Прокричав адрес монастыря и сказав: "Жду вас", Юляповесила трубку. В конце концов, она выполнила все, что обещала - себе иКирееву. Извинилась, передала привет от Михаила, пригласила приехать.Почему-то Селивановой казалось, что Софья не приедет. - Куда мне ехать? - спрашивала сама себя Воронова, продолжая держать вруке телефонную трубку. Но она этого не замечала, как не замечала и того,что разговаривала вслух сама с собой. - Я что, ненормальная? Они, наверное,Киреева не смогли найти и теперь хотят, чтобы я... Но зачем для этого надоехать в Задонск? Или они перехватят меня на дороге... Господи, какая каша вголове! Надо позвонить Мещерской и посоветоваться... Поскольку мысли в голове Софьи роились подобно встревоженному пчелиномурою, она не договаривала до конца фразы. Наконец ей удалось прийти в себя.Только тут Софья заметила, что лихорадочно листает Атлас автомобильныхдорог... Хорошо, что Мещерская оказалась дома. - Славка-черноголовка, привет! Ты можешь спросить у своих мужиков, покакой дороге в Задонск надо ехать? - Что случилось, насмешливая моя? Кстати, как выставка проходит? - После, после, Сонечка. Приеду, все расскажу. Если приеду. - Да ты что?! Жди меня, я сейчас к тебе бегу - все расскажешь, тогда ирешим, куда тебе... - Мещерская! Не буди во мне зверя! Я уезжаю сейчас, немедленно. - Но,почувствовав, что на том конце провода обиженно задышали, Воронова сказалатак мягко, как только могла в этот момент: - Сонечка, милая моя! Я тебе всерасскажу, я еще надоем тебе, вот увидишь, но сейчас я должна ехать. Поверьмне. - Верно, сумасшедшая. Про Задонск я тебе и сама скажу. В Воронеже былакогда-нибудь? - Нет. - Короче, по Каширскому шоссе шпарь до Ельца, а там и Задонск. Главное,не сворачивай с трассы никуда. Ферштейн? - Натюрлих. Передавай своим ребятишкам привет. Я приеду - позвоню. - Когда тебя ждать?.. Трубку положила. И правда - сумасшедшая. Вот чтолюбовь с людьми делает. - С какими людьми, солнце мое? - спросил Мещерскую муж. - В данном случае с твоей любимой Софьей Николаевной. - А ты не ошибаешься? - скептически хмыкнул Илья Ильич. - Если у Софьи выставка Лизы проходит, а она все бросает и в Задонскмчится, что это означает, по- твоему? - Что? - Только одно: похоже, этот таинственный Киреев нашелся. Ну и хорошо, ато совсем девчонка издергалась. - Похоже, солнце мое, ты не рада этому. - Почему? Мещерский показал в сторону соседней комнаты: - Думаешь, я не догадывался, как ты хотела нашего Ферапонтика иСофью... - Оставь! - неожиданно сердито перебила мужа Мещерская. - Самоепечальное, что эта любовь для Софьи - большое горе. Говорю тебе не как матьтвоего сына, а как ее подруга. - Почему? - Пришла пора удивляться Илье Ильичу. - Когда находишь, а потом теряешь - это грустно? - вопросом на вопросответила Софья. - Можешь не отвечать. - А почему ты думаешь, что она должна потерять этого человека? - Это слишком грустная история, мой месяц ясный, чтобы я могла еюразбередить твое нежное и ранимое сердце. Лучше пойди - завари кофейку. * ** От Древлянска до Боброва те же пять часов езды. Ну, пусть семь-восемь,учитывая, что дороги в тех краях - не чета Каширскому шоссе. Сколько днейшагал до воронежского городка полевыми дорожками да лесными тропами Киреев -один Бог знает. Близилась осень. Ее приближение днем не чувствовалось, даженаоборот, казалось, что до осенней поры еще очень далеко. Местные жителиговорили, что последний раз такая жара в этих местах стояла лет двадцатьпять тому назад. Киреев знал, что онкологическим больным такая погода не напользу, но, к своему удивлению, он чувствовал себя гораздо лучше, чем вначале и середине своего путешествия. А вот ночи стали холодными. Если виюне и июле Михаил, ночуя в поле или лесу, мог позволить себе не влезать вспальник, то теперь он все чаще и чаще просыпался по ночам от холода, дажесвернувшись калачиком в спальнике. Проснувшись, Киреев смотрел в огромноеночное небо, усыпанное крупными звездами. Смотрел и не мог насмотреться.Вообще- то, Михаил старался в такие минуты ни о чем не думать. Постепенносон опять брал свое, глаза смыкались. И так хорошо ему было в такие минуты,что он даже забывал о своей боли, о растертых в кровь ногах. И почти вбессознательном состоянии Михаил шептал строки стихов, что сами приходили кнему. Странно, но все чаще и чаще это были стихи Никитина. Впрочем, самКиреев этому и не удивлялся, объясняя все приближением к воронежской земле,чьим уроженцем был поэт. Видимо, вечно живут не только души, но и мысли, темболее те, что когда-то облагались в поэтическую форму. "Вот уж песнь заводит Песенник лихой, Из кружка выходит Парень молодой. Шапку вверх кидает, Ловит - не глядит, Пляшет - приседает, Соловьем свистит. Песне отвечает Коростель в лугах, Песня замирает Далеко в полях... Звезды над полями. Глушь да камыши... Так и льются сами Звуки из души..." - шептал Киреев и незаметно засыпал. Через час-другой Михаил просыпалсявновь - и все повторялось. Прошло время, когда он чувствовал себя чужаком вмире полей, звезд, ручьев и птиц. В этом мире уже не было прежнейтаинственной загадочности, но теперь Киреев восхищался им еще больше ибольше. То, что раньше казалось хаосом, - теперь изумляло своей гармонией имудростью. Взять тех же птиц: казавшиеся Кирееву раньше чуть ли неолицетворением того самого хаоса, они стали для Михаила эталономорганизованности и порядка. Например, оказалось, что благодаря птицам можнолегко определять время. Если, просыпаясь, заводила свою песенку горихвостка,Михаил знал, что времени - половина второго ночи. Ровно в два часа вслед загорихвосткой начинали славить новый приход солнца иволга, кукушка,малиновка. А самыми сонными, как ни странно, оказались воробьи. Если Киреев,просыпаясь, слышал их веселое и задиристое чириканье, он понимал, что пораподниматься и готовиться в дорогу... Впрочем, боюсь, я не очень удачно выразился, написав, что Киреев "ксвоему удивлению, чувствовал себя гораздо лучше, чем в начале и серединесвоего путешествия". Все на свете относительно. Гораздо - это все жеперебор. Бывали дни, когда Киреев буквально еле волочил ноги, мечтая даже необ отдыхе, а о тени над головой. Бешенно лупило сердце, огнем горелагортань, кружилась голова. В такие минуты Михаил негромко произносилмолитву, которой научил его старец Илларион. Молитовка была короткой - всеговосемь слов. Старец велел произносить ее вслух, начиная с тридцати трех разв день, с каждым днем все увеличивая это число. Сразу прошу прощения учитателя: не считаю себя вправе передавать то, что сказано втайне однимчеловеком другому. Хотя, с другой стороны, эта молитва - не собственностьстарца и Киреева. Эти восемь слов православный народ громко, шепотом илиодним сердцем произносил и сто, и тысячу лет назад. Давайте поэтому поступимтак: молитва, которую шептал идущий по жаре Киреев, зашифрована в этойкниге, причем зашифрована просто, чисто символически. Прочитав книгу доконца, читатель легко прочитает и молитву. Однако вернемся к нашему страннику. Киреев заметил, что когда онпроизносит молитву, будучи, как Михаил говорил, "при силах", ранним утром, вначале пути или после дневного отдыха, его ум с поразительной быстротойубегал от смысла молитвы. Губы произносили слова, а думал он о чем- нибудьдругом. Или о ком-нибудь. Например, о Софье. Михаил чувствовал, что об этойдевушке он думает иначе, чем о Наталье, Юле, Марфе и даже о своей бывшейжене. Признаться себе в том, что Софья теперь для него не просто знакомая,случайно встреченная им в бесконечной суете московской жизни, не толькоземлячка и владелица иконы, которую Киреев должен принести в Старгород, ачеловек, при воспоминании о котором в душе неспроста рождалось что-то оченьнежное, давно забытое, - "особливый человек", как любила говорить егобабушка, - признаться в этом даже себе самому Михаил пока не мог. А вот когда сердце вот-вот было готово вырваться из груди, когдаприходили мысли о том, что в этом поле, на этой дороге наступит последнеемгновение его земной жизни, слова молитвы вместе с дыханием словно входилисначала в его сознание, затем - в сердце. Однажды Михаила так увлекла этамолитва, что, перестав перебирать шарики на четках, подаренных ему отцомИлларионом, он лишний час прошагал по изнуряющей жаре... ...До Боброва оставалось не больше четырех дней пути. Киреев перешелДон в районе Павловска и шел вдоль реки Осередь по направлению к знаменитомуШипову лесу - зеленому островку в степи, оставшемуся от некогда громадноголеса, росшего здесь в былинные времена. Самой реки Михаил не видел - онабыла скрыта за домами длинных-предлинных сел, коими так богата воронежскаяземля. Села в пять, десять и даже пятнадцать километров в тех краях нередкость. Причем иной раз было не ясно, где заканчивается одно село, аначинается другое. Вот и в тот день Киреев не заметил, когда, пройдяАлександровку, он очутился в Воронцовке. Именно там и произошло то, чтоМихаил после называл "воронцовским чудом" или "осередской сказкой". Он дошелуже до середины этого старинного села, в котором в конце XIX века на десятьтысяч человек населения приходилось три церкви, три школы, богодельня,больница, множество лавок, одна паровая, пятьдесят ветряных мельниц, пятьнебольших заводиков, три еженедельных базара и четыре ярмарки, - как дорогарезко повернула влево. Кирееву оставалось перейти мост, и он входил бы в тучасть Воронцовки, которая непосредственно вдавалась в Шипов лес. Мостик былнебольшой, как, впрочем, и речка, через которую его перекинули. Сколько разМихаил с надеждой всматривался в речные воды, лелея в глубине души мечтуувидеть прекрасную реку своего любимого сна. А сейчас он спешил подспасительную сень огромных вязов и дубов, которыми так славен Шипов лес.Дома, дома, дома - десятки, сотни домов так утомили глаза Михаила, что он,забыв о реке, не чаял поскорее увидеть зелень вековечного леса. Дойдя досередины моста, Киреев рассеянно посмотрел налево и... замер, пораженный.Если бы сейчас перед ним приземлилась летающая тарелка и из нее дружнойтолпой вышли зеленые человечки в шлемах - он удивился бы меньше. Киреевувидел речку. Не широкую - от одного берега до другого шагов пятнадцать, небольше. Огромные и спокойные ивы росли вдоль берегов, образуя что-то вродезеленой крыши, сквозь которую пробивались солнечные блики. Блики играли натемной воде - не быстрой и не медленной, по крайней мере, рано упавшиежелтые листья ив, похожие на остроконечные лодочки, плыли по речке немедленно и не быстро. Листья не вертелись в водовороте, а плавно покачивалисвоими острыми носиками. С моста казалось, что листья не плыли, а неспешнопарили в воздухе. Вода чудилась темной, даже черной от густой тени вековыхив, на самом деле она была удивительно прозрачной. Всмотревшись, Киреев безтруда разглядел белые камешки в крапинку, усеявшие дно реки. Вотпромелькнула крошечная рыбка, ловко проплыв меж гибких и тонких стеблейредких, но очень крупных кувшинок. К левому, более высокому берегу рекивплотную примыкали сады и огороды. От каждого к воде вели земляныеступеньки, по которым можно было спуститься к маленькому мостику. Некоторыеиз мостиков почти утонули в воде... Киреевский сон стал явью. Шипов лес могподождать - Михаил забыл обо всем на свете. Так и не перейдя мост, он,облюбовав один из деревянных маленьких мостков, положил на него рюкзак,разделся и, даже не остыв, бросился в речные струи... ...Сначала Киреева будто обожгло. Вода ли была холодной или кожу такнагрело солнце, но вначале Михаилу показалось, что у него на какое-томгновение остановилось сердце. А потом забилось - быстро-быстро. И -радостно. Вдруг задышалось - легко-легко. Счастливый путник лег на спину,раскинув руки и ноги, и поплыл, отдав себя на волю реке. Солнечные бликииграли на его коже, он ловил, а потом опять отпускал "на волю" бурые, желтыеи зеленые листья-лодочки. Неожиданно течение вынесло Киреева на очень мелкоеместо. Листья понеслись дальше, а Михаил, встав на ноги, пошел обратно.Затем повторил все снова. И вновь - обжигающая ласка речных струй, играсолнечных зайчиков на коже, плывущие листья... Вдруг прямо перед Киреевымвынырнула водяная крыса. Мордочка у зверька, оторопевшего от неожиданнойвстречи, была презабавнейшая. Михаил перевернулся на живот и, протянув ккрысе руку, весело закричал: "Привет, микротус террестрис! Как жизнь?" Номикротус террестрис, она же крыса водяная, видимо, не совсем правильно понявплавающего человека, предпочла исчезнуть под огромной корягой. Киреевпотерял счет времени. Он вновь и вновь бросался в прозрачные струи Осереди исливался с рекой, небом, солнцем, ивами, даже с этим забавным зверьком,сидевшим сейчас в своей норке под корягой. Время от времени Михаил что-токричал, пел, декламировал. Удивительно, но пока Киреев купался в Осереди, онне увидел ни одного человека. Где-то далеко, будто в другом измерении,шумели моторы проезжающих машин, лаяли собаки, но до сознания Михаила этизвуки не доходили. Только река, небо, деревья и солнце. И еще -необыкновенная, какая-то изначальная, древняя, как Шипов лес, а может, ещестарше, тишина. Не та тишина, наступающая, когда умолкают звуки и голоса, адругая, для которой совсем не важны ни голоса, ни звуки. Киреев услышал ееи... На мостик выходил из Осереди совсем другой человек. Не вытираясь,Киреев быстро оделся и покинул берег реки, которую он уносил в своем сердце.Перейдя мост, Михаил последний раз обернулся назад и скрылся в древнем лесу. До наступления осени оставалось три дня. * * * - ...так я и оказалась здесь. - Это были последние слова почтидвухчасового Юлькиного рассказа. В комнате стало тихо-тихо. Юля сидела накровати, ее гостья - на единственном стуле. Неожиданно Софья поднялась, селарядом с Юлей и обняла ее. Так они и сидели, обнявшись. В этом порывеВороновой были и жалость, желание утешить, и благодарность. Селиванова,вспоминая события последних месяцев, не обеляла себя. Она рассказала Софьето, что не узнали ни Киреев, ни матушка Валентина. Чем могла ответить ЮлеСофья? Какие могла найти слова, что оказались бы способны утешить,поддержать, выразить признательность за искренность, от которой у Софьимурашки бежали по коже, особенно тогда, когда Юля рассказывала о том, какломал ее Гнилой. Воронова слушала и пыталась представить себя на месте этойдевушки. И не могла представить. Но оказалось, что не всегда слова нужны. Икогда Софья обняла Юлю, она тем самым сказала Селивановой все. Юля,опустошенная и признательная, затихла на груди у Софьи. - Я... так боялась, - сказала наконец Юля. - Чего? - удивилась Софья. - Простите ли вы меня. - Слушай, а ведь мы, кажется, ровесницы? - Поняла, - шмыгнув носом, ответила Селиванова. - Слава Богу. - Ты, видно, с Киреевым от души наобщалась. Загадками говорить стала.Что - слава Богу? Что мы будем отныне на "ты"? - Понимаете... понимаешь, слезы у меня полились. Не от страха, обидыили зависти, а хорошие. Впервые за много лет. - Хорошие? - Хорошие. Плачешь, а с души твоей будто кто камень снимает. Слушай, -спохватилась Юля, - ты же еще ничего о себе не рассказала. Киреев, кстати, одевочке говорил... Кажется, ее Лизой зовут? Как ее дела? - Умерла Лиза, - тихо ответила Софья. Девушки вновь замолчали. - Я тебя завтра заберу, Юля. - У меня даже ключа от своей квартиры не осталось. Как, впрочем, ипаспорта. Киреев говорит, что мне ужасно повезло - жизнь начинаю как бызаново... Кстати, а ты о нем не хочешь спросить? Не интересно? - Интересно. Только что толку в моем интересе? - грустно улыбнуласьСофья. - Лучше скажи, что за парень у тебя в комнате сидел? - Федор Новиков, - неожиданно смутилась Юля, - водитель грузовика. - Понятно. - Знаешь, Соня, я, с одной стороны, по Москве соскучилась, а сдругой... - Что - с другой? - Федор, матушка Валентина, сестры... Люди здесь хорошие, Соня.Сердечные. Федор мне каждый день молоко носит. Разве обо мне кто так вМоскве будет заботиться? - Может, не поедешь тогда? - Софья пристально посмотрела на девушку. - Поеду, - Юля о чем-то задумалась, потом очнулась: - Они другие.Думаешь, я не вижу, какими глазами на меня Федор смотрит? - А как ты на него? - Ты представляешь меня хозяйкой тридцати соток, коровы, двух поросят идюжины кур? - Не очень. Хотя... В жизни ведь все бывает. - Это точно. Только поеду-ка я завтра в родную златоглавую. - Опять - массаж, маникюр? - Все профессии важны, все профессии нужны. Так, кажется? А эта кормит.На хлеб с маслом себе заработаю. - Юля засмеялась. - Я Кирееву рассказала отом, что два года подряд в Строгановку поступала. - В Строгановку? - удивилась Софья. - Не похоже? А он мне сказал, что Бог Троицу любит. Обязательно,говорит, в третий раз поступишь. Только я не поняла, куда. - А ты мне покажешь что-нибудь из своих работ? - Ой, до этого дожить надо! Сейчас меня волнует, как я домой попаду. - Попадешь, - улыбнулась Софья. - Впрочем, завтра мы обо всем в дорогепоговорим. И о Кирееве ты мне расскажешь, как миленькая. Кстати, а гденаходится Древлянск? Впрочем, вряд ли он там нас дожидаться будет... Юля, атеперь я бы поспала часиков так десять. - Десять не обещаю, Софья Николаевна, а восемь гарантирую, если сами незахотите раньше встать. - Зачем? - На службу сходить. - А ты пойдешь? - Конечно, я ведь последний раз на клиросе петь буду... Представила,что уеду - и даже грустно стало... - Тогда возьми и меня на службу. - Хорошо. - Юля посмотрела на часы. - Но тогда отправляйтесь...отправляйся в свою комнату. Если сейчас уснешь, то часика четыре поспишь. - Гарантируешь? - Гарантирую. Девушки громко рассмеялись, но, вспомнив, где онинаходятся, смолкли. Потом Юля еще долго ворочалась с боку на бок, зановопереживая утреннюю беседу с матушкой, свой телефонный разговор с Софьей,приезд Вороновой в монастырь. А Соня, едва ее голова коснулась подушки,уснула, как убитая. И уже не слышала, как в монастырском саду запела своюпесню, встречая новый день, горихвостка...
Дата добавления: 2015-09-13; просмотров: 62; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав |