Мая 2003 г., г. Моздок

Лев Пучков

Операция «Моджахед»

Команда №9 – 4

Текст предоставлен издательством «Эксмо» http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=121050

«Операция «Моджахед»»: Эксмо; М.:; 2007

ISBN 978‑5‑699‑08834‑8

Аннотация

Он настоящий воин – этот изворотливый бесстрашный араб. Он не боится ни кровников‑чеченцев, ни оперативников‑федералов, его боевые операции железно просчитаны, а поэтому удачны. Словом, он настоящий профессионал, обезвредить которого под силу таким же профи. Сколько трудов потратила «Команда № 9», чтобы выследить этого матерого террориста. Не раз он уходил из расставленных ловушек, словно издеваясь над бойцами команды. И сейчас он опять под прицелом, но, похоже, слишком поздно. Операция, организованная им, началась. Команде приходится вступать в неравный бой…

Лев Пучков

Операция «Моджахед»

Некоторые события, описанные в книге, выдуманы.

Названия ряда населенных пунктов, учреждений и организаций намеренно изменены.

Изменены также многие фамилии, встречающиеся в тексте.

Глава 1

Сергей Кочергин

мая 2003 г., г. Моздок

Тепло. Птички щебечут. Травы благоухают с такой силой, что впору прямо здесь, на месте, открывать ингаляционный кабинет для товарищей с неустойчивой психикой. В общем – лето. Конец мая, отличный сезон для жителей Кавказа. Для всех жителей, без исключения. Одним удобно по «зеленке» шарахаться, мины к трассам подтаскивать и засады устраивать. Другим сподручно делать рейды и засады на те засады – без риска подхватить за ночь неподвижного лежания воспаление легких. Одним словом, хорошая пора, в известном смысле весьма продуктивная.

Сквозь гущу листвы пробился игольчатый солнечный лучик и боевым лазером впился прямо в веко Петрушина.

– Снайпер, – констатировал я. – Точно в глаз.

– У нас любой пацан белку в глаз бьет, – сообщил Вася Крюков. – И никто снайпером не обзывается. Просто так надо, чтобы шкуру не портить. А тут взял ствол в руки, саданул по нашим пару раз, его тут же завалили, а в отчете – «уничтожили снайпера»…

– В такую пору только на сеновале валяться, – Петрушин, перестав жевать травинку, уклонился от назойливого луча и мечтательно зажмурился. – С какой‑нибудь мясистой дояркой Машей…

– И чтобы жопа была – как четыре моих, – тотчас добавил практичный Вася. – Такая… Ну – такая… Короче, вечером шлепнешь, утром проснулся – а оно еще трясется…

Мы, уважаемые господа и дамы, тут не просто так валяемся, а службу несем. В засаде сидим. «Мы» – это группа боевого применения команды № 9: майор Петрушин, капитан Крюков и ваш покорный слуга – лейтенант Кочергин. В августе, кстати, ожидаем одномоментное «озвезденение»: мне срок на старлея выходит, а Васе – на майора. Если доживем, придется крепко проставляться.

Те, кто с нами уже знаком, наверняка сейчас усмехнутся. В прошлый раз тоже все начиналось с засады. Но это не наша вина, просто так уж получается: если перефразировать известное изречение «кто ищет, тот всегда найдет» (читай дальше – на задницу приключение), можно с уверенностью утверждать – «кто долго сидит, обязательно чего‑нибудь высидит». Как та хрестоматийная Курочка Ряба яичко непонятного качества.

И мне, например, в данном случае совсем не смешно. Скорее, грустно. Грустно, потому что мы сидим в засаде не у вражьего села Ведено или в каком‑нибудь подобном местечке, а в окрестностях Моздока – южного форпоста России. Это наша земля. В трехстах метрах правее нашей позиции шумит трасса федерального значения, мирные граждане спокойно катаются по ней в обе стороны. Моздок – прифронтовой город, ворота Кавказа, войск в нем – немерено. Казалось бы, покажи на кого пальцем на улице, крикни: «дух!», в мгновение ока на фарш распустят… А на деле все не совсем так. Все сложнее и драматичнее…

– А вообще, на сеновале – не фонтан, – продолжал развивать тему сельский парень Вася. – Сено – оно колется. Трава – не сено. Сначала сушат. Сырое положишь – сгорит.

– Как сгорит, если сырое? – удивился Петрушин.

– Ну, это так говорят – «сгорит», – пояснил Вася. – Оно парит, преет, черное становится. Разворошишь – дым идет. Как будто изнутри горит. Поэтому траву надо сушить. А сухая – колется. Я пробовал. Если даже тряпку какую кинуть, все равно соломка протыкает. Деваха визжит, ее колет снизу. Да и сам… Гхм‑кхм…

Тут Вася застенчиво потупился и прервал нить увлекательного повествования.

– Чего – «сам»? – не на шутку заинтересовался Петрушин. – Типа – упора нет, мягко?

– Да не, упор – это мелочь…

– А что не мелочь?

– Ну, это… Гхм… – Вася почесал нос и смущенно признался: – Ну, типа, ковыль, допустим, или репей туда встрянет… Гхм… Короче – бывает так, что хоть фельдшера кричи…

– Короче – членовредительство, – сделал вывод Петрушин. – Понятно. Тут, типа – романтика, слюни, все такое… И вдруг – репей! Да, это, наверно, неприятно.

– Ужас как неприятно! – Вася компетентно закивал головой. – Ужас… Поэтому лучше – на травке. Вот как мы сейчас лежим – милое дело! Тепло, день, комары не жужжат, птички поют, козявки всякие скачут…

– Ага, геморрагические клещи, – я счел нужным нарушить эту идиллию. – Или энцефалитные. Что хуже – вопрос спорный. В Сибири – энцефалитные, у нас здесь – геморрагические. В обоих случаях высока вероятность летального исхода. У выживших зачастую наблюдается паралич и сумасшествие…

– Что ты имеешь в виду? – насторожился Петрушин.

– Сейчас у нас самый благоприятный период, – пояснил я. – Весна, начало лета. Вопреки расхожему мнению, клещи не сидят в засаде на деревьях и не сигают сверху на свою жертву. Любой индивид, знакомый с азами акарологии, скажет вам, что эти самые вреднючие клещи живут как раз в траве.

– Не в курсе насчет этой твоей акары, но клещей у нас навалом, – беспечно отмахнулся Вася. – Особенно в начале лета. Море! С лесу домой приходишь, надо догола раздеться и осмотреться. А сзади пусть кто из мужиков посмотрит. Ну, где не видно. В меня сколько раз впивались – ничего! Жив, и не дурак вроде.

– Ты просто очень везучий, – я усмехнулся – общепризнанный мастер войсковой разведки Вася в быту на удивление наивен и прост, как сибирский валенок. – Если клещ присосался – это необратимый процесс. Инфекция уже поступила в кровь. То есть это в том случае, если клещ инфицирован. В общем, если прокушен поверхностный эпителий, клеща можно уже не снимать. Остается только ждать проявления симптомов по окончании инкубационного периода. Геморрагическая лихорадка – раньше, энцефалит – позже, примерно через месяц.

– Точно! – вспомнил Петрушин. – У нас в училище один тип дураком стал аккурат через месяц после того, как его клещ цапнул. Медик сказал: «клещевой энцефалит». Как сейчас помню.

Тут Вася радостно разулыбался и, ухватившись за понравившийся диагноз, продекламировал:

– Клещевой энцефалит – он ведь сразу не болит! Тихо прыгнет и укусит, через месяц – инвалид!

– А ты тут не на курорте, – разом посуровевший Петрушин толкнул распоясавшегося соратника в бок и озабоченно осмотрелся – как будто ожидал увидеть как минимум взвод ощетинившихся клещей, приготовившихся к атаке. Затем обернулся ко мне и попенял на вредность:

– А ты, профессор, мог бы и промолчать. Теперь я буду все время об этом думать. Между прочим, у меня уже полчаса задница чешется – как будто укусил кто…

– Давай заголяйся, – живо предложил Вася. – А то я уже забыл, как выглядит твоя жопа…

– Да пошли вы оба! – в сердцах буркнул Петрушин. – Хватит придуриваться, у нас тут дело…

Да, давайте о деле. Мы же тут в засаде.

Наш «засадируемый» – Алихан Межиев. Некогда подручный некоего Лечи Усманова. Лечи мы взяли в марте сего года по разработке «Черная вдова», и он благополучно сдал нам всех своих приспешников. Мотивации сдачи приводить не стану, это больше в компетенции Петрушина. Но факт – сдал. Кое‑кого отловили сразу же, а этого Алихана прошляпили. Он из низшего звена исполнителей, его специализация – организация транспортировки взрывчатки. То есть даже не убийца или собственно диверсант, а просто «технический персонал».

Лечи дал наводку по адресу временного нахождения Алихана – город Моздок. Мы сообщили территориальным представителям МВД, а когда те затеялись арестовывать этого товарища, его уже и след простыл. Примечательно, что информация была закрытого характера и отреагировали местные менты очень проворно: в обед получили наводку и спустя всего час поехали брать.

В общем, пришлось нам довольствоваться лишь его фотомордочкой в трех ракурсах, обнаруженной в архиве милиции, и подробной ориентировкой. Резонно предположить, что у местной диаспоры в милицейской среде присутствует хороший информатор. Настолько хороший, что имеет доступ к информации закрытого характера…

Алихана нам подарил предводитель нашей команды – полковник Иванов. Замечательный товарищ наш полковник! На ровном месте замечает то, чего другие в упор не видят. Или не желают видеть…

Приехал полковник в понедельник с еженедельным отчетом, после обеда попросил у Вити (это спецпредставитель президента по ЮФО, о нем – позже) машину на базар смотаться… Смотался. Заметил. Память у полковника просто феноменальная, все ориентировки, единожды просмотренные, помнит наизусть. А уж те, что проходят по его тематике, – и подавно.

Алихан был на базаре один – зелень брал. В принципе, в «девятке», на которой он приехал, был еще один мужчина. Но «девятка» находилась далеко, а Иванов близко. Если бы на месте Иванова оказался Петрушин, никакой операции не было бы. Двинул бы красавцу промеж глаз да привез Вите как трофей.

Но Иванов – потомственный контрразведчик, сразу прикинул перспективы и сопоставил факты. Дело в том, что в этот же день, но с утра, на Черменском кругу (трасса Моздок – Чермен – Владикавказ) задержали два «КамАЗа», в каждом из которых было по четыре тонны взрывчатки. Водилы оказались проворнее досмотровой группы и успели удрать, но удалось установить, что машины направлялись откуда‑то из‑под Моздока и следовали во Владикавказ. Судите сами: отсюда восемьдесят км, да по хорошей дороге – со всеми остановками едва ли более полутора часов. Нет, безусловно, как любит говорить Иванов, Алихан не таскал на спине здоровенный плакат «Перевозчик взрывчатки. Не беспокоить. Грущу. Маленько не довез селитру до пункта назначения…»

Но парень действительно выглядел уставшим и явно был не в лучшем настроении. А если учесть, чем этот товарищ занимался в недалеком прошлом, и предположить, что сейчас он гуляет не сам по себе, кто‑то с ним контактирует, работает в связке…

Короче, полковник недолго подумал и грамотно сел товарищу на хвост. Благо, машина под рукой, водила местный, город знает, с закрытыми глазами везде может проехать.

А еще была у полковника мысль сугубо индивидуального свойства. Он с нами не делился, но это и так понятно, все на поверхности. Алихан – «хвостик» с нашей разработки «Черная вдова». «Основных» всех взяли (последний был тот самый Лечи Усманов), а разная «мелочь» кое‑где до сих пор всплывает. Кто‑то там пленному голову отрезал перед объективом камеры, кто‑то взрывчатку возил…

Полковник Иванов привык делать свою работу обстоятельно и до конца. И он не любит, когда ему потом кто‑то тычет фактами. Мол, взорвали там что‑то, а обеспечивал теракт один из фигурантов вашей разработки, которого вы почему‑то не удосужились своевременно спрофилактировать. Нет, мы вас, конечно, не обвиняем в халатности – всех не переловишь… Но факт остается фактом. Ваш товарищ. Недобитый…

Иванов проследил, куда «объект» направил стопы свои… Но в милицию сообщать не стал. Решил не наступать второй раз на одни и те же грабли. Прокатился к Вите, переговорил с ним накоротке и завизировал операцию. Хитромудрый Витя уведомил региональных чекистов насчет намечающейся активности на их «земле», но в детали посвящать не стал (взаимоотношений Вити и чекистов – кстати, его бывших коллег, тоже коснемся чуть позже). Работа несложная, оперативное сопровождение пока не требуется, взрывов и выстрелов не будет. В общем, нечего беспокоиться.

В итоге вечером того же дня команда в полном составе прибыла в Моздок на своем транспорте и с ходу присела Алихану на закорки. Работа и в самом деле была несложной. Взять товарища мы могли в любой момент, но Иванов не торопился: пользовался ситуацией на полную катушку и надеялся заполучить, помимо всего прочего, хоть какие‑то «связи» нашего вновь обретенного фигуранта…

* * *

В 09.15 Иванов запросил по рации:

– Готовы?

– Всегда, – отозвался Петрушин. – Едет?

– Свернул к вам, – сообщил Иванов. – Принимайте…

Я развернул узконаправленный микрофон, подключил диктофон и приготовился «снимать» разговор. Мои соратники проверили свои «ВАЛы» и легли поудобнее.

– Громкость – на минимум, – напомнил Петрушин. – Потрудимся же, братие…

Мог бы и не напоминать – и так все отработано. Рации непосредственно во время операции у нас всегда шепчут, если не выключены вообще, а трудиться сегодня придется только мне: снять на камеру публику – по возможности «снять» беседу, перевести на русский по ходу беседы и сообщить свои соображения полковнику. Теракты вот так с бухты‑барахты давно уже никто не проводит, этому предшествует достаточно длительная подготовка. Вася же с Петрушиным в данном случае лежат здесь сугубо для подстраховки моей скромной персоны.

Через минуту на небольшую полянку, на опушке которой мы расположились, выехала серая «девятка». Вышли двое – Алихан и его водила, парень до тридцати, осмотрелись без особого энтузиазма и сели обратно. Правильно, чего тут подозревать? Глухомань, лес кругом, никого нет. Гуляй – не хочу! Могли бы вообще прикатить с мангалом и шашлыков пожарить…

Алихан не стал терзать нас долговременным бездельем. Вчера он покинул усадьбу, где временно обосновался, и встретился с двумя какими‑то типами как раз на этой самой полянке. Впрочем, саму встречу мы отследить не сумели, поскольку наблюдали за ними издалека, опасаясь спугнуть «объект». «Девятка» свернула с трассы в полутора километрах юго‑восточнее Моздока, метров пятьсот не доехав до моста через Терек. Мы встали на почтительном удалении, снабдили Васю микрофоном и попросили прогуляться по лесу. А спустя пять минут от моста прибыла еще одна серая «девятка» и свернула туда же.

Безусловно, отправляя Васю без прикрытия, мы шли на риск. Но в данном случае обстоятельства сложились так, что у нас не было другого выбора. Перемещение по незнакомой местности всегда сопряжено с определенными трудностями даже для опытных в таких вопросах бойцов. Лес не разведан, точно маршрута мы не знаем… А Вася у нас исполняет должность местного Дерсу Узала. Этакий человек‑тень. Мы с Петрушиным тоже отнюдь не дураки насчет незаметно подкрасться и наскоро, с ходу выбрать удобную позицию для кинжального огня. Но Вася в этом деле – уникум. Может вплотную приблизиться к самому опытному бойцу, сидящему в засаде, снять у него с лодыжки боевой нож и так же незаметно вернуться обратно. Это не гипербола – он проделывает такие вещи с фантастической легкостью.

Так вот, Вася прогулялся… Но без особого успеха. Встреча была короткой, он успел буквально к концу беседы, и мне осталось лишь перевести последний фрагмент, зафиксированный на диктофоне: «…Завтра, в это же время, здесь же… Посмотри там все хорошенько…»

Потом наши хлопцы разъехались. Алихан направился в город, а его контрагенты урулили обратно к мосту. Резонно предположить, что уехали за Терек.

Алихана бережно «принял» экипаж Иванова на «Ниве», а мы на «УАЗе»… никуда не поехали, хотя было большое желание сесть на «хвост» прикатившим из‑за Терека «гостям». Мы Васю ждали. Машины‑то всего две, шибко не разгуляешься. Прибыл наш разведчик минут через пять, «гостей», сами понимаете, уже и след простыл. Сказал, что их было двое, один молодой, типа Алихана и его водилы, второй – коренастый мужик лет сорока, судя по всему, главарь всей банды.

Наш «объект» после прогулки по лесу прямиком отправился в «чеченскую слободу» (это улица Победы, там с некоторых пор одни «чехи» живут), не поехал, а пошел к церкви Успения Божией Матери и слонялся вокруг в пешем порядке минут двадцать. После этого двинул домой.

Такое поведение поднадзорного настораживало и наводило на самые грустные мысли. Икона Иверской Божией Матери – одна из наибольших кавказских достопримечательностей. Она была подарена осетинскому народу грузинской царицей Тамарой и с тех пор хранится в специально возведенной для нее в Моздоке церкви Успения Божией Матери. Поклониться иконе съезжается со всего региона масса народу, у церкви в любое время – столпотворение верующих…

Моментально родилась версия: супостаты собираются рвать церковь. Там постоянно на охране местные казаки стоят, бдят день и ночь… Но, учитывая опыт предыдущих терактов, для разогнавшегося грузовика со взрывчаткой такая охрана – не помеха. Если где‑нибудь еще просочится какой‑нибудь «левый» «КамАЗ», наподобие тех, что были задержаны на Черменском кругу, страшно даже подумать, что там может случиться…

В общем, мы решили в молчанку не играть и тут же предупредили региональных чекистов, чтобы они выделили несколько оперативных групп для контроля за подступами к храму. А сами продолжали наблюдать за нашим «объектом». Товарищ профессионально занимается транспортировкой взрывчатки. Значит, что? Значит, может «засветить» «схрон» и вывести на организаторов грядущего теракта, коль скоро таковой планируется. А это уже сало, как говорит господин Петрушин. Не зря, выходит, напрягались и выписывали кружева вокруг скромной персоны бывшего подручного Лечи Усманова…

* * *

– Вторая пошла, – минут через пять прошептали наши рации голосом Иванова. – Принимайте…

Через минуту на полянку выехала точно такая же «девятка», как и у Алихана, встала рядом с первой машиной. Я направил в их сторону укрепленный на штативе микрофон, включил диктофон, надел наушники, и, пока они здоровались, отрегулировал уровень. Затем взял камеру и стал снимать.

Все было, как сказал Вася: приехали двое, один молодой, второй – «главарь всей банды». Кто в компании горцев самый главный, определить нетрудно. Тут психологом быть не надо, просто нужно немножко знать их обычаи. Самый главный стоит прямо, с гордо поднятой головой. Остальные особи первыми подходят к нему, нежно обнимают его за талию или совершают рукопожатие (а зачастую левой – за талию, а правой руку жмут) и при этом легонько наклоняются вперед, касаясь левым ухом левой же ключицы старшего. Короче сказать: маскируют поклон дружескими объятиями или крепким рукопожатием. Мы, типа, гордые горные орлы, кланяться не привыкшие, но уважение старшим всегда окажем.

Поздоровались они и сразу начали общаться. Слышимость была вполне сносной – микрофон хороший, а съемки получались не очень. Мы сидели метрах в пятидесяти от точки встречи, в объектив все время влезали ветки кустов, заслоняя лица разговаривающих. Ближе разместиться не удалось – пришлось бы оборудовать лежки и притворяться трупами. Это довольно неудобно и в данном случае совсем необязательно. Мы ведь не собирались долбить их с дистанции кинжального огня, нам бы только информашку снять…

– Все нормально? – спросил Алихан.

– Да, все хорошо, – кивнул старший, грузный мужик лет сорока. – У тебя как?

– Все нормально, – сказал Алихан. – Можно работать.

– Давай, доставай, – распорядился старший.

– Да это потом, – отмахнулся Алихан. – Привезем, выйдем – пусть тогда и одевает…

Говорили они по‑чеченски, и при этом Алихан все время поглядывал в сторону второй машины.

– Там кто‑то есть, – одними губами сообщил Вася, наблюдавший за ними в оптический прицел «ВАЛа». – Зараза… На тачке стекла тонированные, не видно ни хрена…

– Так не пойдет, – возразил старший. – Я сам должен все наладить. И надо привыкнуть. Привыкнет и не будет думать, что там надето. А если там оденет, времени мало будет, вдруг нервничать начнет… Да ты не бойся, все безопасно. Все отработано…

– Я ничего не боюсь! Надо сейчас – пусть так и будет…

Алихан гордо вскинул голову, расправил плечи… и исчез из поля зрения – полез в свою машину. Спустя несколько секунд он вернулся под объектив и поставил на капот машины небольшую хозяйственную сумку.

– Вот. Давай, одевайте.

Старший склонился к передней открытой двери своей машины и что‑то начал бурчать почти шепотом – микрофон не очень хорошо передал эту часть разговора, я ничего не понял. Затем он распрямился и пожал плечами:

– Хочет помолиться. Есть что‑нибудь типа коврика?

– Ну надо же… – в голосе Алихана явно звучала досада. – Может, еще и кувшин дать?

– Кувшин у нас есть, – старший на скепсис собеседника не отреагировал, говорил вполне серьезно. – А коврик грязный, ногами наступали. Есть что‑нибудь?

– Ну… Надо – дадим, – Алихан опять полез в машину, достал какую‑то тряпку и расстелил ее в нескольких шагах от машин. – Вот, пусть молится…

Из второй машины вышла женщина. Была она одета примерно так же, как и большинство наших богомолок, толпы которых стекаются в церковь Успения, поклониться иконе Иверской Божией Матери.

Женщина взяла кувшин, оттащила коврик еще дальше и присела. Мужчины деликатно отвернулись в сторону…

Меня как будто кипятком обдало. Сумка на капоте, женщина, наряженная православной паломницей, последняя молитва… Ну не дебил ли? Это что, атрофия оперативного мышления? Следовало догадаться еще в тот момент, когда Алихан что‑то там брякнул насчет «привезем, выйдем – пусть тогда и одевает…»!

– Шахидка, – прошептал я. – К церкви. Отпускать нельзя. Даже на трассу выпускать нельзя – потом уже поздно будет.

– Угу, – нахмурился Петрушин, доставая рацию. – «Первый» – «Третьему».

– На приеме «Первый».

– Нештатная ситуация. Смертница с поясом. Пояс пока на капоте, пока безопасен. Молится.

Рации молчали. Иванов лихорадочно соображал. Полковник жуть как не любит рожать продуктивные идеи в режиме жесткого цейтнота. Как показывает практика, такие идеи, пусть даже и очень привлекательные на первый взгляд, впоследствии оказываются чреваты кучей мелких отклонений и явных дефектов.

– Думаю, это нулевой вариант, – поторопил полковника Петрушин. – Сейчас закончит омовение, будет молиться. У нас несколько минут, чтобы принять решение.

– Ладно, пусть будет так, – согласился полковник. – Но мне нужен источник. Кровь из носу! Попробуйте сберечь хоть одного. Желательно старшего.

– Ничего не обещаю, – Петрушин не стал обнадеживать шефа. – Далеко, ветки мешают. И много их. Но мы попробуем.

– Я верю в вас, – в шепоте полковника звучала надежда. – Вы – лучшие. Ничего не надо?

– Медиков, может, подтянуть… – а вот в голосе Петрушина звучало сомнение. Какие, в задницу, медики, если кто‑то успеет привести в действие пояс? – Чекистов предупредите на всякий случай. И пара «санитарок» пусть сюда едут. Все, до связи…

Женщина за машинами молилась. Всю ее видно не было, только руки простертые перед собой, да склоненную голову в платке. Глубокий поклон, руки обхватили колени… голова пропала. Вот она распростерлась ниц – молитва недолгая, скоро закончится… А сумка пока что мирно лежит на капоте…

– Как толстого видишь? – прошептал Петрушин.

– Нормально, – Вася чуть сместился влево и поудобнее приложился к прицелу.

– Левое плечо. Я – правое. Серый, брось камеру. Правое плечо Алихана. Я подключусь. Потом – перенос на водилу Алихана. На снос. Вася – сразу перенос на водилу толстого. На снос. Я бабой займусь. Понятно?

– Понятно, – мы с Васей синхронно кивнули.

– Толстый – нужен, – подчеркнул Петрушин. – А то полковник нас на куски порвет. Алихан и баба – так, если получится…

Женщина показалась в секторе – выпрямилась и села на левое колено.

– Понеслась, – буркнул Петрушин.

Наши «ВАЛы» вразнобой плюнули свинцом.

Коренастый мужик сильно дернул плечами и попятился назад. Мой «объект» – Алихан, тоже дернул плечиком, его отбросило на машину. А Васин «объект», водила коренастого, сразу не умер: рухнул в траву, и, привалившись к борту машины, судорожным движением достал что‑то из кармана…

– Твою мать… – всхлипнул сумевший что‑то рассмотреть Вася. – Вспышка с фронта!

Мы мгновенно ткнулись носами в землю и водрузили руки на голову. Въелось в кровь – так учили.

Бу‑бух‑ххх!!!

Рвануло так, словно авиабомба сдетонировала. Мне больно тюкнуло в левое предплечье, в рукаве стало горячо. Спустя секунду на голову посыпались срезанные осколками ветки.

– Что там? Что?! – захрипели рации страдающим от неизвестности Ивановым. – Да подайте голос кто‑нибудь!

– По‑по‑по… – пробормотал Петрушин, вскакивая и бросаясь к месту встречи.

– Был взрыв, мы все живы, – на бегу сообщил я в рацию. – Подтягивайтесь сюда…

Сосредоточившись на коренастом, мы упустили его водилу. Вася не попал в голову, и на последнем издыхании этот мерзавец привел в действие пояс, видимо, пульт был у него. Впрочем, сейчас это уже было неважно, кто неправильно стрельнул и на ком неверно сосредоточился…

Все четверо были мертвы – от троих вообще мало что осталось. Бензобаки, видимо, рванули одновременно – сейчас остовы машин горели жирным пламенем.

Женщина не умерла, но даже дилетанту было ясно – это ненадолго. А мы не дилетанты. Мы знаем, что с такими ранами люди живут пару десятков минут – при условии, если сразу и обильно вкатить обезболивающее.

Я достал из нарукавного кармана сразу два шприц‑тюбика с промедолом и склонился над окровавленным телом, бьющимся в конвульсиях. Женщина пристально смотрела на меня, шевеля губами, зрачки ее глаз были сильно расширены[1]. Петрушин, направивший было ствол в голову женщины, дико вытаращился и пожал плечами. В глазах своего боевого брата я прочел безразмерное удивление.

– Источник, – пояснил я, вкалывая промедол в плечо женщины.

– Ты сдурел, Серый?

– Больше никого не осталось, – я вколол второй шприц‑тюбик. – Минут двадцать будет жить.

– Ну ты садюга, Серый, – Петрушин покачал головой и убрал ствол. – Я посмотрю, что она тебе скажет…

Я не садюга. Я офицер‑аналитик ГРУ. У меня работа такая. Все «источники» мертвы, остался один и ненадолго. Вернее – одна. Умирающая женщина в пограничном состоянии. Все сдерживающие факторы на нуле, осознание неотвратимости смерти может повлечь нередко встречающийся парадокс «последнего покаяния». Особенно, если удалить из поля зрения все враждебные объекты и поместить рядом какое‑то подобие родственной души. У нас такое подобие имеется…

Минут через пять подтянулись наши. Я наскоро объяснил ситуацию. Костя тут же стал составлять вопросник. Лиза сбросила камуфляжную куртку, оставшись в футболке, накинула на плечи то самое покрывало, на котором молилась шахидка, и на миг стала штатской дамой. Была наша штатская дама бледна как смерть, старалась не смотреть на развороченные трупы и вообще трепетала ноздрями. Я предложил ей нюхнуть нашатырю, но она дернула плечиком – справлюсь, мол, и не такое видывала. А то, что покрывало в пятнах крови, даже не заметила…

Еще через пару минут вопросник был готов. Костя – мастер, в пиковой ситуации мозги у него соображают на порядок быстрее. Лиза включила диктофон, взяла вопросник и присела рядом с умирающей. Мы отошли подальше и тоже присели, чтобы нас не было видно.

– Виноваты, – покаянно склонил голову Петрушин. – Хотели как лучше. А получилось…

– Да ладно, – отмахнулся Иванов. – Живы – и на том спасибо. Кто ж знал… Перевяжи пока Сергея, весь рукав мокрый.

Петрушин деловито забинтовал мне предплечье. Рана, слава богу, оказалась совсем пустяковой…

Некоторое время мы молчали, прислушиваясь к беседе. Лиза общалась с женщиной на чеченском, та ей что‑то отвечала – порой были слышны членораздельные фразы…

– Чего говорят? – шепотом спросил взъерошенный Вася.

– Потом, – буркнул я. – Запись послушаем. Невнятно как‑то…

Голос умирающей звучал низко и протяжно. Говорила она медленно, выстанывая каждое слово, и временами повторяла, как заклинание:

– Проклинаю… Проклинаю… Проклинаю…

Лица Лизы я не видел, она сидела к нам спиной. Но плечи нашей «штатской» дамы как‑то подозрительно вздрагивали, а ее левая рука все время находилась у лица. Похоже, дама едва сдерживала рыдания. Все‑таки надо было нюхнуть нашатыря, зря отказалась. Кровищи вокруг, как в убойном цехе, обезображенные трупы валяются, у тебя на глазах тяжко умирает молодая женщина, по сути, еще совсем девчонка… А ты сиди, как пень, и пытайся вытащить из нее последние крохи информации. Потому что так пожелали большие и сильные мужики, которые сами сделать это не в состоянии. Тут поневоле напрашивается сравнение: эту несчастную, которая очень скоро умрет, на дело направили такие же сильные и бессердечные мужики…

Вот такие, братцы, дела. Мы, конечно, занимаемся важным и очень нужным делом… Но бывают такие моменты, когда я просто ненавижу свою работу…