Скоморошины

Приводятся тексты из сборников К.Данилова, А.Гильфердинга, М.Чулкова, А.Соболевского, собранные в XVIII и XIX веках.

Усы

Эй усы, усы проявились на Руси,

Проявляйся усы за Москвою за рекой,

За Москвою за рекой, за Смородиною.

У них усики малы, колпачки на них белы,

На них шапочки собольи, верхи бархатные,

Ой смурые, кафтаны, полы стеганые,

Пестрединные рубашки, золотны воротники,

С напуском чулки, с раструбами сапоги,

Ой шильцом пятки, остры носки,

Еще окол каблучка хоть яичком покати.

Собирались усы во единый круг,

Ой один из них усища‑атаманища,

Атаманища он в озямище,

Еще крикнул ус громким голосом своим:

«Ой нуте‑тка, усы, за свои промыслы!

Вы берите топоры, вы рубите вереи.[188]

За Москвою за рекою что богат мужик живет,

Он хлеба не сеет, завсегда рожь продает,

Он пшеницы не пашет, всё калачики ест,

Он солоду не ростит, завсегда пиво варит,

Он денежки сбирает да в кубышечку кладет.

Мы пойдемте, усы, разобьемте мужика.

И вы по полю идите не гаркайте,

По широкому идите не шумаркайте,

На забор лезьте не стукайте.

По соломушке идите не хрястайте,

Вы во сенички идите не скрывайте,

Во избушку идите, всё молитовку творите».

Ой тот ли усища‑атаманища

Он входит в избу, сам садится в переду,

Ничего не говорит, только усом шевелит,

По сторонушкам он посматривает.

Нанырялась, нашвырялась полна изба усов –

Ой на печи усы и под печью усы,

На полатях усы, на кроватушке усы.

Ой крикнул ус громким голосом своим:

«Ой ну‑ка, хозяин, поворачивайся,

Поворачивайся, раскошеливайся.

Ты давай нам, хозяин, позавтрикати».

Ой хозяин тот несет пять пуд толокна,

А хозяюшка несет пять ведр молока.

И мы попили, поели, мы позавтракали.

«Ой ну‑ка, хозяин, поворачивайся,

Поворачивайся, раскошеливайся.

Ты давай там, хозяин, деньжоночки свои».

Ой хозяин тот божится: «Нету денег у меня»;

А хозяюшка ратится: «Нет ни денежки у нас»;

Одна девка за квашней: «Нет полушки за душой»;

А дурак сын на печи он свое говорит:

«Ах как‑то у батьки будто денег нет,–

На сарае сундук во пшеничной во муке».

Ой крикнул ус громким голосом своим:

«Ой нуте‑ко, усы, за свои промыслы!

Ой кому стало кручинно, нащепай скоро лучины,

Вы берите уголек, раскладывайте огонек,

Вы кладите хозяина с хозяюшкою».

Ой хозяин на огне изгибается,

А огонь около его увивается.

А хозяин‑от дрожит, за кубышечкой бежит,

А хозяюшка трясется да с яндовочкой несется.

Ой мы денежки взяли и спасибо не сказали,

Мы мошоночки пошили, кошельки поплели,

Сами вниз поплыли, воровать еще пошли.

Дурень

А жил‑был дурень,

А жил‑был бабин,[189]

Вздумал он, дурень,

На Русь гуляти,

Людей видати,

Себя казати.

Отшедши дурень

Версту, другу,

Нашел он, дурень,

Две избы пусты,

В третьей людей нет.

Заглянет в подполье,

В подполье черти

Востроголовы,

Глаза, что часы,

Усы, что вилы,

Руки, что грабли,

В карты играют,

Костью бросают,

Деньги считают,

Груды переводят.

Он им молвил:

«Бог вам в помочь,

Добрым людям».

А черти не любят,–

Схватили дурня,

Зачали бити,

Зачали давити,

Едва его, дурня,

Жива отпустили.

Пришедши дурень

Домой‑то, плачет,

Голосом воет,

А мать – бранити,

Жена – пеняти,

Сестра та – также:

«Ты глупый дурень,

Неразумный бабин!

То же бы ты слово

Не так же бы молвил,–

А ты бы молвил:

«Будь, враг, проклят

Именем господним,

Во веки веков, аминь».

Черти б убежали,

Тебе бы, дурню,

Деньги достались

Вместо кладу».

«Добро ты, баба,

Баба‑бабариха,

Мать Лукерья,

Сестра Чернава!

Потом я, дурень,

Таков не буду».

Пошел он, дурень,

На Русь гуляти,

Людей видати,

Себя казати.

Увидел дурень

Четырех братов,–

Ячмень молотят,

Он им молвил:

«Будь, враг, проклят,

Именем господним».

Бросилися к дурню

Четыре брата,

Стали его бити,

Стали колотити,

Едва его, дурня,

Жива отпустили.

Пришедши дурень

Домой‑то, плачет,

Голосом воет,

А мать – бранити,

Жена – пеняти,

Сестра та – также:

«А глупый дурень,

Неразумный бабин!

То же бы ты слово

Не так же бы молвил,–

Ты бы молвил

Четырем братам,

Крестьянским детям:

“Дай вам боже

По сту на день,

По тысячу на неделю”».

«Добро ты, баба,

Баба‑бабариха,

Мать Лукерья,

Сестра Чернава!

Потом я, дурень,

Таков не буду».

Пошел же дурень,

Пошел же бабин

На Русь гуляти,

Себя казати.

Увидел дурень –

Семь братов

Мать хоронят,

Отца поминают,

Все тут плачут,

Голосом воют,

Он им молвил:

«Бог вам в помочь,

Семь вас братов,

Мать хоронити,

Отца поминати.

Дай господь бог вам

По сту на день,

По тысячу на неделю».

Схватили его, дурня,

Семь‑то братов,

Зачали его бити,

По земле таскати,

В г…. валяти,

Едва его, дурня,

Жива отпустили.

Идет‑то дурень

Домой‑то, плачет,

Голосом воет,

Мать – бранити,

Жена – пеняти,

Сестра та – также:

«А глупый дурень,

Неразумный бабин!

То же бы ты слово

Не так же бы молвил,–

Ты бы молвил:

“Прости, боже,

Благослови,

Дай, боже, им

Царство небесное,

В земли упокой,

Пресветлый рай всем”.

Тебе бы, дурня,

Блинами накормили,

Кутьей напитали».

«Добро ты, баба,

Баба‑бабариха,

Мать Лукерья,

Сестра Чернава!

Потом я, дурень,

Таков не буду».

Пошел он, дурень,

На Русь гуляти, Себя казати,

Людей видати.

Встречу ему свадьба,

Он им молвил:

«Прости, боже,

Бласлови,

Дай вам, господь бог,

Царство небесно,

В земле упокой,

Пресветлый рай всем».

Наехали дружки,

Наехали бояра,[190]

Стали дурня

Плетьми стегати,

По ушам хлестати.

Пошел, заплакал,

Идет да воет,

Мать – его бранити,

Жена – пеняти,

Сестра та – также:

«Ты глупый дурень,

Неразумный бабин!

То же бы слово

Не так же бы молвил,–

Ты бы молвил:

“Дай господь бог

Новобрачному князю

Сужено поняти,[191]

Под злат венец стати,

Закон божий прияти,

Любовно жити,

Детей сводити”».

«Потом я, дурень,

Таков не буду».

Пошел он, дурень,

На Русь гуляти,

Людей видати,

Себя казати.

Встречу дурню

Идет старец,

Он ему молвил:

«Дай господь бог

Тебе же, старцу,

Сужено поняти,

Под злат венец стати,

Любовно жити,

Детей сводити».

Бросился старец,

Схватил его, дурня,

Стал его бити,

Костылем коверкать,

И костыль изломал весь:

Не жаль старцу

Дурака‑то,

Но жаль ему, старцу,

Костыля‑то.

Идет‑то дурень

Домой‑то, плачет,

Голосом воет,

Матери расскажет,

Мать – его бранити,

Жена – журити,

Сестра та – также:

«Ты глупый дурень,

Неразумный бабин!

То ж бы ты слово

Не так же бы молвил,–

Ты бы молвил:

“Благослови меня, отче,

Святы игумен!”

А сам бы мимо».

«Добро ты, баба,

Баба‑бабариха,

Мать Лукерья,

Сестра Чернава!

Потом я, дурень,

Впредь таков не буду».

Пошел он, дурень,

На Русь гуляти,

В лесу ходити,

Увидел дурень

Медведя за сосной –

Кочку роет,

Корову коверкат,

Он ему молвил:

«Благослови мя, отче,

Святы игумен,

А от тебя дух дурен».

Схватал его медведь‑от,

Зачал драти

И всего ломати,

И смертно коверкать,

И ж… выел,

Едва его, дурня,

Жива оставил.

Пришедчи дурень

Домой‑то, плачет,

Голосом воет,

Матери расскажет,

Мать – его бранити,

Жена – пеняти,

Сестра та – также:

«Ты глупый дурень,

Неразумный бабин!

То же бы слово

Не так же бы молвил,–

Ты бы зауськал,

Ты бы загайкал,

Ты бы заулюкал».

«Добро ты, баба,

Баба‑бабариха,

Мать Лукерья,

Сестра Чернава!

Потом я, дурень,

Таков не буду».

Пошел же дурень

На Русь гуляти,

Людей видати,

Себя казати.

Будет дурень[192]

В чистом поле,

Встречу дурню

Шишков‑полковник.

Он зауськал,

Он загайкал,

Он заулюкал,–

Наехали на дурня Солдаты,

Набежали драгуны,

Стали дурня бити,

Стали колотити,

Тут ему, дурню,

Голову сломили

И под кокору бросили,

Тут ему, дурню,

И смерть случилась.

Птицы

Ди‑ди‑ди‑ди, отчего же зима становилась?

Становилася зима да от морозов.

От зимы становилась весна красна,

От весны становилось лето тепло,

А от лета становилась богатая осень.

Из‑за синего Дунайского моря

Налетала малая птица‑певица,

Садилася птица‑певица

Во зеленой да во садочек,

Ко тому ли ко белому шатрочку.

Налетали малые птицы стадами,

Садилися птички рядами,

И в одну сторону да головами;

И начали птицу пытати:

«Ай же ты малая птица‑певица!

И кто у нас за морем больший,

Кто за Дунайскиим меньший?»

«На море колпик[193]‑от царик,

Белая колпица царица.

На море гуси бояра,

А лебедушки были княгини.

На море рябчик стряпчий,

На море жерав[194]перевозчик –

Ножки беленьки тоненьки,

Штаники синеньки узеньки.

По морю ходит и бродит,

Штаничков не омочит,

Кажную птицу перевозит,

Тем свою голову кормит.

На море дятел‑от плотник,

Кажное дерево пытает,

С того ради сыт пребывает,

А ластушки были девицы,

Утушки молодицы,

Чаюшки водоплавки,

Гагары были рыболовки,

Много‑то рыбы наловили;

Рыба на горы не бывала,

Крестьяны рыбы не едали,

Всё она крестьян разоряет,

С того ради сыта пребывает.

А синочка[195]– она худая,

Часто, милая, она хворает,

Долго она не умирает,

Работы работать не умеет,

Казаков[196]нанимать она не смыслит.

А ворона – богатая птица –

В летнюю пору по суслонам,

А в зимнюю пору по ометам

Всё она крестьян разоряет,

С того ради сыта пребывает.

А воробьи были царские холопы –

Кольё‑жердьё подбирают

И загороды подпирают,

Всё они крестьян разоряют,

С того ради сыты пребывают.

А голубь‑от на море попик,

А голубушки попадьюшки,

А сорока кабацкая женка,

С ножки на ножку ступает,

Черные чеботы топтает,

Высоко чеботы топтает,

Удалых молодцов прельщает.

Петушки – казачки были донские,

Имеют по хозяйке и по две,

По целому да по десятку,

И не так, как на Руси крестьянин,–

Одну‑то он женку имеет,

И той нарядить не умеет,

А бить‑то ей, бедной, не смеет.

Курица – победная птица,

По улице ходит и бродит,

Кто ведь ей изымает,[197]

Всяк яйца у ней пытает».