Одиночество

1.

Рука жутко саднила. Вот уже второй день она не даёт забыть о себе в самом неприятном месте – в центре ладони. Наконец, я смог поменять бинты, и улицезрел незажившую, но, слава Богу, не гноящуюся рану. Перекись сильно зашипела и запенилась, жестоко прокалывая рубец вновь и вновь, будто та самая злая ветка снова и снова протыкала мне руку. Приходилось терпеть, сжимая зубы. К счастью, со мной рядом всё время был Газ, который и в этот раз с энтузиазмом пришёл мне на помощь.

Перевязкой мы занялись как раз когда вышли из города. Мы были далеко не одни. В середине дня на прогулку вдоль побережья отправилось много желающих прекрасно провести время и развеяться. А нам было не до этого. Предстоял долгий путь, который, по словам Газа, мог продлиться с неделю. Верить в это не хотелось, но Газ сейчас пребывал в плохом расположении духа, и расспрашивать его я не стал.

Трудно было понять, что он держал в себе. Я плохо представлял, какие душевные муки он испытывает, переживая потерю родителей. Я знал, что не смогу понять его, ведь в тот момент, когда я должен поддерживать его, всё шло не так. И я боялся, потому что знал, что рано или поздно он не сможет сдержать свои эмоции, но ещё больше пугало то, что я никак не смогу помочь другу. Как я не старался начать разговор, я боялся сделать неправильный шаг, и мучился сам. Мне не хотелось обидеть друга своей хладнокровностью, но, зная его характер, надоедать ему было нельзя. И я пребывал в замешательстве и смущении. К тому же, не смотря на проделанный огромный путь, предстоящее путешествие меня очень пугало. Неужели, неделя? Одни, в лесу? Тяжело было с этим смириться, и, не смотря на припекающее солнышко, что освещало побережье своими яркими лучами, ноги мои холодели и немного тряслись от того, что я начал представлять себе. Какие только мысли не лезли мне в голову! Наверное, всё, что произошло со мной в последнее время, даёт о себе знать. Ведь даже ночью, ложась спать, я вспоминаю всё самое плохое, что случилось недавно. Погони, споры, драка… Страх… Наверное, всё катится к чёрту…

- ***, ***! – обращался ко мне Газ, пока я задумчиво шёл позади.

Я взглянул на товарища, ещё не покинутый мыслями, и даже не ответил ему. Немножко замявшись, Газ сказал:

- Я понимаю, что моё состояние очень… пагубно влияет на обстановку…

Я продолжал идти следом, и даже когда Газ посмотрел на меня на ходу, моё лицо не изменило своей растерянности. Я лишь вопросительно взглянул на него, ожидая чего-то.

- Так продолжаться больше не может, - друг остановился. – Путь нам предстоит нелёгкий, и я знаю, как это угнетает, так что я не хочу, чтобы ты переживал за меня. У тебя и своих проблем по горло.

- Ты прав, я в замешательстве, - ответил я. В голове проскочила мысль сказать: «Я боюсь», но достоинство ли, эгоизм, или что-то ещё не позволило.

- Не нужно замешательства. Об этом я и хочу тебя попросить, – сказал Газ, положив мне руки на плечи и взглянув мне в глаза. – Перестань обдумывать произошедшее! Ещё вчера это могло помочь тебе, - продолжал говорить Газ, медленно и чётко смакуя слова, чтобы выглядеть как можно убедительнее, - но только не сегодня, уже нет! Выбор сделан, ставки поставлены… Игра началась.

Я молча слушал друга, но смотреть в глаза ему не мог.

- Пойми, уже ничего не изменишь! Думать слишком поздно, теперь всё будет по-другому. Понимаешь, не всё можно предугадать в этой жизни! Тебе не будет всегда так везти, как раньше. Поэтому, прошу тебя, не терзай себя мыслями и сомнениями, они уже не к чему! Думай не о том, как правильно жить, а о том, как стать сильнее. Н..., - друг запнулся и продолжил. – Нравственность уже не поможет. Просто пойми и подумай, - сказал Газ, развернулся и замолчал.

Движение возобновилось. Стало не по себе. После слов друга мне действительно было страшно. Газ становился всё более странным. Стало весьма понятно, что он действительно хотел успокоить меня. Я бы на его месте поступил бы точно так же. Газ знал меня и видел насквозь и понимал, что только вопросы о выборе, неизвестности и душевных переживаниях доставляют мне настоящую боль. И он хотел огородить меня от них. Но в его словах было что-то категоричное, то, что переступило черту не только моего понимания, но и облика моего друга. Он был уже не таким прежним Газом, которого я знал. Но что-то, что-то говорило во мне, что это он, не тот он, которого я знал, а он, настоящий Газ, который скрывается за задумчивостью и молчаливостью. Это та эмоциональная личность, которая стала пробуждаться, вскрывая сухую скорлупу своей оболочки. И я не мог выполнить просьбы моего товарища. Я думал. Думал и думал. Он ведь знал, что я не смогу выполнить его просьбу, знал, но попросил меня. Почему? Может, Газ сильно нервничает и не хочет хранить молчание и так он пытается высказаться? Он просто не знал, что сказать, и ляпнул что попало? Скорее всего, ибо оставаться спокойным в его положении было просто нереально. Что с этим делать – я не знал. Поэтому, подчиняясь начатому разговору, я захотел узнать, куда мы направляемся, на что Газ предложил мне подробно ответить, когда мы сможем поудобнее устроиться. Нет, он не такой, не мог он говорить необдуманное. Я точно увидел это в его поведении. Он выглядел уверенным и спокойным, когда говорил со мной, а в мелькнувшем взгляде его я увидел, сколь сильно он ждёт от меня впечатления. А оно было произведено.

На этом все разговоры и закончились, что не могло не взвинтить мне нервы ещё больше. Казалось, куда уже больше! Мне нужны были ответы. Что делать с другом? Как найти пропавших Алу и Балто? Куда мы идём и с какой целью? Но ответам неоткуда было взяться. Мы были предоставлены себе самим, своему выбору и свободе, но я не задумывался об этом, я просто шёл следом за Газом, который выглядел довольно лучше, чем я. Как будто и не было этой свободы, не было красоты вокруг, а была лишь массивная спина ведущего, к которой был прикован мой глупый задумчивый взгляд.

Мы ни разу не остановились, ни о чём не говорили. Весь день мы шли по побережью залива, но у нас не было усталости. Но я уверен, что все-таки нас обоих мучило время, неизвестность там, впереди и совесть друг перед другом, что было намного хуже физической усталости. Очень скоро уследил я это чувство в поведении друга. Он всё чаще мельком взирал на меня, взгляд его поостыл, стал грустным и даже пугливым. Мне казалось, я понял всё… Ничто не грызёт больнее совести, ничто сильней не сдерживает нас. Наверное, именно это чувство сплотило нас в этом походе. Нет, это была не дружба, а именно совесть. Не столько дружеское понимание, сколь взаимно-солидарное сочувствие говорило внутри: «Нужно помочь, ему сейчас тяжело!». Но теперь это чувство стало очевидным. Мы уже доказали его действием, и слова остались лишними. Только от этого на душе стало неспокойно. Казалось, что эта солидарность превратилась в обязанность друг перед другом, от чего создавалась неуверенность в её искренности, которая пугала меня. Тогда я думал, что сомнения возникли у Газа по отношению ко мне. Но вскоре появился шанс осознать свою ошибку.

Наверное, судьба не зря даёт нам испытания. Это шанс реализовать то, чего сделать в повседневной жизни мы не можем. Испытания, переворачивающие жизнь с ног на голову, мутят и тот омут, что осел на дне души нашей. Поэтому они так сложны, ведь всё хорошее и плохое, всё, из чего мы сделаны, возноситься в круговороте маленьких песчинок, которые раскручиваются и мутят воду в душах наших. И снова нужно всему найти своё место, вновь взвесить то, чем было устлано дно, и то, чем мы жили раньше. Взвесить и проанализировать. Создание круговорота – есть шанс, а что оставить в душе и что опустить на дно – это выбор. И испытание даёт этот выбор, но только от нас зависит, каким он будет.

Весь день прошёл мельком. Каким бы не был красивым и завораживающим мир вокруг нас, я не мог любоваться им. Я думал и думал. Мы шли по набережной в округе Теллера, по мягкому песку, мы шли по дорогам, которые выходили на берег и вновь пропадали в глубине леса. Долго путь наш лежал по каменистому берегу, который, не смотря на солнце, целый день висевшее у нас над головой, был холодным и непреступным. Каждый камень мешал следующему шагу, каждый раз нога неустойчиво скользила под подошвой. Но когда солнце уже покраснело и приблизилось к горизонту, под ногами уже была влажная болотистая земля. Справа лес поредел и перешёл в холмы, высокие и местами скалистые, а залив резко уходил влево, и там дальше снова возвышались хвойные гиганты.

- Ничего, - нарушил молчание Газ. Его голос эхом разнёсся по холмам и улетел куда-то вглубь материка. – Ещё пара миль, не больше!

Я не стал спрашивать до чего, Газ сам мне ответил:

- Скоро будет деревушка рыбацкая. Там и переночуем.

- А может, туда и Балто с Алу направились?

- Вряд ли, - расстроил меня Газ. – Судя по твоему описанию они пересекли залив, а мы с тобой ещё только половину пути прошли.

- Так, тогда я не понял, зачем нам такой крюк!? – возмутился я, и даже по лицу скользнула яростная испарина.

- Не бойся, я уже давно всё рассчитал. Нам не нужно обходить залив полностью.

- Но мы что, не будем искать Бадто и Алу? Зачем нам отклоняться от маршрута?

- Ну, я же не могу сказать наверняка, куда поплыли наши друзья, верно?

- Верно. Извини, я что-то опять нервничаю.

- Ничего. Тебе не стоит беспокоиться. Алу не пропадёт вместе с отцом, уж поверь мне.

- Как же я хочу на это надеяться! – вырвалось у меня наболевшее.

- Поверь, даже если они переплыли залив и добрались до Шелман-Крика, то нам нет смысла туда идти.

Я предоставил моему товарищу время для объяснений.

- Я почти уверен, что вместе они отправились неспроста, а значит что-то пошло не так. В городе их сразу же нашли бы преступники, поэтому они вряд ли задержаться там. Нет смысла нам отправляться туда. Завтра на рассвете мы направимся в сторону озера Имерек. Оно находится на территории огромного заказника. Хочу надеяться, что туда лапы преступников не дотянулись.

- Стоп, зачем нам идти вглубь континента, зачем идти так далеко?

- Всё расскажу потом.

- А…

- А в деревню надо потому что так надо, - просто чудом прочитал мои мысли Газ.

- Зачем?

- Ну, для того хотя бы, чтобы убедиться, что Балто и Алу не остались там ночевать.

- Ты же говорил…

- Но я же и не говорил, что этого не может быть? Нет ничего невозможного!

Солнце уже село. Атаковали комары, всё вокруг потеряло чёткость в сумерках. Но за время разговора и при приближении к деревне Газ повеселел. Даже я, не смотря на своё ужасное состояние на время забылся и смотрел на чёрное уходящее вдаль море. Хотелось побыстрее прибыть в деревню, ибо Газ посеял в душе моей огромную интригу и ещё большую надежду.

2.

Лес по правую руку всё густел и густел. Чёрные ветви как когтистые лапы свисали с могучих стволов и тут же расплывались в глазах и растворялись в черноте чащи. Мы двигались быстро. Метров на десять вглубь леса уже было ничего не видать. Но тьма эта была спокойная и согревающая. С моря дул прохладный ветерок, а от леса ещё парило дневным теплом лета. Да и нечего было бояться леса. Как бы ветки не тянулись к нам, их колючим иголкам никак было нас не достать. Хотя местами полоса берега сужалась так, что нам с Газом приходилось ступать по воде. Меня почему-то впервые за долгое время покинуло чувство, что за нами кто-то следит. Не было этих глаз, которые смотрели на меня из чащи и строили козни по наши души. А когда ветерок стал теплее, то на душе совсем стало спокойно. Казалось, что сама Матушка-Природа успокаивала меня и желала мне всего наилучшего. Но вскоре мне показалось, что ветер потеплел не просто так. Впереди была деревня. Запах дыма и уютного очага разносился по всей округе. Очень скоро показались тусклые огоньки мерцающего пламени. Создалось ощущение, что большое кострище согревало всё вокруг, и даже касалось наших душ. Хотелось поспешить. Уставшие и голодные, мы с Газом должны были попасть туда, где заморившиеся рыбаки травили свои байки, туда, где посвистывают и потрескивают накалившиеся угольки, туда, где после заката солнца ещё не всё засыпает и кажется, что больше ничего не нужно на свете.

И вот мы преодолели этот путь. Ноги жутко ныли, хотелось завалиться около костра и не вставать больше, но спать, не смотря на жуткую усталость, совершенно не хотелось. Хотелось обсудить всё то, чем так заинтриговал меня Газ.

Когда мы вошли в деревню, то, к моему удивлению, действительно застали рыбаков, развалившихся вокруг костра. Кругом пахло рыбой. Не удивительно – везде, куда ни глянь, висела сушёная рыба: на стенах домов, нанизанная на широкую верёвку, рядом с постиранным бельём, что висело на бечёвке, свежая рыба лежала на специальных длинных столах, висела над ними и под ними. То, что Газ называл деревней, представляло собой собрание из штук пятнадцати домов. Все они стояли на сваях и вообще выглядели странно. В них было что-то дикое, неопрятное, хлипкое. Казалось, что стоит только ударить по стене, как дом сложится. Но нет, на удивление даже ни одна ступенька под ногами не скрипнула, когда мы с Газом поднялись в первый дом, чтобы попроситься переночевать.

Дверь нам открыла пожилая женщина-эскимоска. На её старом морщинистом вытянутом лице не было никакого удивления при встречи с двумя молодыми незнакомцами. Газ попросился переночевать, но тщетно. Нам спокойно ответили «Нет, извините!» и закрыли перед носом двери.

- Нда уж, гостеприимно! – заметил Газ, но ничуть не был этим расстроен.

- Думаю, мужики-то нас лучше поймут, - заметил я.

- Согласен.

Мы подошли к широкому кострищу. Оно располагалось совсем недалеко от берега. Вокруг костра собралась уютная мужская компания. Их было семеро, пятеро эскимосов и двое белых, молодёжи среди них не было. Разговор у них шёл вяло, а когда мы подошли, то все разом замолкли.

- Доброй ночи! – обратился я, подходя. Все семеро обернулись в нашу сторону.

- А вы кто такие будете? – спросил меня белый седой мужчина, сидевший перед костром на коленях лицом к нам.

- Да не здешние мы, - решил я взять инициативу на себя.

- Знаем мы вас, не здешние! – хотел прошептать один, лёжа на боку, но закашлялся, от чего все слова его были нами услышаны.

- И какой чёт вас сюда приволок? – спросил тот, что на коленях.

- Дело у нас, - грубым голосом заявил Газ.

- Знаем мы ваши дела, - уже намеренно вслух прохрипел лежащий и снова закашлялся.

- А не пошли бы вы с вашими делами! Век не платили и сейчас платить не будем! – вспылил один, приподнявшись на коленях и махнув твёрдо рукою, кажется, самый младший из всех.

- Угомонись! – вальяжно протянул самый старый, эскимос, сидевший дальше всего от нас с Газом. Мы с другом так и стояли, внимая столь «тёплому» приёму.

- Ну ничего, найдётся же на вас управа! – пробубнил один себе под нос, но не осмеливаясь поднять на нас глаза. Он так и сидел, согнув ноги и положив руки на колени.

- Ух, шли бы вы, подобру-поздорову! – грозил нам ещё один кулаком.

Секунд на двадцать поднялся шум, пока я, будучи весь на нервах, не сорвался:

- Какая, к чёртовой матери, управа? Какие деньги? На кой Вы, уважаемые, простите, мне сдались? – говорил я спокойно, повышая тон только тогда, когда кто-то хотел меня перебить.

Наконец, все замолкли.

- Мы путники и путь наш не близкий. У нас свои дела и в Ваши лезть я не намерен.

Молчание было нехорошим. Кажется, я переборщил.

- Нам бы это, переночевать, - с неловкостью вступил в разговор Газ, но грубости голоса своего не изменил.

- Негде нам вас расположить, - ответил тот самый седой, что начал разговор. – Самим бы при жилье остаться!

- А в чём беда-то? – поинтересовался Газ.

- У вас свои дела, а у нас свои, не так ли? – обратился ко мне седой.

- Именно! – с надменным спокойствием ответил я ему в глаза. – Спокойной вам ночи!

Мы ушли вглубь деревни, и никто перед нами не извинился. Кроме нескольких домов на самом берегу, (в один из которых мы постучались ранее), было ещё чуть больше десятка таких же домиков на сваях. Они тесно расположились вокруг центральной площади , скрывая за собой свои участки, почти не отгороженные заборами. А за ними был непроглядный тёмный лес. На широкой и просторной площади располагалось широченное кострище, гораздо больше того, что было на берегу, а вокруг стояли те самые столы с рыбой. Всё кругом располагалось так безалаберно и хаотично, что кроме домов, стоящих вокруг площади, ничто не выглядело рациональным. Странное место да и только! Место странное и люди странные.

Однако осматриваться нам долго не пришлось. Откуда не возьмись закапал дождик. Сельчане начали расходиться по домам, бросив кострище догорать. Мы же с Газом пересекли площадь полностью и увидели дорогу, ведущую через лес.

- Туда завтра пойдём, - указал на неё Газ. – А ты смотри, смотри, на засовы с замками позапирались, - кивнул Газ в сторону домов, за дверьми которых весело бренчали замки. – Что за люди?

- Да не в людях тут дело…

- Тоже заметил? Странно всё это… Однако, скоро совсем распузырится, - заметил Газ, пошли вон там устроимся!

Друг указал на дом. На дверях висел огромный замок, хозяев, видимо, сейчас здесь не было. Под домом среди свай были наставлены груды ящиков. Мы поснимали рюкзаки и покидали их под дом. Дождь действительно становился сильнее. Залезть было некуда, и нам пришлось быстро, но тихо и аккуратно переставить коробки. Судя по запаху и весу, они доверху были набиты солёной рыбой. Благо ящики были крепкие и герметичные, поэтому они почти не пахли, но были очень тяжёлыми. Наставив как можно больше ящиков под самый край нависавшего дома, мы расчистили себе небольшую площадку для сна. Наконец-то можно было разложиться, поесть и поговорить.

- Ты молодец, что сорвался, - начал Газ. – Так будет лучше.

Но меня очень волновало моё поведение.

- Хм, странно всё это, очень странно… - сказал Газ и, жуя кусок хлеба с мясом, уставился на дождь, который превратился в ливень.

- Так, вот мы здесь, сидим на земле, благо что не под дождём. Ты говорил, что нам нужно в деревню, зачем?

- Ну, во-первых, мы убедились, что ни Балто ни Алу здесь нет, и вряд ли бы им позволили скрываться здесь, ты сам видишь, – кивнул Газ в сторону костра. - А во-вторых, - Газ снова посмотрел на дождь. – Когда-то с отцом я бывал здесь. Я был совсем ещё маленьким. В заказнике, в который мы сейчас направляемся, отец проработал чуть больше года. А сюда мы часто приезжали рыбачить по этой дороге, - Газ указал на дорогу, по которой нам завтра предстояло отправиться в путь. – В том доме, в который я постучался, мы всегда останавливались на ночлег. Там жили другие, добрые люди. Всё сейчас по-другому, никого из тех, кто был здесь, не осталось в деревне.

Я примолк и перестал жевать, слушая друга.

- Мы не сразу осели в Номе. Времена были тяжёлые, сам знаешь. Вот и метались по всей Аляске, - Газ замолчал и дал мне этим молчанием понять, что я могу говорить.

- Так, может, расскажешь мне, куда мы идём?

- А идём мы, мой дорогой друг, как два маленьких хоббита, прямо в Мордор к Роковой горе.

- Значит, ты знаешь, где можно найти преступников?

Газ наклонился ко мне поближе и со сверкающими глазами ответил:

- Да я знаю о них всё! Я знаю, где их база, где их оплот, понимаешь? Центр, из которого они координируют все свои действия. Это огромная система! От центра во все стороны направляются сети, везде в округе! Их больше, чем ты думаешь! В каждом городишке, в каждой деревеньке может оказаться по одному из них, поэтому мы должны быть крайне осторожны! То, что мы пришли сегодня в деревню, это большой риск, чтобы не случилось, постараемся так больше не делать, договорились? Я просто думал, что встречу здесь тех самых знакомых из детства, а они уж нас скоординируют. Но я ухожу от дела, - Газ вёл себя очень странно. Он эмоционально размахивал руками и сильно восклицал, что было на него не похоже. А глаза… Глаза его горели каким-то страстным удовлетворением от того, что он был на шаг впереди. – Так вот, - продолжал он. – В любой момент сорваться и покинуть место временного проживания может каждый из преступников. У них нет больше ни единого постоянного лагеря, кроме одного, которого им нет смысла покидать. Их там просто некому ловить! Поэтому это единственный оплот, связывающий их всех, и если его разрушить, то можно порвать все остальные связи, с любыми городами!

- Ты совсем спятил? – удивился я наивным словам товарища. – Ты что, предлагаешь голыми руками, в одиночку разрушить лагерь преступников, которых может быть сотни?

- Конечно же нет! – обидчиво воскликнул Газ. – Но мы можем узнать о них всё, смотри! – Газ повернулся и извлёк из своего рюкзака не очень маленький, но и не очень большой бинокль.

- Ты думаешь, что это путешествие имеет смысл? – усомнился я, хотя точно знал, что должен идти дальше. Ради Алу.

- Конечно! А ещё знаю, что Балто непременно направляется именно туда! Он знает об этом месте и не может ошибиться.

- Откуда ты всё это знаешь?

- Да это не важно! Важно, что мы сможем найти Балто и Алу, и вместе с ними найти ответы на все наши вопросы.

- По-моему, ты слишком самоуверен. Ты сам мне говорил, что теперь ничего предугадать нельзя. Да и вообще всё в любой момент может рухнуть в тартарары!

- Ты прав. Не могу не согласиться, но поверь мне, то, что есть у нас здесь, – Газ указал на нагрудный карман своей куртки, в котором лежали какие-то бумаги. - И здесь, - он приставил согнутый палец к виску. – У меня вот здесь! – постучал он пальцем по виску. – Даёт нам право сделать первый ход, даже походить два раза подряд! Игра началась!

Я понял, что спорить не нужно. Нет смысла. «Он повёрнутый» - сказало что-то внутри меня.

- Ладно, я тебя понял, мне надо всё обдумать.

- Конечно! – согласился он.

- Давай ляжем спать, а завтра, на свежую голову, ты всё мне подробнее расскажешь, хорошо?

-Ну… Хорошо, - ответил Газ удивлённо и немного обиженно, как бы говоря: «Ну надо, так надо!».

Как бы я не пытался придти в чувства, я не мог. Мой внутренний голос уверенно твердил мне: «Мой друг слетел с катушек!». Ну как так-то? Только что, пару минут назад он был тем самым Газом, которого я знал, а теперь… Нет, дело не в его словах. Он предлагал мне авантюру не более опасную, чем наша вылазка в администрацию, чем вызволение Коди. Просто… он стал другим. Может, последние события изменили его? Или же нет? Может, это и есть настоящий Газ? Просто что-то сломало его флегматичную оболочку и показало нам его истинный облик? Не знаю. Не знаю, что и думать и что с этим делать не знаю. Казалось бы, другой на моём месте отнёсся к этому спокойно, но не я. Я знаю Газа, или… знал того самого Газа. Он не такой, поэтому мне кажется, что всё дело в нервах. Ох, как бы он не натворил лишних глупостей. Сейчас, когда друг в таком состоянии, и когда ситуация накалилась… я не знаю, что с ним делать!

Я так и рассуждал, сжавшись в комок и уставившись в стоящие передо мной ящики. Прислушался. Друг уже вовсю посапывал, пребывая в полном спокойствии. А мне не спалось. Спать очень хотелось, но уснуть я не мог.

Я привстал и огляделся. Друг мой лежал на спине, подложив под голову руки, и безмятежно спал и, как мне показалось, даже немного улыбался. Я сел и уставился на дождь. Мне было холодно, зябко и сыро. Но на душе – ещё хуже.

Скверно. Наверное, я всё воспринимаю близко к сердцу. Может, нужно прислушаться к словам Газа? Возможно, он прав - мне не стоит думать. Мне нужно делать. Мне нужно действовать. Только как, как? Что я могу? Ничего. Я бессилен. Я не знаю, куда двигаться дальше. Я не знаю, как правильно поступить. Что будет с нами, когда мы дойдём? Что будет с нами завтра? Через час? Я не знаю.

А время шло. Два часа ночи. Дождь не прекращая лил, и мне становилось всё холоднее и страшнее. Казалось, что дальше нельзя. Надо вернуть прошлый день и начать всё сначала! Но это невозможно. Нет пути назад. Нет и неоткуда ему взяться! Меня держала преданность к моим друзьям, к Алу и Балто, которых я должен был найти, к Газу, которому очень нужна моя помощь. Но мне казалось, что у меня не было сил двигаться дальше. По щеке пролилась одинокая слеза отчаяния, и я понял, что нужно ложиться спать. Нет, я не должен был допускать паники, не должен! Всё, хватит этой меланхолии! Я высказал себе всё, что мог, я пожалел себя, хватит! Я не должен быть эгоистом! Я был им раньше, там, в России, у себя на родине, и сейчас я им остался. Тряпка! Всё, достаточно, это не стоит моих нервов!

Я лёг спать, но всё равно всплакнул о себе, как тот самый эгоист, которым я был. Я ещё не знал, что утром я проснусь уже другим.

[1] Антропоморфизм – одна из форм анимизма, присвоение психических качеств, присущих человеку, другим созданиям (животным, предметам и т.д.) (Анимизм – свойственен первобытным народам; представление о существовании духа, души у каждой вещи.). В данном произведении под словом «антропоморфный» предполагается наделение животных разумом, прямохождением, речью, душой, не отличной от человеческой эмоционально, но более чистой в моральном плане. В произведении, их нужно приравнивать к человеку, а не к животным, ибо физиология их – не более, чем признак расы у человека, и никакими душевными и умственными качествами антропоморфы не обделены.

[2] Я не говорю о персонажах рассказа, о себе и своих знакомых, но всё же, наверное, я знаю таких людей, на которых держится мировая этика и порядок. В них есть совершенство и интеллект, ум и доброта, которую они несут окружающим, которые, в большинстве своём, не видят этого и отвергают. Я надеюсь, что читатель поймёт меня.

[3] Кто всё поймёт, тот всё и простит (франц.)