ШКОЛА И ГОСУДАРСТВО

СТАТЬЯ ПЕРВАЯ

Буржуазия сделала из школы орудие классового господства. Программы школы, метод преподавания, школьная дисциплина, словом, весь дух школы были таковы, что воспитывали из ученика, сына рабочего или крестьянина, человека, привыкшего беспрекословно повиноваться воле всякого начальства, точно исполнять приказания и считать существующий буржуазный порядок чем-то незыблемым и неизменным, установленным самим господом богом.

Вот почему Маркс стремился освободить школу от ее подчиненности государству. Он хотел выбить это орудие духовного порабощения народа из рук классового врага пролетариата – буржуазии. Хотел, чтобы школа была тем, чем она должна быть – содействием всестороннему развитию свободного человека.

Перечисляя заслуги Парижской Коммуны, Маркс в числе ее заслуг считает и то, что «все учебные заведения стали бесплатными для всех и были поставлены вне влияния церкви и государства. Таким образом, не только школьное образование сделалось доступным всем, но и с науки были сняты оковы, наложенные на нее классовыми предрассудками и правительственной властью»[1].

Тут имеется в виду административное вмешательство государства.

Законодательное вмешательство государства Маркс признавал. В одной из резолюций Женевского международного конгресса 1866 г., составленной Марксом, говорится: «Рабочий не свободен в своих действиях. В очень многих случаях он даже слишком невежествен, чтобы правильно понимать интересы своего ребенка или нормальные условия человеческого развития. Как бы то ни было–наиболее просвещенная часть рабочего класса вполне сознает, что будущее его класса, следовательно человечества, всецело зависит от воспитания подрастающего рабочего поколения. Она знает, что прежде всего дети и подростки должны быть ограждены от разрушительного действия современной системы производства. Это может быть достигнуто лишь путем превращения общественного сознания в общественную силу, а при данных условиях этого можно добиться только посредством общих законов, к соблюдению которых принуждает государственная власть»[2].

Итак, в данную эпоху Маркс считает необходимым законодательство государственное, подчеркивая, что это законодательство государством необходимо лишь при данных условиях. В связи со взглядом Маркса на государство ясно, что он под этим подразумевает, что, когда сознательность, организованность и солидарность рабочих достигнут такой высоты, что не будет надобности ни в каком регулировании извне, тогда условия будут иные, не будет надобности в государственных законоположениях и само государство постепенно отомрет. Но это еще далекое будущее. А пока за государством остается право и обязанность регулировать законодательным путем постановку школьного дела.

Свою точку зрения на соотношение школы и государства Маркс формулировал с достаточной определенностью в «Критике Готской программы»:

«Никуда не годится «народное образование, находящееся в руках государства». Определять общим законом расходы на народные школы, квалификацию преподавательского персонала, программу обучения и т. д. и наблюдать при посредстве государственных инспекторов, как это делается в Соединенных Штатах, за соблюдением этих предписаний закона, – нечто совсем иное, чем назначить государство воспитателем народа. Следует, наоборот, отстранить как правительство, так в равной мере и церковь от всякого влияния на школу. В современной Прусско-германской империи... государство, наоборот, само нуждается в очень суровом воспитании со стороны народа»[3].

Таковы взгляды Маркса на отношение между государством и школой.

Но скажут, может быть: рассуждения Маркса относятся к государству буржуазному, а к государству народному, Советскому, все это не относится.

Свергая буржуазию, пролетариат стремится освободить не только себя, но и все человечество. Диктатура пролетариата имеет целью сломить классовое господство буржуазии, сломить, где надо, силою, разрушить все формы порабощения, но никоим образом не к тому, чтобы создать новое классовое господство. Это основная истина социализма, которую всегда имел в виду Маркс и которой руководится и будет руководиться в своей деятельности Комиссариат просвещения.

О том, что и как он считает нужным сделать, чтобы превратить школу из орудия классового угнетения в орудие духовного освобождения, – об этом в следующий раз.

СТАТЬЯ ВТОРАЯ

В заседании Генерального Совета Интернационала от 14 августа 1869 г. Маркс отстаивал необходимость оградить народное образование от административного вмешательства государства, считал это вполне осуществимым, в пример чего приводил Северо-Американские Соединенные Штаты.

На постановку дела народного образования в Соединенных Штатах Америки оказал особенно сильное влияние один из видных борцов против рабства – Горас Манн. Страстный демократ и республиканец, он старался провести в жизнь идею административного невмешательства государства в дело народного образования. По его мысли, не должно было даже быть никакого центрального административного аппарата, каким в Европе является министерство народного просвещения. 20 апреля 1837 г. Горас Манн в качестве президента сената штата Массачусетс подписал акт об учреждении Бюро образования. Бюро образования не могло «распоряжаться», «предписывать», оно могло лишь обсуждать вопросы, выражать свое мнение, высказывать пожелания. Задача его была вносить дух единства в дело народного образования, всячески содействовать его развитию и пр. Но содействие это должно было быть чисто идейным. С полным сознанием того, что он делает, Манн не дал в руки Бюро образования никакой административной власти.

Манн был назначен секретарем Бюро образования и своей деятельностью показал, какое громадное значение на всю постановку дела может иметь такое бюро, хотя бы оно и не имело права приказывать. До сих пор на народном образовании Соединенных Американских Штатов лежит печать идей Гораса Майна. Он проложил русло, по которому пошло на долгое время это дело.

Бюро начало с изучения дела, стало собирать сведения о материальном и моральном состоянии школ. Для содействия делу народного образования Манн обратился к населению. Из города в город, из деревни в деревню он объехал все 14 округов штата Массачусетс, всюду говорил речи, читал доклады, объяснял, какие реформы нужны для дела народного образования. Часто аудитория была почти пуста, так мало интереса проявляло население к этому вопросу. «Если где-либо, – шутя говорил Манн, – соберется толпа заговорщиков, полиции незачем вмешиваться: достаточно заявить, что тут сейчас будет читаться педагогическая лекция, все разбегутся моментально». Но Манн не падал Духом.

Вместо того чтобы писать циркуляры, рассылать предписания, он продолжал убеждать. С 1838 г. он стал издавать журнал «Общественная школа» («Common School Journal»), где развивал свою точку зрения на воспитание и обучение. Этот журнал положил начало ряду педагогических журналов, столь распространенных теперь в Америке.

Но главное, чем старался воздействовать Манн на общественное мнение, – это распространением отчетов Бюро образования. Бюро рассылало опросные листы, устраивало анкеты. получало массу отчетов с мест и было, благодаря этому, прекрасно осведомлено о положении школьного дела в стране. Отчеты бюро, полные знания дела, представляли собой обращение к народу, своего рода манифесты. В них говорилось о значении образования, о необходимости реформ в этой области. Каждый отчет печатался в 20 тысячах экземпляров и рассылался бесплатно по всей стране. Эти отчеты читались в самых глухих деревнях. Отчеты выходили часто и в общем составляли тысячи страниц.

В конце концов Манну удалось пробудить интерес к школе.

Удалось ему убедить население в необходимости светскости обучения. В 1849 г. был проведен закон о светскости школы. Эта реформа стоила немалой борьбы. Против нее были многочисленные сектанты, каждая секта отстаивала свое право делать из школы орудие пропаганды своих религиозных взглядов, против реформы были книгопродавцы, которые теряли возможность сбыта старых учебников, против были многие учителя, привыкшие к тому, чтобы зубрение библейских изречений и псалмов составляло главное содержание преподавания. Манн, борясь за светскую школу, говорил: «Есть совы, которые, чтобы приспособить вселенную к своим слепым глазам, хотели бы, чтобы солнце знания никогда не взошло».

Манн хотел совместного воспитания. Источник знания должен быть через посредство школы одинаково открыт для всего населения, одинаково для мужчин и женщин.

Манн понимал, как важна для правильной постановки дела наличность умелых и подготовленных учителей. Он создал несколько учительских семинарий (нормальных школ), в том числе одну женскую. Провел устройство еженедельных лекций для учителей и учительниц, устройство образцовой школы в Бостоне; настаивал на возможно более частых съездах и собраниях учащих, добился устройства летних курсов для учителей.

Школа, по идее Манна, должна стать центром умственной жизни. Чтобы она стала таковым, необходимо, чтобы школа хорошо была снабжена книгами, которыми могли бы пользоваться не только дети, но и их родители. Книги привлекут к школе не только молодежь, но и людей зрелого возраста. Школа дает лишь ключ к знанию. Знание же можно почерпать из книг.

«Если бы моя воля, – часто говорил Манн, – я бы всю землю засеял книгами, как борозды засевают зерном».

В 1842 г. палата депутатов вотировала субсидию школьным библиотекам.

«Знания, сообщаемые народу, – писал Горас Манн, – создают необходимость давать их ему всё в большем количестве. Знание пробуждает в народе новые силы: надо регулировать эту интеллектуальную и моральную энергию. Дело идет тут не о механических силах, которые, будучи пущены в ход, сделают свое дело и остановятся; нет, это силы духовные, обладающие своей собственной жизнью и развитием, их ничто не в силах остановить».

Идея Манна пустила глубокие корни в Америке. Там до сих пор нет министерства народного просвещения в европейском смысле слова. И, несмотря на это или именно благодаря этому, американская школа много выше европейской. В американской школе сын поденщика и сын Рузвельта сидят на одной скамье, это школа совместного воспитания, школа, приближающаяся к типу единой... Конечно, она далека от идеала, ибо существует она в империалистической стране и капитал кладет на нее свою грязную лапу, но американская школа лучше несравненно сословной, классовой школы Европы, цель которой – духовное порабощение трудящихся масс.

СТАТЬЯ ТРЕТЬЯ

Маркс считал, что школа не должна быть орудием классового господства, и отрицал право государства путем административного вмешательства регулировать жизнь школы (см. статью первую. – Прим. автора). В тогдашней американской школе он видел наглядный пример того, как хорошо идет дело, если «государство» не стремится наложить свою руку на свободное развитие школы.

Вопрос об административном невмешательстве государства в дела школы – вопрос старый, возникновение его относится к периоду Великой французской революции, Наряду с провозглашением «прав человека и гражданина» революция провозгласила право каждого на образование. Как сделать это право реальным, – этого вопроса не разрешила Французская революция. Деятели ее постоянно переходили от одного проекта плана народного образования к другому, прямо противоположному, и сегодня отменяли то, что было принято вчера. 20 сентября 1792 г. Конвент рассматривал проект Кондорсэ и отверг его. Главной причиной, почему Конвент отверг проект Кондорсэ, было то, что Кондорсэ требовал, чтобы школа была независима от государственного вмешательства. Но Кондорсэ не требовал абсолютной независимости, он хотел только, чтобы не было административного вмешательства, а дело народного образования зависело непосредственно от собрания народных представителей: из всех государственных властей, по его мнению, эта власть менее всего испорчена, менее всего руководствуется частными интересами, более всего доступна влиянию коллективного мнения просвещенных людей. Представляя собою власть, от которой исходят главным образом все изменения, она, благодаря этому, является наименее враждебной прогрессу, просвещению, наименее противится улучшениям, которые должны повлечь за собой этот прогресс. Признавая, с одной стороны, целиком власть законодательного корпуса в деле народного образования, Кондорсэ считал необходимым, с другой стороны, поставить учительство под контроль населения. По плану Кондорсэ, окружной образовательный институт намечает список народных учителей. Собрание отцов семей округа, в котором находится школа, избирает учителя из числа выставленных кандидатов.

Непризнание права административного вмешательства центральной власти показалось большинству Конвента преступлением против только что провозглашенной республики, желанием умалить ее прерогативы. Проект Кондорсэ был объявлен изменническим. Сторонник Кондорсэ, Дону, защищая Кондорсэ, утверждал, что Кондорсэ хотел защитить своим проектом общественное образование от опасного вмешательства монархии; создавая из учащих автономную корпорацию, Кондорсэ, враг королей, хотел бросить на чашу весов общественных властей еще один противовес против королевской власти. Говоря так в целях защиты Кондорсэ, Дону уклонялся, однако, от истины. Кондорсэ был врагом королей, сторонником Горы, но все же основная мысль его та, что наука и образование должны быть свободны от вмешательства всякой власти, в том числе и республиканской.

Конвент до известной степени был прав в том отношении, что в .силу того, что до тех пор, пока знание было привилегией господствующих классов, автономия учительской корпорации означала бы автономию кадра лиц из привилегированных, лип, в большинстве своем враждебных республике. Это Кондорсэ упускал из виду, но он был прав, говоря, что административное вмешательство в школьное преподавание – явление крайне нежелательное. Опыт Западной Европы, которая при помощи такого вмешательства сделала из школы орудие духовного порабощения масс, как нельзя лучше подтвердил правильность точки зрения Кондорсэ па эту сторону дела.

Но ведь у нас диктатура пролетариата и крестьянства, скажут иные, а соображения Кондорсэ, Гораса Манна, Маркса относятся лишь к периоду господства буржуазии и совершенно не относятся к теперешнему времени.

Говорящие это товарищи по настроению близки к членам Конвента, отвергнувшим проект Кондорсэ. Эти товарищи исходят из того факта, что теперешнее учительство осталось в наследие от старого режима, подобрано определенным образом царским правительством, и потому эти товарищи боятся оставить его без бдительного надзора. Они упускают из виду, что под влиянием коренным образом изменившихся условий общественной жизни меняется и учитель. Раньше он стоял под надзором урядника, попа, помещика. Теперь ему нечего бояться их. Народный Комиссариат по просвещению отменил институт инспекторов.

Находившийся раньше под влиянием, с одной стороны, правительственной, с другой – кадетской пропаганды, учитель встретил рабочее и крестьянское правительство недоброжелательно.

Но мало-помалу он начинает разбираться в событиях и сближаться с населением. В рядах учительской молодежи, особенно среди учителей народных школ, идет усиленная работа мысли, идет внутренняя ломка. Наблюдается несомненный духовный рост учительства народных школ, и только сравнительно небольшая часть не захвачена новыми веяниями. Эта часть безнадежна, и ей не место в новой школе. Другая же часть быстро учится.

Буржуазия создала школу классовую: для крестьянских и рабочих масс – так называемую «народную школу», для привилегированных классов – школу среднюю и высшую. Народная школа воспитывала тех, кем будут править, кого будут эксплуатировать. Она учила их смирению, рабскому послушанию, исполнительности, бросала им лишь крохи знания, старалась сделать из них верных слуг буржуазии. Школа средняя и высшая не готовила к физическому труду, который не к лицу белой кости, а давала лишь отвлеченные знания, готовила к интеллигентской карьере, к тому, чтобы эксплуатировать и править. Пролетариат, стремясь уничтожить разделение на эксплуатируемых и эксплуататоров, подчиненных и командующих, хочет школы единой по цели, единой по духу, хочет, чтобы она была в одинаковой мере, не юридически только, а на деле, доступна для всех, чтобы это не была школа, воспитывающая или «рабочие руки», или бар и чиновников, а школа, где бы каждый учился труду одинаково, как физическому, так и умственному, где бы он учился быть хозяином жизни, творцом ее.

Создать такую школу можно лишь совместными усилиями учителя и пролетариата.

1918 г.

УЧИТЕЛЬ И НАСЕЛЕНИЕ

«Каков учитель, такова и школа» – эту истину прекрасно знало самодержавие и поэтому обращало самое тщательное внимание на подбор учителей.

Кадры народных учителей подготовлялись главным образом в учительских семинариях, цель которых была выработать из учеников верных слуг самодержавия, которые служили бы ему не за страх, а за совесть. Семинария не расширяла горизонт учеников, не давала им тех знаний, которые могли бы осветить для них смысл всей окружающей жизни. Из семинарий выходили учителя, которые могли, может быть, учить ребят грамоте, грамматике, славянскому чтению, но не могли внести свет знания в их глухие углы, где им приходилось учительствовать и где население так безысходно мучилось своей темнотой. Без газет, без книг они забывали часто и то, чему учились в семинарии. Это была не вина их, а беда их.

Как огня, боялось правительство «неблагонадежных» учителей. От всякого учителя требовалось представление свидетельства о благонадежности, выдававшегося полицией. Но, не доверяя вполне проницательности полиции, правительство устраивало надзор за каждым шагом учителя. Инспектор выспрашивал учеников, стараясь косвенно выпытать у них, не проходили ли они чего сверх программы, не говорил ли учитель чего-нибудь недозволенного. Кроме инспектора, следил за учителем батюшка, наблюдая, достаточно ли неуклонно исполняет учитель все церковные обряды, не вольнодумец ли он; присматривал урядник, и присматривал богатей, смотрел, достаточно ли почтителен учитель к начальству и сильным мира сего, не водится ли с беднотой и не слушает ли голытьбу.

Положение учителя было прочно только тогда, когда у него была «рука». И учитель стремился снискать покровительство помещика, попа, урядника. Сближение с этими лицами, которое диктовало ему чувство самосохранения,, отдаляло его от народных масс, вырывало между ними пропасть.

В былые времена народники, а затем народовольцы ходили в народ, и учительствование было одним из способов сближения революционной интеллигенции с народом. Этого сближения страшно боялось правительство, старалось всячески помешать ему. Достаточно было учителю получить влияние в селе или деревне, чтобы его под тем или другим предлогом переводили на новое место.

Правительство стремилось сделать учителя чуждым народу. Долгое время это плохо удавалось. Но после 1906 г. началась основательная чистка среди учителей, тысячи их пошли в ссылку, а оставшуюся часть постарались всячески «обработать». И то, что не смогло сделать самодержавие – воздвигнуть стену между учителем и народом, – помогла самодержавию сделать буржуазия. Педагогические журналы, проникавшие в учительскую среду, вливали понемногу в учительские массы яд кадетского мировоззрения, приучали смотреть на все сквозь кадетско-либеральные очки, и это более чем что-либо другое сделало народного учителя чуждым населению. Сплочение учителей во Всероссийский учительский союз не помогло делу в этом отношении, а еще ухудшило его, гак как во главе союза стали люди, по сути дела враждебные левым течениям, близким народу. Учительский совет[4] получил особо сильное влияние благодаря распыленности учительских масс, не дававшей им возможности противостоять влиянию совета. Совет же старался всеми силами поддерживать в массах кадетское, правое настроение.

Пришла революция и обнаружила всю ту пропасть, которая образовалась между учительством и народом. Учительство не чувствовало совершавшегося духовного пробуждения масс, это пробуждение не радовало его, а пугало. На III съезде Советов, на секции по народному образованию, делегаты рассказывали, как во время выборов в Учредительное собрание учителя призывали через детей голосовать за кадетов, как выговаривали ученикам за то, что их родители подавали голоса за левые партии. Рассказывали, как мало развиты учителя во многих местах и совершенно не понимают тех вопросов, которые теперь так страстно обсуждаются на сходах.

Если Февральская революция вызвала в учительстве мало сочувствия, то- Октябрьская была встречена ими крайне враждебно, и в очень значительном количестве мест начался учительский саботаж, школы стали, учителя и дети сидели по домам. Но саботаж, принеся громадный вред делу народного просвещения, не мог повернуть назад колесо истории. Саботаж сломлен, и среди народных учителей начало меняться настроение.

По существу дела народный учитель близок народной среде, в большинстве случаев он связан с нею тысячами нитей, и пропасть между учительством и народом была вырыта искусственно, с определенной целью. Новые условия засыпают эту пропасть, и надо создать такие формы совместной работы учителей с населением, которые положили бы конец этой противоестественной розни. Вернувшиеся с фронта учителя, растолковывающие и крестьянам и учителям истинное положение дел, способствуют сближению их. В этом сближении – залог процветания школы, залог поднятия путем общей энергичной работы культурного уровня страны, залог лучшего будущего; в нем же залог возрождения учительства, роль которого может стать почетной и славной.

1918г.