ИЗДЕРЖКИ ПЕРЕРАСПРЕДЕЛЕНИЯ ДОХОДОВ намного превышают выгоды тех, кому предназначаются перераспределяемые средства

Когда в середине 60-х годов Соединенные Штаты объявили "войну бедности", а правительство Канады приступило к построению "справедливого общества", люди верили, что от бедности можно избавиться, передав чуть большую часть своего дохода неудачливым членам общества. Сказано -- сделано, и перераспределительные программы резко расширили свои масштабы. Пенсии по старости, пособия по безработице, помощь беднякам и другие бесчисленные программы в сумме составляют теперь наиболее значительную и самую быстрорастущую (после процентов по государственному долгу) часть государственных расходов.

Несмотря на столь грандиозные усилия и щедрость налогоплательщиков, Национальный совет по социальному обеспечению (The National Council on Welfare) и Канадский совет социального развития (Canadian Council on Social Development) утверждают, что 4 миллиона канадцев по-прежнему живут в нищете!

По мнению Кристофера Сарло, автора книги "Нищета в Канаде", опубликованной в 1992 г. Фрэйзеровским институтом, представление о неискоренимости нищеты является в основном результатом метода, с помощью которого она измеряется. Если исключить из рассмотрения студентов и тех, для кого низкие доходы -- всего лишь временное явление, становится ясно, что проблема не столь уж масштабна. Однако же она, вне всякого сомнения, существует, и вопрос, таким образом, -- почему? Ведь почти 100 млрд. долл. забираются у налогоплательщиков и распределяются через правительственные программы!

Экономический анализ показывает, что неэффективность правительственных программ является следствием более общей закономерности: трудно перераспределить доход в пользу нуждающихся так, чтобы улучшить их благосостояние в долгосрочной перспективе. И причиной этого являются неучтенные вторичные эффекты. [<small>James Gwartney and Richard Stroup, Transfers. Equality, and the Limits of Public Policy, Cato Journal (Spring/Summer 1986).</small>] Три основные фактора снижают эффективность перераспределения доходов.

Во-первых, расширение перераспределения сдерживает экономический рост. Национальный доход не является ни небесной манной, ни пирогом, который выпекается на государственной кухне, делится затем на куски разных размеров и подается гражданам в горячем виде. Как раз наоборот -- доход есть то, что люди сами производят и зарабатывают, предоставляя товары и услуги, за которые потребители готовы платить.

Налоги и трансфертная политика дестимулируют зарабатывание денег и налогоплательщиком, и получателем трансферта. По мере увеличения налогов, необходимых для финансирования трансфертов, у налогоплательщиков пропадает всякое желание производить и зарабатывать и, напротив, создаются стимулы вкладывать деньги в менее эффективные, но не облагаемые налогом, виды деятельности. Кое-кто предпочитает уйти из официальной экономики и заняться бартером или другими неэффективными формами экономической деятельности. Снижается стимул к зарабатыванию денег и у получателя трансферта, поскольку его размер уменьшается с ростом доходов. Таким образом, ни налогоплательщики, ни получатели трансфертов в этой ситуации не будут производить и зарабатывать столько, сколько могли бы, не будь трансфертных программ. К тому же, перераспределение дохода политиками поощряет людей тратить больше времени на политику и меньше -- на производство. Все эти факторы сдерживают' экономический рост и ведут к падению благосостояния и тех, кому трансферты предназначены, и всех остальных граждан.

Во-вторых, борьба за трансферты может значительно сокращать суммарные выгоды их получателей. Чтобы не разорить бюджет, власти вынуждены устанавливать критерии для определения получателей трансфертов и других политических благодеяний. Обычно от получателя требуется, чтобы он чем-то владел, либо что-то делал, либо что-нибудь из себя представлял. Однако, как только критерий установлен, люди начинают изменять свое поведение, чтобы заполучить в свой карман легкие государственные деньги или льготы. При этом чистая выгода от трансфертов падает.

Сказанное выше можно проиллюстрировать с помощью следующего примера. Предположим, правительство решило выдать между 9 часами утра и 5 часами вечера по 50-долларовой купюре всякому, кто захочет отстоять очередь у окошка кассира в Канадском Банке. Очереди будут длинными, но вопрос в том -- насколько длинными? Сколько времени люди захотят оторвать на эти цели от своего досуга и своей производительной деятельности? Человек, чье время стоит 5 долл. в час, будет готов провести в очереди 10 часов, чтобы получить за это 50 долларов. Другие, чье время стоит меньше, скажем 3 или 4 доллара в час, -- пойдут на это еще охотнее, но и они обнаружат, что то, чем им приходится заниматься для получения трансферта, значительно обесценивает последний.

Этот простой пример показывает, почему помощь, предоставляемая путем трансфертных программ, не может быть существенной. Когда потенциальным получателям приходится что-то делать (например, стоять в очереди, заполнять какие-то формы, лоббировать государственные службы, сдавать экзамены, терпеть проволочки или участвовать в определенных политических кампаниях), чтобы получить право на трансферт, значительная часть их потенциального выигрыша будет утеряна в попытке отстоять это право. Аналогично, если получатели субсидии обязаны чем-либо владеть (например, участком земли для выращивания пшеницы, лицензией на вождение такси или экспортной квотой), они захотят платить за это лишь до тех пор, пока цена покупки не превысит величину самой субсидии. Конкурируя друг с другом в попытках удовлетворить требованиям властей, потенциальные получатели постепенно теряют большую часть чистой выгоды от трансферта, которая со временем оказывается существенно ниже, чем сумма трансферта.

Конечно, непредвиденные изменения в трансфертных программах могут породить временно высокие выгоды или потери для различных групп. Однако когда программа осуществляется в течение длительного времени, конкуренция за получение ее благ уничтожит существенные выигрыши от действий, которые необходимо совершить для участия в ней.

Существует итретья причина неэффективности перераспределительной деятельности: программы, которые должны защищать потенциальных получателей трансфертов от бед, порожденных их неблагоразумными решениями, поощряют принятие решений, увеличивающих вероятность бедственных ситуаций. Такие трансферты и сглаживают последствия бед, и понижают интерес предпринимать какие-либо шаги во их избежание.

Например, если власти осуществляют мероприятия по ликвидации последствий стихийных бедствий -- , скажем, наводнений -- это уменьшает потери потерпевших, но в то же время, хотя это и не входит в намерения правительства, поощряет людей к тому, чтобы строить дома в районах, подверженных наводнениям. В результате ущерб от наводнений оказывается усиленным.

Другой пример -- страхование по случаю потери работы. Получив пособие, безработный может отказаться от имеющихся предложений и продолжить поиски лучшего места. В результате уровень безработицы становится относительно выше, чем, если бы пособий не существовало. Только щедростью выплат можно объяснить тот факт, что примерно половина получающих пособие по безработице является его регулярными получателями. Свою трудовую карьеру они строят с учетом этих пособий. Многие из тех, кто втянулся в такую жизнь, трудятся лишь столько недель в году, сколько требуется для получения полной суммы пособий.

Если вы что-то субсидируете, поводов для субсидии становится все больше. Трансферты, направленные на борьбу с нищетой, также не являются исключением. Они поощряют ведение рискованного образа жизни: употребление наркотиков, нежелание учиться и работать, разводы, рождение детей вне брака и стремление избежать их воспитания. Все это увеличивает ряды бедных. Хотя такие вторичные эффекты в краткосрочной перспективе могут оказаться не очень важными, в долгосрочном плане их отрицательные последствия становятся все более ощутимыми. К тому же трансферты, направленные на борьбу с бедностью, вытесняют благотворительные усилия граждан, семей, религиозных и общественных организаций. Когда в перераспределительных целях вводятся специальные налоги, частные лица и организации, реагируя на это, меньше участвуют в благотворительной деятельности.

С экономической точки зрения провал перераспределительных программ неудивителен. Экономический анализ показывает, что, учитывая вторичные эффекты, правительству достаточно сложно реально помочь в течение долгого времени нуждающимся, поскольку поведение людей при этом меняется, возникает обратный эффект и ситуация становится не лучше, а хуже.

ЦЕНТРАЛИЗОВАННОЕ ПЛАНИРОВАНИЕ всего лишь подмена власти рынка политической властью, ведущая к пустой растрате ресурсов и экономическому упадку

Человек системы... склонен в своей самонадеянности превозносить свою мудрость... Он, по-видимому, воображает, что может руководить членами огромного общества с той же легкостью, с какой рука передвигает фигуры на шахматной доске; он не думает при этом, что фигуры на шахматной доске не имеют никакого иного источника передвижения, кроме человеческой рук, и в то время как на огромной шахматной доске человеческого общества всякая фигура имеет свой собственный принцип движения, часто отличающийся от предписанного ей по закону. Когда они совпадают и действуют в одном направлении, то игра человеческого общества будет проходить легко и гармонично, и весьма вероятно, что она закончится удачей. Если же эти принципы взаимно исключают друг друга, игра будет протекать плохо, и общество навсегда останется в состоянии хаоса.

Адам Смит,
Теория моральных сентиментов, 1759 г.
[<small><small>Adam Smith
The Theory of Moral Sentiments, 1759;
New York: A. M. Kelley, 1966</small></small>.]

Как уже говорилось, считается что, государство в состоянии лучше, чем рынок, координировать производство общественных благ -- небольшого класса товаров и услуг, потребление которых сложно ограничить только теми, кто за них платит.

Однако многие также считают, что, поддерживая отдельные отрасли, предоставляя им дотации и инвестиции, государство тем самым способствует ускорению экономического роста. Государственное "планирование промышленности" и "инвестиции в будущее экономическое развитие" якобы способны улучшать рыночные результаты. Нетрудно понять, почему такой подход обладает определенной привлекательностью.

Планирование кажется вполне разумным. Разве избранные народом политики и правительственные эксперты не лучше, чем предприниматели, поглощенные своим бизнесом, выражают интересы "всеобщего благосостояния"? Разве государственные чиновники не "менее алчны" по сравнению с частными компаниями? Те, кто не понимает принципа "невидимой руки", часто находят убедительными аргументы в пользу централизованного планирования. Однако экономическая наука опровергает их. Существуют четыре основные причины, почему централизованное планирование будет почти наверняка приносить больше вреда, чем пользы.

Во-первых, оно просто заменяет рынок политикой. Напомним, что государство не является экономическим регулятором. Те, кто занимается централизованным планированием (а также контролирующие их законодатели), на самом деле вовсе не похожи на бескорыстных святых. Естественно, что субсидии и инвестиции, выделяемые плановыми органами, находятся под влиянием политических мотивов.

Подумайте о том, как этот процесс осуществляется в условиях демократического принятия решений. Законодательные органы должны утвердить расходы. Различные группы, представляющие интересы бизнеса и труда, объединенного профсоюзами, будут лоббировать в целях получения инвестиционных ресурсов и субсидий. Законодатели будут обращать особое внимание на те группы, которые в состоянии сделать определенный вклад в избирательную кампанию и обеспечить создание ключевых блоков избирателей. Старые фирмы, имеющие более прочные, по сравнению с фирмами молодыми, позиции на рынке, в активе будут иметь весомый список вкладов, лучшее знание техники лоббирования и более близкий контакт с могущественными политическими деятелями. Как сказал бывший сенатор США Уильям Проксмайр, "деньги идут туда, где есть политическая сила". Очевидно, что политические заслуги помогут старым фирмам, даже если они слабы в экономическом отношении, превзойти новые, нацеленные на быстрый рост. Вдобавок политики часто блокируют различные программы, если другие не соглашаются поддерживать проекты, предоставляющие льготы их избирателям и группам, которым они покровительствуют. Только безнадежный мечтатель может верить, что этот политизированный процесс приведет к меньшим потерям, к умножению богатства и лучшему размещению инвестиций, чем механизм рынка.

Во-вторых, есть все основания полагать, что инвесторы, рискующие своими деньгами, будут принимать более правильные решения, чем центральные плановые органы, распоряжающиеся деньгами налогоплательщиков. Инвестор, если хочет получить прибыль, должен вложить деньги в проект, который повышает ценность затраченных ресурсов, а если делает ошибку и инвестиционный проект оборачивается неудачей, то сам же и страдает от последствий этого. В противоположность этому связь между принятием эффективных проектов и личным благосостоянием тех, кто занимается централизованным планированием, весьма и весьма слаба: если проект окажется эффективным, их личный выигрыш, по всей вероятности, будет весьма скромным, если он приведет к потерям, -- неудача не окажет на них значительного отрицательного воздействия. Мало того, они могут даже выигрывать от неудачных проектов, если те сопряжены с предоставлением субсидий и других льгот политически сильным группам. Поэтому нет никаких оснований полагать, что центральные плановые органы будут более эффективно, чем частные инвесторы, выявлять и осуществлять проекты, улучшающие благосостояние.

В-третьих, центральные плановые органы питаются неточной информацией. Поскольку они являются источником инвестиционных средств, руководители как частных, так и государственных предприятий с целью получения правительственных льгот будут предоставлять им искаженную информацию. Они будут пытаться убедить плановые органы, что их предприятие производит (или может производить) тот вид товаров или услуг, который чрезвычайно ценен для всего населения, и что если их предприятию дать некоторые средства, они сделали бы для благосостояния общества нечто необыкновенное. С другой стороны, если не дать им средств, рабочие места окажутся потерянными, и экономика региона потерпит крах. Сотрудники плановых органов, возможно, и знают, что подобные притязания безосновательны, но могут не обладать необходимой информацией, чтобы правильно оценить их, особенно в тех случаях, когда производитель является монополистом.

В-четвертых, не существует способа получения информации, достаточной для разработки разумного государственного плана. Мы живем в мире динамичных изменений. Технические сдвиги, новые продукты, политические волнения, изменения спроса и скачки в погодных условиях постоянно меняют относительную дефицитность ресурсов и товаров. Никакая центральная власть не в состоянии поспеть за этими изменениями, а, следовательно, -- не способна дать менеджерам компаний на местном уровне разумные инструкции.

Рынки фиксируют и сводят воедино раздробленную на миллионы частей информацию, формируя цены, которые становятся сигналами для предприятий и собственников ресурсов осуществлять свои действия в соответствии с изменившимися условиями. Ни один центральный плановый орган не в состоянии получить, и при том без искажений, эту важную, но рассеянную информацию.

Невероятное разнообразие нужд и желаний людей, знание уникальных особенностей времени и месторасположения -- все это лежит вне ведения любого планового органа. Эти органы действуют, располагая лишь малой долей необходимой информации, которая во многом становится неточной уже к моменту ее поступления. Мнение о том, что отдельное лицо или какой-нибудь комитет могут располагать и оперировать информацией, достаточной чтобы принимать правильные плановые экономические решения в нашем быстро изменяющемся мире, является заблуждением. Координация экономических единиц слишком сложна для того, чтобы ее осуществлял какой-либо центральный плановый орган.

Сторонники планирования часто приводят в пример Министерство внешней торговли и промышленности Японии (MITI). Но успехи MITI сильно преувеличены, а его промахи игнорируются. MITI пыталось удержать фирмы "Mazda" и "Honda" от вхождения в автомобильный бизнес, не ожидая, что они выдержат конкуренцию: Оно пыталось не дать "Sony" производить транзисторные радиоприемники, защищало те фирмы в судостроительной и горнодобывающей отраслях, которые отличаются высокими затратами. Установленные им ограничения на импорт мяса, цитрусовых и других сельскохозяйственных продуктов вынудили японских потребителей платить за продукты питания значительно больше, чем в других промышленно развитых странах. Успех в бизнесе пришел к японцам вопреки, а не благодаря планированию MITI.

Государственное планирование в Канаде тоже отличается внутренней непоследовательностью. Правительства провинций субсидируют производителей табака, одновременно пропагандируя вред курения; выплачивают дотации одним фермерам, поскольку рыночная цена на зерно не покрывает их издержек производства, и субсидируют ирригационные проекты, ведущие к увеличению производства зерна и дальнейшему снижению его цены на рынке; удерживают цены на молоко на высоком уровне и проводят в жизнь программы по обеспечению школьников обедами, чтобы сделать дорогое молоко более доступным; требуют установки более прочных бамперов, чтобы увеличить надежность автомобилей, тогда как нормы экономии топлива требуют уменьшить их вес, и т. д.

Наивно думать, что централизованное планирование способствует экономическому росту. Когда предприятия получают больше средств от правительства и меньше -- от потребителей, они начинают тратить больше времени, пытаясь угодить политикам, и меньше, -- чтобы угодить потребителям. Нетрудно предвидеть, что такая растрата общественных сил приводит скорее к экономическому упадку, нежели к процветанию.