ПОДРАЗДЕЛЕНИЕ НА ЭПОХИ

В более раннюю эру основной тон задает семейная жизнь и до­мохозяйство, в более позднюю — торговля и крупногородская жизнь. Но если мы ближе рассмотрим эру общности, то сможем обнаружить в ней несколько эпох. Все ее развитие направлено на приближение к обществу, в то время как общность, с другой стороны, сохраняет свою — пусть и убывающую — силу и остается реалией социальной жизни также и на всем протяжении общественной эры. Но первая эпоха формируется под воздействием нового базиса совместной жизни, возникающего с началом возделывания земли и почвы, т.е. под влиянием соседства, действующего наряду с древним и по-прежнему сохраняющимся базисом кровного родства, под влиянием деревенской общины наряду с родовой. Вторая эпоха начинается, когда деревни развиваются в города. Общим для тех и других является пространственный принцип совместной жизни, в противополож­ность временному принципу семьи (племени, народа). Ведь если последняя возводит свое происхождение к общим предкам, то ее невидимые, метафизические корни как бы скрываются под землей. Ныне живущих связывает здесь последовательность предшествую­щих и последующих поколений, прошлое и будущее. В первом же случае наиболее прочные связи и отношения обусловлены дей­ствительной, физической почвой, постоянным местом обитания, видимой, реальной землей. Однако в течение общностной эры действенность этого более молодого, пространственного принципа сдерживается более старым, временным. С началом общественной эры он вырывается на передний план и вызывает к бытию феномен крупного города. Последний, как показывает уже само его имя, в то же время представляет собой крайнее, избыточное проявление пространственного принципа в его городской форме, которая, благодаря такой возможности и ее действительному воплощению, оказывается решительно противоположна сельской форме того же самого принципа, деревенскому поселению, которое существенным и даже необходимым образом пребывает в состоянии скованности. Отсюда становится ясно, в каком смысле весь ход развития можно

понимать как прогрессирующую тенденцию городской жизни и сущности. «Можно сказать, что вся экономическая история обще­ства (т.е. история современных наций) резюмируется в движении противоположности между городом и селом» {Marx К. Das Kapital. Bd.I. S.364¹). Говоря точнее: существует определенная точка, начи­ная с которой города, если их оценивать по универсальной действен­ности и значению, в масштабах совокупного населения получают перевес надлежащей в их основе земельно-сельской организацией, так что отныне последней приходится расходовать на пропитание и развитие первых большее количество своих собственных сил, чем то, которым она может пожертвовать без ущерба для собственного воспроизводства. Это означает, что она близится к своему распаду, за которым неминуемо последует распад вышеупомянутых обуслов­ленных ею органов и видов деятельности.

Таков всеобщий закон соотношения органической (раститель­ной) и животной (сенситивной) жизни, каким он неизменно видится при нормальном и вместе с тем по возможности наиболее благопри­ятном ходе развития животного, а у человека, поскольку животная жизнь и воля складываются у него в особую разновидность, в мен­тальную жизнь и воление, может помимо всеобщего приобрести еще и особенное значение. Ведь, следуя своему разуму, человек способен дойти до саморазрушения: как непосредственно, исходя из разума, так и опосредованно, поскольку, преследуя надлежащие цели, он способен сам определять свою судьбу и, таким образом, продлевать, но также и укорачивать свою жизнь; а также потому, что его разру­шение, как и вся его жизнь, может быть выражено в одной только ментальной сфере, помимо его животного бытия, а иногда продол­жается даже и за пределами последнего. Так что в той мере, в какой принимаются во внимание эти (ментальные) феномены, собственно животное существование остается как бы на полпути между ними и феноменами растительной жизни и с известными оговорками может быть причислено либо к первым, либо ко вторым.

Итак, если в нормальном ходе развития различается его вос­ходящая линия, где растительное преобладает над животным, и линия нисходящая, где это отношение меняется на обратное, то это развитие хотя и сохраняет свою всеобщую значимость, а следова­тельно, и значимость для человека, однако может здесь приобретать еще и особенное содержание, в котором животное, поскольку оно

¹ Ср.: Маркс К. Капитал. Т. 1. Гл. XII // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 3—5. — Прим. сост.

выражается в ментальном, проходит это развитие, и потому, со­размеренное с ним, все прочее животное совпадает с растительным и понимается в единстве с ним, насколько оно выражает послед­нее. Поэтому в восходящей линии, знаменуемой преобладанием растительно-животного, различаются три категории и ступени, в зависимости от того, как оно выражается: 1) в растительном как таковом, 2) в животном и 3) в ментальном. Соответствующая триада различается и в нисходящей линии, которая характеризуется пре­обладанием животно-ментального.

Согласно такой идее, в народной жизни растительно-животному соответствовала бы сельская, а животно-ментальному — городская сущность; первая — поскольку она сохраняет свою значимость и в городе и даже позволяет организму в целом достичь расцвета и наивысшей точки своего развития, вторая — поскольку в крупном городе она высвобождается и, отчасти способствуя созреванию плодов, отчасти их потребляя, существует будто бы за счет самой себя, но в то же время, мало-помалу подчиняя себе целое, отчасти пользуется имеющимися у него силами, отчасти же (и, пожалуй, именно поэтому) его разрушает.