Нижегородские ярмарочные райки

Площадь перед самокатами вся залита народом, со всех сторон из балаганов слышится самая разнообразная музыка, раздаются громкие зазывания в «комедии», крики разносчиков, громкий говор толпы, остроты забубенной головушки‑мастерового, и в том числе однообразно звучит рассказ служивого, от которого у публики животики подводит, а служивый‑то сам и усом не поведет и глазом не мигнет.

– Вот я вам буду спервоначально рассказывать и показывать, – говорит он монотонным, всего на двух или трех нотах, голосом, – иностранных местов, разных городов, городов прекрасных; города мои прекрасные, не пропадут денежки напрасно, города мои смотрите, а карманы берегите.

– Это, извольте смотреть, Москва – золотые маковки, Ивана Великого колокольня, Сухарева башня, усиленский собор, шестьсот вышины, а девятьсот ширины, а немножко поменьше; ежели не верите, то пошлите поверенного, – пускай поверит, да померит.

– А это, извольте смотреть‑рассматривать, глядеть и разглядывать, как на хотинском поле из Петросьского дворца сам анпиратор Лександра Николаич выезжает в Москву на коронацию: артиллерия, кавалерия по правую сторону, а пехота по левую.

– А это, извольте смотреть‑рассматривать, глядеть и разглядывать, как от фрянцюсьского Наполеона бежат триста кораблев, полтораста галетов, с дымом, с пылью, с свиными рогами, с заморским салом, дорогим товаром, а этот товар московского купца Левки, торгует ловко.

– А это вот, извольте смотреть‑рассматривать, глядеть и разглядывать, город Париж, поглядишь – угоришь, а кто не был в Париже, так купите лыжи: завтра будете в Париже. – А это, извольте смотреть‑рассматривать, глядеть и разглядывать, Лександровский сад; там девушки гуляют в шубках, в юбках и в тряпках, зеленых подкладках; пукли фальшивы, а головы плешивы.

– А это, извольте смотреть‑рассматривать, глядеть и разглядывать, Царьград; из Царьграда выезжает сам салтан турецький со своими турками, с мурзами и татарами‑булгаметами и с своими пашами; и сбирается в Расею воевать, и трубку табаку курит, и себе нос коптит, потому что у нас, в Расее, зимой бывают большие холода, а носу от того большая вреда, а копченый нос никогда не портится и на морозе не лопается.

– А это, извольте смотреть‑рассматривать, глядеть и разглядывать, как князь Меньшиков Севастополь брал: турки палят – все мимо да мимо, а наши палят – все в рыло, да в рыло; а наших бог помиловал: без головушек стоят, да трубочки курят, да табачок нюхают, да кверху брюхом лежат.

– А это, извольте смотреть‑рассматривать, глядеть и разглядывать, как в городе в Адесте, на прекрасном месте, верст за двести, прапорщик Щеголев англичан угощает, калеными арбузами в зубы запущает.

– А это, извольте смотреть‑рассматривать, глядеть и разглядывать, московский пожар; как пожарная команда скачет, по карманам пироги прячет, а Яша‑кривой сидит на бочке за трубой да плачет, что мало выпил, да кричит: «Князя Голицына дом горит».

– А это, извольте смотреть‑рассматривать, глядеть и разглядывать, нижегородская Макарьевская ярманка; как московские купцы в Нижегородской ярманке торгуют; московский купец Лёвка, торгует ловко, приезжал в Макарьевскую ярманку – лошадь‑от одна пегая, со двора не бегает, а другая – чала, головой качает; а приехал с форсу, с дымом, с пылью, с копотью, а домой‑то приедет – неча лопати; барыша‑то привез только три гроша; хотел было жене купить дом с крышкой, а привез глаз с шишкой…