Два девственника, рассуждающих о сексе

Есть нечто забавное в дискуссиях Льюиса-Вильямса и Бана, охотно рассуждающих о субъективном опыте галлюцинаций и цитирующих огромное количество справочников и научных статей, призванных подтвердить столь несхожие точки зрения. Что касается Льюиса-Вильямса, то он охотно признается в том, что ни разу в жизни не принимал галлюциногенов. Да и по статьям Бана очевидно, что ему претит сама идея использования "искусственных средств", позволяющих кардинально изменить состояние сознания. И потому слушать их споры на эту тему — все равно что внимать дискуссии двух монахов, всерьез рассуждающих о том, какие десять позиций в сексе можно считать наилучшими. Очень скоро становится понятно, что оба прочли все доступные справочники и пособия, однако отличаются удивительной наивностью и неопытностью в том, что касается личного опыта.

Полагаю, что несколько хороших доз ЛСД, мескалина или псилоцибина всерьез изменили бы мировоззрение двух этих людей — хотя не исключено, что реакция Бана была бы поначалу крайне негативной. Вполне возможно, что чувство утраты контроля над собственным сознанием, типичное для момента вхождения в транс, заставило бы его отказаться от подобного эксперимента. И все же, преодолей он этот страх, и путешествие в мир видений могло бы убедить его в том, что нейропсихологическая модель — далеко не "пустая болтовня" (как он отозвался о ней в одной из своих работ) ^[535].

Ведь эту проблему и в самом деле невозможно решить с помощью научных споров и умозрительных рассуждений. Она не имеет ничего общего с тем, сколько стадий существует в трансе и есть ли они там вообще. И мы никогда не придем к истине, вновь и вновь разглагольствуя о том, что такое шаманизм, или же пересчитывая тысячу и один способ вхождения в транс (еще один раздражающий момент в критике Бана и Гельвенстон — смотри Приложение I). И не так уж важно, каким годом датируются наши источники — 1953-м или 2005-м. Существует неоспоримый факт, согласно которому все без исключения люди, во все периоды своего земного бытия обладали способностью достигать состояния сознания столь несхожего с обычным, что сами они искренне полагали, будто находятся в такие моменты в ином мире и общаются там с его сверхъестественными обитателями. Как я уже отмечал ранее, далеко не все люди используют эту способность, однако все они ею обладают. Более того, ее центральное место в том универсальном феномене человеческой культуры, который обычно называют шаманизмом, подтверждается тысячами примеров, которые содержатся в антропологических сообщениях и этнографических записях, а также в религиозных традициях всего мира. И именно этот феномен, как совершенно справедливо отмечает Льюис-Вильямс, может лежать в основе тех необычайных росписей, которые покрывают стены пещер эпохи европейского палеолита.

Я и сам сумел соприкоснуться с иными мирами — благодаря экспериментам с ибогеном и аяуаской. И я знал — на личном опыте, — насколько убедительными могут быть сверхъестественные обитатели этих миров. Но были ли они и в самом деле сверхъестественными или в каком-то смысле слова "реальными" (а не просто созданиями нашего собственного сознания), я сказать не могу. Во всяком случае, это не тот вопрос, который бы я отбросил только потому, что наука с недоверием относится к подобным вещам.

И в то же время я искренне уверен в том, что такие встречи — включая, в моем случае, получеловека-полукрокодила — могли убедить наших предков в существовании альтернативной реальности, или параллельного мира духов, недоступного взору обычных людей. И нет ничего странного в том, что шаманы некоторых доисторических культур могли проникнуться желанием нарисовать тех странных существ, которых им довелось увидеть во время странствий в иную реальность. И поскольку помимо этих созданий они видели и геометрические узоры, они — что вполне естественно — рисовали и их тоже. Где именно и на какой поверхности появлялись эти образы, варьировалось от культуры к культуре. А в некоторых случаях люди и не пытались запечатлеть увиденное. Но если племя, желавшее создать подобные рисунки, обитало на территории Южной Африки, то именно горные ущелья оказывались идеальным полотном для их работ.

Если же подобная мысль приходила в голову людям, обитавшим на юго-западе Европы, то для них оптимальными представлялись стены и потолки темных и глубоких пещер — особенно если эти пещеры сильнее, чем какое-либо иное место на земле, напоминали им об атмосфере, связанной с посещением иных миров.