Контрперенос

Реально предполагается, что нет человека без "невротических пятнышек". Как говорила F.Fromm-Reichman (цит. по H.Mullan, 1969), "мы отличаемся от своих пациентов не характером [нарушений], а степенью [выраженности]". Любые проблемы психотерапевта, консультанта или терапевта группы являются потенциальным пространством для возникновения реакций контрпереноса. По словам H.Mullan (1969), если бы мы на мгновение забыли, что технически и этически желательно в работе, обнаружили бы много двусмысленных чувств по отношению к своим клиентам. В этом и кроется опасность контрпереноса. Как кратко охарактеризовали ее H.B.Crasilneck и J.A.Hall (1985), это "искажение понимания пациента в голове консультанта".

G.Corey с сотр. выделяют 5 проявлений контрпереноса в психотерапевтических группах.

1. Потребность в постоянной поддержке и одобрении. Некоторые люди выбирают профессию психотерапевта, представляя, что будут уважаемы и любимы, что другие будут искать их помощи и советов. Групповой терапевт с повышенной потребностью в одобрении участников будет вести себя в группе так, чтобы добиться этого. Например, он может избегать конфронтации с участниками, опасаясь, что за это его будут меньше любить. Иными словами, терапевт использует группу для удовлетворения своих потребностей.

2. Идентификация с проблемами участников. Это нередкая проблема начинающих. Переживая проблемы участников, легко потерять объективность и возможность помочь участникам в решении их проблем. Для терапевта очень важно уметь отличать свои чувства от чувств участников и уметь не "заблудиться" ни в одних, ни в других.

3. Влюбленность терапевта и сексуальные чувства по отношению к участникам. "Соблазнительное" поведение некоторых участников группы, особенно если они симпатичны терапевту, может стать причиной ответных чувств последнего. Было бы слишком категорично утверждать, что эротические чувства терапевта в группе обязательно являются выражением контрпереноса и мешают эффективной работе. Трудности возникают, когда терапевт не способен осознать эти чувства, когда его потребности становятся для него важнее, чем потребности участников, или когда его сексуальные чувства оказываются в центре его отношений с участниками.

4. Навязывание советов. Постоянное стремление терапевта давать советы участникам может быть выражением нерешенных внутренних конфликтов и отражать его желание как можно скорее найти решение проблем участников. Такое поведение терапевта особенно поощряют участники, склонные искать конкретные и быстрые ответы на вопросы, касающиеся их жизни (это свойственно большинству клиентов психотерапии). Возможность дать совет часто ставит терапевта выше клиента и может создать иллюзию, что он действительно знает ответы на все вопросы участников.

5. Желание поддерживать отношения с участниками группы за ее пределами. Это соответствует желанию некоторых участников иметь более близкие и более личностные отношения с терапевтом. Но отношения такого рода могут вызвать зависть других участников и отразиться на динамическом процессе группы. Терапевту следует разобраться в своих чувствах и потребностях, чтобы некоторые участники не стали объектом эксплуатации с его стороны.

Групповой терапевт должен постоянно следить за своими чувствами, чтобы вовремя заметить возможные реакции контрпереноса. Этому могут помочь вопросы, на которые терапевт должен время от времени отвечать себе (М.М. Ohlsen с сотр., 1988):

• Не слишком ли нравится (или не нравится) мне кто-либо из участников группы?
• Не слишком ли я реагирую на чью-то боль?
• Желаю/избегаю ли я встреч с кем-либо из участников?
• Забочусь ли я или много думаю о ком-либо между встречами группы?
• Трудно ли мне сосредоточиться, думая о ком-либо?
• Проявляю ли я нетерпеливость из-за чьего-либо терапевтического прогресса?
• Не слишком ли много думаю о том, как помочь кому-либо?
• Не опекаю ли я кого-либо из участников?

Если терапевт обнаруживает в себе чувства контрпереноса, он должен обсудить их с супервизором или в группе профессионалов (но не в своей группе!).

И в заключение несколько советов терапевтам относительно контрпереноса, которые предлагают M.S.Corey и G.Corey (1987).

1. Не следует быть легковерным и некритично принимать сказанное участниками группы. Нетрудно идентифицироваться с реакциями участников, когда они говорят, что терапевт мудрый, заботливый, помогающий, понимающий, все видящий, симпатичный, сильный и т.п. Терапевту не следует спешить принимать нереалистичные оценки участников группы.

2. Терапевту также не следует быть и слишком мнительным и не отвергать искренние положительные реакции участников по отношению к нему. Они могут искренне уважать терапевта, симпатизировать ему. Точно так же они могут искренне сердиться на терапевта, и ему не следует это интерпретировать, скажем, как перенос и т.п.

3. Не все чувства терапевта являются результатом контрпереноса. Неправильно было бы думать, что терапевт всегда объективен и одинаково видит всех участников группы. Он ведь тоже человек со своими установками, симпатиями и антипатиями, ценностями, чувствами. Контрпереносом можно считать повторяющиеся чувства по отношению к различным участникам в различных группах. Одни участники группы могут нравиться больше, другие – меньше, некоторые вызывают эротические фантазии – это не обязательно контрперенос. Важно осознать эти чувства и не позволить им воплотиться в антитерапевтических действиях.

24. Если самораскрытие участников является одним из важнейших психотерапевтических факторов группы, то самораскрытие терапевта рассматривается неоднозначно. По этому вопросу существуют особенно большие различия во мнениях среди представителей разных теоретических ориентации – от отрицания самораскрытия терапевта (психоаналитические группы) до его абсолютизации (группы "встреч").

Если отбросить крайности, то чаще всего поднимается вопрос – что, когда и сколько терапевту рассказывать о себе. Большинство специалистов по групповой психотерапии соглашается, что групповой терапевт должен делиться с участниками не своими проблемами, личными интимными переживаниями, а чувствами, возникающими в ситуациях в процессе групповой работы. В любом случае важны мотивы – почему терапевт говорит о себе? Поэтому следует спрашивать себя: "Почему мне хочется говорить о себе в группе? Только потому, чтобы не отличаться от участников? Или же мне хочется показать пример участникам группы? Действительно ли я хочу быть личным с ними?"

Некоторые терапевты групп избегают проявлять в группе свои личные реакции, прячась за таинственный профессиональный фасад. Частые причины подобного поведения – страх риска, потери позиции эксперта в группе, боязнь показаться непрофессиональным и потерять уважение участников, желание сохранить дистанцию между собой и участниками. Этим сохраняется классическое медицинское отношение "врача – пациента". Такая позиция терапевта в его действиях проявляется склонностью не работать в группе, а "организовывать" ее работу, предлагая всевозможные техники, упражнения, игры и т.п.

Участники группы, в свою очередь, нередко любят спрашивать терапевта о его личной и профессиональной жизни. Как советует W.H.Friedman (1989), в таком случае следует просто коротко ответить на такие вопросы. Это элементарнейший принцип. Если вопрос кажется терапевту бестактным, неуместным, слишком личным или ему неудобно ответить на него, об этом надо прямо сказать спрашивающему. Чаще всего личные вопросы участников бывают демографического характера (женат ли он/замужем ли она, есть ли дети?) или же связаны с его профессиональной квалификацией (он психолог или врач? сколько лет работает? где?). Для терапевта ответы на такие вопросы не должны составлять труда. Если он избегает отвечать на них, участники обычно реагируют отрицательно. Простые и откровенные ответы на такие вопросы являются примером правильного самораскрытия терапевта.

С другой стороны, самораскрытие терапевта таит в себе определенную опасность. В шестидесятые годы вместе с распространением групп "встреч" и их идеологии стало распространяться мнение, что нет большого различия между участниками группы и терапевтом (кстати, забывая, что работа терапевта обычно оплачивается самими участниками или институциями, и в этом, по существу, их различие), что "чем больше открытости и чем она глубже и личностнее, тем лучше". Однако в данном случае забывается, что нежелательны полная откровенность и самораскрытие не только терапевта, но и участников, поскольку безграничная откровенность является своеобразной формой тирании. Как отмечает I.D.Yalom (1985), слишком свободный, спонтанный и открытый терапевт является таким же узким и ограниченным, как и традиционный психоаналитик в роли "белого листа".

Прежде чем раскрываться, групповой терапевт должен оценить готовность участников выслушать, воздействие, которое может оказать его самораскрытие на участников, и насколько оно связывается с процессом "здесь и теперь" в группе. Работа с группами является сложным, отнимающим много душевных сил занятием, и ее можно еще более затруднить, смешивая роли терапевта и участника. Психотерапевт должен иметь возможность жить как свободный человек, могущий сохранить свою жизнь для себя и не превращать ее в объект психотерапевтических манипуляций.

Итак, самораскрытие группового терапевта прежде всего должно служить целям участников. Оно не должно направлять внимания от участников к личности терапевта. Наиболее продуктивным в группе является искреннее выражение чувств терапевтом по отношению к отдельным участникам или к групповому процессу. Например, если он чувствует, что участники сопротивляются работе, избегают говорить о себе, выражение группе своей неудовлетворенности, раздражения может быть очень ценным.

Во многих исследованиях подчеркивается значение правильного самораскрытия терапевта для работы группы. S.M.Jourard (1968, 1971), широко исследовавший самораскрытие психотерапевта, подчеркивал, что оно способствует большему самораскрытию участников группы. По его словам, "ведущим в психотерапевтическом танце является психотерапевт, а клиент следует за ним". М.В.Allan (1980; цит. по I.D.Yalom. 1985), исследовавший в течение 7 месяцев работу группы и влияние самораскрытия терапевта, пришел к выводу, что оно побуждает участников к конструктивному взаимодействию и увеличивает сплоченность группы. R.R.Dies (1983) исследовал мнение участников 13 групп различной направленности о самораскрытии терапевта и установил, что оно зависит от типа группы, времени и содержания самораскрытия терапевта. Участники группы отрицательно оценивают выражение чувств, переживаний и конфликтов терапевта в начале работы группы и считают это полезным на более поздних этапах работы группы. "Опытные" участники (т.е. участвовавшие в нескольких группах) намного больше ценят самораскрытие терапевта, чем "новички" психотерапевтических групп. Участники высоко ценят выражение личных устремлений терапевта и таких чувств, как одиночество, грусть, злость, озабоченность, тревога, и отрицательно оценивают выражение негативных эмоций терапевта по отношению к отдельным участникам или ко всей группе. Самораскрытие терапевта меньше ценилось в группах, у участников которых были значительные психологические проблемы. Наконец, как участники, так и терапевт исследованных групп согласились, что самораскрытие терапевта больше подходит группам "встреч", чем психотерапевтическим группам коррекционно-лечебного характера.

25. «Личностный рост» — понятие психологии, изначально было сформулировано в рамках гуманистической концепции К. Роджерса иА. Маслоу

К группе «доверяющих» (оптимистов) с самой радикальной точкой зрения, утверждающей безусловно-позитивную, добрую и конструктивную сущность человека, заложенную в виде потенциала, который раскрывается при соответствующих условиях, относятся представители школы К. Роджерса и А. Маслоу^[1]. В данном подходе личностный рост естественен^[2], хотя может быть заторможен в случае негативного окружения и поддержан окружением позитивным^[3].

Экзистенциальный подход В. Франкла и Дж. Бюджентала придерживается более осторожного взгляда на человека, который исходит из того, что изначально человек не обладает сущностью, но обретает ее в результате самосозидания, причем позитивная актуализация не гарантирована, но является результатом собственного свободного и ответственного выбора человека.

Достаточно распространена позиция (бихевиоризм и большинство подходов в советской психологии), согласно которой у человека природной сущности нет, он изначально представляет собой нейтральный объект формирующих внешних влияний, от которых и зависит обретаемая человеком «сущность». В данном подходе о личностном росте в точном смысле говорить затруднительно, можно говорить скорее о возможности личностного развития.

Согласно взглядам христианской антропологии природа человеческого естества после грехопадения Адама находится в извращенном состоянии, а его «самость» есть не личностный потенциал, но преграда между человеком и Богом, а также и между людьми^[4]. Христианский идеал человека простого, смиренного и целомудренного бесконечно далек от гуманистического идеала успешно адаптирующейся в этом мире самореализующейся, самодостаточной личности, наслаждающейся актуальным моментом, верящей в «могущество человеческих возможностей». По православному учению, человеческая душа не только стремится к высшему, но и подвержена наклонности ко греху, которая лежит не на периферии духовной жизни, но поражает самую её глубину, извращая все движения духа^[5].

В НЛП понятие «личностный рост» не используется, поскольку этот подход только моделирует успешные технологии и принципиально отказывается решать вопросы «что в природе человека есть на самом деле».