Основные признаки права

Наличие множества определений права, сформулированных в разное время под воздействием ряда жизненных обстоятельств и отражающих различные стороны правовой жизни и подходы, несомненно, следует рассматривать само по себе как явление положительное. Оно позволяет взглянуть на право сквозь призму веков, уяснить наиболее важные не только для одной исторической эпохи, но и для других эпох его стороны и черты, увидев право не только в статике, но и в динамике. Существование множества определений права свидетельствует о глубине и богатстве государственно-правовой мысли, об огромном разнообразии знаний о праве, накопленных авторами-теоретиками и практиками за тысячелетия его исследования.

Однако в таком множестве есть и свои изъяны. Главный из них заключается в трудностях, порождаемых различными, порой взаимоисключающими друг друга подходами, отсутствием единого, концентрированного, целенаправленного процесса познания права и его практического использования. Диалектика данного процесса, таким образом, состоит в том, что множественность определений понятия права как положительное явление выступает в то же время и как отрицательное явление.

Возможно ли успешное преодоление негативных сторон известной разрозненности или даже противоречивости определений понятий о праве? В значительной мере - "да". Возможно использование нескольких путей и попыток решения данной проблемы. Один из таких путей заключается в том, чтобы на основе сформулированных в разное время определений понятия права выработать пригодное "на все времена" и "на все случаи жизни" общее определение. В отечественной и зарубежной юридической литературе такие попытки предпринимались и неоднократно. Отмечалось, в частности, что "общее определение права, если оно правильно сформулировано, имеет ту несомненную теоретическую и практическую ценность, что оно ориентирует на главные и решающие признаки, характерные для права вообще и отличающие право от других, смежных, неправовых общественных явлений"*(616).

Однако тут же, и не без оснований, оговаривалось, что в процессе исследования права и его применения нельзя ограничиться "одним лишь общим определением понятия права", поскольку в нем не могут получить "свое непосредственное отражение" весьма важные для глубокого понимания права и практики его применения "специфические моменты, свойственные тому или иному историческому типу права". Специфические особенности, например, рабовладельческого или феодального типов права вряд ли можно отразить в общем понятии, которое "вбирало" бы в себя также хотя бы некоторые специфические особенности современных правовых систем или типов права.

Специфические особенности и черты характеризуют лишь частные определения понятия права, отражающие, соответственно, специфические признаки и черты рабовладельческого, феодального или любого иного типа права. Что же касается общего определения понятия права, то оно может складываться исходя из своего названия и назначения, лишь из самых общих черт и особенностей, свойственных всем без исключения типам права.

В силу этого оно неизбежно будет носить слишком общий характер, чрезмерно абстрактный, малопригодный для успешного решения теоретических задач и достижения практических целей. Разработкой такого рода определений, когда право рассматривается в весьма абстрактном или одностороннем виде лишь как "институт принуждения поведения человека власти правил" или как "правила поведения, устанавливаемые и охраняемые государством"*(617), нередко увлекаются западные юристы.

Отечественные же авторы, предпринимавшие попытки выработки общего понятия права, в силу объективных и субъективных причин чаще всего "сбивались" на отдельные специфические черты, касающиеся "воли" того или иного господствующего класса, рассмотрения права исключительно как классового регулятора общественных отношений, и т.п. Иллюстрацией сказанного может служить общее понятие права, в соответствии с которым оно представляется как "государственная воля господствующего класса, выраженная в совокупности норм, которые охраняются государством как классовый регулятор общественных отношений"*(618).

Анализ данного понятия права показывает, что оно пока довольно далеко от совершенства. Следовательно, оно не может служить - окончательно не сформировавшись в единое, полностью удовлетворяющее потребностям государственно-правовой теории и практики общее понятие - эффективным средством или путем преодоления негативных последствий множественности, разрозненности и противоречивости представлений о праве.

Не могут служить достижению этой цели и так называемые "ходячие", по выражению известного немецкого теоретика права Иеринга, или "наиболее распространенные" (Л. Петражицкий) воззрения на право как на "принудительные нормы, пользующиеся признанием и защитою со стороны государства", как на "совокупность действующих в государстве принудительных норм"*(619). Ибо при всей своей "общепризнанности" и широкой распространенности они отражают лишь отдельные взгляды и подходы к анализу права и его определению, а не являются "универсальными" средствами и подходами.

В сложившихся обстоятельствах наиболее эффективным, а следовательно, и наиболее приемлемым путем или средством преодоления негативных последствий множественности и противоречивости определений и подходов к праву является выделение и рассмотрение его наиболее важных признаков и черт, свойственных различным типам права.

О каких конкретно признаках и чертах идет речь? В первую очередь, о тех, которые позволяют выделить право как регулятор общественных отношений среди других неправовых регулятивных средств.

Анализируя многочисленные сложившиеся в различное время представления и суждения о праве, можно указать на следующие его важнейшие особенности и черты.

1. право - это прежде всего совокупность, а точнее - система норм или правил поведения. Это не случайный набор случайных норм, а строго выверенная, упорядоченная совокупность вполне определенных правил поведения.

Как и любая иная система, она складывается из однопорядковых, взаимосвязанных между собой и взаимодействующих друг с другом элементов. Таковыми являются нормы права или правила поведения. Система должна быть внутренне единой и непротиворечивой. Возникающие между ее отдельными структурными элементами - нормами - связи должны быть направлены на выполнение строго определенных, регулятивных и иных, функций, на достижение единых целей. Любая правовая система, для того, чтобы стать действенной и эффективной, должна сложиться как целостная, органическая система. Это является одним из непременных требований и одновременно одним из признаков реальной, действующей, а не формальной правовой системы.

В основе любой системы норм или правил поведения лежат как объективные, так и субъективные факторы. В числе объективных факторов выделяются однотипные экономические, политические, социальные, идеологические и иные условия, способствующие созданию и функционированию системы правовых норм в той или иной стране. Как отдельные нормы, так и их система в целом не создаются стихийно, произвольно, по желанию и усмотрению тех или иных отдельных лиц. Они отражают объективные потребности общества и государства и "проецируются" на реально существующие экономические, политические и иные отношения. В этом плане, несомненно, прав был К. Маркс, когда писал, подчеркивая объективно обусловленный процесс нормотворчества, что "законодательная власть не создает закона, - она лишь открывает и формулирует его"*(620).

Попытки произвольного, умозрительного "конструирования" отдельных правовых актов или систем норм неизбежно ведут к негативным или же непредсказуемым последствиям. Такого рода оторванные от жизни, от реальной действительности системы, а точнее, - псевдосистемы можно охарактеризовать известным изречением Гете из "Фауста": "Словами диспуты ведутся, из слов системы создаются".

Разумеется, процесс создания и функционирования системы норм не только не отрицает, а, наоборот, всячески предполагает существование наряду с объективными и субъективных факторов. Речь при этом идет о разработке и осуществлении в той или иной стране научно обоснованной правовой политики, подготовке и реализации планов законодательных работ, активного участия специалистов-юристов в процессе правотворчества, правоприменения, в правоохранительной деятельности государственных органов.

Говоря о системе норм, нормативности права как об одной из важнейших его особенностей и черт, следует отметить, что нормативность вовсе не означает, по мнению ряда авторов, ограниченности или "замкнутости" права одними только нормами - правилами поведения. Помимо норм и наряду с ними право должно включать в себя, с их точки зрения, также и другие структурные элементы в виде правоотношений, правовых взглядов и идей, правосознания, субъективных прав граждан.

Спор между сторонниками строго нормативного понимания права, когда оно рассматривается лишь как система норм или правил поведения, и расширительного его толкования имеет длительную историю. Причем такого рода дискуссии распространяются не только на отечественное, но и на зарубежное государствоведение и правоведение. Однако при всей длительности и периодической обостренности споров каждая из сторон, участвующая в них, не только не отрицает, а, наоборот, заведомо предполагает существование системы норм как основного звена "узко" или "широко" понимаемого права. Более того, в некоторых случаях "нормативистское" понимание права чуть ли не возводится в абсолют. Г. Кельзен - основоположник нормативистской теории права склонен, например, рассматривать сквозь призму норм не только само право, но и правовой порядок ("правовой порядок представляет собой систему норм"), государство как "установившийся порядок", другие государственно-правовые явления*(621).

2. Право - это не простая система норм, а система норм, установленных или санкционированных государством. В мире существует множество систем различных социальных норм. Но только система правовых норм исходит от государства. Все остальные создаются и развиваются различными негосударственными - общественными, партийными и иными органами и организациями.

Создавая нормы права, государство действует непосредственно, через свои, уполномоченные на то органы или же путем передачи отдельных своих полномочий на издание некоторых нормативно-правовых актов негосударственными органами или организациями. В последнем случае говорят о "санкционировании", т.е. даче разрешения государством на осуществление ограниченной правотворческой деятельности этими негосударственными институтами.

Означает ли факт издания или санкционирования государством системы норм их полную зависимость от государства и подчинение государству? Является ли право лишь средством в руках государства, одним из его признаков, атрибутов или же оно выступает по отношению к нему как один из относительно самостоятельных институтов?

В отечественной и зарубежной юридической литературе имеется три группы различных мнений на этот счет.

Суть первого из них состоит в том, как верно подмечает Г. Шершеневич, что нормы права рассматриваются в виде "требований государства". Государство при этом, "являясь источником права, очевидно не может быть само обусловлено правом. Государственная власть оказывается над правом, а не под правом". Государство в свете такого суждения рассматривается как явление первичное, а право - вторичное*(622).

Смысл второй, противоположной точки зрения заключается в том, что само государство и государственная власть должны носить правовой характер. В основе государственной власти должен лежать "не факт, а право". Государство, хотя оно и издает правовые акты, "не может быть источником права", "потому что оно само вытекает из права". Над государством находится право, а не наоборот. Оно его сдерживает и ограничивает.

Наконец, третий подход к определению характера взаимоотношений государства и права состоит в том, что не следует вообще заострять внимание на данном вопросе. Спор о том, что логически предшествует другому - государство или право, пишет в связи с этим венгерский государствовед и правовед И. Сабо, "столь же бесплоден, как и спор о том, что исторически появилось раньше - государство или право". С его точки зрения, тезис, согласно которому "право - это просто лишь государственный приказ, представляет собой такое же одностороннее упрощение", как и суждение о том, что государство является "слугой права"*(623).

По мнению автора, государство и право "настолько соответствуют друг другу, настолько едины", что вопрос о том, чту из них первично, а что - вторично, "порожден не столько реальной действительностью (и в этом не является вопросом факта), сколько специфически априорным подходом к соотношению этих двух явлений. Этот априорный подход характеризуется либо подчеркиванием государственного волюнтаризма, либо выделением абстрактной идеи права как самоцели"*(624).

Вывод, к которому приходит автор, заключается в том, что обе эти крайние точки зрения "игнорируют действительные взаимосвязи", что в действительности "государство и право находятся друг с другом в функциональном единстве: одно предполагает другое, одно является элементом другого"*(625).

И. Сабо и другие авторы, разделяющие подобные взгляды, несомненно, правы в том, что в теоретическом, а тем более - в практическом плане в значительной мере бессмысленно вести спор о том, чту из двух явлений - государство или право - исторически первично, а что - вторично.

Однако они не правы, когда речь идет об установлении характера взаимоотношений государства и права. Это уже далеко не бессмысленное занятие - определить, в каком соотношении находятся государство и право теоретически и практически. Важно установить, действует ли государственная власть в рамках закона и является "законной властью" или же она нарушает ею же самой установленные правовые требования и ставит себя таким образом в положение "незаконной (нелегитимной) власти".

Вопрос о "связанности" государства правом, о правовых пределах деятельности государства всегда находил живой отклик у многих поколений юристов и неизменно вызывал среди них горячие споры.

Признавая чрезвычайно важную роль государства в процессе создания и реализации норм права, многие юристы исходили, тем не менее, из того, что государственная власть не есть "воля", могущая делать, что угодно и как угодно, "опираясь на силу", и что "важнейшим служением общему благу со стороны государственной власти... является служение праву"*(626).

В частности, такой позиции наряду с российским профессором Л. Петражицким придерживается также известный юрист, основатель теории "солидаризма" ("синдикалистского" государства) Леон Дюги. "Вполне возможно доказать, - писал он, - что, помимо своего создания государством, право имеет прочное основание, предшествует государству, возвышается над последним и, как таковое, обязательно для него"*(627). Государство должно быть "подчинено норме права", которая находит "свое первое проявление в совести людей, более полное выражение в обычае, в законе и свое осуществление в физическом принуждении государства, которое таким образом оказывается не чем иным, как силой, служащей праву".

Идеи подчинения государства праву, его самоограничения, в том числе и с помощью права, разделял также видный немецкий социолог и правовед Георг Еллинек. Создавая теорию параллелизма, в соответствии с которой государство и право развиваются параллельно, "идут нога в ногу", и, отождествляя государственный порядок с правовым порядком, автор в то же время исходил из того, что создаваемое государством право обязывает не только подвластных индивидов, но и само государство*(628).

Своеобразную позицию в вопросах соотношения государства и права занимал Людвиг Гумплович. Последовательно отстаивая мнение о том, что "с высшей, исторической точки зрения право и правопорядок являются для государства лишь средством" для решения стоящих перед ним задач, он в то же время считал, что "праву присуща тенденция - все больше и больше эмансипироваться от своего творца, от государства, тенденция освобождаться от его влияний и выступать против него в виде самостоятельной силы, в виде правовой идеи"*(629).

Если такие отрасли права, как административное право, пояснял автор, "всецело находятся под влиянием государства", то такие институты ("сферы") права, как право собственности, по мере развития общества все меньше становятся подверженными влиянию государства, "существуют отдельно и самостоятельно от него".

Окончательный вывод, к которому приходит Гумплович, заключается в следующем: "Природа отношения права к государству основывается на том, что государство силою своей определенной деятельности... создает все новые и новые сферы нравственности, из которых вытекает право. Но это последнее стремится к самостоятельности и независимости от государства. И вот, достигнув этого, данное стремление идет еще дальше. Оно направляется к господствованию над государством. Право хочет стать выше государства. Право не желает уже признавать своим творцом того, кому оно обязано своим существованием. Напротив, оно само старается занять отцовское по отношению к государству положение"*(630).

Помимо вышеприведенных в качестве примеров существуют и иные точки зрения и суждения о характере взаимоотношений государства и права. При всей их сложности и противоречивости подавляющее большинство из них основывается на одном и том же исходном тезисе, согласно которому нормы права обусловливаются правотворческой деятельностью государства, издаются им или санкционируются.

3. Право всегда выражает государственную волю как основу права, которая, в свою очередь, согласно различным, существующим в отечественной и зарубежной юридической науке концепциям, воплощает в себе волю класса, правящей группы, народа, общества или нации.

Мировой опыт существования и функционирования государства и права говорит о том, что в праве выражается прежде всего воля властвующих. Вместе с тем неопровержимым фактом является и то, что она, опасаясь социальных взрывов и утраты своего привилегированного положения, зачастую вынуждена считаться с волей и интересами подвластных.

Как соотносится воля тех и других? Как она отражается в государственной воле и в праве? Эти и другие подобные им вопросы издавна находились в поле зрения государствоведов и правоведов. Один из наиболее обстоятельных ответов на них дал еще в начале ХХ в. Г.Ф. Шершеневич. "Если государственная власть есть основанная на силе воля властвующих, - писал он, - то выдвигаемые ею нормы права должны прежде всего отражать интересы самих властвующих. Те, в чьих руках власть, вводят поведение подвластных в те нормы, которые наиболее отвечают интересам властвующих. Нормами права поведение подвластных приспосабливается к интересам властвующих". Чем уже круг властвующих, "тем резче выступает противоположность их интересов интересам остальной части государства. Чем шире круг, например, в республике, тем сильнее затушевывается это значение права"*(631).

Воля и интересы властвующих групп, слоев или классов, однако, не являются безграничными. Их эгоизм, как справедливо подмечал Г. Шершеневич, должен подсказывать им "благоразумие и умеренность в правовом творчестве". Помимо использования силовых средств они могут охранять свои интересы также с помощью права, "тесно сплетая" свои интересы с интересами подвластных, "по возможности, не доводя последних до сознания противоположности"*(632).

4. Право представляет собой систему норм или правил поведения, имеющих общеобязательный характер. Общеобязательность означает непременность выполнения всеми членами общества требований, содержащихся в нормах права. Она возникает вместе с нормой права. Вместе с нею развивается и изменяется. И одновременно с отменой акта, содержащего нормы права, прекращается.

Подчеркивая неразрывную связь нормы права и общеобязательности, Г. Кельзен вполне резонно считал, что "норма права представляет собой правило поведения, согласно которому то или иное лицо (группа лиц) должно действовать в каком-то определенном направлении, независимо от того, желает ли оно вести себя таким образом или нет"*(633).

Общеобязательность как специфическая черта и требование права распространяются не только на рядовых граждан, должностных лиц, различные негосударственные органы и организации, но и на само государство. Цивилизованное, правовое государство, если оно не на словах, а на деле является таковым, непременно самоограничивает, "связывает" само себя и все свои органы общеобязательностью требований норм права, организует всю свою деятельность строго в рамках требований закона и следует им до тех пор, пока они вместе с содержащими их нормами в установленном порядке не будут изменены или отменены.

Обязательность соблюдения правовых требований государством и его органами, наряду со всеми иными субъектами права, не подвергалась сомнению видными юристами ни в прошлом, ни в настоящем.

Общепризнанным считается тезис, согласно которому право есть обязательное правило поведения для всех. Оно "должно быть соблюдаемо и самою властью, его устанавливающею, пока оно не будет заменено новым правилом. Если же власть, установившая правило, не считает нужным его соблюдать, а действует в каждом конкретном случае по своему усмотрению, то право сменяется произволом"*(634).

Возникающие при этом споры касаются чаще всего лишь степени и характера "правового самоограничения" государства. Весь вопрос в том, резюмирует М. Ориу, является ли такое самоограничение "актом или решением субъективной воли государства или же это есть результат объективной государственной организации"?*(635) Ответы на данный вопрос предлагаются самые разноречивые: от утверждения о том, что государство добровольно ограничивает само себя, до заявления о том, что оно вынуждено это делать под давлением со стороны "гражданского общества".

5. Право охраняется и обеспечивается государством, а в случае нарушения требований, содержащихся в нормах права, применяется государственное принуждение. Государство не может безразлично относиться к актам, издаваемым им или санкционируемым. Оно прилагает огромные усилия для их реализации, охраняет их от нарушений и создает гарантии. Одним из широко используемых методов при этом является государственное принуждение. Оно должно применяться только уполномоченными на то организациями, действующими строго в рамках закона, на основе закона, а также в соответствии с предусмотренными законом процессуальными правилами.

В юридической литературе издавна ведется спор по вопросу о месте и роли государственного принуждения в правовой жизни общества. Высказываются два противоположных мнения.

Согласно мнению одних авторов "государственное принуждение" не является неотъемлемым признаком права. При этом оно или полностью отрицается или же его предлагается заменить менее жестким и более широким понятием "государственная охрана". "Понятие государственного принуждения, - писали в связи с этим советские правоведы О.С. Иоффе и М.Д. Шаргородский, - заменено нами понятием государственной охраны потому, что речь идет о формулировании общего определения, способного охватить все исторические типы права, между тем как понятие принуждения не предусматривает всех возможных мер охраны правовых норм. Оно не предусматривает, в частности, таких специфических мер, которыми обеспечивается соблюдение норм социалистического права"*(636). Речь при этом шла о том, что социалистическое право обеспечивается не столько методами принуждения, сколько методами воспитательного характера, убеждения.

Противоположной точки зрения придерживаются другие авторы. Немецкий ученый Р. Иеринг полагал, что без принуждения нет даже смысла говорить о праве, ибо право есть не что иное, как "обеспечение жизненных условий общества в форме принуждения", "система социальных целей, гарантируемых принуждением".

Смысл "утверждаемой связи между нормами права и принуждением", - пояснял Л. Петражицкий, - сводится к тому, что не исполняющий добровольно свои юридические обязанности по праву может и должен быть подвергнут принудительным мерам"*(637).

Л. Петражицкий, а вместе с ним и другие авторы особое внимание обращают на два вида государственного принуждения: физическое и психическое. Под физическим принуждением понимаются "всякие предусматриваемые правом меры, состоящие в применении физической силы для поддержания правопорядка, в том числе репрессивные меры, например, заключение в тюрьму, смертная казнь и т.п."*(638)

Что же касается психического принуждения, то здесь на первом плане, по мнению авторов, стоит страх "подвергнуться тем мерам, которые предусмотрены правом на случай неповиновения". Именно страх "психически принуждает граждан сообразовывать свое поведение с требованиями права"*(639).

Государственное принуждение активно применяется лишь в случаях применения норм права. Во всех остальных случаях постоянно сохраняется лишь потенциальная возможность его использования.

Помимо названных признаков права в научной литературе рассматриваются и другие его особенности*(640).