Шаманские пережитки — от Санта-Клауса до св. Себастьяна

Учитывая столь жесткий контроль и преследование инакомыслящих, включая уничтожение десятков тысяч гностиков во время Альбигойских войн двенадцатого и тринадцатого веков, вряд ли стоит удивляться тому, что современные христиане пребывают в неведении относительно шаманских корней своей религии.

И все же далеко не все эти корни были уничтожены.

Возьмем, к примеру, Рождество — пожалуй, наиболее значимый христианский праздник. Интересно, что в сознании людей он оказался прочно увязан со странными, отнюдь не христианскими обрядами и столь же странным символизмом, включая и фигуру Санта-Клауса. Американский этноботаник Джонатан Отт выдвинул предположение, согласно которому этот символизм восходит к древним шаманским культам, распространенным среди оленеводческих племен Сибири. Шаманы этих племен издавна входили в транс с помощью красно-белого мухомора. Причем именно середина зимы была отмечена особыми церемониями:

В крыше зимнего жилища, или юрты, есть отверстие для дыма. Сама же крыша поддерживается с помощью березового шеста. Во время зимних праздников шаман входит в юрту через это отверстие, выполняет положенные обряды, затем поднимается по шесту и покидает жилище все через то же отверстие в потолке. Санта-Клаус неизменно одет в красно-белые одежды (цвета, которыми известен мухомор). Он входит в дома и уходит из них через камин. Наконец, у него есть олень. Кроме того, Санта-Клаус летает, и это также сближает его с шаманом ^[1272].

Многочисленные шаманские отголоски можно найти и в культах святых, которые так популярны в католической и православной ветвях христианства. К примеру, греческий святой Христофор нередко изображается на иконах в териантропической форме — с телом человека и головой собаки ^[1273].

Греческий святой Христофор (Рипински-Нэксон, 1993, с.3)

Кроме того, люди очень часто избирают для себя того или иного святого, который должен служить своего рода посредником между человеком и высшими силами.

Уже одно это носит безусловно шаманский характер. А ведь можно вспомнить и о том, что большинство святых было объявлено таковыми прежде всего потому, что они чудесным образом исцеляли людей. Подобные деяния, совершайся они в первобытных обществах, без колебаний были бы отнесены к категории шаманских. Наконец, изучив историю жизни святого, мы практически наверняка обнаружим, что ему пришлось подвергнуться тем мучительным процедурам, которые неизменно ассоциируются с посвящением в шаманы.

Среди сотен, а то и тысяч подобных примеров наиболее известной, равно как и наиболее очевидной, можно счесть историю жизни св. Себастьяна. Согласно легенде, он стал мишенью для римских лучников, а затем был забит до смерти палками. Себастьян, неизменно изображавшийся в христианской живописи как юноша, пронзенный множеством стрел, с полным правом может считаться одним из проявлений того универсального образа раненого человека, который возник еще в эпоху верхнего палеолита ^[1274].

Слева— раненый человек из пещеры Пеш-Мерль; в центре — св. Себастьян; справа — раненый человек из провинции Фри Стейт, Южная Африка

Мучительная смерть от стрел поджидала и святую Урсулу ^[1275]. В свою очередь, святую Юстину обычно изображают в образе девушки, грудь которой пронзена мечом ^[1276]. Ну а святого Станислава чаще всего представляют в образе епископа, "разрубленного на куски" у подножия алтаря ^[1277] (прямой отголосок того ритуального расчленения, которому подвергаются шаманы самых разных племен; об этой традиции мы писали в предыдущих главах). Святая Тереза Авильская, испанская монахиня шестнадцатого века, никогда не подвергалась физическим истязаниям. Тем не менее и она прошла через классическое шаманское посвящение, неразрывно связанное с мучительной болью:

Слева от себя я увидела ангела в телесной форме… лицо его было настолько пламенным, что относился он, судя по всему, к тем высшим ангелам, которые состоят из одного лишь пламени… В руке его я заметила длинное золотое копье, на конце которого мелькал крохотный язычок огня. У меня было такое чувство, будто ангел раз за разом пронзал этим копьем мою грудь. Затем он вонзил его в мои внутренности и извлек их вместе с копьем. И теперь уже во мне не было ничего, кроме безмерной любви к Богу ^[1278].