Русская Правда 2 страница

В нашей литературе этот период получил разные наименования: варварский период, дофеодальный¹⁶ [См., например: Юшков С. В. Указ. соч., с. 12], период становления феодализма, период формирования феодализма. Б. Д. Греков назвал его «полупатриархальным – полуфеодальным»¹⁷ [См.: Греков Б. Д. Указ. соч., с. 533]. Однако вне зависимости от названия природа его представляется более или менее однородной. Для периода, переходного от первобытнообщинного строя к феодализму, характерно наличие трех борющихся укладов: первобытнообщинного, рабовладельческого и феодального. Первый из них неуклонно убывает, второй возникает, но не развивается, третьему же суждено будущее. В тот момент, когда феодальный уклад становится преобладающим, общество превращается в феодальное, феодализм побеждает.

Хронологически этот период разные исследователи помещают по-разному. С. В. Юшков датировал конец периода формирования феодализма X – XI веками, княжением Владимира и Ярослава, полагая, что Киевское государство возникает еще как дофеодальное¹⁸ [См.: Юшков С. В. Указ. соч., с. 13]. Более поздние исследователи относят победу феодализма к IX веку, совмещая ее с образованием древнерусского Киевского государства. Б. Д. Греков, первоначально полагавший, что возникновение феодализма совпадает с феодальной раздробленностью, к концу своих дней перешел на кардинально противоположные позиции и отнес переход к феодализму к IX веку¹⁹ [См.: Греков Б. Д. Указ. соч., с. 528]. В то же время он признал возможность подразделения истории Киевского государства на два периода по развитию, как базиса, так и надстройки²⁰ [См. там же, с. 532].

Впрочем, в литературе встречаются концепции, полностью отрицающие период формирования феодализма как специфическую историческую категорию. И. Я. Фроянов, применяя термин «дофеодальный период», понимает под ним последнюю стадию первобытнообщинного строя.

Итак, Древнерусское государство и право – это феодальное государство и право. Правда, С. В. Юшков делил его историю на два периода – дофеодальный и феодальный, проводя границу между ними, как уже отмечалось, по X веку. Но эта концепция не прижилась, несмотря на тонкий и достаточно обоснованный анализ, проведенный ее автором. Большинство современных историков считают Древнерусское государство с самого начала раннефеодальным.

В Киевской Руси крестьянство (хотя еще и не все) уже находилось в феодальной зависимости. Вместе с тем закрепощение делает только первые шаги. Во всяком случае настоящего, юридически оформленного крепостного права нет еще и в помине. В. И. Ленин, говоря о феодальной зависимости, отмечал разные ее формы: «Формы и степени этого принуждения могут быть самые различные, начиная от крепостного состояния и кончая сословной неполноправностью крестьянина»²¹ [Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 3, с. 185]. В Киевской Руси преобладала эта последняя форма.

Для господствующего класса характерно преобладание феодальной аристократии – боярства. Именно ему принадлежит решающая власть в обществе и государстве. Некоторое исключение составляет Псков, где нет данных о господстве крупного боярского землевладения и, соответственно, – политическом господстве крупного боярства²² [См.: Алексеев Ю. Г. Псковская Судная грамота и ее время. Развитие феодальных отношений на Руси в XIV-XV вв. Л., 1980, с. 40-41].

Раннефеодальным государствам свойственны две формы правления – республика и монархия. В Киевском государстве на протяжении всей его истории существовала только монархическая форма правления. При этом народное собрание – вече – в Киеве функционировало слабо. Правда, И. Я. Фроянов полагает, что в Древнерусском государстве, во всех его землях, на протяжении X – XIII веков «глас народный на вече звучал мощно и властно, вынуждая нередко к уступкам князей и прочих именитых «мужей»²³ [Фроянов И. Я. Указ. соч., с. 176-184]. Вряд ли, однако, это соответствовало действительности.

Великому князю помогала в управлении узкая коллегия – совет из приближенных бояр, княжи мужи.

По-другому обстояло дело в Новгороде и Пскове, с тех пор как они освободились от киевской зависимости. Здесь сложились феодальные республики в их аристократическом варианте. И в Новгороде и в Пскове существовали князья, но они выполняли совсем не те функции, что в Киеве. В феодальных республиках князья были уже не монархами, не главами государства. Соответственно здесь была заметна роль других, республиканских органов – веча, осподы, – принимавших активное участие в управлении государством. Для Новгорода характерно также влияние на государственное управление руководителя церкви – владыки. Все это по рукам и ногам связывало князя, не оставляя ему самостоятельной власти ни в законодательстве, ни в управлении, ни в судопроизводстве. А бес посадника ти, княже, суда не судити, ни волостии раздавати, ни грамот ти даяти, – говорится в договоре Новгорода с князем²⁴ [Цит. по: Алексеев Ю. Г. Указ. соч., с. 20]. Это положение закреплено и в ст. 2 Новгородской Судной грамоты.

Действительной властью в Новгороде и Пскове была оспода – совет господ, собрание верхушки боярства. Однако и народное собрание – вече – имело большую силу в управлении государством²⁵ [См. там же, с. 21].

Реальное соотношение роли осподы и веча, отражающее соотношение классовых сил в Новгороде и Пскове, является предметом спора в науке. Одни авторы полагают, что вече по преимуществу шло на поводу у осподы, умевшей прибирать новгородскую вольницу к рукам, другие настаивают на народном, демократическом характере веча. Ю. Г. Алексеев, который разделяет вторую точку зрения, отмечает, однако, тенденцию к усилению влияния феодалов на вече, развивающуюся со временем²⁶ [См: там же, с. 22]. Советскими археологами было высказано серьезное сомнение относительно широкой представительности новгородского веча. В. Л. Янин показал, что Ярославово дворище, на котором собиралось вече, могло вместить лишь несколько сот человек, а отнюдь не всех граждан города.

Что касается системы управления, то первоначально в Киевском государстве действовала так называемая десятичная система, выросшая из военной организации²⁷ [См.: Юшков С. В. Указ. соч., с. 107]; затем, в X веке, она сменилась дворцово-вотчинной системой, наиболее характерной для раннефеодальной монархии. При дворцово-вотчинной системе государство управляется подобно феодальной вотчине. Управление государством есть как бы продолжение управления доменом великого князя; разницы здесь, собственно говоря, нет. Лица, обслуживающие потребности монарха, одновременно являются чиновниками государства, если подобный термин применим к той эпохе.

Десятичная система еще не знает разделения даже на центральные и местные органы. Дворцово-вотчинная система предполагает уже выделение местных органов управления. В этом качестве выступают местные князья, а также наместники и волостели – должностные лица, назначаемые великим князем. Складывается известная система кормления.

Для раннего феодализма свойственна неотделенность суда от администрации, отсутствие специальных судебных органов, т. е. те органы и должностные лица, которые осуществляют законодательную власть и управление, в той же мере выполняют и судебные функции. Это относится и к высшим органам и к местным, и в монархиях и в республиках.

С точки зрения организации государственного единства для раннефеодального государства характерна система сюзеренитета-вассалитета. Киевское государство первоначально было комплексом примитивных русских государств и племенных княжений²⁸ [См. там же, с 13]. Вместе с тем, оно выступало как единое целое. Степень этого единства, однако, колебалась, имея тенденцию по мере развития феодальных отношений к ослаблению, пока на смену единству не пришла раздробленность, распад государства на множество самостоятельных государств, все более мельчавших.

Древнерусское право, как и всякое право, рождается вместе с Древнерусским государством²⁹ [Своеобразно смотрит на эту проблему американский исследователь Д. Кайзер. С его точки зрения, до XIII-XV веков на Руси действовали «горизонтальные» правовые связи, т. е. все уголовные и гражданские дела решались заинтересованными лицами без участия государства. Только после XIII века постепенно устанавливаются «вертикальные» правоотношения, когда эти дела начинают решать государственные органы и должностные лица (См.: Kaiser D. The Irowth of Law in Medieval Russie. Princeton University Press, 1980). Вряд ли хоть в какой-то мере можно согласиться с такой концепцией, противоречащей фактам, а объективно означающей принижение уровня развития государства и права Древней Руси]. Тип его, естественно, соответствует типу этого государства. Как всякое феодальное право, древнерусское право было правом-привилегией, т. е. закон прямо предусматривал, что равенства людей, принадлежащих к разным социальным группам, нет и быть не может. Он не только не скрывал этого неравенства, но всячески и постоянно его подчеркивал.

Холоп с точки зрения закона почти не человек. Русская Правда приравнивает детей холопов к приплоду скота: от челяди плод или от скота, говорит ст. 99 Троицкого списка. Поэтому жизнь челяди охраняется законом не как самостоятельная ценность, а лишь как имущество, принадлежащее какому-то хозяину. Правда, за убийство холопа налагается наказание, но не обычная в этом случае вира, а лишь маленький штраф в 5 гривен. В определенных случаях холопа вообще можно убить, не неся за это никакой ответственности.

Холопы не являются и субъектом права. Почему? Закон и это объясняет с обезоруживающей откровенностью: зане суть не свободни (ст. 46 Троицкого списка Русской Правды). Правда, холопы Древнерусского государства все же отличались от рабов античного мира. Некоторые черты правосубъектности у них появляются, но еще весьма малозаметные. Со временем, однако, правовое положение холопов меняется в лучшую сторону – они имеют тенденцию к сближению с крестьянами. Однако даже Новгородская Судная грамота в XV веке рисует нам положение холопа как весьма бесправное. Так, он все еще не может быть свидетелем, за исключением дел о холопах.

Главной же отличительной чертой древнерусского холопства было не столько его правовое положение, сколько практическое использование этого положения. Холопство на Руси было преимущественно патриархальным и использовалось не столько в процессе производства, сколько в быту, в роли всякого рода слуг. Со временем, правда, разовьется процесс привлечения холопов к крестьянскому труду, их начинают сажать на землю. Следует отметить одну терминологическую тонкость древнерусского права. Слово холоп Русская Правда относит только к мужчине, несвободная женщина именуется робой. Собирательное имя для тех и других – челядь (чадь)³⁰ [См.: Юшков С. В. Указ. соч., с. 19].

Если холопы не имеют почти никаких прав, то остальное население Руси их имеет. Имеет, но разные. Круг правоспособности различается в зависимости от социальной принадлежности лица. Русская Правда формулирует это вполне откровенно. Особенно четко видна социальная дифференциация в уголовном праве. Закон устанавливает разную ответственность за посягательство на лиц, стоящих на разных ступеньках феодальной лестницы. За убийство наиболее знатных людей – двойная вира (80 гривен), за основную массу свободных – 40 гривен. Есть и категория людей, за убийство которых платится не вира, а особый штраф в меньшей сумме (12 гривен), за смерда же вообще платят лишь 5 гривен. Имеются различия и в наследственных правах феодалов и смердов.

Если Русская Правда проводит различие по объекту преступления, то Новгородская Судная грамота – по субъекту. Так, за клевету в суде с боярина взимается 50 рублей, с житьего человека – 20, а с молодшего – всего 10 рублей (ст. 6). Аналогичная мера применяется и в некоторых других случаях.

В отличие от Русской Правды и Новгородской Судной грамоты (НСГ), Псковская Судная грамота (ПСГ) не знала социальной дифференциации в применении права³¹ [См.: Алексеев Ю. Г. Указ. соч., с. 67, 68, 70].

Древнерусское право возникает вместе с Древнерусским государством. Следовательно, хронологические рамки этого явления столь же не ясны. Установить точные даты здесь трудно еще и потому, что первой формой выражения правовой нормы явился обычай, который, конечно, не документировался. Правовой обычай, обычное право выросло из обычаев первобытно-общинного строя, со временем приспособленных к интересам эксплуататоров и соответственно трансформированных. У нас мало источников, по которым можно судить о древнерусском обычном праве. Тем не менее, известна система норм уголовного, особенно семейного, в какой-то мере процессуального права.

В источниках, и довольно ранних, упоминается уже и о законе. Прокопий Кесарийский в VI веке писал, что у славян «вся жизнь и законы одинаковы»³² [Прокопий из Кесарии. Война с готами. Кн. VII (III), гл. 14, § 22]. Встречаем мы упоминание о «законе русском» и в договоре Олега с греками 911 года³³ [Памятники русского права. Вып. первый. Под. ред. С. В. Юшкова. М., 1952, с. 7]. Однако вряд ли можно понимать в том и другом случае слово «закон» в прямом, современном смысле. Скорее, здесь имелась в виду просто правовая система, русские обычаи и т. п., но не писаный закон. Во всяком случае, до нас не дошло не только какого-либо писаного закона, но даже и упоминания о каком-нибудь конкретном законе до X века.

Правда, еще в начале XX века высказывалось мнение, что древнейшую часть Русской Правды надо датировать IX или даже VIII веком³⁴ [См.: Goetz Das russische Recht. В. I, S. 9, 13, 15]. В наше время эту идею воспринял Б. Д. Греков. Он утверждал даже, что древнейшую часть Русской Правды следует датировать VII – VIII веками, но сколько-нибудь серьезных доказательств в пользу такого утверждения не привел³⁵ [См.: Греков Б. Д. Указ. соч., с. 529]. Б. Д. Греков зато отметил одно важное обстоятельство: само слово «закон» – древнерусского происхождения. Больше того – оно перешло в язык печенегов и было у них в ходу в X веке³⁶ [См. там же, с. 523].

Первые законодательные памятники мы встречаем в Древнерусском государстве. Л. В. Черепнин полагал, что уже в начале X века существовал сборник законов – прообраз Русской Правды. Думается, однако, что прав И. Я. Фроянов, отмечающий недоказанность этого положения³⁷ [См.: Фроянов И. Я. Указ. соч., с. 28]. В свою очередь вряд ли можно согласиться и с И. Я. Фрояновым, сомневающимся в законодательной деятельности князя Владимира Святославича³⁸ [См. там же, с. 28-29].

Важнейшим законодательным памятником Древнерусского государства явилась Русская Правда, ибо в ней охвачены чуть ли не все отрасли тогдашнего права. Наряду с Русской Правдой следует назвать и княжеские уставы, регламентировавшие отдельные вопросы жизни древнерусского общества.

Русская Правда и некоторые уставы известны в нескольких редакциях. Понятие редакции исторического источника – категория сложная. Оно включает в себя два компонента: деятельность законодателя, изменявшего закон по существу, и работу переписчиков, по-своему компоновавших доходивший до них текст, порой произвольно соединявших или разъединявших отдельные законы или нормы. Так, например, Краткая редакция Русской Правды включала два крупных закона, созданных с разрывом в несколько десятилетий, но объединенных исторической преемственностью, а также некоторые отдельные нормы. Правда Ярослава и Правда Ярославичей создавались князьями, законодательной властью, а переписчик затем объединил эти законы в один документ, который мы называем Краткой редакцией Русской Правды.

У нас мало сведений о законодательном процессе Древней Руси. Все законодательство Киевского государства – это акты княжеской власти. В силу монархической природы государства они не могли быть иными. Правда, И. Я. Фроянов сомневается в монархической природе Древнерусского государства, по крайней мере в X веке. Соответственно он сомневается в законодательных правах великих князей³⁹ [См.: Фроянов И. Я. Указ. соч., с. 27-28]. Думается, однако, что для подобных утверждений оснований явно недостаточно. Согласно точке зрения И. Я. Фроянова, получается, что в Киевском государстве вече играло такую роль, которая, по существу, делает это государство республикой. Похоже, что названный автор переносит на Киев те порядки, которые сложились в Новгороде с середины XII века. Эта позиция нам представляется малоубедительной.

Так или иначе, но подробностей о законодательном процессе у нас почти нет. Порой спорна даже точная датировка принятия закона и место его издания.

Иногда в монархии закон принимался коллегиально, не единоличным монархом, а съездом князей. Именно так было внесено изменение в Русскую Правду во второй половине XI века. Закон изменил не один монарх, а три сына Ярослава Мудрого, собравшиеся для этого. Притом они призвали к решению проблемы и своих приближенных – мужей. Таким образом, вторая часть Краткой редакции Русской Правды – плод коллективного законотворчества наследников Ярослава, которым отец завещал править вместе.

Принятые законы, очевидно, приобретали форму какой-то грамоты. Во всяком случае, так изображает летопись издание Ярославом Мудрым Русской Правды.

Подлинники ни одного древнего закона, однако, до нас не дошли. Мы знаем их содержание по летописным и иным записям, которые отличаются одна от другой, порой заметно. Так возникла проблема «списков» того или иного закона, т. е. рукописных вариантов одной и той же редакции закона. После распада Киевского государства законодательство выступает преимущественно в форме уставов тех или иных великих и удельных князей по отдельным вопросам. Законодательство мельчает в меру дробления самого государства. По-другому обстоит дело только в двух феодальных республиках, возникших на развалинах Киевского государства – Новгородской и Псковской.

Здесь были изданы два крупнейших закона, носивших название судных грамот. Новгородская Судная грамота дошла до нас не полностью.

Зато Псковская Судная грамота, сохранившаяся целиком, поражает богатством содержания и развитостью для своего времени правовых институтов и целых отраслей права. Псковская Судная грамота, подобно Русской Правде, представляет собой целый свод псковских законов, в котором заметно как общее развитие права, так и местные особенности, связанные со специфическим положением Пскова на западном рубеже Русской земли.

Конечно, когда мы говорим о Русской Правде или Псковской Судной грамоте как о сводах законов, это надо понимать в весьма условном смысле. Свод законов – всегда систематизированное собрание норм. Говорить же о сколько-нибудь серьезной системе в Русской Правде или даже в Псковской Судной грамоте не приходится. Конечно, можно отметить определенные части текста, посвященные той или иной проблеме, но какую-нибудь отраслевую или иную систематизацию увидеть здесь трудно. Да и вообще, система права в Киевском государстве или Пскове еще весьма примитивна.

Законодателя больше всего интересуют нормы уголовного права, им и посвящена большая группа статей, с них начинается Русская Правда. Большое внимание уделяется и процессуальным нормам, притом разделения на уголовный и гражданский процесс незаметно.

В литературе можно встретить утверждение о том, что Русская Правда не знала грани также между уголовным и гражданским материальным правом. Это, конечно, заблуждение, ибо названные отрасли права объективно при всем желании нельзя смешать. Как известно, формы ответственности в уголовном и гражданском праве существенно различаются: уголовному праву свойственно наказание, гражданскому – возмещение ущерба. Некоторых читателей порой смущает, что в древнерусском праве преобладают имущественные наказания, которые иногда можно спутать с возмещением ущерба. К тому же часто наказание сопровождается и гражданской ответственностью. Так, Русская Правда предусматривает за один из видов убийства виру и головничество, где вира выступает в качестве наказания, а головничество – как возмещение ущерба семье убитого. Таким образом, здесь наличествуют сразу две формы ответственности. При этом и наказание выражается в уголовном штрафе, т. е. в уплате определенной суммы денег. Разница только в том, что вира идет в пользу князя – государственной власти, а головничество – семье потерпевшего. Таким образом, здесь нет никакой неразграниченности уголовного и гражданского права, а одновременное применение двух форм ответственности именно так, как это делается и в современном праве.

Для доказательства идеи о неразграниченности двух отраслей права иногда приводят статью Русской Правды, в которой говорится о наказании за неуплату долга. Вот, дескать, типично гражданские правоотношения, а за их нарушение установлено наказание, мера уголовно-правовая. Думается, что такой довод наивен. Законодатель вправе установить уголовную ответственность за нарушение гражданско-правовых обязательств, и это не будет означать слияния двух форм ответственности. Просто в этом случае нарушение гражданского закона объявляется преступлением. Наказание не исключает применения и гражданско-правовых форм воздействия. Опять же здесь будет не смешение двух форм ответственности, а просто одновременное их применение⁴⁰ [Своеобразно смотрит на эту проблему уже упоминавшийся американский историк Д. Кайзер. С его точки зрения, в Древней Руси вообще не было уголовного права. Всякого рода правонарушения, касающиеся личности или имущества, рассматривались как гражданские и влекли за собой не наказание, а лишь возмещение ущерба потерпевшему. Только после XIII века постепенно на смену гражданской ответственности приходит уголовная, начинается применение наказаний (См.: Kaiser D. Op. cit.). Ошибочность такого утверждения очевидна: уже в Краткой редакции Русской Правды мы встречаем типичные уголовно-правовые нормы с вполне определенными уголовными санкциями – продажей. Уголовно-правовые нормы мы встречаем и еще раньше – в X веке, в Уставе князя Владимира].

Есть и еще одна – крайняя – концепция, в соответствии с которой вообще нельзя говорить о традиционных отраслях права в Древнерусском государстве. Автор статьи «Древнерусское право» в сборнике «Советское источниковедение Киевской Руси» полагает, что «в системе феодального права Киевской Руси не может быть деления на гражданское, уголовное, земельное, семейное право и т. д.»⁴¹ [Назв. сбор. Л., 1979, с. 215]. Он полагает, что систему права при феодализме следует строить не по отраслям, а по сословиям – боярское право, крестьянское право, посадское право и т. д. Думается, однако, что такое предложение вряд ли приемлемо.

Следует подчеркнуть то значение, которое придавалось в древнерусском праве гражданским нормам. Это заметно и в Русской Правде, но особенно в Псковской Судной грамоте – документе, более позднем и к тому же принятом в торговом городе, где гражданский оборот был достаточно развит. Это отличает памятники древнерусского права от аналогичных законов Западной Европы, бывших по преимуществу уголовными и процессуальными.

В Русской Правде регламентируются вопросы собственности, довольно развита система договоров. Больше всего внимания уделено договору займа, но регламентируются также и купля-продажа, хранение, личный наем. Еще более развиты эти институты в Псковской Судной грамоте. В законах содержатся также и нормы наследственного права.

Что касается семейного права, то оно отражено отчасти в княжеских уставах. Вообще же эта сфера регламентируется главным образом нормами канонического права. С введением христианства церковь взяла на себя эту важную сферу общественных отношений, ранее регулировавшуюся только обычным правом. Притом она в корне изменила нормы семейного права. На смену языческим формам вступления в брак (умыкание у воды и пр.), полигамии, пришел церковный брак с его моногамией, трудностью развода и пр.

Таким образом, Древнерусское государство и его исторические преемники имели уже достаточно развитую правовую систему, отражавшую высокий для своего времени уровень развития древнерусского общества.

В литературе ставился вопрос об исторических источниках древнерусского права. При этом в дореволюционных исследованиях настойчиво проводилась мысль об иноземном происхождении русского права или по крайней мере важнейших его актов. Так, дореволюционный автор Ф. Л. Морошкин считал, что Русскую Правду нам привезли варяги. Это было логическим развитие норманской теории: если государство на Руси создали варяги, то кому же, как не им, создавать и русское право. Н. М. Максимейко говорил о влиянии византийского законодательства на Краткую Правду.

Современные западные авторы повторяют зады старой историографии. Шел спор и о национальной принадлежности норм, содержащихся в договорах Руси с греками. Несмотря на прямое указание на «закон русский» в договоре Олега, некоторые авторы утверждают, что в названных договорах содержится преимущественно византийское, а не русское право. Пайпс и Дэвидсон считают русско-византийские договоры даже варяжским правом⁴² [Pipes R. Op. cit., p. 29; Davidson H. Op. cit., p. 89]. О сильном влиянии византийского права на русское неоднократно говорилось и по другим поводам⁴³ [Правда, и у некоторых современных буржуазных исследователей встречаются более объективные суждения по этому вопросу. Так, Д. Кайзер полагает, что влияние византийского права на древнерусское было незначительным (см.: Kaiser D. Op. cit.)]. Применительно к более позднему периоду дореволюционные авторы отмечали влияние на русское законодательство даже монгольского права. В частности, этим объяснялось ужесточение уголовной репрессии⁴⁴ [См.: Юшков С. В. Указ. соч., с. 23].

Конечно, Русь жила постоянно в окружении других народов, которые так или иначе влияли на нее, и на которых влияла она. Известно, что славяне ассимилировали ираноязычные скифо-сарматские племена на юге, постоянно смешивались с финскими племенами на севере. Они взаимодействовали с западными и южными славянами. Б. Д. Греков провел сравнительный анализ законодательства Польши и Хорватии с русским правом и нашел много общего⁴⁵ [Греков Б. Д, Указ. соч.]. Киевские князья неоднократно вступали в династические браки, которые способствовали взаимопроникновению культур, в том числе и правовой культуры.

Введение христианства не могло не отразиться на развитии русского права; с распространением православия стали применяться разнообразные нормы канонического права. Вошли в употребление даже целые сборники иноземного права. Так, например, при решении дел о религиозных преступлениях византийское духовенство, приехавшее в Киевское государство, применяло так называемый Градский закон, то есть Прохирон византийского императора Василия Македонянина, изданный в VIII веке. Применение византийского права церковными учреждениями и должностными лицами, как по уголовным, так и по гражданским делам тем более было необходимо, что Русская Правда и другие древнерусские законы имели заметные пробелы⁴⁶ [См.: Юшков С. В. Указ. соч., с. 223-224].

Однако считать древнерусское право собранием разноязычных норм было бы в высшей мере ошибочным. Древнерусское право создавалось на русской почве, оно отражало те общественные отношения, которые сложились на Руси, закрепляло те порядки, которые были обусловлены природой древнерусского феодального общества. Древнерусское законодательство выросло из обычного права, а обычаи уходят корнями глубоко в историю народа. Да, в древнерусском праве встречаются нормы, аналогичные западноевропейским. Иногда здесь имело место и заимствование. Однако чаще сходные нормы порождались просто сходными общественными отношениями. Самое же главное то, что основная масса правового материала не может быть сведена к чужеземным источникам, ее происхождение никак нельзя объяснить заимствованием.

Вопрос о национальной принадлежности древнерусского права имеет и еще один аспект. Буржуазные украинские националисты выдвинули концепцию, по которой Древнерусское государство и право принадлежат исторически не трем славянским народам, а являются по своей природе украинским государством и правом⁴⁷ [См.: Юшков С. В. Указ. соч., с. 24]. В свое время эту идею развивал буржуазный историк Грушевский, теперь ее проповедуют эмигранты нового поколения. Так, подвизающийся в Соединенных Штатах Америки националист Н. Чировский вновь говорит об украинском характере Киевской Руси. Но, угождая западным хозяевам (сначала немцам, а теперь американцам), дополняет свою концепцию норманизмом, объявляя, что Киевское государство имело «украинско-варяжское происхождение»⁴⁸ [Chirovsky N. A. History of the Russian Empire, V. I, Grand-ducal Vladimir and Moscow, p. 41-42, 57, 75]. Концепция эта в высшей степени надуманна. Конечно, Древнерусское государство включало в себя территорию современной Украины, хотя и не сводилось к ней. Конечно, столица Древнерусского государства совпадает со столицей современной Украины, хотя нельзя забывать и о другом важнейшем центре Древнерусского государства – Новгороде.

Однако ни в IX, ни в XII веке нельзя еще говорить об Украине и украинцах. Нет еще исторически обособленной территории Украины, нет еще украинского языка, нет вообще специфически украинской культуры, нет специально украинских экономических связей. Одним словом, не существует еще украинской народности, есть единая древнерусская народность, которая позже, уже за пределами исследуемого в настоящем томе периода, породит три самостоятельные народности, в том числе и украинскую. Таким образом, право Древнерусского государства – это именно древнерусское, а не какое-нибудь иное право.

Древнерусское государство возникло как инструмент подавления сопротивления трудящихся феодалами. Боярство, которое стремилось все больше закабалить смердов, нуждалось в сильной центральной власти, в относительном единстве государства. Но с течением времени местные князья и крупные бояре, осевшие в своих княжествах и вотчинах, разбогатевшие за счет эксплуатации крестьян и грабительских войн, почувствовав свою собственную силу, стали тяготиться центральной властью, властью великого князя и его аппарата. Центробежные силы в государстве усиливаются, пока не приводят к распаду Древнерусского Киевского государства. Так развитие феодальных отношений, которое в IX веке породило Киевское государство, в XII веке приводит к его распаду. Киевское государство прекратило свое существование. Но по-другому сложилась судьба его правовой системы, его законодательства. Оно продолжало действовать и в тех государствах и «государствишках», на которые распалась Древняя Русь. В них создаются свои законы – уставы тех или иных князей. Однако они не могут – да и не собираются – заменить собой всю сложную систему законодательства Киевской Руси. Во всяком случае, основа древнерусского права – Русская Правда продолжает действовать во всех землях феодально-раздробленной Руси. Даже в Новгороде и Пскове, создавших свои крупные законодательные акты, Русская Правда оставалась действующим источником права. Это обстоятельство, отмеченное в свое время еще С. В. Юшковым, в недавнее время подтвердил применительно к Пскову Ю. Г. Алексеев⁴⁹ [См.: Алексеев Ю. Г. Указ. соч., с. 42, 46]. Историческое значение Русской Правды вышло и за пределы периода феодальной раздробленности; она действовала и в Московском и даже в Литовском государстве⁵⁰ [См.: Юшков С. В. Указ. соч., с. 189]. Конечно, древнерусское право не оставалось неизменным. Об этом свидетельствуют новые редакции Русской Правды, которые появляются после распада Киевской Руси.