ОТМЫВАНИЕ ДЕНЕГ САУДОВСКОЙ АРАВИИ

В 1974 году дипломат из Саудовской Аравии показал мне фотографии Эр-Рияда, столицы страны. На одной из фотографий я увидел стадо коз, бродивших среди мусорных куч рядом с правительственным зданием. Я поинтересовался, что это за козы; ответ шокировал меня. Он сказал, что это была главная система очистки города.

- Ни один уважающий себя саудовец никогда не станет собирать отходы, - сказал он. - Это делают животные.

Козы! В столице крупнейшего нефтедобывающего королевства мира! Я не мог в это поверить.

В то время я работал в составе группы консультантов. Нашей задачей было выработать пути разрешения нефтяного кризиса. Эти козы навели меня на мысль о том, как можно было бы разрешить поставленную задачу с учетом специфики развития страны в предыдущие три столетия.

История Саудовской Аравии наполнена насилием и религиозным фанатизмом. В XVIII веке Мохаммед ибн Сауд, местный военачальник, объединил силы с фундаменталистами из ультраконсервативной секты ваххабитов. Это был могущественный союз, и в течение последующих двухсот лет семья Сауда и его ваххабитские союзники завоевали большую часть Аравийского полуострова, включая важнейшие мусульманские святыни, Мекку и Медину.

Саудовское общество отражало пуританский идеализм своих основателей. Насаждалось строгое толкование Корана. Религиозная полиция следила за неукоснительным соблюдением предписания о пятикратной молитве. Женщины должны были быть закутаны с головы до ног. Преступники сурово наказывались. Обычными были публичные казни и забивание камнями. Я поразился, когда в мой первый приезд в Эр-Рияд водитель сказал, что можно оставить камеру, дипломат и даже бумажник на сиденье в незапертой машине, припаркованной около рынка.

- Здесь никому не придет в голову воровать, - сказал он. - Ворам отрубают руки.

В тот же день он спросил меня, не хочу ли я пойти на так называемую площадь Усекновения посмотреть, как будут отрубать голову преступнику. Приверженность ваххабизма тому, что в нашем понимании является высшим пуританством, помогла избавиться от уличных воров. Она требовала жесточайшей формы физического наказания для нарушителей закона. Я отклонил предложение.

Саудовский взгляд на религию как на важнейший элемент политики и экономики внес свой вклад в установление нефтяного эмбарго, которое потрясло весь западный мир. 6 октября 1973 года (это был Йом Киппур, наиболее священный из еврейских праздников) Египет и Сирия одновременно атаковали Израиль. Это было начало Октябрьской войны - четвертой и наиболее разрушительной из арабо-израильских войн. Война имела важнейшие для всего мира последствия. Египетский президент Садат оказал давление на короля Саудовской Аравии Фейсала, призвав его ответить на сговор Соединенных Штатов с Израилем, используя, по выражению Садата, «нефтяное оружие». 16 октября Иран и пять государств Персидского залива, включая Саудовскую Аравию, объявили о 70-процентном повышении официально объявленной цены на нефть.

На встрече в Эль-Кувейте арабские нефтяные министры обсудили дальнейшие шаги. Представитель Ирака яростно выступал за то, чтобы объединить усилия против Соединенных Штатов. Он призвал делегатов национализировать все американские частные предприятия на территории арабских стран, наложить полное эмбарго на поставки нефти в США и страны, дружественные Израилю, отозвать арабские деньги из всех американских банков. Он подчеркнул, что на арабских счетах имеются значительные средства и что такая акция может вызвать панику, сопоставимую с кризисом 1929 года.

Остальные арабские министры воспротивились такому радикальному плану, однако 17 октября все-таки решили наложить ограниченное эмбарго, с уменьшением поставок нефти на 5 процентов, а затем еще на пять ежемесячно, пока арабские страны не достигнут своих политических целей. Они согласились, что Соединенные Штаты должны быть наказаны за свою произраильскую политику и, следовательно, необходимо ввести на поставки нефти строжайшее эмбарго.

Некоторые из присутствовавших стран объявили, что они сократят поставки на 10, а не на 5 процентов.

19 октября президент Никсон запросил у конгресса 2,2 миллиарда долларов на помощь Израилю. На следующий день Саудовская Аравия и другие арабские нефтедобывающие страны наложили полное эмбарго на все поставки нефти в США¹.

Нефтяное эмбарго было снято 18 марта 1974 года. Продолжалось оно недолго, но имело важнейшие последствия. Продажная цена саудовской нефти подскочила от 1,39 доллара за баррель на 1 января 1970 года до 8,32 доллара на 1 января 1974 года². Политики никогда не забудут уроков, усвоенных в начале и середине семидесятых. В конечном итоге травма, полученная в эти несколько месяцев, привела к укреплению корпоратократии: три ее столпа - крупные корпорации, международные банки и правительство - сплотились, как никогда раньше. И это сплочение сохраняется.

Эмбарго привело также к значительным изменениям в политике. Уолл-стрит и Вашингтон были убеждены, что больше никогда не потерпят такого. Защита наших нефтяных запасов всегда была приоритетом; после 1973 года она стала одержимостью. Эмбарго повысило статус Саудовской Аравии как игрока в международной политике и заставило Вашингтон признать стратегическую важность королевства для нашей экономики. Больше того, оно вдохновило американскую корпоратократию на поиски методов перекачки нефтедолларов обратно в Америку. Помимо этого, корпоратократия осознала тот факт, что в саудовском правительстве не было административных структур и учреждений, способных должным образом управлять стремительно растущим богатством страны.

Для Саудовской Аравии дополнительные доходы, полученные в результате взлетевших цен, явились палкой о двух концах. Конечно, они наполнили государственную казну, но и привели к подрыву части строгих религиозных установлений ваххабитов. Состоятельные саудовцы ездили по миру. Они обучались в университетах Европы и США. Они покупали дорогие машины и обставляли дома в западном стиле. Консервативные религиозные верования были заменены новой формой материализма, и именно этот материализм и являлся решением проблемы возможного нефтяного кризиса.

Почти сразу после снятия эмбарго США начали переговоры с Саудовской Аравией, предлагая ей техническую поддержку, военную технику и обучение, а также возможность ввести страну в XX век - в обмен на нефтедоллары и, что более важно, на заверения, что эмбарго больше не повторится никогда. В результате переговоров была создана в высшей степени необычная структура - Совместная экономическая комиссия США и Саудовской Аравии, известная как ЛЕСОК. Она воплощала новаторскую концепцию, противоположную традиционным программам иностранной помощи: она строилась на том, что на деньги Саудовской Аравии нанимались американские фирмы для работы в этой стране.

Хотя общее руководство и финансовая ответственность возлагались на министерство финансов США, эта комиссия была в очень высокой степени независимой. В конечном итоге за двадцать пять лет они потратили миллиарды долларов, не имея при этом какого бы то ни было контроля со стороны конгресса. Поскольку речь не шла об использовании средств США, конгресс не имел права участвовать в этом деле, несмотря на роль, отведенную министерству финансов. Тщательно изучив деятельность ЛЕСОК, Дэвид Холден и Ричард Джонс сделали вывод: «Это было наиболее далеко идущее соглашение подобного рода, когда-либо заключенное Соединенными Штатами с развивающейся страной. В нем была заложена возможность для США глубоко внедриться в королевство, укрепляя концепцию взаимной зависимости»³.

Еще на начальной стадии процесса министерство финансов США пригласило МЕЙН в качестве консультанта. Мне сказали, что моя работа будет иметь важнейшее значение и все, что я сделаю и узнаю, должно расцениваться как исключительно конфиденциальная информация. Глядя на происходящее, я все более воспринимал это как какую-то секретную операцию. Все было сделано таким образом, что я в то время считал МЕЙН ведущим консультантом в этом процессе; только позже я узнал, что помимо МЕЙН в качестве консультантов были приглашены и другие организации.

Поскольку все делалось в обстановке строжайшей секретности, я не был посвящен в то, о чем министерство говорило с другими консультантами, и, соответственно, не могу сегодня быть уверен в моей реальной роли в этой сделке, важной с точки зрения создания прецедента. Однако я точно знаю, что это соглашение установило новые стандарты для ЭУ и открыло новые пути, альтернативные существовавшим традиционным подходам к продвижению интересов империи. Я также знаю, что большая часть сценариев, разработанных на основе моих исследований, в конечном итоге были воплощены в жизнь, что МЕЙН получила один из крупнейших - и исключительно прибыльный - контракт в Саудовской Аравии и что я в тот год получил солидную премию.

Моя работа заключалась в том, чтобы разработать прогноз того, что произойдет в Саудовской Аравии при инвестировании в ее инфраструктуру значительных средств, а также наметить варианты вложения этих средств. Короче говоря, меня попросили проявить как можно больше изобретательности в том, чтобы обосновать вброс сотен миллионов долларов в экономику Саудовской Аравии, обусловив эти вливания использованием американских строительных и инженерных компаний. Мне поручили сделать это самостоятельно, не полагаясь на помощь своих сотрудников. Я уединился в небольшой комнате, находившейся несколькими этажами выше моего отдела. Меня предупредили, что моя работа, во-первых, относилась к национальной безопасности и, во-вторых, сулила значительную прибыль для МЕЙН.

Конечно, я понимал, что главная цель в данном случае отличалась от обычной: надо было не обременить страну долгом, который она никогда не сможет вернуть, а сделать так, чтобы значительное количество нефтедолларов вернулось обратно в Соединенные Штаты. При этом страна будет уже затянута в ловушку, наша экономика переплетется с их экономикой, сделав ее зависимой от нашей. Скорее всего, страна станет более европеизированной и, соответственно, более благожелательной по отношению к нам, интегрируясь в нашу систему.

Начав работу, я понял, что козы, бродившие по улицам Эр-Рияда, были символическим ключом; это был больной вопрос для саудовцев, путешествовавших по всему миру. Эти козы как будто сами просили заменить их чем-то более приличествующим этому пустынному королевству, страстно желавшему войти в современный мир. Я знал, что экономисты ОПЕК подчеркивали необходимость для нефтедобывающих стран повышать уровень переработки добываемой нефти. Экономисты призывали не ограничиваться экспортом сырой нефти, а развивать собственную промышленность, использовать нефть для производства на ее основе продукции, которую они могли бы продавать по более высокой цене, чем сырую нефть.

Осознание этих двух фактов привело меня к разработке выгодной для всех стратегии. Козы были, конечно, просто отправной точкой. На доходы от продаж нефти можно было нанять американские фирмы, которые могли бы заменить коз самыми современными системами сбора и переработки мусора, и тогда саудовцы могли бы гордиться этой новейшей технологией.

Для меня козы стали одной частью уравнения, применимого практически к любому сектору экономики королевства, формулой успеха в глазах королевской семьи, министерства финансов США и моих боссов в МЕЙН. Согласно этой формуле, деньги шли на создание промышленного сектора для переработки сырой нефти в готовую продукцию для экспорта. В пустыне вырастут огромные нефтехимические комплексы, окруженные технопарками. Естественно, реализация этого плана требовала строительства электростанций мощностью несколько тысяч мегаватт, линий передачи и распределения энергии, автомагистралей, трубопроводов, коммуникационных сетей, транспортных систем, включая новые аэропорты, модернизированные морские порты. Потребуется целый ряд обслуживающих отраслей, а также инфраструктура, которая бы заставила вертеться все шестеренки этого механизма.

Мы все очень надеялись, что этот план станет моделью, демонстрирующей остальному миру, как и что надо делать. Путешествующие по всему свету саудовцы будут возносить нам хвалы; они будут приглашать лидеров из других стран посетить Саудовскую Аравию и посмотреть своими глазами на свершившееся чудо. Эти лидеры, в свою очередь, обратятся к нам, чтобы мы помогли им разработать аналогичные проекты для их стран; при этом в большинстве случаев эти страны (не члены ОПЕК) будут использовать Всемирный банк или другие варианты финансирования, вовлекающие их в долги во благо глобальной империи.

Разрабатывая эти идеи, я думал о козах, и слова моего водителя постоянно звучали у меня в ушах: «Ни один уважающий себя саудовец не станет собирать мусор». Я слышал эту мысль неоднократно, во многих различных контекстах. Было очевидно, что саудовцы не намерены использовать своих людей в качестве прислуги, будь то рабочие на заводах или на стройке. Во- первых, их было для этого слишком мало. Кроме того, правящий королевский дом Сауда дал понять, что собирается обеспечить своим людям уровень образования и жизни, которые избавят их от физического труда. Саудовцы могли управлять остальными, но у них не было ни желания, ни побуждающих мотивов к тому, чтобы самим работать на заводе или стройке. Соответственно, придется импортировать рабочую силу из других стран, где она стоит дешево и люди нуждаются в работе. Желательно, чтобы рабочая сила поставлялась из других ближневосточных стран или исламских государств, таких, как Египет, Палестина, Пакистан и Йемен.

Эта перспектива открывала дополнительные возможности для строительства. Для рабочих придется строить гигантские жилые комплексы, магазины, больницы, пожарные станции, полицейские участки, заводы по очистке воды и переработке сточных вод, электрические, коммуникационные и транспортные сети. Фактически, все это в итоге могло вырасти в современные города на том месте, где некогда была пустыня. Здесь также открывались возможности использовать новейшие технологии - например, опреснительные заводы, микроволновые системы, больничные комплексы, компьютерные технологии.

Саудовская Аравия была осуществлением мечты любого планировщика и воплощением фантазий тех, кто работал в инженерном или строительном бизнесе. Она представляла собой экономическую возможность, не имевшую равных в истории: неразвитая страна с буквально неограниченными финансовыми возможностями и желанием немедленно войти в современный век.

Должен сказать, что я наслаждался этой работой. Ни в Саудовской Аравии, ни в Бостонской публичной библиотеке, ни в других местах не было основательных и надежных данных, кото- рые бы оправдывали использование эконометрических моделей в данном случае. Фактически, размах работы - полная и немедленная трансформация всей страны в невиданных прежде размерах - означал, что, даже если бы такие исторические данные и существовали, в данном случае они были бы неприложимы.

Никто, собственно, и не ждал подобного количественного анализа, во всяком случае на этой стадии игры. Я просто включил воображение и писал отчеты, в которых предсказывал великолепное будущее королевства. У меня были лишь приблизительные данные для расчетов таких показателей, как стоимость мегаватта электричества, мили дороги или потребность в воде, канализации, размещении, пище и услугах на одного рабочего. От меня не требовалось детализировать эти подсчеты или делать окончательные выводы. В мою задачу входило просто составить план (точнее было бы сказать «видение») того, что было бы возможным, и дать приблизительные подсчеты связанных с этим затрат.

Я все время помнил истинные цели: максимизировать выплаты американским фирмам и сделать Саудовскую Аравию зависимой от Соединенных Штатов. Потребовалось не очень много времени, чтобы понять, что эти две цели были взаимоувязаны. Почти все новые проекты потребуют в будущем постоянного обслуживания и модернизации, а это в силу технической сложности проектов смогут обеспечить только те компании, которые сами их и создавали. Фактически, по ходу работы я стал составлять два списка будущих проектов: один - для инженерных и строительных контрактов, на которые мы могли бы рассчитывать, другой - для долгосрочных соглашений на обслуживание и управление. МЕЙН, «Бектел», «Браун энд Рут», «Халлибертон», «Стоун энд Уэбстер» и многим другим американским подрядчикам предстояло получить неплохую прибыль в последующие десятилетия.

Помимо чисто экономической, была и еще одна уловка, направленная на то, чтобы сделать Саудовскую Аравию зависимой от нас, хотя и совсем другим образом. Модернизация этого нефтяного королевства породит немало враждебных реакций. Например, консервативные мусульмане придут в ярость: Израиль и другие соседние страны буду чувствовать себя под угрозой. Экономическое развитие этой страны могло вызвать появление другой точки приложения сил: безопасность Аравийского полуострова. Частные фирмы, специализирующиеся в этой области, а также оборонная и военная промышленность Соединенных Штатов могли ожидать огромных контрактов и, опять же, долгосрочных контрактов на обслуживание и управление. Их присутствие потребовало бы следующей фазы инженерных и строительных контрактов, включая военные аэропорты, ракетные базы, базы для размещения личного состава, а также инфраструктуру, необходимую для всего этого.

Я посылал свои отчеты в запечатанных конвертах служебной почтой, адресуя их проектному менеджеру министерства финансов. Иногда я встречался с еще несколькими членами нашей команды: вице-президентом МЕЙН и своими руководителями. Поскольку официального названия у проекта, находящегося в стадии исследований и разработки, не было и он пока не был частью СОК, между собой - и шепотом - мы называли его ЗАМА. Для посвященных эта аббревиатура расшифровывалась примерно следующим образом: «операция по отмыванию денег Саудовской Аравии». На самом деле это была своего рода «фига в кармане» и одновременно игра слов: центральный банк королевства носил название «Валютное агентство Саудовской Аравии», в английской аббревиатуре ЗАМА.

Иногда к нам приходил какой-нибудь представитель министерства финансов США. Во время этих встреч я почти не задавал вопросов. В основном я рассказывал о своей работе, отвечал на их комментарии и соглашался делать все то, о чем они просили. Вице-президента и представителей министерства финансов особенно впечатляли мои соображения насчет соглашений об обслуживании и управлении. Они дали повод одному из вице-президентов сказать фразу, которую мы часто впоследствии использовали, называя королевство «коровой, которую мы можем доить до нашего пенсионного заката». У меня эта фраза всегда вызывала ассоциации скорее с козами, а не с коровами.

Именно на этих встречах я узнал, что некоторые наши конкуренты выполняют аналогичные задания и что мы все надеемся в результате наших усилий получить выгодный контракт. По моим предположениям, МЕЙН и другие фирмы сами оплачивали эти предварительные работы: они были готовы пойти на краткосрочный риск в надежде вставить ногу в дверь. Мои предположения подкреплялись тем фактом, что время, затраченное мною на работу по этому проекту, оплачивалось по графе «Затраты на общие и административные накладные расходы». Такой подход типичен на этапе проработки технико-экономического обоснования и подготовки предложений для большинства проектов. В данном случае первоначальные затраты, конечно, значительно превосходили обычные, но вице-президенты были абсолютно уверены, что они окупятся.

Хотя мы знали, что наши конкуренты тоже работают над предложением, мы полагали, что работы хватит для всех. Мой опыт позволял предположить, что «призы», которые впоследствии получат фирмы, будут соответствовать оценке нашей работы министерством финансов и что консультанты, чьи проекты примут к исполнению, получат лучшие контракты.

Для меня было вопросом чести вырабатывать сценарии, которые дойдут до фазы проектирования и строительства. Моя звезда в МЕЙН стремительно восходила. Ключевая роль в ЗАМА гарантировала ее дальнейший взлет в случае наших успешных действий.

На заседаниях мы открыто обсуждали вероятность того, что ЗАМА и вообще вся работа ЛЕСОК, создадут новые прецеденты. Это была новая задача: создать для себя выгодную работу в странах, которым не нужны были внешние заимствования. В качестве примеров таких стран на ум немедленно приходили Иран и Ирак. Более того, учитывая человеческую природу, мы думали, что их лидеры захотят превзойти Саудовскую Аравию. Не оставалось сомнений, что нефтяное эмбарго 1973 года, поначалу казавшееся негативным фактом, в конечном итоге обернется неожиданным подарком для инженерного и строительного бизнеса и поможет дальше прокладывать дорогу к глобальной империи.

Я работал над этим планом-мечтой около восьми месяцев, на несколько дней подряд запираясь в моей личной комнате для совещаний или дома, в квартире, выходящей на Бостон-Коммон. У моих сотрудников были свои задачи, и они в значительной степени были предоставлены сами себе, хотя я периодически их навещал. Через какое-то время завеса секретности вокруг нашей работы стала приподниматься. Все больше людей узнавали, что вокруг Саудовской Аравии что-то происходит. Возбуждение нарастало, расползались слухи. Вице-президенты и представители министерства финансов становились более откровенными - отчасти потому, что сами узнали больше о деталях появившейся остроумной схемы.

Согласно этой схеме, Вашингтон хотел, чтобы саудовцы гарантировали поддержание поставок нефти и цен на нее на уровне, который мог колебаться, при этом оставаясь приемлемым для США и их союзников. Если другие страны, такие, как Иран, Ирак, Индонезия или Венесуэла, будут угрожать эмбарго, Саудовская Аравия, с ее огромными нефтяными запасами, восполнит недостающие поставки. Даже просто осознание такой возможности сделает бессмысленной для этих стран саму идею эмбарго. В обмен на эту гарантию Вашингтон предложит саудовскому королевскому дому исключительно привлекательную сделку: обязательство обеспечить полную и недвусмысленную политическую и, если понадобится, военную поддержку, таким образом гарантируя их нахождение у власти.

Это была сделка, от которой дом Сауда вряд ли бы смог отказаться, учитывая географическое положение страны, недостаток военной силы и вообще уязвимость перед лицом таких соседей, как Иран, Сирия, Ирак и Израиль. Соответственно, Вашингтон использовал свое преимущество, чтобы навязать еще одно важнейшее условие, условие, которое переопределило роль ЭУ в мире и стало моделью, которую мы позже пытались использовать в других странах, в частности в Ираке. Оглядываясь назад, я все силюсь найти объяснение тому, как могла Саудовская Аравия принять это условие. Понятное дело, большинство стран арабского мира, ОПЕК и другие мусульманские страны ужаснулись, когда узнали об условиях сделки и о том, как королевский дом уступил требованиям Вашингтона.

Условие заключалось в том, что Саудовская Аравия использует нефтедоллары на покупку ценных бумаг правительства Соединенных Штатов. Проценты, полученные от этих ценных бумаг, будут расходоваться министерством финансов США на то, чтобы помочь Саудовской Аравии выйти из Средневековья и войти в современный индустриальный мир. Иными словами, проценты на полученные саудовцами от продажи нефти миллиарды долларов будут использоваться для оплаты американских компаний, воплощающих разработанный мною и моими конкурентами план-мечту по превращению страны в современную индустриальную державу. Наше собственное министерство финансов будет нанимать нас за счет саудовцев для строительства объектов инфраструктуры и даже целых городов на Аравийском полуострове.

Хотя саудовцы оставили за собой право участвовать в общей разработке проектов, на самом деле будущий облик и экономику Аравийского полуострова предстояло определять командам лучших иностранных специалистов (в основном неверных, по понятиям мусульман). И это происходило в королевстве, основанном на консервативных ваххабитских принципах и управлявшемся согласно этим принципам в течение нескольких веков! Для них это был рискованный шаг, и все же в сложившихся обстоятельствах, учитывая политическое и военное давление со стороны Вашингтона, думаю, у семьи Сауда не было выбора.

С нашей точки зрения, перспективы для получения огромных прибылей открывались неограниченные. Это была прекрасная сделка, обещавшая создать прецедент. Что делало ее еще более привлекательной, так это отсутствие необходимости получать одобрение конгресса - процедура, которую ненавидели корпорации, особенно частные, такие, как «Бектел» и МЕЙН: они предпочитали держать бухгалтерию в секрете и ни с кем не делиться своими тайнами. Томас У. Липпман, адъюнкт в Институте Ближнего Востока, в прошлом журналист, красноречиво описывает наиболее важные черты сделки:

«Саудовцы, имея много свободных денег, переводили их в министерство финансов, где они и хранились, пока не требовалось оплатить сотрудников или подрядчиков. Эта система гарантировала возвращение саудовских денег обратно в американскую экономику... Она также гарантировала, что менеджеры комиссии могли начинать любые проекты, которые они и саудовцы считали необходимыми, без согласования с конгрессом»⁴.

Подготовка этого исторического соглашения заняла меньше времени, чем кто-либо мог предвидеть. Однако после этого необходимо было определить пути реализации соглашения. Чтобы начать этот процесс, в Саудовскую Аравию послали доверенное лицо высочайшего правительственного уровня. Это была исключительно конфиденциальная миссия. Я не знаю наверняка, но думаю, что этим посланцем был Генри Киссинджер.

Кто бы он ни был, в его задачу входило прежде всего напомнить королевской семье о том, что случилось в соседнем Иране, когда Моссадык попытался вытеснить «Бритиш петролеум». После этого надо было предложить план настолько привлекательный, что его попросту нельзя было бы отклонить; этот план давал бы саудовцам понять, что у них нет лучшего варианта. Не сомневаюсь, что в конечном итоге они осознали, что либо принимают наше предложение, и тогда им обеспечена наша поддержка, либо отказываются - и отправляются по стопам Моссадыка. Вернувшись в Вашингтон, посланник передал, что саудовцы согласны принять предложение.

Оставалось одно небольшое препятствие: нам необходимо было убедить ключевых лиц правительства Саудовской Аравии. Как нам сообщили, это было семейным делом. Хотя Саудовская Аравия и не являлась демократическим государством, внутри самого дома Сауда было необходимо добиться консенсуса.

В 1975 году я был определен к одному из этих ключевых лиц. Я знал, что его зовут принц У., но никогда не думал, что он был действительно наследным принцем. Моя задача заключалась в том, чтобы убедить его, что операция по отмыванию де- нег Саудовской Аравии принесет пользу его стране и лично ему.

Это было не так легко, как казалось сначала. Принц повел себя как истинный ваххабит и заявил, что не хочет, чтобы его страна шла путем западной коммерциализации. Он также заявил, что понимает все коварство нашего предложения. По его словам, мы преследовали те же цели, какие были у рыцарей-крестоносцев тысячелетием раньше: христианизация арабского мира. Фактически, в чем-то он был прав. По-моему, различие между нами и крестоносцами было только в названиях. Средневековые католики заявляли, что их задача - спасти мусульман от чистилища; мы же утверждали, что хотим помочь саудовцам в модернизации их страны. На самом деле, думаю, крестоносцы, как и корпоратократия, прежде всего жаждали расширения своей империи.

Если забыть о религиозных убеждениях, у принца У. была одна слабость - красивые блондинки. Кажется почти смехотворным, что я вынужден упоминать то, что теперь стало неоправданным стереотипом. Следует сказать, что принц У. был единственным из многих моих знакомых саудовцев, кто имел эту наклонность, или, во всяком случае, единственный, кто не стеснялся обнаружить ее при мне. И все-таки эта слабость сыграла свою роль в подготовке этой исторической сделки и показывает, как далеко я был готов зайти, чтобы выполнить свою миссию.