Любовь, пережившая расставание, вознаграждается вечностью...

Раньше старалась не провожать, не встречать в аэропорту. Наш уговор. Создаем ложную видимость для самих же себя. Видимость того, что провожать или встречать нет необходимости, так как я покидаю Стамбул ненадолго. Самоуспокоение, оправданное нежеланием смотреть правде в глаза. Правда нашей любви омрачена бесконечными перелетами. В действительности я уезжаю не на недели – на месяцы... В этот раз заявила, что будет и провожать, и встречать меня. Вопреки боли. «Дорожу каждой секундой рядом с тобой...» Соглашаюсь, в душе сильно волнуясь – встречаться все-таки легче. Сможем ли мы вынести очередное прощание? Не хочу думать о грустном. Сегодня возвращаюсь в Стамбул...

«Уважаемые пассажиры, наш самолет через несколько минут совершит посадку в аэропорту Ататюрка... Температура воздуха в Стамбуле +32...» От волнения сводит желудок. Будто в первый раз прилетаю сюда. Через считаные минуты увижу ее. Приземляемся. Смотрю в иллюминатор. Сонное августовское небо, суматошный аэропорт, отдыхающие на стоянке лайнеры. Где ты, Зейнеп? Пытаюсь разглядеть хрупкую фигуру моей половинки, хотя понимаю, здесь ее быть не может. Она – на том самом месте. Нашем месте. У главного выхода из аэропорта, левая сторона, крайний синий столб. На нем три года назад красным фломастером нарисовали две маленькие буковки, E + Z. Инициалы до сих пор там, не закрасили. Удивительно. Какая-то магия или их просто не заметили?..

Кажется, старею. Иначе чем объяснить излишнюю сентиментальность? Побочная реакция разлуки? Результат долгой тоски? Выхожу с чемоданами. Тяжелыми. В них – подарки. Пробираюсь сквозь толпу туристов, приехавших в город души провести заслуженный отпуск. Ищу глазами место встречи. Приближаюсь. Вот они. Слава Аллаху. Трое. Зейнеп, Айдынлыг на поводке, Шинай. Замираю. Хочу разглядеть их на расстоянии. Не получается. Картинка размылась. Плачу...

Жадно целуемся. Вокруг полно народу. Наплевать. Поцелуй с соленым привкусом. Губы влажные от стекающих слез. Вдыхаем запахи друг друга. Она по-прежнему пахнет весной: поры нежной кожи источают аромат тюльпанов. Говорит, мой запах тоже прежний. Крепкие сигареты, одеколон с морским дыханием, какой-то предрассветный холодок – невидимый глазу налет на моей коже. «Готова стоять с тобой в обнимку все дни, месяцы, годы!» Отшучиваюсь: «А нельзя сменить положение на горизонтальное?» Она улыбается: «Слушай, Баку тебя портит! Ничего, займусь твоим перевоспитанием... Скучала. Очень-очень». Шинай умиленно смотрит на нас. Плачет. Обнимаю мою славную редакторшу: «Хватит лить слезы, дорогая. Лучше скажи, что ты приготовила в честь моего возвращения?..» Приподнимает очки в роговой оправе. Вытирает слезы. «Уже не плачу. Всё-всё... Вот смотрю на вас... злюсь... Почему Аллах испытывает вас разлуками?» – «Наверное, так надо...» Айдынлыг радостно виляет хвостом в предвкушении наших прогулок по набережной...

«Пежо» Шинай плывет по трассе. Расположились с Зейнеп позади. Айдынлыг – на переднем сиденье. Высунув голову из приоткрытого окна, наблюдает за проезжающими машинами. Едем домой, в родной Ортакёй. За окном Босфор. Машет мне. Я посылаю воздушный поцелуй кланяющимся волнам. Тихо играет радио. Сердар Ортадж[4]поет грустную «Mesafe»[5]. Одна из наших с Зейнеп песен. Как хорошо, что сейчас я слушаю эту песню рядом с ней, а не в компании разъедающего одиночества... Любовь, пережившая расставание, вознаграждается вечностью.

Она сообщает, что завтра приедет тетушка Нилюфер. Повидать меня. «Тетушка беспокоится за твой вес. Вчера по телефону обсуждала со мной список самых жирных блюд турецкой кухни – грозилась, что быстренько приведет тебя в форму... Кстати, мишуня, ты действительно похудел. Почему? Как моя вторая мама допустила такое?» Шинай поддерживает любимую: «Не волнуйся, Зейнеп – мы объединимся с Нилюфер. Устроим, так сказать, двойной обстрел...» Обе хохочут. Наслаждаюсь солнечной улыбкой Зейнеп. Не хочу говорить, что похудел от тоски...

«Видела вчерашний пост в твоем блоге, ты в нем прощаешься с друзьями перед отъездом. Кстати, тебя читают красивые русские девушки – я полазила по журналам тех, кто оставил комментарии. Интересно, как они относятся ко мне?» – «Ну разумеется, они тебя любят! Столько ведь писал о тебе... А ты ревнуешь?» Обиженно отворачивается, но через несколько секунд взрывается смехом: «Конечно нет! Они ведь твои друзья...» Она ждала меня с самого первого дня лета. Признается, что сердилась, так как я смог вырваться в Стамбул только в августе. «Теперь уже не злюсь... Ты ведь рядом...»

Шинай прибавляет громкости Сердару Ортаджу, приглашая спеть вместе. Поем, жутко фальшивя: «Yüreğinden yaralı bizim hikayemiz... Kaderimden kalanı silsem de gitmiyor... İki sohbet aralı bütün mesafemiz... Geldim, anlamıyor»[6]...