КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Кружева ⇐ ПредыдущаяСтр 2 из 2
Пять утра. Зевая, я поднялась, стала готовиться к намазу. Омовение. Струя воды тонкая‑тонкая, чтобы шумом не разбудить спящих в доме. И движения быстрые, ловкие под тихий шепот молитв. Выйдя из ванной, я оделась, накрыла темные волосы платком и ступила на маленький коврик. Выпрямилась, опустила взгляд. Еще в детстве бабушка рассказывала, что во время предрассветной молитвы, маленькие ангелы сидят на плечах и молятся вместе с тобой. Эта мысль всегда меня умиляла и именно поэтому я старалась не пропускать утренний намаз, даже когда ложилась поздно. В конце молитвы, когда я вставала с колен, было самое время попросить о чем‑нибудь Аллаха. И каждый раз я задумывалась в нерешительности. У меня было все, что только можно было пожелать. И обычно я просила у Всевышнего здоровья родителям или мира семьям. Но в это утро я вдруг прошептала, держа перед собой руки: – Аллах, пожалуйста, пошли мне ангела! Маленького, доброго. Не навсегда, а совсем ненадолго. Пожалуйста, мне бы только его увидеть! После этого, я переоделась и спустилась на кухню. Жили мы неплохо, в отдельном двухэтажном доме, правда, далеко от центра города. Хотя считать подобный факт недостатком было сложно, учитывая спокойствие и тишину окраинных районов. У нас был свой сад, где росла клубника, место для машин папы и брата, уголок для собаки и дворик из плитки, где стоял мангал и висела качающаяся деревянная скамья. Весной, с первым солнцем, я клала поверх досок толстое одеяло и качалась днями напролет. А летом – спала и ночью. Семья наша небольшая: родители и мы с братом. Небольшая для Дагестана – даже в семьях моих друзей и знакомых было трое, четверо, а иногда и пятеро детей. Да и мне часто не хватало сестры. Брат давно перестал играть со мной в пинг‑понг и после окончания школы доску для настольного тенниса, убрали в сарай. Туда же ушли баскетбольное кольцо и розовый кукольный дом, который я периодически доставала и вытирала от пыли. Ближе к шести за воротами послышался знакомый громкий голос: – Молоко! Я взяла с полки мытые бутылки и купила сразу три литра. Стоило мне вернуться, как на запах прибежала кошка и стала тихо мурлыкать и умываться у моих ног. Я отлила ей немного в миску, а оставшееся вскипятила, подсыпала манную крупу и налила собаке. Разобравшись с животными, я переходила на людей. С мамой все было просто – на завтрак она пила зеленый чай с медом и ничего больше. Папа любил вставать попозже и требовал разогреть оставшийся с вечера ужин. А вот брат ждал чего‑то свежего и горячего каждое утро. Я сделала омлет и сырники, чтобы был выбор. И с чистой совестью стала готовиться к обеденному зачету в мединституте. Через два часа донесся звук будильника сверху. А минутой позже со второго этажа, будто лебедь, упала белая рубашка. – Погладишь? – сонно выглянул Артур. – Только быстро. – Ладно… Есть будешь? – Угу, поставь чайник. Я закрыла учебник и стала прокручивать в голове все то, что мне удалось усвоить за эти два часа. Гистологию я не любила. Собравшись, брат наспех выпил со мной чашку чая и вышел открывать ворота. – Подвезешь после занятий? – спросила я, выходя за ним. – Во сколько? – В два. – Хорошо, позвони заранее, – легко согласился он. – В ателье, – добавила, я смутившись. Артур недовольно открыл машину: – Что это тебе все неймется? – Ну пожалуйста! Я девочкам обещала… – Отцу это не понравится. – А мы можем… и не говорить. Он мрачно на меня посмотрел и повторил, садясь за руль. – Позвони заранее. – Спасибо! Артур… – Придержи ворота, – перебил брат и дождавшись пока я прижму железную ручку к стене, быстро выехал на улицу. – Удачи тебе, на зачете. Я улыбнулась ему вслед.
* * *
Зачет я сдала с первого раза и радостно вышла к дороге, дожидаться Артура. Проходящий мимо парень с усмешкой сорвал мою сумку и, забросив себе на плечо, стал ходить вокруг столба. – Ты что, вообще что ли?! – возмутилась я. – Верни быстро! Немного меня позлив, он все же вернул сумку и пошел дальше. «Дикарь», – подумала я, уже куда менее радостно. В тот же момент рядом остановилась серая затонированная машина. – Кто это был? – строго спросил брат, глядя на удаляющегося парня. – Дурак какой‑то. Просто увидел, что я одна… – Не увидел бы, если ты отошла, а не стояла прямо у дороги. – Но я только подошла… – Садись. Чувствуя себя полной идиоткой, я села в машину и закрыла за собой дверь. – А почему мы повернули в сторону дома? – встревожилась я. – Потому что мы едем домой. – Ты обещал! Артур молча ехал дальше. – Пожалуйста, Артур! У меня так мало времени до показа, а коллекция не готова. Там еще шить и шить. – Пусть шьют без тебя. – Они и так шьют! Но модели платьев придумала я! Мне очень нужно их закончить. Правда… очень нужно. Уговорить его у меня не вышло. Мы вернулись домой и я в слезах скрылась в своей комнате. – Что случилось? – испугалась мама. – Зюма рвется стать портнихой. Объясни ей, что это стыдно. – Стыдно работать и ненавидеть свою работу! – крикнула я, распахнув дверь. – Не болтай много, – оборвал он. – Ты завидуешь мне! Тому, что у меня есть любимое дело! Вот и бесишься! – Зумруд! – прикрикнула мама. Сжав ручку от бессильной злости, я опустила голову и закрыла дверь. И так позволив себе слишком много, я грустно села на ковер и набрала смс‑ку: «Сегодня не приду». День был испорчен. Когда Артур уехал, мама требовательно постучала ко мне и объявила, что вечером будут гости. Пришлось идти подметать двор, а потом лезть в сарай за пароваркой. Заметив мое угрюмое лицо, мама пригрозила рассказать отцу. Но была пятница, после работы папа заходил в мечеть и возвращался поздно, поэтому бояться мне было нечего. – Устроили ее в такой престижный ВУЗ, а она… Неблагодарная! – Лучше бы дали мне поступить туда, куда я хотела! – В Политехнический?! И работать всю жизнь швеей? Это сейчас ты такая смелая, когда тратишь наши деньги! А попробуй заработать сама. Попробуй, попробуй, – сердито повторяла мама.
* * *
Вечером к нам пришли два папиных друга – Гаджи с женой Заремой и Магомед с Аминат. Я знала этих людей с рождения, но все равно ощущала неловкость в их присутствии. Мы накрыли стол во дворе, под навесом, так как обещали дождь. Папа жарил шашлыки на мангале и мужчины стояли рядом, громко говорили. Женщины сидели чуть дальше, за столом, и болтали о своем, житейском. Я убиралась на кухне и сквозь окно слышала каждое их слово. – А с Зюмой что? – поинтересовалась Аминат. – Я ее и не видела. – У себя, наверное… – вздохнула мама. – Совсем замучила нас с этим конкурсом. В Москву хочет ехать. – А Ахмед что говорит? – Против, конечно… Женщины помолчали. – Может, замуж ее? – предложила Зарема, подумав. – Нет, не хочу пока. Маленькая она, первый курс заканчивает. Пусть учится спокойно… Но не успела я облегченно перевести дух, как Зарема продолжила: – Племянник мой, сын Шамиля, университет в этом году оканчивает. Золотой мальчик, на моих глазах вырос, жалко будет, если чужим достанется. На Гагарина родители ему квартиру купили, в новом доме. Работает, на машину копит. Таких ребят нет, сразу уведут. – Нет, рано, рано… – А я говорю – пора. Да и что мы теряем? Пусть познакомятся, дальше посмотрим. А Артуру, кстати, в этом году свадьбу играете? Мама опять вздохнула: – Нет, отложили до следующего. Работает, он, работает… – А может, невеста не нравится? – Да вы что! Девочка‑кукла! Души в ней не чает. Просто деньги копит… – Ну если так, то ничего. Прибравшись, я поднялась к себе в комнату и до полуночи рисовала эскизы всевозможных нарядов. Удачные – разложила на подоконнике, а остальные убрала в полку. Я обязательно должна была попасть в ателье. И выход был один – соврать.
* * *
Есть в Махачкале удивительная улица. Или она волшебная только для меня. Вдоль тротуаров, с обеих сторон дороги, блестят витражи свадебных магазинов. Сменяют друг друга вывески с красивыми названиями, а за стеклами, в тихом ожидании, висят пышные, воздушные платья. Белые, серебристые, золотые. Шелковые, кружевные. Длинные, узкие, с камнями и блестками. И рассмотрев даже все‑все платья, невозможно выбрать одно, самое лучшее. Каждое притягивает по‑своему. Проходя эту улицу, я всегда ощущаю себя немного рассеянной. Засматриваюсь по сторонам и становлюсь какой‑то задумчиво‑медлительной. Я шла после очередного зачета с пакетом газовой ткани для декорации одного из костюмов. Дома я сказала, что задержусь на занятиях до трех, но освободилась к часу и у меня было немного свободного времени. Почти дойдя до поворота, я внезапно больно ударилась о чье‑то плечо. Видимо парень тоже не смотрел вперед, так как наше столкновение удивило и его. – Куда вы идете?! – растерялась я, подбирая свои вещи. – Так и убить можно… – Это всего лишь ткань, – сказал он, поднимая пакет. – Да, а я всего лишь человек, – съязвила я, потирая плечо. Однако, тут я взглянула в его лицо и замолкла. Глаза у парня были темными, глубокими. Смолистые брови и широкий нос. Мягкий овал смуглого лица огрубляли заострявшиеся скулы, и что‑то далеко‑знакомое виднелось мне в этих чертах. Но прежде чем, я догадалась, он улыбнулся и произнес: – Зюма? Мне показалось, что я снова упала. – Ренат? Ты? Ничего себе! Зеленая доска, с разводами мела, деревянные парты, в залитом солнце классе… девочки в черных юбках, мальчики в белых рубашках… Как же давно это было! – Ты как? С восьмого класса лет пять прошло! – Нормально, работаю здесь недалеко. Сейчас, вот, сессию сдаю потихоньку. А ты на дневном? – Да, в мед поступила, врачом буду, – рассмеялась я. – А как родители? Парень помрачнел. – Мать – хорошо. А отца… похоронили два года назад. Опухоль. Мне стало неловко. – Я не знала… Прими мои искренние соболезнования. Я помню его, мне, правда, жаль. – Ничего, спасибо. Ты куда сейчас идешь? – Прямо, до конца. Мне в ателье. – Пошли что ли вместе? – оживился он. – А ты все шьешь? – Да, но в последнее время не совсем выходит… Родителям не нравится. – Почему это? Я пожала плечами. – Не знаю, Ренат. Все так сложно стало. Я не могу объяснить им. И поэтому они не понимают меня. Я просто живу этим вот и все… – Продолжай и дальше. Они смирятся и будет тебе счастье. – Думаешь? – Конечно. А если нет – обращайся. Я помогу. – Смотри, осторожней, – иронично припугнула я. – А то свяжешь себя словом, потом не отвертишься. – Не напугаешь, – подыграл мне парень. – После той огромной книги, которой ты била меня на каждой перемене… – Не было такого! – Посмотри, шишки до сих пор остались! – Аха, убери от меня свою голову! И книга была тонкая‑тонкая… Улица закончилась быстрее, чем я ожидала. Ренат остановился перед дверью в ателье и повернулся ко мне. Он действительно изменился, стал выше что ли. И так повзрослел… Хотя голос у него остался прежним и смех тот же… – Я была очень рада тебя видеть. – Я тоже. – Передавай маме привет. Мы попрощались и мне неожиданно стало так грустно. Я подумала о том, что мы можем больше никогда не увидеться. И тогда я успокоила себя мыслью, что нужно уметь отпускать. Уходя, парень обернулся и помахал мне рукой. В тот момент я поняла, что можно отпустить словом, но отпустить сердцем – невозможно.
* * *
Работа в ателье била ключом. Три наряда из пяти были готовы, над остальными еще приходилось поработать. Готовили наряды мы вчетвером. С Патей, Элей и Камой мне посчастливилось познакомиться на выставке национальных костюмов в Дербенте. Несмотря на то, что нас разделяли разные социальные уровни, нации и привычки, общей у нас была мечта. И шанс поучаствовать в конкурсе московской моды. Однако чем ближе подходил день поездки, тем хуже становились дела в ателье. Швейная машинка сломалась, а ручные стежки выглядели грубо и неаккуратно. Одна модель уехала, другая заболела. Но страшней всего пришлась последняя новость – Кама уходила. – Не пустят меня, – сказала девушка виновато. – Еще неделю похожу и все… Дальше придется самим. Из всей нашей команды она была самой кроткой и покладистой. А ее родители чем‑то напоминали моих – увлечение дочери их тоже не устраивало. – Раньше было проще, – заметила Патя, высокая, худенькая брюнетка, которая была старше нас лет на пять. – А сейчас: кто учится, кто работает, а кто вообще, замуж собирается. – Нам бы только на конкурс попасть, все бы точно изменилось, – сказала я воодушевленно. – Мы бы поняли, выходит у нас что‑то или нет. Да и стоит ли дальше тратить на это время. И хотя время мы не тратили, а проводили, тем не менее, все порядком устали от постоянного напряжения. Только у Пати мама была портнихой и помогала нам, но иногда и ее раздражало, то что дочка работает бесплатно. Причем занимает половину снятого помещения. – Я закрою жалюзи. – Эля походила на Патю, но была ниже и полнее. – Девочки, а кто это? За стеклянной дверью стоял парень, загорелый, в потертых джинсах и выцветшей футболке. Девушка ответила ему улыбкой. – Попкорн продает за углом, – бросила Кама равнодушно. Эля разочарованно спустила жалюзи и вернулась на место. Мы работали около двух часов, успехи были невелики: швы приходилось распарывать и прошивать заново по нескольку раз. – Ткань портим, – расстроилась Патя. – Нужна новая машинка. – И где ее взять? Купить разве что… – Мы и за сломанную не расплатились, – вспомнила Эля. Выпросить у мамы несколько тысяч на плеер или косметику не составляло особого труда. Но деньги на новую машинку, разумеется, ждать было не от кого. – Ладно, мне пора, – опомнилась я, вставая и отряхиваясь от ниток и лоскутков. – Возьму кое‑что и дома закончу. – Хорошо, а я похожу, поспрашиваю. Может, кто одолжит машинку на пару дней. – И манекен нужен… Визажиста нашли? – Да, сестра нашла. Она и с прической поможет. Я представила озаренный ярким светом подиум, по которому изящно и ровно шли стройные и нарядные девушки. Мое сердце забилось в предвкушении этого долгожданного дня. Но было почти четыре и реальность нетерпеливо ждала меня дома. – Я позвоню. Увидимся.
* * *
Я шила ночью, потому что в другое время мама могла заметить. Выходило неплохо, правда, очень долго. Устав сидеть, я встала и прошла вдоль окна. Увидев меня, собака приветственно залаяла и вскочила на задние лапы, как цирковая. Но цепь не давала ей разогнаться по двору. Я думала о Ренате. О нашей странной и мимолетной встрече. Представляла, как он жил все эти годы. Когда мы переехали, я пошла в новую школу и веселый восьмой класс остался в моей памяти, как самый счастливый и яркий период в жизни. Вспоминая, я то улыбалась, то грустила. Наши разговоры и истории на перемене. Учителей, которых мы называли другими, выдуманными именами. Наши классы, побеленные после каникул, деревянные окна… Вздохнув, я вернулась за стол, взяла иглу и продолжила выводить дорожку швов. Нитка спуталась в узелок, а когда я дернула – скрипнула и оборвалась. Взглянув на это, я глупо расплакалась, отложила ткань и легла на кровать.
* * *
С утра было два семинара. Я пришла с опозданием и села на первую парту в полной готовности сражать преподавателей своими знаниями. К концу второго семинара постучали в дверь и сказали, что меня ждут на первом этаже. В институт ко мне никто и никогда не приходил, поэтому я растерялась, но вышла. На первом этаже было пусто. Осмотревшись и ничего не поняв, я пошла обратно, как человек у дальней стены обернулся и окликнул меня. Мужчина мне был не знаком. – Это я, – сказал он. – Тебя должны были предупредить. Я племянник Заремы, подруги твоей… Он еще не договорил, а я как будто перестала слышать. Только почему‑то перед глазами появилась квартира на Гагарина в новом доме, которой я и не видела. – Да, – произнесла я, придя в себя. На вид ему было лет тридцать, высокий, худой, рыжий и немного лысеющий. Не о таком принце мечтают девушки. – У меня занятия сейчас… – Я подожду, ага? – Хорошо… ждать долго придется. Часа полтора… – Ну тогда я пойду и вернусь через полтора часа. Я кивнула и ушла. Оставшиеся двадцать минут семинара прошли точно в тумане. Со звонком я вскочила и побежала из института в странной опаске встретиться с ним по дороге. – С тобой все нормально? – встревожилась мама, увидев меня бледную и запыхавшуюся. – Да. – Куда ты несешься?! Сядь. Хинкал сейчас закину. Я села, нетерпеливо вертясь на месте. – Ко мне в институт приходил один человек… – и я рассказала маме. – То есть, ты просто ушла?! – закричала она, не дослушав. – Не предупредив?!! – Я не хотела с ним гулять. – Какой стыд, – бормотала мама, размахивая половником, – если кто‑нибудь узнает… А ты что смотришь?! Иди, давай, шей дальше! Я, как дура, хвалю ее, думаю, у меня самая умная дочка. А она ходит, меня позорит! Совсем мозгов не осталось. Чеснок почисть, лентяйка! Вечером, мама пересказала историю папе, добавив новых, неизвестных мне, деталей. Но несмотря на все хамство и невоспитанность, которые я проявила, папа занял мою позицию. – А что он по институтам ходит? Кто он такой, чтоб она с ним говорила? Пусть сначала ко мне подойдет, разрешения спросит! Зюма! – позвал отец громко. – Если к тебе еще кто‑нибудь подойдет, гони в шею! Поняла? В ше‑ю! – Ты что орешь? – всплеснула руками мама. – Сейчас двадцать первый век, молодежь знакомится сама! – Никакого века в моей семье! Вот умру, потом и делайте, что хотите… Успокоившись, я взяла собаку и пошла гулять за ворота. Молодая овчарка, сразу же сорвала повод из моих рук и понеслась по пустой дороге. Солнце садилось, темнело и серо‑коричневое пятно впереди напоминало медвежонка. Тут у нашего дома остановилось такси и из него вышла низенькая, полная женщина с наброшенным на плечи платком. А за ней – девушка помоложе, с каштановыми, собранными волосами. «Они‑то что тут делают» – подумала я, подзывая собаку обратно. Девушка эта была невестой Артура, а женщина – ее мамой. – Привет. – Фатима (так звали девушку), подошла обняться. Выглядела она потерянной, и карие глаза не блестели, как раньше. – Что‑то случилось? – Нет… или… Мы кольцо хотим вернуть. – Почему?! Она опустила голову и зашла за мамой во двор. Намотав повод на руку, я тоже вернулась. Пока я привязывала собаку к будке, дома начался скандал. Как я поняла, они хотели переждать май и играть свадьбу этим же летом. А Артур категорически отказывался идти на уступки. В конце концов договорились перенести торжество на сентябрь и поставить точную дату. После их ухода, Артур, под вопли мамы, выгнал машину и куда‑то уехал. Папа ушел спать, а я осталась во дворе ждать, пока ляжет мама. Столкнуться с ней в подобный момент было страшным испытанием.
* * *
Пять утра. Зевая, я поднялась, стала готовиться к намазу. Омовение. Струя воды тонкая‑тонкая, чтобы шумом не разбудить спящих в доме. И движения быстрые, ловкие под тихий шепот молитв. Переодевшись, я спустилась на кухню. Ближе к шести за воротами послышался знакомый громкий голос: – Молоко! Я взяла с полки мытые бутылки и купила сразу три литра. Стоило мне вернуться, как на запах прибежала кошка и стала тихо мурлыкать и умываться у моих ног. Я отлила ей немного в миску, а оставшееся вскипятила, подсыпала манную крупу и налила собаке… Через два часа донесся звук будильника сверху. Но на этот раз он не сменился глухими шагами. И мне вспомнилась вчерашняя ночь. Машины во дворе не было – Артур не вернулся. Я поднялась выключить будильник, подобрала одеяло с пола и принялась заправлять кровать. Из складок выпала маленькая розовая подушечка, пахнущая духами. Я задумчиво ее подняла и положила на полку. В институт я решила не идти, так как ничего важного там не намечалось. Взяла платье, которое шила дома, и поехала сразу в ателье. К превеликой радости, швейная машинка заработала и я успела прострочить довольно много, прежде чем она заглохла снова. В утренние часы на улицах было пусто, и ничто не отвлекало меня от любимого занятия. К обеду я стала собираться назад. Бережно повесила платья в шкаф и подмела за собой пол. Не спеша я вышла на крыльцо закрыть дверь, но вдруг кто‑то едва ощутимо коснулся моего плеча. – Ренат! – вздрогнула я, обернувшись – Ты меня напугал. – Ты разве не учишься сегодня? – Нет, сегодня у меня выходной. – Я наконец справилась с замком и спустилась по ступеням. – А ты разве не работаешь? – Взял отпуск на время сессии. – На его лице, то и дело проскальзывала улыбка. – Я приходил сюда вчера. Мне сказали, что ты учишься. Сегодня пошел в институт – и там тебя нет. – Да, застать меня сложно. – Убедился сам, – с усмешкой согласился парень. – Ты никуда не спешишь? Я покачала головой, хотя поспешить мне бы не помешало. Но упускать возможность поговорить с ним я тоже не хотела. – Отлично. А что с шитьем? Родители все еще против? – Были против, но, по‑моему, сейчас им не до меня. – Я вкратце рассказала про вчерашний скандал. – Как ты думаешь, почему он так себя ведет? Ренат не долго мешкал с ответом: – Может, у твоего брата кто‑то есть? – Не знаю, но тогда зачем ему оттягивать, а не говорить прямо? – Обычно врут из страха… Думаешь, твои родители поняли бы его? – Не знаю… – Ну вот. Ты бы сама с ним поговорила. Уверен, тебе он доверится. Идти с ним по главной улице я не осмелилась – в нашем маленьком городе встретить знакомого не является чем‑то необычным. И мы пошли через дворы. – Я тут вспомнил, как мы не пошли на урок и просидели в столовой, прячась от историка, – вдруг сказал Ренат весело. – Как же ты тогда ныла… – Я просто не хотела прогуливать! Мне нравилась история, а из‑за тебя я получила двойку… Кажется, с нами Аида была? – Да и Арсен. Мы опоздали, а заходить после звонка не стали. Но самое интересное началось после нашего разоблачения… – Помню… Мы с Аидой плакали, а вы убежали куда‑то. – Не куда‑то, а в подвал… – А там оказались старые костюмы, которые я потом перешивала на Хэллоуин… Я замолкла. – Ренат… в Москве будет конкурс через три недели. Что, если я не попаду?.. – Это так много значит для тебя? – Очень много… Что бы я ни делала, чем бы ни занималась, мысль об ателье меня не покидает. Я встаю раньше всех, чтоб успеть убраться. Я учусь на отлично, только для того, чтоб у меня оставалось больше времени на платья. Каждую свободную минутку я посвящаю шитью. – Постой‑ка! – сказал он вдруг радостно. – А я кое‑что придумал! Пойдем, здесь недалеко… – Куда? – Идем, идем. Пройдя немного, парень остановился у низких ворот, открыл их и мы оказались в общем дворе. Слева стояли два одноэтажных домика. – Мама! – позвал он женщину, вешающую белье. Она обернулась и я узнала в ней Сакинат, некогда возглавлявшую родительский комитет нашего класса. – Это – Зюма, мы учились вместе, помнишь? – Помню, – подтвердила она, подходя и обнимая меня, как старую знакомую. – Какая хорошенькая стала! Как мама? – Ничего, дома. – И я из дома почти не выхожу. Ренат вечером приходит, рассказывает, что у нас в городе творится, я его послушаю и как будто сама выходила, – женщина улыбнулась. – У меня калмыцкий чай есть, заходите. Я непонимающе поглядела на парня. – Ну, заходи. Из дальнего дома вышла соседка и громко спросила: – Ренат, не рано ты невесту привел? – Что смотришь? – осадила ее Сакинат. – Рано, не рано – тебе какая разница? Внутри была небольшая кухня и дверь в спальню. Деревянные шкафчики подкосились, диван просел, а стол стерся. Но несмотря на все это, комната мне показалась уютной, а висящий на стене ковер – придавал ей тепла. – Посиди здесь, – попросил парень, открывая крышку подвала и доставая наглухо закрытый сундук. Женщина улыбалась, разливая по пиалам молочный напиток, пахнущий травой. – Ты любишь козий сыр? Брат из села привез кусок, сейчас оценим. Я растерянно улыбалась, глядя то на нее, то на парня. Ренат открыл крышку сундука и вытащил рулон золотистой ткани. – О, это мне еще свекровь приносила… и лежит столько лет, ничего так и не сшила. – Какая красивая, – восхитилась я присаживаясь рядом. – Еще вот такая, – продолжал парень доставая ярко‑синий отрез, – и вот такая… Пояса пригодятся? Только камни потемнели. Дома у нас тоже были медные украшения, кувшины и браслеты, но мама не разрешала их трогать и они так и висели над лестницей. А эти можно было пощупать, подержать и даже примерить. – У Зюмы конкурс в следующем месяце, ты же не против, если она возьмет что‑нибудь отсюда? – Да все бери! Пусть пригодится. Обед прошел отлично. Сакинат была очень простой и доброй женщиной, к которой я сразу же прониклась доверием. Ренат рассказывал про свою работу, про сотрудников, про начальника. Я слушала с интересом, потому что подобных историй дома никто не рассказывал. Да мы и вместе‑то никогда не сидели: папа с Артуром ели в зале, а мы с мамой – на кухне. – А ты в каком районе живешь? – спросила она, когда мы убирали со стола. Я назвала. – Мм, – произнесла женщина, – дома там как в Голливуде. Да же, Ренат? – В Голливуде таких нет, – пошутил он. Я заметила, что настроение у нее испортилось. Но не успела ничего сказать – зазвонил телефон. – Мама, – пояснила я, сокрушенно нажимая на зеленую кнопку. Вся моя безмятежность растворилась в этом звонке. – Где ты ходишь?! Совсем голову потеряла?! Я же говорила тебе, что нас сегодня пригласили на свадьбу! – Ой, я забыла… – Ты где сейчас?! – Недалеко от… института. – В ателье она! – передала мама кому‑то. – Я же говорила! Давай, собирайся, подберем тебя по дороге. В ужасе я посмотрела на свои ноги. – Мама, я в джинсах… – Сколько раз я говорила их не надевать?!! Быстро зайди к Айшат и переоденься во что‑нибудь. Она на втором этаже живет, восьмая квартира, кажется… Положив трубку я еще с минуту приходила в себя. – Мама зовет, – наконец удалось выдавить мне. – Ты спешишь? – Да, надо к тете успеть. – Хочешь, дай ключи, я закину вещи в ателье прямо сейчас? Я удивленно посмотрела на него. – Нет, не стоит… – Ничего, пусть отнесет, – поддержала Сакинат и обняла меня на прощание. – Заходи к нам. – Постараюсь. Спасибо большое! – Не за что! Из ворот налево, не потеряйся.
* * *
Всю дорогу до свадьбы и обратно мама ругала Артура за его непристойное поведение перед своей невестой и будущей тещей. В перерывах доставалось мне – все мы не без греха. – Одни мучаются, в люди выбиться не могут, а она… так и рвется в нищету! Чтоб ни шагу из дома больше! Мое откровение маму не порадовало, никакой Сакинат она не помнила, а про Рената и слышать не хотела. – Я не могу дома сидеть – у меня экзамен послезавтра. – А я за руку тебя доведу и за руку приведу! – нашла выход она. – Увидишь, что я тебе устрою! Артур привез нас домой и опять куда‑то исчез. У мамы на этой почве разболелось сердце и выпив тридцать капель валокордина, она ушла наверх. Я пошла за ней. Из‑за испортившейся погоды, в комнате стало тускло, почти темно. Мама лежала на кровати и читала журнал о моде. На обложке – Скарлетт Йоханссон в коктейльном платье, с выровненным компьютером лицом. А позади мама – не накрашенная, с лохмато затянутыми волосами. – Видите, до чего вы меня довели? – произнесла она и перелистнула страницу. Скарлетт изогнулась и мамины пальцы в кольцах закрыли ее белозубую улыбку. – Не хочешь… поесть? – Нет. Поешьте на моих похоронах. Я присела на край кровати. – Не говори так, мы же тебя любим. – Вижу, как вы меня любите! И днем и ночью нервничаю из‑за твоего конкурса! Каждый день отец спрашивает: где Зюма?! А я оправдываюсь, скрываю! Допрыгаешься, заберет он твои документы из института, будешь дома всю жизнь манты варить! Потерянно взглянув на нее, я медленно вышла. С улицы слышались чьи‑то разговоры, смех под шум машин. Дальше по коридору – комната брата, моя, две вечно пустые‑гостевые, папин кабинет… Я поднялась выше. На стенах висели старинные фотографии в темных деревянных рамках, под стать лестнице. Женщины в ужасных застиранных платьях, мужчины в резиновых галошах… И дети, одетые хуже родителей. Обойдя огромный фикус и медные кувшины вполовину моего роста, я взобралась на самый последний этаж – чердак. Пожалуй, это было единственное место в доме, избегающее папино недовольство и ежедневную уборку. Единственное, что сохранило здесь свое слово. Пыльный, бетонный пол и кривой потолок из досок. Маленькие пластиковые окна по периметру, чтоб не портить дизайн снаружи и непригодившиеся строительные материалы в углу. Я осторожно закрыла за собой дверь и на коленях отползла в сторону к припрятанной среди коробок тетради. Отыскала последнюю запись и стала писать сразу после нее: 14 мая, 2011 г. Не осталось никакой надежды. Вчера я верила, что стоит мне поговорить и они смирятся, как было десятки раз до этого, но… сегодня увидела… Нет, не стоит продолжать. Ничего не выйдет, все впустую… Я осеклась, почувствовав холодные брызги у себя на плечах, обернулась к окну. Небо было таким мрачным, что казалось ничто и никогда не могло бы сделать его прежним. …Не знаю, что будет дальше… Вот бы завтрашний день не настал… Отложив дневник, я забилась под едва выступающий подоконник и стала слушать, как шелестят листья на ветру и гремит где‑то далеко гром. Мне твердили, что трудности помогают стать сильнее. Что нельзя их бояться, что нельзя отступать. Как на корабле во время шторма… Мой маленький кораблик тонул. И я не могла его остановить…
* * *
Дни стали идти быстрее. Я занималась домом, учила анатомию и в нудной обыденности стали забываться мысли о приближающемся конкурсе. Я выбросила эскизы, коробки бисера и камни для аппликаций. В мусорное ведро попали и книги о дизайне, некогда вдохновлявшие меня на новые работы. Родители были этому так рады, что разрешили летом съездить в Питер к сестре. Но мне почему‑то не хотелось никуда ехать. Мне вообще ничего не хотелось… Ситуация с Артуром не прояснилась. Я пыталась с ним поговорить, но он всячески избегал наших встреч. В один из таких вечеров, когда брат уехал куда‑то до ужина, совершенно неожиданно мне позвонил Ренат. – Ты откуда взял номер? – поразилась я. – Твои подружки дали, – ответил он спокойно, – ты… там больше не появляешься? – Нет… у меня других дел полно. – Быстро же ты сломалась. Поздно ночью, проснувшись от необъяснимого предчувствия, я спустилась на кухню выпить воды. Что‑то странное и зловещее потянуло меня на улицу. Не переодеваясь, я вышла из дома, открыла ворота… В лицо ударил яркий свет фар. Сощурившись, мне удалось разглядеть машину в тридцати шагах. Машину Артура. Через лобовое стекло виднелась его запрокинутая голова и рука на руле. С самыми страшными опасениями я добежала, встряхнула брата за плечи. Он что‑то невнятно пробормотал. – Артур! Ты живой?! Слышишь меня? Я почувствовала запах спиртного и поняла, что волновалась зря. Артур был всего лишь пьян. Сев на соседнее сиденье, я погасила фары. В ночной тишине гулко билось мое сердце. – Когда‑нибудь ты расскажешь, – прошептала я, не сводя глаз со спящего брата, – продолжаться так не может…
* * *
– Привет… Извини, за то, что бросила трубку… Я видела твои не отвеченные, но мне духу не хватило перезвонить… Очень надеюсь, что ты прослушиваешь голосовые сообщения… Лично я их не слушаю никогда… Опустив телефон, я села возле будки и с любовью погладила вздыбившую шерсть на собачьем загривке. Пес вертел головой и горячо дышал мне в ладонь. – Открой дверь! – велела мама. – Стучат! Я нехотя встала и отряхиваясь от клочков шерсти, открыла. На пороге стоял… – В институте я тебя не дождался, так что дубль два. По правде, выглядел он чуточку лучше, и казалось поправился с нашей последней встречи. За его спиной стояла Зарема. – У нас гости, – сообщила я подошедшей маме. – О! Зарема! И… – Мурад, – представился парень, переступая порог. Зайдя, женщина подозрительно принюхалась. – А, это от меня псиной воняет, – я виновато улыбнулась, – пойду переоденусь. К моему возвращению они пили чай на кухне. Незаметно пробравшись мимо двери, я села на свои любимые качели во дворе. – Мне кажется или ты сегодня не в настроении? Я обернулась. – Почему? – Ну, людей я знаю неплохо. Есть добрые люди, есть злые, а есть вроде тебя. – Это какие же? – заинтересовалась я. Он прошел и встал напротив. – Ты думаешь, что счастье само тебя найдет. И веришь в чудо. Не так? Наступила недолгая пауза. – Свое счастье я нашла. Другого мне не надо. – Везет. Мне свое найти не удается. – Бывает. – Не спорю. А… где оно? Твое счастье? Я посмотрела на него. И правда, где? – Повсюду. В небе, на земле, в воздухе, в воде. В сердце и в глазах, и в твоих… твоих… – Речах? – попытался угадать он. Я рассмеялась. – Шекспир бы прослезился. Ты в театре была? Мне стало смешно. – Я сказал что‑то не то? – Нет, просто в моей семье в театры не ходят. – Почему? – Не знаю… не ходят и все. Я однажды хотела пойти на Островского – меня засмеяли. – Хм, – задумался Мурад. – А над чем в твоей семье не смеются? Я тоже задумалась. – Список небольшой. В моей семье можно убираться, готовить сколько хочешь, сливаться с окружающей средой и молчать. – Ты посмотри на них, – умилилась Зарема, выходя из дома. – Как воркуют! Нашли‑таки общий язык. Ты сказал про маёвку? Я вопросительно подняла глаза. – Зумруд, мы с работы собираемся послезавтра на природу. Идем с нами. Пес с тоской рыл землю. – Нет, я боюсь клещей. – Ничего не будет, – уверенно заявила мама. – Нет, все равно, я не привыкла куда‑то ходить. Прости, пожалуйста, но меня даже в институт за руку водят. Не успели за ними захлопнуться ворота, как мама, вооруженная мухобойкой погнала меня по двору. – Ах, ты! Ну я тебе! Сволочь такая!!! – Я не хочу говорить ему «да»! – Не хочешь?! Я тебе сейчас такое устрою, что… Кто‑то кашлянул. Мы резко обернулись. Мурад пораженно на нас смотрел. – Я забыл пиджак, – оправдался он. – Где‑то во дворе… Мама огляделась, подобрала слегка помятый пиджак с плитки и протянула парню. – Спасибо. Удачных выходных. После его ухода, пылая от стыда и злости, мама бросила мухобойку и ушла в дом.
* * *
Звонок. – Алло? – тихо ответила я. – Знаешь, иногда я прослушиваю голосовые сообщения. Невольно, я улыбнулась его приятному голосу. – Что делаешь? – спросил он. – Думаю. – Обо мне? – Не обольщайся. – А о чем тогда? Не могу представить. Я встала с кровати. – Думаю, что еще один день подошел к концу. – И это плохо? – Не знаю. – А что делала сегодня? Вопрос заставил меня поморщиться. – Ничего особенного. А ты? – Промотался. – Где мотался? – не поняла я. Ренат засмеялся: – Не я мотался, а день промотался. Ты не слышала такое выражение? – Нет. – Не сильна в молодежном сленге? Походу, ты ботан. – Да что ты говоришь! Мы долго болтали о всякой ерунде, пока парень не спросил: – А если я попрошу, ты выйдешь? Прямо сейчас? – Сейчас? – опешила я. – Или хотя бы выглянешь в окно? За нашей стеной, в слабом свете, стоял Ренат и махал мне рукой. – Чем не «Скайп»? – Ты ненормальный! Я приблизилась, прижалась к стеклу рукой. – Мой адрес тебе тоже девочки передали? – Нет, нашел по номеру, – он сел прямо на асфальт. – Представляешь, ты единственная дочка депутата в районе. – Что, больше нет? Ты проверял? – съехидничала я. – Красивых, точно нет. – Совет: начни с некрасивых – их околдовывать куда легче. – Ответ: не ищу легких путей. – Ну тогда твой путь обречен. Ренат вскинул голову. – А так? И показал охапку цветов. – Ооо, – протянула я уважительно, – какие красивые оранжевые ромашки ты нарвал за углом. – Откуда ты знаешь, где я их нарвал? – Просто я сама их сажала… Не выдержав, я расхохоталась и спрятала лицо в ладонях. – Че, правда? – не верил он. – Да. Я купила их для двора, но папа решил взять розы. Мне было жалко выбрасывать, я нашла клочок земли и посадила их там. – Че‑то мне как‑то неудобно стало, – признался парень, смеясь вместе со мной. – Да ладно, все равно бы они до осени не дожили. Вскоре баланс его телефона сошел на нет. И мы принялись сажать мой. Когда деньги закончились у обоих, Ренат стал объясняться при помощи жестов. Он водил руками, выкладывал из цветов буквы, рисовал круги и всячески старался донести до меня смысл простых, на первый взгляд, слов. Я кивала, когда мне удавалось что‑то понять и когда не удавалось – тоже. Он так старательно объяснял, что мне было жалко ему не кивнуть. Когда парень ушел, начинало светать. Я очарованно отошла от окна, невероятно свежая и бодрая. Передо мной была моя прежняя комната, но виделась она мне совершенно другой. Я прислушивалась к новым, незнакомым ощущениям и боялась завершения этой чудесной ночи. В сладких мыслях я легла на кровать, переполняющее меня счастье напоминало фейерверки в Новый Год. Но даже сквозь это ликование я понимала, что каменная стена между нами будет всегда…
* * *
Кто‑то кричал. И так безумно хотелось спать. – … одену на голову! Встань!!! Я вскочила раньше, чем успела проснуться. Ударив по пальцам, папа всунул мне в руки грязную собачью миску. – Двор воняет! Если через полчаса ты не уберешь загон, я за шкирку выкину эту собаку и тебя вместе с ней! – А что, так сильно воняет? – осторожно спросила я в надежде смягчить свой приговор. Собака участливо залаяла. Видимо, и вправду, воняло сильно. Спустившись, я залезла в сарай за лопатой. От резкого подъема, в голове непривычно гудело. С испортившимся настроением папа уехал. А больше дома никого и не было. Засыпая на ходу, я решила отложить уборку и присела на качели. Встать уже не вышло.
* * *
Мне приснился Мурад. Мы вместе сажали ромашки и отбивались от клещей за углом дома. Потом, я захотела вернуться и постучала в ворота. Дум‑дум! Никто не открывал и я крикнула: «Открой дверь!». Голос у меня был похож на папин… – Открой дверь! Я вновь вскочила и приставленная к качели лопата с грохотом упала. Молясь, чтобы отец был один, я сдвинула засов. Мне вспомнились описания ада из книги «Жизнь после смерти», когда я увидела злое папино лицо и лица шестерых работающих с ним мужчин. Утренние угрозы показались смешными, по сравнению с тем, что ожидало меня после ухода гостей. Нужно было срочно что‑то делать. – Идемте в дом! – выпалила я прежде, чем папа успел пригласить их на задний двор. Мужчины шумно говорили между собой, шутили, осматривались. – Дом здесь. Заходите в эту дверь. Можете не снимать обувь. Проходите. Садитесь. – Накрой на стол, по‑быстрому, – велел папа, присаживаясь на диван в зале. – Угу, – буркнула я, скрываясь за дверью кухни. Естественно, накрывать было нечем… Из готового в холодильнике нашлась кастрюля вчерашних макарон и две позавчерашние котлеты. – По‑быстрому! – повторил папа из комнаты. В запасе было не больше пятнадцати минут, что б накормить семерых взрослых мужчин. И я начала готовить. Размельчив котлеты, я поджарила их с тертой морковью, туда же разбила последнее яйцо и покрошила хлеб. Макароны полила кетчупом и посыпала замороженной черникой из морозильника. Из шпрот, соленых огурцов и сладкой кукурузы получился салат, а вместо зелени я нарвала в саду листьев одуванчика. Так же стол украсили курага со сметаной, суп из маринованных грибов и графин сладкой воды с медом. Изобилие блюд папу порадовало. Пока он не присмотрелся. «Аллах, пожалуйста, – просила я, стремительно убираясь во дворе, – пусть они переживут этот обед. Пожалуйста, пошли им здоровья» Через час, поблагодарив, гости ушли. Отец весело с ними попрощался и поднялся в кабинет. Вернувшись в зал, я ошарашенно оглядела опустевшие тарелки – ужас, они съели даже чернику в кетчупе.
* * *
Вечером мама вернулась из магазина, купив себе длинное темное платье. – Опять черное? Ну мам, ты прям, как в трауре. – Сплюнь, дурная! – возмутилась она, обиженно. – Взрослая я для ярких платьев, а черный цвет худит. Я замешкалась: – У меня подарок для тебя есть… Только если подойдет, обещай носить. – Какой подарок? – Сейчас. – Я побежала в комнату и принесла большой пакет. – В прошлом году, помнишь, мы ходили к портнихе шить тебе кофту? Я записала твои мерки и сшила блузку из ткани потоньше. Фасон сама выбирала… Мне нравилась моя работа. Блузка была сиреневой, в мелких, розовых камушках. Мама улыбнулась, приложила к себе. – У тебя много черных юбок, есть с чем носить. – Какая умница! – восхитилась она. – Красиво, очень! Но на выход я не надену. Слишком ярко, люди не поймут. – Поймут! – заспорила я. – Пожалуйста, надень. – А что это там? – сменила тему мама, открывая пакет. – Ты и вязать умеешь? – Бабушка научила, – призналась я. – Это жилет для Артура. – Артур! – окликнула мама, выходя из кухни. – Смотри, тебе Зюма жилет на зиму связала! – Пусть дедушке подарит, – отозвался он угрюмо и закрыл дверь. – Как же мучает он меня… Совсем здоровья не осталось. Я вытащила из пакета последнюю вещь – вышитую крестом девушку с бантом в блестящих волосах. Тоскливо провела рукой по ткани картинки и убрала обратно. – Раз тебе понравилось… может… все‑таки… мне поехать… – Дай телефон, поговорю с Аминат насчет свадебного зала, – сказала мама, пропустив мимо ушей мой лепет. – Заранее надо такие дела обдумывать. Сегодня начну составлять список гостей. Я протянула ей трубку. – Иди, не стой над душой. Спроси, может, папе, что надо. – Мам… – Говорю же, иди, не мешай! Что ты хочешь? Встав, я взяла пакет: – Не хочет он жениться, что тут непонятного? – Ты что‑то знаешь? Стой! А ну говори! – Не знаю я. Ничего, мам, я не знаю…
Всю ночь Ренат смешил меня своими смс‑ками. Когда домашние уснули, он спросил, выйду ли я, если он снова придет. «Нет, могут услышать» – написала я, испугавшись. «Но ты практически не бываешь в городе, как по‑другому я тебя увижу?» «Никак, Ренат, – ответила я, вздохнув. – Не приезжай, плохая это идея» «Ты что! – возмутился он минуту спустя. – Ты что подумала? Мы же с тобой друзья, забыла? А друзьям встречаться можно» «И вправду, – подумала я про себя, – мы давно знаем друг друга» «Хорошо, я выйду. Ненадолго» «Не уйду, пока не прогонишь» – прислал Ренат, в очередной раз меня рассмешив. Слегка волнуясь, я медленно спустилась по ступеням. Каждый скрип заставлял меня так дрожать от страха, что хотелось вовсе отменить встречу. Но я находила в себе силы и спускалась дальше. Долго ждать не пришлось. Услышав тихие шаги за стеной, я открыла ворота и вышла на улицу. Частный сектор, включающий и наш дом, отделялся от главной дороги шлагбаумом – ночью здесь не было ни души. И все равно я струсила, оказавшись с ним наедине: – Кошмар! – Что? Я ведь даже побрился. – Нет, мне просто подумалось… если меня кто‑нибудь увидит… – Да успокойся ты, – уверенно произнес он. – Кто тебя сейчас увидит? Родители спят. А соседи завтра и не вспомнят. Выйди. Сделай хоть шаг! Я вышла. Прижалась спиной к воротам. – Ты к конкурсу готовишься? – Нет. – Почему? Еще недавно ты рассказывала мне, как тебе нравится шить, говорила про планы, цели, мысли. А что теперь? Мне было сложно ему ответить. – Многое изменилось. – Что? – Ренат, это долго. Это сложно. Родителям не нравится мое увлечение. А когда им что‑то не нравится, они делают мою жизнь невыносимой! У меня есть учеба и я не хочу потерять и ее. Парень настолько проникновенно взглянул мне в глаза, что по телу пронеслись мурашки. – Ты потеряла главное – свой характер. А учеба без характера, как и все остальное, не сделает твою жизнь лучше. – И что мне делать? – В первую очередь, научись говорить «нет». Это самое важное. – Нет? – Да. Так‑с… Иди к то‑ой стене. – Зачем? – Иди и не задавай вопросов. Я послушно пошла. – Ты что делаешь? – поинтересовался Ренат. – Иду к стене. – Зачем? Для чего ты идешь к стене? – Ты сказал… – А если я тебе скажу спрыгнуть с окна, ты пойдешь, спрыгнешь? – сказал он тоном нашей директрисы. Я рассмеялась. – Зюма, если ты не хочешь и не понимаешь для чего надо идти к стене, то зачем идти? Скажи «нет!» и все. – Мне бы и в голову не пришло… – Да‑a, есть над чем поработать. Иди к тому столбу. – Нет. – Подними камень. – Нет. – Закрой ворота. – Нет! – Серьезно, закрой, услышат же, – посоветовал он. Я недоверчиво на него покосилась, но ворота закрыла. – Какая теплая сегодня ночь. И звездная. Есть предложение: давай побьем рекорд? – Рекорд? – Американский астроном сосчитал десять тысяч звезд. Чем мы хуже? – Ты что! Я и десяти не сосчитаю. Парень отошел и лег на землю. – Тут машины ездят! – Шесть, семь, восемь… Ты стоя считаешь или как? – Я в грязь не лягу! Он услужливо протер по асфальту рукавом. – Даже пыли не осталось. Давай да быстрее! Я аккуратно присела, пристально рассмотрела участок вокруг себя и легла. – Ты учишь меня плохому. – Это только начало. Смотри, – парень поднял руку и будто закрыл ладонью пол неба, – сначала кажется, что это нереально. Но стоит только присмотреться, как можно выделить одну, самую яркую звезду. С нее и начинаем счет. Смотришь дальше и видишь, что появилась другая. Она будет второй. Вспыхнула третья, за ней четвертая… и так по очереди, они будут то загораться, то потухать, чтобы ты могла сосчитать их не сбиваясь. И мы долго считали звезды. Почти до рассвета. – Я люблю небо, может, это у меня от отца? – размышляла я. – Он мечтал стать летчиком. Очень мечтал… Из дома хотел уйти… А потом как‑то не срослось… – И стал депутатом? Тоже неплохо. – Две тысячи пятьсот восемь… Все! Я больше не могу! Я устала. И у меня болят лопатки. – Неужели ты оставишь всю славу какому‑то американцу? – Ренат, он ее заслужил. Зевая, я привстала и неожиданно встретилась с ним взглядом. Лицо его сделалось серьезным. – А ты веришь в любовь? – Разве в нее можно не верить? – спросила я, робко отводя глаза. – Лично я верю в вечную любовь. До самой смерти. Другой любви я не признаю. Я почувствовала, что краснею и быстро встала. – Такую любовь и заслужить нужно. Он тоже встал, улыбнулся. – По‑моему, ты ее заслужила. – По‑моему… ты тоже ее заслужил. Я… домой. – Останься. Еще пять минут. Мне и самой хотелось остаться. – Нет. – Немного. – Нет! – решительно отрезала я. – И научил на свою голову, – рассмеялся Ренат.
* * *
Вы когда‑нибудь замечали, как именно человек проникает к вам в душу? Следили за его действиями? С первых слов он будто цепляется нитями паутины, такими тонкими и прозрачными, что никто их и не замечает. Вы так же занимаетесь своими делами, ходите на работу или учебу, ваше поведение ничем не отличается от поведения до знакомства… Кажется, что новый «гость» не внес никаких перемен в вашу жизнь. Она осталась прежней. Проходят дни – нитей становится больше. Они уже заметны, но по‑прежнему слабы и вы не видите надобности избавляться от них. В течение дня ловите себя на мысли, что вспоминаете его. Новый знакомый начинает напоминать о себе всё чаще и чаще. А между тем, нити проникают глубже, доходят до головы, подкрадываются к сердцу… Первая бессонная ночь. С чего бы? Разве, происходит нечто необычное? Вы прислушиваетесь к себе – разум подсказывает, что ничего не изменилось. Однако заснуть не удается. Проходит время… Нет, это не случайность. Человек пробрался к вам в душу и как бы вы не обманывали себя – ситуация очевидна. Проста и сложна одновременно. Повседневность больше не имеет смысла… Мир перевернулся… Наступило счастье, глупое и непредсказуемое. Но исчезает человек намного быстрее, без подготовки и прелюдий. И никогда не стоит про это забывать.
* * *
У нас не могло быть будущего. Слишком много препятствий стояло между нами. Я представляла, как в маленьком домике Рената и Сакинат сидит мама на просевшем диване и надменно оглядывает старые, подкосившиеся шкафчики. Как глядит на стол, на висящий ковер, на кусок козьего сыра… Видела отца, остановившего блестящий автомобиль перед низенькими воротами. Видела лица родственников, знакомых… Я почти слышала мамины упреки, рассказ про то, что дерево должно расти вверх, а не вниз. И дальше – ничего. Я не могла представить, что бы было дальше… Наше общение прекратилось. Оставались безответными звонки, тоскливо приходили сообщения: «Что произошло?», «В чем дело?», «Я тебя обидел?» Я заболела и четыре дня не выходила из комнаты. Повезло, что мама была слишком занята Артуром и не видела моих терзаний. Для нее я просто подхватила простуду. Однажды, когда я осталась дома одна, постучали в ворота. Собака залаяла, и я поняла, что стучал кто‑то посторонний – на своих пес реагировал спокойно. За воротами оказался Ренат. – Я знаю, что ты одна. Открой! Мне надо сказать тебе кое‑что. – Не открою, – тихо бросила я. – Уходи, пока тебя не увидели. – Хорошо, – произнес он твердо, – я перелезу. Под мои просьбы и угрозы он все же спрыгнул в наш двор. Я молча попятилась. – Зюма, что ты как маленькая? Скажи, что случилось? – Ренат… я врать тебе не буду. Но и правду говорить не хочу. – Тебе не пускают со мной видеться? – попытался угадать парень. – Никто не знает про тебя. А если узнают… Иди, пожалуйста, – попросила я, расплакавшись. – Постой, не уходи! – Поверни замок два раза. – Стой! – Он подбежал и успел схватиться за дверь, прежде чем я скрылась в доме. – Я хочу тебе сказать. Мне предлагают работу в Ростове. Хорошую работу. Давай… поедем вместе. Я смотрела на него сквозь слезы. – Я для того и пришел, что б спросить. Ты не против, если я поговорю с твоим отцом?
* * *
Я больше не могла ни есть, ни пить, ни спать. Моя жизнь превратилась в бесконечные и долгожданные звонки Рената. Я засыпала и просыпалась под его голос, мне снились сны о любви. Ростов. Хорошая работа. У меня появилась возможность уговорить родителей. Я мечтала услышать их согласие. И не мыслила иного счастья. Оставшись наедине с мамой, я осмелилась начать разговор. Она ошарашенно перебила меня: – Вот что происходит! Я голову ломаю, думаю врача звать, а ты за моей спиной романы крутишь?! Ты знаешь, что начнется, если папа узнает? – Мам, я сказала тебе, чтобы ты с папой поговорила. – И где работают его родители? – Отца у него нет, а мама, как и ты, – дома. – Ну понятно, ждет обеспечения сына. Нет, родная, забудь. Ты глупенькая пока, потом поймешь. – Нет, мама! Все серьезно. Мы решили. Мы хотим пожениться. – Ты сума сошла, да?! За кого ты замуж собралась? Где вы жить будете? – Вдруг мамины глаза догадливо блеснули. – Ну конечно! Увидел богатенькую и ждет, что мы его обеспечивать начнем. Не нужна ты ему. Все, забудь, забудь. Не расстраивай больную маму. Руки мои дрожали. Я не знала, что делать. – Зато посмотри на Мурада – у него все есть, ему с нас тянуть нечего. Сразу видно, что ты понравилась. И сомневаться не стоит. А этот… повидала я таких, сама была такой же. То есть, такой же как ты. Влюбчивой была… – Мама! – не оставляла попыток я. – Ты бы только его увидела! Сразу бы меня поняла. Она раздраженно отвернулась. – Пусть придет завтра, когда мы будем одни. Но, не дай Аллах…
* * *
Ренат обещал прийти в час. Волнуясь, не сомкнувши ночью глаз, я ждала его, бестолково блуждая по этажам. Мама хладнокровно рвала сорняки в саду и каждый раз, заметив меня в окне, громко спрашивала: – Твой Рафаэль придет сегодня? – Ренат, мама! – исправляла я. – Его зовут Ренат. – Какая разница. Все‑равно, имя не как у людей… В зале, я приготовила стол к обеду. Положила все по‑простому, даже тарелки взяла из разных сервизов, вспомнив, что у него дома посуда была разноцветной. Парень пришел ровно в час. По‑прежнему, нервничая, я открыла. Было видно, что он подготовился: постригся, надел брюки и светлую рубашку навыпуск. – Заправь, – заговорщицки шепнула я, – и воротник поправь. Мама сидела в зале и надменно оглядела Рената с ног до головы. – Здравствуйте, – поздоровался он, – как поживаете? – Спасибо, пока нормально, – отозвалась она, сделав ударение на втором слове. – Садись, – сгладила неловкость я. – Познакомьтесь, это моя мама – Гульнара, а это – Ренат. Мы учились в одной школе до девятого класса. – Дай салат, – строго произнесла мама, словно и не слышав моих слов. – Вот. Мы… – Гульнара, – прервал меня парень. – Возможно вы думаете, что я человек не вашего… уровня, но я очень целеустремленный, амбициозный. Я готов к ответственности, я привык работать… – Зумруд, подвинь соль. – Вы зря меня недооцениваете. Наступила минута молчания. Мама смотрела в тарелку, Ренат – на нее, а я – на них обоих. – Я ничего и не говорю. Решающее слово не за мной. Зумруд у нас умница, красавица, только в людях не разбирается. В детстве, она подружилась с цыганенком, собирающим подаяние на дорогах и хотела привести его в дом. Чем‑то вы напоминаете мне того мальчика. Тот тоже привык работать. Я подавленно отпустила голову. Мне было стыдно за унижение, что он терпел из‑за меня. – Мама, можно поговорить с тобой наедине? На кухне. Мы вышли. – Зачем ты над ним издеваешься?! Он так старается, разве ты не видишь? – Зюма, раскрой глаза! Вы разные люди! Правильно, он подметил – у нас другой уровень. – Люди равны перед Аллахом! – Ты хочешь всю жизнь мотаться по съемным квартирам и подрабатывать медсестрой в ближайшей поликлинике? Да ты за один поход в магазин тратишь больше его зарплаты! Бледная и заплаканная, я вернулась за стол. – Скоро Артур придет, – напомнила мама. – Я пойду наверх, а когда спущусь… – Я уже ухожу, – торопливо бросил Ренат, вставая. – До свидания, Гульнара. Был рад познакомиться. – До свидания. И давайте забудем это недоразумение. Она ушла; не поднимая головы, я ковыряла вилкой в полупустой тарелке. – Она… я ей не понравился? – Нет, просто боится, что я сломаю свою жизнь. – А ты тоже боишься? Я взглянула на него и снова отвела глаза. – Артур скоро придет на обед. Лучше иди. Но он оказался упорнее меня. – Лучше для кого? Научись быть честной. Хотя бы сама с собой. От отчаяния, я не выдержала: – Честной? Ты хочешь, чтобы я пошла против всех? Против мамы, отца, брата и всех‑всех кого я знаю и люблю? Впервые, я выдержала его взгляд. – Извини, – сказал парень и ушел.
* * *
Я проплакала весь день от безысходности, от тупой, глупой и не отпускающей боли. От одного понимания, что сама не знаю, уверена ли я в своем выборе. С одной стороны, я верила Ренату. Я видела, какой он добрый и хороший, какой порядочный, заботливый, веселый. Но с другой – быть с ним, означало отказаться от всего, что меня окружало. И дело было не в деньгах, не в вещах и даже не в родителях. Я боялась потерять уют и спокойствие, которые берегли меня в нынешней жизни. Боялась потерять эти высокие стены, за которыми я была в безопасности. И лишь один человек не посмотрел на них. Он попытался вытащить меня наружу, к миру, к свету. – Ренат, прости меня, – говорила я в пустоту. – Прости за мою трусость. Жаль, что от слов ничего не менялось.
* * *
Папа вернулся поздно. Я была в саду, и до меня слабо доносился его басистый голос. Он что‑то сердито объяснял маме, произносил мое имя, ругался. – Зумруд! – крикнул отец в конце концов. Я оцепенела, помыла руки под шлангом и зашла. Они стояли посреди коридора. Папино лицо исказилось от ярости: – Ты что меня позоришь?! Замуж невтерпеж?!! Меня будто окатило звуковой волной. Потеряв от страха возможность говорить, я стояла не двигаясь. – Кто он?! Почему ты раздаешь адрес моей работы всякой швали?! О какой любви он мне сегодня говорил?! – Ахмед, – отвлекла его мама. – Не кричи. – Я ей сейчас… Он вскинул руку, но я вовремя отпрянула и удар рассек воздух. Папа часто ругался, но так громко – никогда. Я разрыдалась и прижалась плечом к стене. Он пнул ногой стеклянный шкаф и тот с оглушительным грохотом разбился об пол. – Я забираю твои документы из института! И попробуй только шаг ступить на улицу! Отец ушел в спальню, хлопнув дверью. Мама поднимала огромные осколки темного стекла. – Допрыгалась! Неблагодарная! Он уже тебе жизнь травит, а она – Ренат хороший! Чтоб вы с ним… Я знала, что разозлившись, мама не контролирует свою речь. И все равно было обидно слышать проклятья из родных уст. – Собирай, что стоишь?! Неизвестно, что бы было, если папа узнал, о сегодняшнем обеде! Дай сюда телефон, он тебе больше не нужен! Забрав мой мобильный, она ушла к папе. Дрожа, я опустилась на колени и стала собирать разлетевшиеся стекла. Слезы капали на исцарапанный паркет. Ничего хуже я и представить не могла. Это было страшнее любого кошмара. Ну почему Ренат пошел к отцу, не предупредив меня?! Через полчаса вернулся Артур. Услышав его шаги, я быстро отвернулась, продолжая подметать стеклянную пыль. – Что случилось? Где шкаф? – Упал… Он попытался посмотреть мне в лицо. Я опять повернула голову. – Ты плачешь? – Нет. – Я чего‑то не знаю? – Ты не поймешь. Брат взял метлу из моих рук. – Пойму. – Нет, не поймешь! – возразила я, снова плача. – Потому что ты такой же, как и отец! Тебе легче накричать, чем выслушать. Артур покачал головой: – Ты не права – мы абсолютно разные. И хватит плакать. Ну. Иди сюда. Я не сразу поверила, что он обращается ко мне. Затем сделала шаг и сразу же оказалась в его объятьях. Оказывается, руки у него были не такие уж твердые и пахло от брата приятно. – Артур, я тебя так люблю… Ты у меня самый дорогой… Он улыбнулся. – Расскажешь мне, что случилось? – Да. Пойдем во двор.
* * *
Брат слушал молча. Я рассказала все как было, не скрывая ни одной детали. Начиная с того самого дня, когда мы с Ренатом столкнулись на волшебной улице. Мне по‑новой вспомнились его слова и шутки, волнение от встреч и короткие ночи, полные сюрпризов и улыбок. Артур задумчиво посмотрел в сторону, потом достал из кармана брюк маленькую фотографию и показал мне. – Это Альбина. Мы познакомились в институте на четвертом курсе. Сначала я не обращал на нее внимания, но потом, присмотревшись, понял, что она… невероятная, – его лицо вдруг озарилось, как день, после непогоды. – Я ходил за ней по пятам, но она меня избегала. Я говорил с ней, а она уходила. Она была словно бабочка – такая прекрасная и недосягаемая. Я взяла фотографию. На меня смотрела девушка, но я не могла разобрать, красива ли она. Длинные светлые волосы и ясные, открытые глаза. – Что было дальше? – Я добился взаимности. И попросил маму поговорить с ее родителями, – он устало вздохнул. – Мама не пошла. Потому что у нее не было родителей. Альбина жила у родственников и покупать приданное ей никто не собирался. Я умолял отца не смотреть на это, тем более, что мне подвернулась работа. Я собирал деньги, нашел вторую работу… Когда умерла бабушка, мы поехали в Питер… время прошло быстро, было ни до чего. После похорон я узнал, что ее выдали замуж за какого‑то родственника и она уехала. Больше я ее не видел. Артур замолчал. – Почему я ничего не знала? – Ты заканчивала школу, готовилась к экзаменам и шила куклам платья. Мы решили не обсуждать это при тебе. – А теперь что? Ты откажешь Фатиме? – Нет. Но я боюсь одного. Что Альбина разведется и тогда… если я не буду свободен… Я обняла брата и крепко‑крепко прижалась к его груди. – В
|