Зигмунд Фрейд и классический психоанализ

Открытие основных принципов глубинной психологии стало выдающимся достижением одного человека — австрийского психиатра Зигмунда Фрейда. Он разработал метод свободных ассоциаций, доказал существование сферы бессознательного и описал его динамику, определил основные механизмы развития психоневрозов и многих других эмоциональных расстройств, открыл младенческую сексуальность, описал методы толкования снов и явление переноса, разработал принципы психотерапевтического вмешательства. Поскольку Фрейд в одиночку изучал территории ума, ранее неизвестные западной науке, понятно, что его взгляды постоянно менялись по мере того, как он сталкивался с новыми проблемами.

Одно оставалось неизменным при всех этих переменах — неутомимое стремление Фрейда сделать психологию научной дисциплиной Он приступил к работе с твердой уверенностью, что наука в конце концов внесет порядок в кажущиеся хаотичными психические процессы и объяснит их с точки зрения функций головного мозга. И даже после того как он понял, что задача объяснения психических явлений при помощи физиологических процессов практически невыполнима, и занялся чисто психологическими методами исследования, цель эта не исчезла. Он всегда понимал, что психоанализ нужно будет приспосабливать к новым научным открытиям либо в рамках самой психологии, либо в рамках физики биологии или физиологии. Поэтому интересно проследить, какие из соображений Фрейда выдержали испытание новыми научными открытиями, а какие требуют фундаментального пересмотра. Необходимость такого пересмотра в какой-то мере связана с ограниченностью присущей ньютоно-картезианской парадигме, и с теми огромными переменами, которые произошли в философии и метафизике со времен Фрейда. Другие необходимые поправки в большей степени связаны с его собственными личностными ограничениями и культурной средой. В этой связи заслуживает внимания тот факт, что Фрейд находился под глубоким влиянием своего учителя Эрнста Брюкке, основателя научного направления, известного под названием Медицинской школы Гельмгольца. Как думал Брюкке, все биологические организмы являются сложными системами атомов, которые подчинены строгим законам, в особенности принципу сохранения энергии Единственными активно действующими силами биологического организма он считал сугубо материальные физико-химические процессы, которые можно свести к силам притяжения и отталкивания. Конечной целью и идеалом этого направления было внедрение принципов ньютоновского научного мышления в другие области науки. Именно в духе учений школы Гельмгольца Фрейд дал свое описание физиологических процессов в соответствии с законами Ньютона. Четыре основополагающих принципа психоаналитического подхода — динамический, экономический, топографический и генетический — это точные аналоги основных концепций физики по Ньютону.

Динамический принцип. Согласно механике Ньютона, материальные частицы и предметы перемещаются под действием сил. отличных от материи; их взаимодействие регулируется особыми законами. Точно так же, в психоанализе все психические процессы объясняются с точки зрения взаимодействия и столкновения психологических сил. Они могут усиливать или подавлять друг друга, противодействовать друг другу или создавать различные компромиссные образования. У них есть определенная направленность. то есть тяготение к двигательному (моторному) выражению или же от него. Наиболее мощно влияют на психическую динамику инстинктивные влечения. Ньютоновский принцип действия и противодействия был также применен Фрейдом показал глубокое влияние на его представления о противоположностях. И эта его склонность описывать различные аспекты психической функции как ряд противоположных явлений многими психоаналитиками воспринималась как серьезный концептуальный недостаток.

Экономический принцип. Количественный аспект ньютоновской механики стал основной причиной ее шумного успеха и научного престижа. Массу, силу, расстояние, скорость можно было измерить и выразить определенной величиной, а взаимосвязи и взаимодействия этих величин представить математическими уравнениями. Хотя Фрейд не мог даже приблизиться к жестким критериям физики, он часто подчеркивал значимость сохранения энергии в психологических процессах. Психическим отражениям инстинктивных влечений и силам, им противостоящим, он приписывал заряды определенного количества энергии, так называемый катексис. Распределение энергии между вводом, потреблением и выводом имело для него первостепенное значение. Задачей психического аппарата становилось предотвращение задержки этих энергий и поддержание общего количества возбуждения на наиболее низком уровне. Количество возбуждения рассматривалось как ведущая сила, лежащая в основе принципа удовольствия-боли, который играл важную роль в теории Фрейда.

Топографический или структурный принцип. Если в современной науке отдельные материальные явления феноменального мира рассматриваются как неразрывный, взаимосвязанный динамический процесс, то ньютонова механика занималась отдельными материальными частицами и предметами, которые занимают место в евклидовом пространстве и взаимодействуют в нем. Точно так же в топографических описаниях Фрейда тесно переплетенные динамические процессы выступают в виде специфических индивидуальных структур психического аппарата, которые взаимодействуют друге другом в психологическом пространстве, обладающем евклидовыми свойствами. Фрейд предупреждал, что такие понятия, как Ид (подсознание). Эго и Суперэго являются всего лишь абстракциями, что их нельзя брать буквально, и называл любые попытки связать их с конкретными структурами и функциями мозга "мифологией разума" (Gehirnmythologie). Однако, в его работах всем этим понятиям приданы ньютоновские характеристики материальных объектов — протяженность, вес, местоположение и движение. Они не могут занимать одно и то же пространство и поэтому не могут двигаться, не смещая друг друга. Они воздействуют друг на друга и вступают в противодействие; они могут быть подавлены, преодолены и уничтожены. Крайним проявлением такого подхода является концепция о количественной ограниченности либидо и даже любви. Согласно классическому анализу, любовь человека к другому человеку и любовь к самому себе находятся в противоречии и конкурируют между собой.

Генетический или исторический принцип.[32]Одним из самых характерных признаков ньютоновой механики является ее строгий детерминизм: столкновения частиц и предметов происходят в линейной цепи причин и следствий. Пространственно-временное описание событий и их причинно-следственное описание объединены и сведены в видимую траекторию. Исходные условия системы, таким образом, целиком определяют ее состояние во все последующие отрезки времени. Если все переменные известны, полное знание о текущем состоянии исследуемой системы должно в принципе позволить описать ее в любой момент прошлого и будущего. Идея о строго детерминированных психических процессах была одним из важнейших научных достижений Фрейда. Каждое психологическое событие рассматривалось как результат и, вместе с тем, причина других событий. Психогенетический подход в психоанализе стремится объяснить опыт и поведение индивида с точки зрения предшествующих онтогенетических стадий и способов адаптации. Полное представление о поведении в настоящем требует изучения прошлого, в особенности психосексуальных аспектов раннего детства. Таким образом, последующая жизнь человека в значительной степени определяется его опытом на последовательных стадиях развития либидо, разрешением неврозов в детстве и противоречиями, связанными с детской сексуальностью. Как и в ньютоновской механике, в классическом психоанализе используется понятие видимой траектории по отношению к инстинктивным влечениям, в число которых входит источник, импульс, цель и объект.

Еще одной важной характеристикой, сближающей психоанализе ныотоно-картезианской наукой, является идея объективного и независимого наблюдателя. Как и в ньютоновской физике, наблюдение за пациентом происходит без сколько-нибудь заметного вмешательства. В эго-психологии эта концепция подверглась значительному видоизменению, но классический психоанализ по-прежнему считает, что только первоначальные историко-психогенетические условия определяют жизненные обстоятельства пациента даже во время лечения.

Перечислив основные принципы, на которых построен психоанализ, мы теперь можем конкретно перейти к тому, в чем собственно выразился его вклад в науку. Можно указать на три тематические категории: теорию инстинктов, модель психического аппарата, принципы и методы психоаналитической терапии. Вообще говоря, Фрейд считал, что психологическая жизнь человека начинается после рождения; он называл новорожденного tabula rasa ("чистой доской"). Кое-где, правда, он упоминал о возможности неопределенных предрасположенностей организма или даже архаичных воспоминаний филогенетической природы. По его мнению, боязнь кастрации у маленького мальчика может быть последствием тех времен, когда в наказание пенис действительно отрезали, а некоторые тотемистические элементы психики могут сохранять следы исторической реалии жестокого отцеубийства объединившимися братьями. Определенные аспекты символики сновидений невозможно объяснить, исходя из жизненного опыта человека; надо полагать, они отражают архаичный язык психики. Но как бы то ни было, ради практических целей психическую динамику можно понять на основе фактов биографии, начиная с раннего детства.

Решающее значение в динамике психических процессов Фрейд придавал инстинктивным влечениям, в которых видел силы, соединяющие психику и соматику. В ранние годы разработки психоанализа он выдвинул предположение об исходном дуализме полового влечения (либидо) и несексуальных инстинктов Эго, связанных с самосохранением. Он считал, что именно психические конфликты, возникающие в результате столкновения этих инстинктов, являются причинами психоневрозов и ряда других психологических явлений. Из двух инстинктов Фрейд отдавал предпочтение либидо, уделяя ему больше внимания.

Фрейд обнаружил истоки сексуальности в раннем детстве и формулировал теорию сексуального развития (Freud, 1953a). По его мнению, психосексуальная деятельность начинается в период кормления грудью, когда рот младенца становится эрогенной зоной (оральная фаза). С приучением к туалету основное внимание перемещается вначале на ощущения, связанные с дефекацией (анальная фаза), а позднее на ощущения, связанные с мочеиспусканием (уретральная фаза). Наконец примерно в возрасте четырех лет эти прегенитальные частные влечения объединяются, начинает преобладать интерес к половым органам, т. е. к пенису или клитору (фаллическая фаза). Тогда же развивается комплекс Эдипа (или Электры у девочек), суть которого заключается в преимущественно положительном отношении к родителю противоположного пола и агрессивном поведении по отношению к родителю того же пола. В это время, по мнению Фрейда, решающую роль играет переоценка пениса и комплекс кастрации. Мальчик расстается с эдиповыми тенденциями из-за страха кастрации. Девочка, первоначально привязанная к матери, переносит свою любовь на отца, потому что она разочарована «кастрированной» матерью и надеется получить от отца пенис или ребенка.

Чрезмерное увлечение эротической активностью или, наоборот, мешающие ей фрустрация, конфликты или травмы могут вызвать задержку развития либидо на какой-то стадии. Такая задержка при неспособности разрешить эдипову ситуацию становится причиной психоневрозов, сексуальных извращений и других форм психопатологии. Фрейд и его последователи разработали подробную динамичную систему, в которой различные эмоциональные и психосоматические расстройства соотнесены со специфическими особенностями развития либидо и созревания Эго. Фрейд также установил, что затруднения в межличностном общении напрямую связаны с индивидуальной эволюцией от младенческой стадии первичного нарциссизма, характеризующейся любовью к самому себе, до дифференцированного отношения к объектам, когда либидо переносится на других.

В своих ранних изысканиях факторов, управляющих психикой, Фрейд большое внимание уделял принципу удовольствия — врожденной склонности искать удовольствия и избегать боли. Боль и расстройства он связывал с избытком нервных раздражителей, а удовольствие-с разрядкой напряжения и уменьшением возбуждения. Противоположностью принципа удовольствия явился принцип реальности — приобретенная функция, отражающая требования внешнего мира и обусловливающая задержку или отсрочку немедленного удовольствия. В более поздних исследованиях Фрейду становилось все труднее согласовывать клинические данные с той исключительной ролью, которую он отводил принципу удовольствия в психологических процессах.

Агрессивность он рассматривал вначале в контексте садизма, считая ее проявления на каждом уровне психосексуального развития результатом неполного удовлетворения инстинктивных побуждений. Поскольку в агрессивности есть и некоторые явно несексуальные стороны, он в течение некоторого времени определял ее как инстинкт Эго. Позднее несексуальная агрессивность и ненависть, отнесенные к инстинктам Эго, были отделены от садистских аспектов полового влечения, которые были явно связаны с половым инстинктом. Таким образом, сам садизм рассматривался как сплав секса и агрессивности, возникающий прежде всего как результат фрустрации желаний.

Но Фрейду пришлось столкнуться с еще более серьезной проблемой. Он понял, что во многих случаях агрессивные побуждения не служат цели самосохранения и поэтому не могут быть отнесены к инстинктам Эго. Это было совершенно очевидно в случаях склонности к саморазрушению у некоторых больных, страдающих депрессией, а также в случаях самоубийства и членовредительства, наблюдавшихся при определенных психических расстройствах, самоувечья, характерного для мазохистов", непреодолимой потребности в страдании, проявляемую человеческой психикой, периодического стремления к саморазрушительному поведению или болезненным последствиям, и наконец в склонности к беспричинной деструктивности, которая нередко наблюдается у детей.

В результате Фрейд решил выделить агрессивность как отдельный инстинкт с источником в скелетных мышцах, целью которого является разрушение. Это добавило последний штрих к совершенно отрицательному образу человеческой натуры у психоаналитиков. Согласно этой точке зрения, психика не только управляется низкими инстинктами, но и содержит стремление к разрушению как необходимый и внутренне присущий ей элемент. Вспомним, что в ранних работах Фрейда агрессивность рассматривалась как реакция на фрустрацию и подавление полового влечения.

В поздних работах он выдвинул предположение о существовании двух категорий инстинктов: тех, что служат цели сохранения жизни, и тех, что противодействуют жизни и стремятся вернуть ее в неорганическое состояние. Он видел глубокую взаимосвязь этих двух групп инстинктов с двумя противоположными тенденциями в физиологических процессах организма — анаболизмом и катаболизмом. Анаболическими называются процессы, способствующие росту, развитию и накоплению питательных веществ-катаболические процессы связаны со сжиганием метаболических резервов и с расходом энергии.

Кроме того, Фрейд связывал эти побуждения с двумя группами клеток человеческого организма разного предназначения — это эмбриональные клетки, которые потенциально вечны, и обычные соматические клетки, которые смертны. Инстинкт смерти действует в организме с самого начала, постепенно превращая его в неорганическую систему. Эту разрушительную силу можно и нужно отвести частично от цели саморазрушения и направить против других организмов. Следовательно, нет функциональной разницы в том, направлен ли инстинкт смерти против объектов внешнего мира или против самого организма, пока он может достигать своей цели, то есть уничтожать.

Размышления Фрейда об инстинкте смерти подытожены в его последней большой книге "Очерк психоанализа" (Freud, 1964). В этой работе основополагающая дихотомия двух могущественных сил-инстинкта любви (Эроса) и инстинкта смерти (Танатоса) стала краеугольным камнем представлений о психических процессах. Эта концепция стала главной для Фрейда в последние годы его жизни. Такой крутой пересмотр психоаналитической теории не вызвал большого энтузиазма среди его последователей и не получил значительного развития в основном течении психоанализа. В обширном обзоре статей по идеям Фрейда об инстинкте смерти Рудольф Брун показал, что в большей их части эта концепция воспринималась явно неблагоприятно (Brim, 1953). Многие из авторов сочли, что интерес Фрейда к смерти и включение Танатоса в теорию инстинктов не имеют ничего общего с разработкой психологической системы. Неожиданный поворот в мышлении Фрейда объяснили снижением интеллектуальных способностей в пожилом возрасте и свойствами характера. Некоторые посчитали поздние идеи результатом собственной патологической озабоченности смертью из-за приводившего его в отчаяние заболевания раком и кончины близких членов семьи. В вышеупомянутом критическом исследовании Брун высказал предположение, что на теорию инстинкта смерти значительно повлияла реакция Фрейда на массовые убийства во время первой мировой войны.

Ранняя топографическая теория ума, описанная Фрейдом в начале столетия в работе "Толкование сновидений" (Freud, 1953b), разрабатывалась на основе анализа снов, динамики психоневротических симптомов и психопатологии повседневной жизни. Речь в ней идет о трех областях психики, различающихся по взаимоотношениям с сознанием — это бессознательная, подсознательная и сознательная области. В бессознательном содержатся элементы, совершенно недоступные сознанию, они могут быть осознаны только через подсознание, которое контролирует их при помощи психологической цензуры. Бессознательное получает психическое отображение инстинктивных влечений, которые когда-то были сознательными, но неприемлемыми, а потому были изгнаны из сознания и подавлены. Вся деятельность бессознательного состоит в том, чтобы следовать принципу удовольствия — стремиться к разрядке и осуществлению желаний. С этой целью оно использует первично-процессуальное мышление, которое игнорирует логические связи, не имеет представления о времени, не ведает о негативных явлениях и легко позволяет сосуществовать противоречиям. Своей цели оно пытается достичь при помощи таких механизмов, как конденсация, замещение и символизация

Подсознательное содержит элементы, способные при определенных условиях всплывать в сознании. В момент рождения подсознания нет, оно развивается в детстве по мере эволюции Эго. Его цель — избегать неприятных ощущений и задерживать инстинктивную разрядку; для этого оно использует вторично-процессуальное мышление, управляемое логическим анализом и отражающее принцип реальности. Одна из важных функций подсознания состоит в осуществлении цензуры и подавлении инстинктивных желаний. Эта система — уже сознательная, она связана с органами восприятия, контролируемой двигательной активностью и с регуляцией количественного распределения психической энергии

Топографическая теория сразу столкнулась с серьезными трудностями. Стало очевидно, что защитные механизмы, нейтрализующие боль и неприятные ощущения, сами по себе первоначально не доступны для сознания; значит, механизм подавления не может быть приписан подсознанию. Далее, наличие бессознательной потребности в наказании противоречило утверждению, что нравственные механизмы, ответственные за подавление, выступают в союзе с силами подсознания. К тому же, в бессознательном явно проступают некоторые архаические элементы, которые никогда не могли быть осознаны, например первобытные представления филогенетического характера и определенные символы, которые не могли возникнуть в личном опыте.

В конце концов Фрейд заменил концепцию системного сознания и системного бессознательного знаменитой моделью динамического взаимодействия трех структурных компонентов психики: Ид, Эго и Суперэго. Здесь Ид (подсознание) представляет собой изначальный резервуар инстинктивных энергий, чуждых Эго и управляемых первичным процессом. Эго сохраняет первоначальную близость с сознанием и внешним миром, хотя выполняет и целый ряд бессознательных функций, нейтрализуя импульсы Ид с помощью специфических механизмов защиты.[33]Кроме того, Эго контролирует системы органов восприятия и движения. Супер-эго — самый молодой структурный компонент ума, возникающий после разрешения эдипова комплекса. Один из его аспектов представляет идеал для Эго, в нем отражены попытки восстановить гипотетическое состояние самовлюбленного совершенства, существовавшее в раннем детстве, и положительные элементы отождествления с родителями. Другой аспект отражает интроекцию родительских запретов, закрепленных комплексом кастрации; это — совесть или «даймон». Характерно, что стремление к мужественности у мальчика и к женственности у девочки приводит к более устойчивому отождествлению с Суперэго родителя того же пола.

Действия Суперэго в основном бессознательны; Фрейд отмечал к тому же один из аспектов Суперэго, варварство и жестокость которого безошибочно указывает на корни в подсознании- Именно Суперэго он считал ответственным за склонность к чрезмерному самонаказанию и самоуничтожению, наблюдаемую у некоторых психиатрических больных. В более поздних разработках теории Фрейда главное внимание уделено той роли, которую играют в развитии Эго влечения и объективные привязанности, сформировавшиеся в доэдипов период. В этих прегенитальных предшественниках Суперэго воплощены проекции садистских побуждений ребенка и его примитивные представления о справедливости, основанной на возмездии.

Фрейд пересмотрел модель ума в связи с новой теорией тревоги — симптома, который представляет фундаментальную проблему для динамической психиатрии. В первоначальной теории тревоги ее биологической основой считался половой инстинкт. При так называемых действительных неврозах (неврастении, ипохондрии и тревожных неврозах) тревога объяснялась неадекватным высвобождением энергии либидо в результате нарушения полового общения (воздержания или прерывания полового акта) и отсутствия необходимой психической проработки сексуальных напряжений.

При психоневрозах нарушение нормальной сексуальной функции объяснялось психологическими факторами. В этой связи тревога рассматривалась как продукт подавления либидо. Эта теория не принимала в расчет объективную тревожность, проявляющуюся в ответ на реальную опасность. Кроме того, она строилась на порочном круге в рассуждении: тревога объяснялась с точки зрения подавления полового влечения; а подавление, в свою очередь, рассматривалось как результат невыносимых переживаний, среди которых была, конечно, и тревога.

В новой теории Фрейд проводил различие между настоящей тревожностью и невротической, причем и та и другая возникают при угрозе организму. При настоящей тревоге угроза исходит от конкретного внешнего источника, при невротической источник неизвестен. В младенческом и детском возрасте она возникает в результате чрезмерного возбуждения инстинктов; позднее она появляется в ожидании опасности, а не как реакция на опасность. Тревожный сигнал мобилизует меры защиты — механизмы, направленные на то, чтобы избежать реальной или вымышленной внешней угрозы, или психологическую защиту, нейтрализующую повышенное возбуждение инстинктов. Таким образом, неврозы развиваются вследствие частичного отказа системы защиты; более тяжелое расстройство механизмов защиты приводит к заболеваниям психотического характера, которым свойственна значительная деформация Эго и восприятия реальности.

Психоаналитическая концепция лечения и практические терапевтические методы отражают столь же сильное влияние принципов ньютоно-картезианской механики, как и чистая теория Фрейда. Основные условия терапии, когда пациент лежит на кушетке, а невидимый беспристрастный врач сидит в изголовье, воплощают идеал "объективного наблюдателя". В этом отразилась глубоко укоренившаяся уверенность механистической науки в том, что можно Делать научные наблюдения без вмешательства в исследуемый процесс и без взаимодействия с изучаемым предметом.

Прямое отражение декартовского разделения ума от тела обнаруживается в исключительном внимании психоаналитиков-практиков к психическим процессам. Физиологические проявления рассматриваются в психоанализе как отражение психологических событий или, наоборот, как пусковой механизм психологических реакций. Однако сам метод не предусматривает прямого физического вмешательства, а на любой телесный контакт с пациентом наложено фактически строгое табу. Некоторые из психоаналитиков даже воздерживаются от рукопожатия с ним из опасения какого-то взаимного влияния.

Разделение ума и тела в психоанализе Фрейда усугубляется жестким отсечением проблемы от среды ее возникновения — межличностной, социальной и космической. Психоаналитики обычно отказываются от общения с супругом (супругой) пациента или с членами его семьи и никак не вовлекают их в процесс лечения; большую часть социальных факторов заболевания они игнорируют. Никто из них не готов по-настоящему признать роль трансперсональных и духовных факторов в динамике эмоциональных расстройств. Динамической основой видимых явлений внешнего мира являются для них инстинктивные порывы, стремящиеся к разрядке, и различные противодействующие им и нейтрализующие их силы. Усилия психотерапевта направлены на устранение препятствий, которые не позволяют этим силам выразиться в более непосредственной форме. При анализе противодействия терапевт вынужден полагаться только на вербальные средства.

Перед терапевтом стоит задача воссоздать из данных конкретных проявлений группу сил, которая вызывает симптомы, придать этим силам новое направление в ходе терапевтического лечения и при помощи анализа переноса освободить изначально подавленные детские сексуальные стремления — превратить их в сексуальность взрослого человека и тем самым дать им возможность участвовать в развитии личности.

На психоаналитическом сеансе пациенту отведена пассивная, подчиненная и крайне невыгодная роль. Он лежит на кушетке и не видит терапевта, сидящего в изголовье, ожидается, что у него возникнут свободные ассоциации и не будет вопросов. Психоаналитик полностью контролирует ситуацию и редко отвечает на вопросы; он может молчать или интерпретировать, а любое несогласие пациента склонен рассматривать как сопротивление.[34]Интерпретация психоаналитика, основанная на теории Фрейда, явно или неявно управляет всем процессом, держит его в узких рамках, не оставляя возможности для исследования новых территорий. Предполагается, что терапевт будет безучастен, объективен, безразличен, невосприимчив и станет внимательно следить за любыми признаками "обратного переноса".

От пациента требуются только свободные ассоциации, предполагается, что только терапевт и его интерпретация способствует лечению. Терапевт считается зрелым здоровым специалистом, владеющим всеми необходимыми познаниями и терапевтическими приемами. Таким образом, медицинская модель оказывает явное и очень мощное влияние на отношения между психотерапевтом и пациентом, несмотря на то, что психоанализ — это психологический, а не медицинский подход к эмоциональным расстройствам.

Первостепенное внимание психоанализ уделяет реконструкции травматического события в прошлом и его повторению в динамике переноса в настоящем; следовательно, он основывается на строго детерминированной исторической модели. В представлении Фрейда, улучшение вполне механистично — основной расчет делается на высвобождение подавленной энергии и ее использование для конструктивных целей (сублимацию). Цель терапии, по недвусмысленному определению самого Фрейда, действительно весьма скромна, особенно с учетом невероятно больших затрат времени, денег и энергии: "превратить чрезмерные страдания невроза в нормальные, обыкновенные невзгоды повседневности".

Обзор базовых концепций классического психоанализа и его теоретических и практических характеристик дает нам основание для обсуждения ценности системы Фрейда в свете данных глубинной эмпирической психотерапии, в частности исследований при помощи ЛСД. Вообще говоря, психоанализ является почти идеальной концептуальной системой — до тех пор, пока сеансы сосредоточиваются на биографическом уровне бессознательного. Если бы опыт анализа воспоминаний был единственным, что принимается в расчет в этом контексте, ЛСД-психотерапия могла бы рассматриваться в качестве почти лабораторного метода подтверждения основных психоаналитических предпосылок.

Психосексуальная динамика и фундаментальные конфликты человеческой психики, в том виде, в каком их описывал Фрейд, необыкновенно ясно проявляются даже при рабою с наивными людьми, которые никогда не встречались с психоанализом, не читали психоаналитических книги не подвергались ни открытому, ни скрытому внушению каких-либо идей. Под действием ЛСД они переживают опыт детства и даже раннего детства, возвращаются к психосексуальным травмам и сложным ощущениям, связанным с младенческой сексуальностью, сталкиваются с энергетическими конфликтами в различных эрогенных зонах. Им приходится прорабатывать фундаментальные психологические проблемы, описанные в психоанализе, например комплекс Эдипа или Электры, травму отнятия от груди, страх кастрации, зависть по поводу пениса и конфликты приучения к туалету. Сеансы с ЛСД подтверждают также разработанную Фрейдом динамическую картографию психоневрозов и психосоматических расстройств, их специфические связи с эрогенными зонами и стадиями развития Эго.

Для объяснения некоторых важных переживаний, часто встречающихся на биографическом уровне бессознательного, концептуальную систему Фрейда следует модифицировать двумя значительными поправками. Первая — это концепция динамических управляющих систем в психике, которые организуют эмоционально близкие воспоминания; я назвал их "системами конденсированного опыта", СКО (краткое описание их приведено в главе второй; в моей книге "Области бессознательного" (Grof, 1975) они обсуждены подробно). Вторая поправка связана с огромным значением физических травм (операций, болезней или повреждений), которые фрейдовской психологией не признаются. Воспоминания их играют важную роль в развитии различных эмоциональных и психосоматических симптомов и сами по себе и в качестве связующего звена при переходе к соответствующим элементам перинатального уровня.

Впрочем, эти небольшие проблемы легко поддаются коррекции. Фундаментальная ошибка психоанализа состоит в том, что главное внимание направляется на биологические события и индивидуальное бессознательное. Делается попытка распространить данные, полученные в одной поверхностной и очень узкой полосе сознания, на другие уровни сознания и на человеческую психику вообще. Поэтому главным недостатком этой теории является то, что в ней нет подлинного признания перинатального и трансперсонального уровней бессознательного. Как считал Фрейд, этиологию и динамику эмоциональных расстройств можно почти целиком объяснить исходя из последовательности послеродовых событии.

Эмпирические методы терапии принесли ошеломительные результаты, показав, что не детские психотравмы являются первичными патогенными причинами — они лишь создают условия для высвобождения энергии и содержимого более глубоких слоев психики.

Типичные симптомы эмоциональных расстройств обладают сложной, многослойной и многомерной динамической структурой, и биографический уровень — только один элемент в сложной цепи. Корни проблемы почти во всех случаях надо искать на перинатальном и трансперсональном уровнях.

Включение перинатального уровня в картографию бессознательного имеет далеко идущие последствия для психоаналитической теории, проясняет многие из ее проблем, причем рассмотрение их переходит в совсем другую перспективу и это не обесценивает фрейдовского подхода в целом. Перенос акцента с зависящей от биографии сексуальной динамики на динамику базовых перинатальных матриц (БПМ) вполне возможен без отказа от большей части данных, полученных в психоанализе, — вследствие сходства у всех людей глубинного опыта, относящегося к биологическому рождению, оргазму и физиологической активности в эрогенных зонах (оральной, анальной, уретральной и фаллической). Динамические связи этих биологических функций графически представлены в таблице во второй главе.

Знание перинатальной динамики и ее включение в картографию бессознательного обеспечивает простую, изящную и действенную модель для объяснения многих явлений, которые были загадкой для Фрейда и его последователей. В области психопатологии они не сумели дать удовлетворительного объяснения садомазохизму, членовредительству, садистскому убийству и самоубийству. Не удалось решить проблему жестокой части Суперэго, которая представляется производной Ид. Концепция женской сексуальности и вообще женского начала, как ее понимал Фрейд, является безусловно самым слабым местом психоанализа и граничит со смехотворной глупостью. В ней недостает подлинного понимания женской психики и принципа всего женского, а женщина как таковая рассматривается как кастрированный мужчина. К тому же, психоанализ дает лишь поверхностные и неубедительные интерпретации всего спектра явлений, наблюдаемых у психиатрических пациентов; подробнее об этом мы скажем позже.

По поводу более широкого применения теории Фрейда к феноменам культуры можно сказать, что он не сумел найти убедительного объяснения таким антропологическим и историческим явлениям как шаманизм, ритуалы перехода, визионерский опыт, мистериальные религии, мистические традиции, войны, геноцид и вооруженные восстания. Ни одно из них нельзя понять правильно без использования концепции перинатального (и трансперсонального) уровня психики. Следует также упомянуть о недостаточной эффективности психоанализа как терапевтической процедуры, что является одним из серьезных недостатков этой изящной в других отношениях теории.

В ряде случаев гениальность Фрейда подводила его совсем близко к осознанию перинатального уровня бессознательного. Не раз он рассуждал о некоторых основных элементах этого уровня, а многие его формулировки касаются (пусть и неявно) проблем, тесно связанных с процессом смерти-возрождения. Фрейд первым высказался о том, что смертельный страх, ассоциируемый с родовой травмой, может служить скрытым источником и прототипом всех страхов в будущем. Однако, он не стал разрабатывать эту увлекательную идею дальше и не включил ее в психоанализ. Впоследствии он даже выступил против идей своего ученика Отто Ранка, опубликовавшего работу (Rank, 1929), в которой психоанализ коренным образом пересматривался на основе огромной значимости родовой травмы — решающего события в жизни человека. В трудах Фрейда и его последователей проводится на редкость четкое разграничение между интерпретацией и оценкой пренатальных, перинатальных и постнатальных событий. В отличие от информации о послеродовом периоде, которая обычно считалась возможным отражением фактически имевших место событий, материал свободных ассоциаций или сновидений, связанный с рождением или внутриутробной жизнью, постоянно назывался «фантазиями». Отошли от этого правила только Отто Ранк (Rank, 1929), Нандор Фодор (Fodor, 1949) и Литарт Пирболт (РеегЬоНе, 1975), признавшие и действительно понявшие перинатальную и пренатальную психическую динамику.

По мнению представителей классического и ортодоксального психоанализа, смерть не представлена в бессознательном. Страх смерти они объясняют то боязнью кастрации, то опасением потерять самоконтроль, то страхом перед мощным сексуальным оргазмом, то желанием смерти другого человека, которое Суперэго неумолимо обращает на самого желающего (Fenichel, 1945). Фрейд не был вполне удовлетворен своим тезисом о том, что Ид не знает смерти, и ему все труднее становилось отрицать значимость смерти для психологии и психопатологии.

В последних работах он ввел в свою теорию инстинкт смерти Танатос — в качестве противовеса Эросу, или либидо, — инстинкт столь же значимый, что и сам Эрос. Подход Фрейда к смерти неточен в изображении той роли, которую она играет в перинатальной динамике; он был очень далек от понимания того, что в контексте смерти-возрождения смерть, секс и рождение образуют нерасторжимую триаду, что они тесно связаны со смертью Эго. Весьма поучительным, однако, оказалось признание Фрейдом психологического значения смерти; здесь, как и во многом другом, он далеко опередил своих последователей.

Модель, включающая перинатальную динамику, обладает серьезными преимуществами. Она не только дает более верную и всестороннюю интерпретацию многих психопатологических явлений и их динамического взаимодействия, но связывает их логическим и естественным образом с анатомическими, физиологическими и биохимическими аспектами процесса рождения. Выше я подробно покажу, как можно легко объяснить феномен садомазохизма на основе феноменологии БПМ-III с ее тесными связями секса, боли и агрессии. Сочетание сексуальности, агрессивности, тревоги и скатологии, являющееся еще одной важной характеристикой третьей перинатальной матрицы, составляет естественный контекст для выяснения причин других сексуальных извращений и нарушений. На этом уровне сексуальность и страх выступают как две стороны одного и того же процесса, и ни одну из них нельзя объяснить за счет другой. Это представляет в новом свете неудавшиеся попытки Фрейда объяснить страх подавлением либидо, а подавление, в свою очередь, страхом и другими негативными эмоциями.

Для БПМ-III также свойственно формирование чрезвычайно большого количества различных инстинктивных импульсов с одновременной блокировкой внешней двигательной реакции любого рода в контексте крайне тяжелых и болезненных ситуаций, представляющих угрозу для жизни. В этом видится естественный базис для глубочайших корней фрейдовского Суперэго — жестокого, грубого и примитивного. Его связанность с болью, мазохизмом, членовредительством, насилием и самоубийством (смертью Эго) вполне ясна и не оставляет никаких загадок и тайн, если ее рассматривать как интроекцию беспощадного воздействия родового канала.

Понятие dentate vagina (женских гениталий, способных убить или кастрировать), которое Фрейд считал продуктом примитивной младенческой фантазии, в контексте перинатальной динамики становится реалистичным представлением, основанным на конкретных воспоминаниях. В ходе родов бесчисленное количество детей было убито или сильно травмировано этим потенциально смертоносным органом. Связь "зубастого влагалища" (dentate vagina) со страхом кастрации вполне ясна, если проследить возникновение страха до настоящего источника — до памяти о перерезании пуповины. Тогда понятен парадокс страха кастрации у обоих полов, а также тот факт, что в свободных ассоциациях пациенты психоанализа отождествляют кастрацию со смертью, разлукой, уничтожением и потерей дыхания. Значит, образ зубастого влагалища представляет собой обобщение, основанное на правильном восприятии. Неадекватна форма обобщения, а не само восприятие.

Признание перинатального уровня бессознательного устраняет серьезный логический пробел в психоаналитической концепции, вообще говоря, непонятный, если учесть высокий интеллектуальный уровень представителей психоаналитического направления. По мнению самого Фрейда, его последователей и вдохновленных им теоретиков, самые ранние события, происходящие на этапе орального периода жизни новорожденного, будут оказывать глубокое воздействие на последующее психологическое развитие. Это признано всеми даже для влияний относительно тонких. Так, Гарри С.Салливэн (Sullivan, 1955) считал, что младенец различает такие эмпирические нюансы в оральной эрогенной зоне, как «хороший», «плохой» и «неправильный» сосок.[35]Как тогда тот же самый организм, знаток женского соска, мог несколькими днями или неделями раньше пропустить и не запомнить экстремальные условия родов: опасную для жизни гипоксию, предельное механическое сдавливание, мучительную боль и целый спектр других аварийных сигналов смертельной опасности? По данным психоделической терапии различные биологические и психологические нюансы кормления грудью имеют очень большое значение. А как можно понять из вышесказанного, значимость родовой травмы на несколько порядков выше. Прежде чем почувствовать голод или холод, заметить отсутствие матери или различить оттенки кормления, ребенок должен быть уверен в снабжении легких кислородом, без которого ему не жить.

Рождение и смерть — события фундаментальной значимости. определяющие весь остальной опыт. Это альфа и омега человеческого существования; психологическая система, которая их не учитывает, будет поверхностной, неполной и ограниченной. Неприменимость психоанализа ко многим областям психотического опыта, например при рассмотрении антропологических данных, явлений парапсихологии и серьезной социальной психопатологии (войн, революций, тоталитаризма и геноцида) объясняется как раз тем, что эти области в большой мере характеризуются перинатальной и трансперсональной динамикой, а потому явно недостижимы для классического фрейдовского анализа.

Такое описание психоанализа может не удовлетворить нынешних его сторонников, поскольку, ограничиваясь классическими концепциями Фрейда, они не учитывают последних достижений в этой области. Поэтому здесь уместно коснуться теории и практики эго-психологии. Исходные ее принципы можно найти в трудах 3. Фрейда и Анны Фрейд. В истекшие четыре десятилетия ее разрабатывали Хайнц Хартман, Эрнст Крис, Рудольф Левенштейн, Рене Спитц, Мэргерит Малер, Эдит Джекобсон, Отто Кернберг, Хайнц Кохут и другие (Blanck, Blanck, 1965). Благодаря их усилиям эго-психология обрела свою нынешнюю форму. Среди главных теоретических изменений, внесенных ею в психоанализ, следует выделить подробную разработку концепции объектных отношений, признание их главенствующей роли в развитии личности и акцент на проблемах человеческой адаптации, врожденного аппарата Эго, свободных от конфликтности зон психики, усредненного прогнозирования среды, нарциссизма и многое другое. Эгопсихология значительно расширяет круг психоаналитических интересов, включая в него нормальное развитие человека, с одной стороны, и тяжелую психопатологию, с другой. Эти изменения в теории нашли свое отражение в терапевтических методах. Технические нововведения — выстраивание Эго, смягчение побуждений, коррекция искажения и структуры позволили распространить психотерапевтическую работу на пациентов с неустойчивой силой Эго и пограничной психотической симптоматикой.

Как бы ни были важны эти разработки для психоанализа, они, подобно классическим концепциям Фрейда, резко ограничены узкой биографической ориентацией. Поскольку в них не учитываются перинатальный и трансперсональный уровни психики, они не в состоянии дать полного понимания психопатологии; вместо этого, происходит лишь совершенствование понятий, относящихся к одному слою психики, которого, конечно, недостаточно для ее полного понимания. Многие пограничные и психотические состояния уходят корнями в негативные аспекты перинатальных матриц или в трансперсональную сферу.

Кроме того, эго-психология не способна ни воспринять, ни использовать мощные механизмы самоисцеления и самоизменения личности, задействовать которые можно через контакт с трансперсональными сферами психики. В свете терапевтических стратегий, которые излагаются в настоящей книге, главной проблемой является не защита и выстраивание Эго при помощи изощренных вербальных приемов, а создание опорной структуры, в рамках которой можно выйти за пределы Эго — Переживание смерти Эго и последующий опыт единения (а природа того и другого — симбиотически-биологическая и трансцендентальная) становятся источником новой силы и новой самоидентичности. Эго-психология так же далека от осознания подобных концепций и механизмов, как и классический анализ Фрейда.