Международное сообщество

В рамках настоящего обзора международное сообщество — аномалия, так как оно явно не является внутренним режимом; некоторые сказали бы о нем, что оно — вообще не режим, а некое анархичное и беззаконное состояние. Если бы подобное соответствовало действительности, названное состояние характеризовалось бы абсолютной терпимостью: все можно, ничто не запрещается (и не разрешается) — даже если многие из членов данного уклада страстно желают что-либо запретить или разрешить. На деле же международное сообщество не анархично; оно представляет собой некий весьма слабый режим, но как режим он толерантен — несмотря на нетерпимость, свойственную некоторым из составляющих его государств. Сообщество государств толерантно (в пределах, о которых я сейчас скажу) в отношении всех находящихся в его составе образований, достигших государственности, равно как и в отношении разрешенных этими образованиями обычаев. Толерантность является неотъемлемой чертой суверенитета и одним из важных оснований его желательности.

Суверенитет служит гарантией того, что никто из людей, находящихся по ту сторону границы, не сможет вмешаться в происходящее по эту сторону. Отношение людей, находящихся по ту сторону, к тому, что происходит по эту, может быть отстраненным, безразличным, стоическим, может выражать любопытство или восторг — и при всем том люди, находящиеся вне, могут быть не склонны вмешиваться в дела тех, кто внутри. Или же они могут усвоить логику взаимоуважения суверенитетов: мы не станем вмешиваться в ваши дела, если вы не будете вмешиваться в наши. "Живи и жить давай другим" — данному девизу могут без труда следовать те, кто живет по разные стороны четко очерченной границы. В иных случаях не исключена и активно враждебная позиция в отношении друг к другу, каждая из сторон может с негодованием отрицать культуру и обычаи соседей, но при этом уклоняться от прямого конфликта с ними. Природа международного сообщества такова, что за каждое прямое вмешательство приходится расплачиваться дорогой ценой военной мобилизации, нарушения границ и человеческих жертв с обеих сторон.

Вторую из двух названных позиций обычно занимают дипломаты и государственные деятели. Они приемлют логику соблюдения суверенитета, но при этом оказываются неспособны закрывать глаза на тех личностей и на те события, мириться с которыми они не находят возможным. Их долг состоит в том, чтобы вести переговоры с тиранами и убийцами, и (что еще важнее для нашего исследования) они должны уметь согласовать интересы своей страны с интересами стран, в культуре и религии которых преобладают такие реалии, как, например, жестокость, угнетение, женоненавистничество, расизм, рабство и пытки. Пожимая руки тиранам, принимая от них хлеб-соль, дипломаты делают это, так сказать, не снимая перчаток; такого рода контакты не имеют нравственного значения. Иное дело — заключаемые ими договоры: их нравственное значение состоит в их толерантности. Признавая ту или иную страну в качестве суверенного члена международного сообщества, они делают это во имя мира или руководствуясь тем убеждением, что культурно-религиозная реформа должна идти изнутри, быть делом тех, кто живет в данной местности. Они признают их политическую независимость и территориальную целостность — качества, являющие в своей совокупности гораздо более весомую разновидность общинного самоуправления, чем та, что имела место в многонациональных империях.

Дипломатический церемониал и протокол дают нам некоторое представление о формальной стороне толерантности. Эта формальная сторона присутствует, хотя и не столь очевидно, и в нашей частной жизни: ведь нам часто приходится существовать бок о бок с группами, с коими мы не желаем иметь тесных социальных контактов. Задача обеспечения бесконфликтности такого сосуществования выпадает на долю государственных служащих, являющихся своего рода дипломатами в сфере внутренней жизни общества. Разумеется, государственные служащие наделены большими полномочиями, нежели собственно дипломаты; поэтому и обеспечиваемое ими мирное сосуществование носит более обязательный характер, чем то, что имеет место между входящими в состав международного сообщества суверенными государствами.

Но суверенитет также имеет свои пределы, которые наиболее четко обозначены в правовой доктрине гуманитарного вмешательства (humanitarian intervention). В принципе нетерпимыми признаются поступки и обычаи, "возмущающие человеческое сознание" ". Ввиду того, что международное сообщество является слабым режимом, данное утверждение на практике может означать только то, что любое государство, являющееся членом этого сообщества, имеет право прибегнуть к силе, дабы положить конец происходящему в другом государстве — члене сообщества, если речь идет о чем-то поистине ужасном. Принципы политической независимости и территориальной целостности не могут быть убежищем для варварства.

17 0 том, что составляет эти пределы, см. мою дискуссию с Дэвидом Лубаном в кн.: International Ethics / Beitz Ch., Cohen M., Scanlon Т., Simmons A. J. (eds.), Princeton, NJ.: Princeton University Press, 1985, pp. 165—243.

Вместе с тем никто не обязан применять силу; данный режим не обладает институтами, в чьи функции входила бы борьба с разного рода нетерпимыми проявлениями. Даже в случаях наличия факта явной и крупномасштабной жестокости гуманитарное вмешательство является делом полностью добровольным. К примеру, то, что учинили в Камбодже "красные кхмеры", не могло быть терпимо ни с моральной, ни с правовой точек зрения, а так как вьетнамцы все же решились вторгнуться в эту страну и положить конец тому, что в ней творили "красные кхмеры", нетерпимость в отношении последних стала свершившимся фактом. Но столь счастливое совпадение отношения нетерпимости с нетерпимостью как поступком имеет место не часто. Сама по себе гуманитарная нетерпимость, как правило, оказывается фактором, неспособным перевесить риски, сопряженные с интервенцией, а необходимые для осуществления таковой дополнительные побудительные причины — будь то причины геополитические, экономические или идеологические — появляются далеко не всегда.

Сказанным, однако, не исчерпываются те ограничения, которые способен налагать на толерантность суверенитет. Как бы там ни было, нетерпимые типы поведения, практикующиеся внутри некоторых суверенных государств, могут послужить поводом для наложения экономических санкций со стороны одного или же всех членов международного сообщества. Поучительным, хотя и нетипичным примером тому является наложение частичного эмбарго на практикующие апартеид страны Южной Африки. Целям выражения нетерпимого отношения служат также коллективное осуждение, прекращение культурного обмена и активная пропаганда, хотя подобного рода санкции редко оказываются действенными18. Так что можно сказать, что международное сообщество исповедует терпимость из принципиальных соображений, и еще оно бывает толерантным вопреки собственным принципам — вследствие собственной слабости как режима.

Консоциативное (сообщественное) 19 устройство

II

В подобном новообразовании нет ничего невозможного. Успешность объединения наиболее вероятна в случае, если оно произошло до возникновения в рамках отдельных общин сильных националистических движений, до того, как эти общины придут в состояние идеологической мобилизации. Легче всего достичь такого объединения путем переговоров между элитами старых "автономий"; зачастую эти элиты питают истинное уважение друг к другу, они взаимно заинтересованы в стабильности и мире (и, очевидно, в сохранении собственного авторитета) и готовы разделить между собой власть. Но последующая судьба выработанных элитами договоренностей, содержание которых отражает размер и экономическую силу объединенных сообществ, находится в зависимости от того, насколько стабильна их социальная база. Можно сказать, что характер кон-социативного устройства зависит от того, строится ли оно на принципе конституционно ограниченного господства одной из сторон или на принципе приблизительного равенства сторон. Именно на основе названных принципов и происходит распределение должностей, установление квот на заполнение государственных учреждений и расходование общественных фондов. Там, где данным принципам отдают должное, все социальные группы пребывают в относительной безопасности, сохраняют собственные обычаи — возможно, даже собственные законы — и имеют право говорить на своем языке не только дома, но и в общественных местах. Старые устои остаются незыблемыми.

Именно страх разрушения устоев способен подорвать консоциативное устройство. Социальные или демографические перемены, так сказать, смещают центр тяжести, нарушают равновесие размера и силы, грозят разрушить существующий стереотип господства или равенства, подрывают прежние установления. Внезапно какая-то из сил начинает казаться опасной всем другим силам. Взаимная терпимость зиждется на вере — и не столько в добрую волю друг друга, сколько в институциональные гарантии, призванные защитить нас от воздействий злой воли других. Но в данной ситуации подобные институциональные гарантии исчезают, и возникшее в результате чувство незащищенности делает невозможной терпимость. Живя рядом с кем-то, кто представляет для меня опасность, я не могу относиться к нему толерантно. Чего боюсь я? Того, что консоциативное устройство превратится в обычное национальное государство, в котором сам я окажусь в составе меньшинства и мне придется надеяться на толерантное отношение к себе со стороны моих бывших союзников, которые теперь уже не будут нуждаться в моей толерантности. Ярким примером столь печального конца консоциативного устройства является Ливан, судьба которого пошла как раз по описанному выше пути. Правда, в Ливане имело место нечто большее, чем чисто социальные перемены. В принципе, новая демографическая обстановка в Ливане или новая экономика должны были привести к отрицанию там старых устоев, к простому перераспределению должностей и общественных фондов. Но сопутствовавшая этим переменам идеологическая трансформация превратила все это в труднодостижимые цели. Националистическо-религиозные страсти и их неизбежные спутники — недоверие и страх — превратили процесс передела в гражданскую войну (и поставили Сирию в положение миротворца имперского толка). Вышеописанное наглядно показывает, что конфедерация является доидеологическим режимом. Национализм и религия не исключают терпимости, и в этом случае наиболее предпочтительной, с моральной точки зрения, формой реализации толерантности способно стать консоциативное устройство. Однако на практике наиболее вероятным из толерантных режимов является в настоящее время национальное государство — режим, при котором формирование общественной жизни и реализация толерантности в отношении национально-религиозных меньшинств приходятся на долю какой-то одной, а не двух-трех групп, каждая из которых борется за собственное место под солнцем, толерантно относясь к остальным.