Случаи, когда социализация не удается 3 страница. Разнобой теоретических концепций, противоречивость фактов особенно бросаются в глаза на фоне единообразия методологии и тех-ники эмпирического исследования

Разнобой теоретических концепций, противоречивость фактов особенно бросаются в глаза на фоне единообразия методологии и тех-ники эмпирического исследования, как бы независимых от конкрет-ных целей исследования. Установка измеряется в подавляющем боль-шинстве случаев на основе вербального самоотчета респондента о своей позиции относительно какого-либо объекта на так называемом кон-тинууме установки, градуированном между полюсами плюс — минус: очень хорошо — очень плохо и т.п.*.

Единообразие методов при решении разных исследовательских задач с различных теоретических позиций обусловлено соблюдением принципа операционализма. Несмотря на разные критерии, положен-ные в основу исходных определений, все они операциональны, т.е. построены как рабочие определения для измерения избранных пара-метров: интенсивности, устойчивости, степени организованности компонентов и т.п. <...>

Рассмотрим теперь на конкретном примере исследований уста-новки, как действует технологическая цепочка: модель человека— методология исследования — интерпретация данных, как объектив-ное явление трансформируется в этом процессе.

В бихевиористской схеме «установка рассматривается как имплицитная, опосредствующая реакция — гипотетическая конструкция или промежу-точная переменная между объективным стимулом и внешней реакцией. Установочная реакция, недоступная для внешнего наблюдения, явля-ется одновременно реакцией на наблюдаемый стимул и стимулом для наблюдаемой реакции, действуя наподобие «связующего» механизма. Обе эти стимульно-реактные связи (наблюдаемый стимул — установка; установка — объективная реакция) предположительно подчиняются всем законам теории поведения... Установка определяется как имплицитная, вызывающая драйв реакция, которая считается социально значимой в обществе (данного. — П.Ш.) индивида».

Из этого описания установки, которое дает Л. Дуб, наглядно видно, как действует бихевиористская модель. Очевидно, что наибольшую труд-ность для интеграции установки в эту модель представляет свойство последней внутренне опосредствовать, отличающее ее от внешне на-блюдаемой реакции на стимул. Признать, что в психологической струк-

* Существуют, разумеется, и другие методы измерения установки: наблюде-ние за поведением, психофизиологические измерения реакции на объект или его изображение, однако почти каждое исследование, использующее иную, помимо самоотчета респондента, технику измерения, есть, как говорит Кисслер с соавто-рами, «работа, публикуемая лишь затем, чтобы доказать, что установку можно измерять и иным способом». Таких работ мало.

туре поведения может присутствовать такого рода явление, — значит подвергнуть ревизии основу всей бихевиористской концепции. С другой стороны, очевидна плодотворность концепта установки для объясне-ния социально-психологического аспекта поведения.

Интеграция достигается путем двух операций: установка сама объяв-ляется реакцией, чем снимается ее свойство быть целостным состоя-нием, а ее латентность, т.е. недоступность для наблюдения, трактует-ся только как теоретический прием, позволяющий снять проблему наблюдаемости, поскольку латентность оказывается при этом всего лишь гипотетической конструкцией. В итоге бихевиоризм получает возможность оперировать понятием установки, адаптировав его к своей теоретической схеме, согласно которой человек — система стимуль-но-реактных связей, складывающихся в результате внешних воздей-ствий. Установка ничего не добавляет в эту схему, оказываясь такой же «усвоенной поведенческой диспозицией» (Д. Кэмпбелл), как и многие другие. Ее специфика исчезает.

После такой трансформации установка становится доступной для принятых бихевиоризмом способов измерения, что в значительной степени облегчается также представлением о ее трехкомпонентной структуре. Оно позволяет, с одной стороны, учесть в некоторой сте-пени «человечность» социальной установки, проявляющуюся в вер-бальности реакций, с другой — не выделять социальную установку среди установок любого биологического организма. Ведь вербальная реакция согласно бихевиористскому взгляду есть не что иное, как физическое поведение, «сотрясание воздуха», разложимое на элемен-тарные моторные акты.

Несмотря на все описанные операции, бихевиоризм, по признанию авторов обзорных работ, не может до конца решить проблему латент-ности установки. Последняя в целом «представляется неудобным по-нятием в науке, основанной на наблюдаемых величинах».

Гораздо легче эта проблема решается в русле когнитивистской ориентации на основе модели «мыслящего человека», ставящей в центр внимания его внутреннюю когнитивную структуру (а не только вне-шнюю вербальную реакцию).

По определению Рокоча, «социальная установка — это от-носительно устойчивая во времени система взглядов, представлений об объекте или ситуации, предрасполагающая к определенной реак-ции». Еще более подробно, с позиции гештальтпсихологии, описыва-ет установку С. Аш: «Установка есть организация опыта и знаний, связанных с данным объектом. Это иерархически организованная струк-тура, части которой функционируют в соответствии с их местом в общей структуре. В отличие от психофизиологической установки вос-приятия она высоко концептуализирована».

Таким образом, согласно когнитивистской ориентации, роль уста-новки, т.е. опосредствования вновь поступающей информации, выпол-

368
няет вся когнитивная структура, которая ассимилирует, модифицирует или блокирует ее. Весь процесс разворачивается в сознании, и в этом смысле когнитивистская концепция более «человечна», но именно по-этому и возникает ее основная проблема: разведение установки с эле-ментами когнитивной структуры (мнением, убеждением), лишенными важнейшего свойства установки — ее имманентной способности регу-лировать поведение, ее динамического аспекта. Этот недостаток ком-пенсируется по-разному. Согласно теории когнитивного диссонанса еди-ничная установка лишена динамического потенциала. Он возникает лишь как результат рассогласования когнитивных компонентов двух устано-вок. По мнению других исследователей, установка в когнитивной струк-туре (знание) энергетически «заряжается» от ее связи с более или ме-нее центральной ценностью*.

В психоаналитической концепции установки мы наблюдаем иную картину. Еще в 1935 г. Г. Оллпорт говорил о том, что «Фрейд наделил установку жизненной силой, уравняв ее с бурным потоком бессозна-тельной жизни». Это не следует понимать буквально, ибо Фрейд спе-циально установке не уделял внимания. Влияние Фрейда проявляется в выдвижении тезиса о том, что установка, хотя и не имеет собствен-ного энергетического заряда, но может черпать его, регулируя уже имеющуюся психоэнергетику. Согласно психоаналитической концеп-ции Сарнова, «установка индивида в отношении класса объектов определяется особой ролью, которую эти объекты стали играть в содей-ствии реакциям, уменьшающим напряженность особых мотивов и разрешающим особые конфликты между мотивами».

Для всех приведенных выше определений характерна одна общая черта — ограничение сферы действия установки областью индивиду-ального поведения. Говоря иначе, социальная установка рассматри-вается преимущественно в индивидуально-психологическом аспекте. Свое логическое завершение эта линия нашла в теории социального суждения М. Шерифа и К. Ховлэнда. В ней осуществлена предельная экстраполяция данных, полученных в общей и экспериментальной пси-хологии. Основной вывод этой теории состоит в том, что социальная установка изменяется по единому закону ассимиляции и контраста**,

* Например, представители когнитивистской ориентации Осгуд, Сузи и Тан-ненбаум отличают установку от других поведенческих диспозиций тем, что она предрасполагает к оценочной реакции.

** Суть этого закона состоит в следующем. При наличии у субъекта фиксиро-ванной установки тот или иной объект в случае незначительного отличия от содер-жания установки воспринимается как полностью соответствующий ожиданиям (эф-фект ассимиляции). В противоположном случае наблюдается эффект контраста: «не соответствующий установке человека объект кажется ему более отличным, чем это есть на самом деле». В исследованиях социального суждения действие этого закона проявлялось в восприятии позиции коммуникатора: она ассимилировалась в случае незначительного расхождения с позицией реципиента и воспринималась как про-тивоположная при определенном превышении, дистанции.

24-7380 369.

выявленному при исследовании установки восприятия (set) в общей психологии.

В основных теоретических направлениях исследований социаль-ной установки ее социальность либо совсем игнорируется, будучи приравненной к организмическим диспозициям, как это, например, делают бихевиористски ориентированные исследователи, либо сводит-ся к знанию, имеющему аффективную или эмоциональную окраску, либо определяется через социальность объекта установки. Это игнори-рование социальности как особого качества, характерное для амери-канской социальной психологии, логично завершилось при исследова-нии социальной установки отрицанием ее качественного своеобразия. Все это фактически ведет к ее теоретической девальвации, превраща-ет всего лишь в термин для перевода старых теорий на современный научный язык, что не делает их более содержательными.

Ограничение исследований социальной установки рамками пси-хологии индивида также логично ведет к тому, что за пределами ис-следования остается ее свойство выполнять функции регулятора не только на индивидуальном, но и на социальном уровне. Ведь соци-альная установка объединяет в себе эти свойства, будучи «впечатан-ной» в структуру поведения членов социальной группы. Вскрыть при-роду этого единства, его внутренние закономерности американская социальная психология не смогла в силу отмеченной философской и методологической ограниченности.

Эта ограниченность сохраняется даже в социологических подхо-дах, которые, казалось бы, непременно должны идти к анализу уста-новки от социума. Тем не менее и в символическом интеракциониз-ме — наиболее известной социологической ориентации в социальной психологии — она «рассматривается через «Я»-концепцию, которая формируется интернализованными установками других». «Я»-установка, т.е. отношение человека к самому себе, объявляется общей системой координат, в которой размещаются все остальные установки.

Интересные, но ограниченные подходы к анализу функций соци-альной установки в социальной общности намечены в работе Смита, Брунера и Уайта, а также в теории Келмэна. Основной постулат пер-вой работы состоит в том, что индивид выражает то или иное мнение лишь потому, что оно используется либо как средство сохранения отношений с другими людьми, либо как орудие их разрыва. Иными словами, мнение, предположительно отражающее установку, может выполнять две функции: идентификации с группой или противопос-тавления себя группе.

Идея о социальных причинах устойчивости проявления установки была разработана Келмэном. Он выделил три процесса, способствую-щие этой устойчивости: подчинение, идентификацию и интернали-зацию. В первом случае имеется в виду сохранение установки под вли-янием внешнего контроля, во втором — для поддержания социальных

370
связей, в третьем — устойчивость установки объясняется тем, что сам объект установки имеет для индивида личное значение, независимо от внешнего контроля или одобрения со стороны общества.

Итак, для исследований установки оказывается характерным од-новременно разнобой ее интерпретации в разных теоретических схе-мах и единое методологическое ограничение сферой индивидуально-го поведения.

Бесспорно, это ограничение во многом вызвано заимствованием теоретических схем из общей психологии. И так же, как в позитивист-ски ориентированной общей психологии человек предстает механи-цистски раздробленным на стимульно-реактные связи, в социальной психологии индивид определяется как «комплекс социальных уста-новок»*.

Важно, однако, подчеркнуть, что сама установка (в соответствии с тем же принципом) изучается либо изолированно (как в бихеви-ористской схеме), либо в лучшем случае в связи с установкой того же уровня (как в когнитивистской схеме). Но и на этом процесс дроб-ления не заканчивается. Сама установка расчленяется на когнитив-ный, аффективный и поведенческий элементы.

И наконец, свое завершение фрагментация находит в выделении внутри самих этих компонентов операционально определимых и дос-тупных для измерения качеств. Так, например, в когнитивном ком-поненте выделяются информационное содержание, временная перс-пектива, центральность — периферийность, в аффективном — на-правленность, интенсивность, в поведенческом — объективность, ситуативность и т.п.**.

Крайне важно подчеркнуть следующее. Каждый из очередных эта-пов фрагментации объекта ведет ко все большей диверсификации знания, его дроблению в зависимости от конкретного понимания установки, ее компонентов и связей между ними, от выделенного параметра, гипотезы о нем, от выбора зависимой и независимой пе-ременных для проверки гипотезы, от применяемой процедуры и тех-ники исследования, а также от многих других зачастую не менее важ-ных условий. Удивительно ли, что исследования одного и того же объекта напоминают строительство Вавилонской башни в момент рас-падения строителей на «двунадесят языков».

Возможна ли интеграция таких знаний, на что надеются сейчас американские социальные психологи, и если да, то на какой основе?

Попытки синтеза уже предпринимались. В 1960 г. Д. Кац выступил с функциональной теорией установки. Предложив изучать установку с точки зрения потребностей, которые она удовлетворяет, он выде-

* Ср. приведенное ранее определение Г. Оллпорта: «человек есть система реф-лекторных дуг».

** У. Скотт насчитал 11 таких параметров социальной установки.

лил четыре ее функции, соответствующие, по его мнению, основ-ным потребностям личности: 1) инструментальную (приспособитель-ную, утилитарную); 2) эго-защитную; 3) выражения ценностей; 4) организации знания, познания действительности.

Д. Кац прямо заявил, что первая функция заимствована из бихе-виоризма и теорий научения, вторая — у Фрейда и его последователей, третья — из психологии личности (исследования проблемы самовы-ражения, самореализаций), четвертая — из гештальтпсихологии*. Строго говоря, эту теорию нельзя назвать теорией: она скорее «уп-ражнение по переводу разных теорий на один язык», «попытка свес-ти воедино все теории под одним названием» — как это было замече-но ее критиками. Она оказалась интересной лишь тем, что, будучи композицией из всех предыдущих теоретических подходов, отразила всю эволюцию исследований установки от Томаса и Знанецкого, призвав к возвращению «на круги своя».

Исследователи-эмпирики этот призыв и теорию встретили без эн-тузиазма не только по причине ее эклектизма. Для них факты, получен-ные в собственном эмпирическом исследовании, в соответствии с прин-ципом операционализма приобретали значение самого объекта.

Видимо, поэтому не находит особого отклика монументальная по своему замыслу идея Д. Стаатса, попытавшегося осуществить ин-теграцию «снизу», т.е. объединить накопленные факты на основе од-ной теоретической платформы — варианта теории научения. В дан-ном случае вопрос встает о правомерности интерпретации данных, полученных в соответствии с одной теоретической схемой, в другой схеме, где они могут приобрести иной смысл. Решение этой пробле-мы затрудняется еще и тем, что данные с трудом сопоставляются не только внутри одной и той же теоретической ориентации, о чем до-статочно свидетельствует работа самого А. Стаатса, не только внутри одного направления, развивающегося в рамках этой ориентации, но даже между исследованиями конкретного явления внутри этого же направления.

Подтверждением этому могут служить Йельские исследования процесса убеждения, выполненные под руководством К. Ховлэнда. Они были объединены единой теоретической и методологической платформой — бихевиоризмом с его центральными понятиями (сти-мул, реакция, подкрепление), акцентом на исследование «объектив-ного» (внешненаблюдаемого) поведения. Изучалось изменение уста-новки как процесс взаимодействия когнитивного и аффективного компонентов. Общей была точка зрения, согласно которой измене-ние когнитивного компонента (мнение, убеждение) влечет за собой

* Отметим, что в работах Томаса и Знанецкого было предложено похожее деление мотивационной структуры личности на четыре влечения, а Смит и его соавторы исследовали по существу те же функции.

372
изменение аффективного и поведенческого компонентов*. И тем не менее практически по каждому из исследованных условий эффек-тивной коммуникации: односторонней — двусторонней аргумента-ции, приоритета выступления (до или после оппонента), эффекта «бумеранга», «запаздывающего» эффекта и других — были получены противоречивые данные, не поддающиеся интеграции в одну схему.

Другой пример — теория когнитивного диссонанса, породившая не меньшее количество противоречивых, а зачастую взаимоисключа-ющих данных.

Как же в этой ситуации можно говорить об интеграции хотя бы двух основных: бихевиористской и когнитивистской — ориентации? Но, даже если бы внутри каждой из ориентации было достигнуто относительное единство выводов, найти для них общую платформу — задача исключительно трудная, поскольку они противостоят друг другу не только как теоретические ориентации.

Они несопоставимы и методологически. Бихевиористская модель таксономична, поэтому в Йельских исследованиях упор делается на изучение зависимых переменных, в то время как когнитивистская мо-дель, дифференциальная по своей сути, изучает в основном независи-мые переменные.

Кроме того, одно из главных препятствий на пути дальнейшего исследования установки авторы одной из обзорных работ справедли-во видят в том, что слишком мало проводится экспериментов специ-ально для проверки противоречивых выводов, полученных на основе различных теорий, что авторы различных теорий не спешат с таким сопоставлением, что переменные выбираются произвольно и изуча-ются слишком изолированно, что их изучение ведется в основном методом лабораторного эксперимента.

Иными словами, необходимость какой-то, хотя бы рабочей, ус-ловной унификации ощущается и осознается, хотя довольно попу-лярен и другой тезис: «пусть расцветают все цветы». Безусловно, бо-лее или менее общепринятая система понятий могла бы способство-вать интеграции фактов и данных, однако еще более важным условием преодоления существующего разброда должно стать восстановление целостности самого объекта, т.е. нахождения обратного пути от пере-менных, компонентов установки, комплекса установок — к индиви-ду, и не просто абстрактному индивиду, а целостному живому чело-веку. О том, что именно в этом направлении надо искать выход, сви-

* Исключением были исследования М. Розенберга. В его экспериментах у ис-пытуемых, находящихся в гипнотическом состоянии (с внушенной постгипноти-ческой амнезией), изменяли отношение к некоторому объекту на противополож-ное. У статистически значимого количества испытуемых такое изменение аффек-тивного компонента влекло соответствующую рационализацию, т.е. изменение когниций.

К. Ховлэнд и его сотрудники изучали в основном отношение ког-нитивного и аффективного компонентов установки. Выяснялось, как изменяется мнение или убеждение, как изменение мнения, т.е. ког-нитивного компонента, меняет эмоциональное отношение реципи-ента, т.е. увеличивает (или уменьшает) чувства симпатии (или анти-патии) к объекту установки. В соответствии с постулатом бихевиориз-ма о том, что знание, будучи усвоенным, входит в структуру опыта и оказывает впоследствии регулирующее влияние на само поведение, считалось, что залог успеха коммуникатора в его способности вне-дрить то или иное мнение в когнитивную структуру реципиента или изменить его точку зрения по конкретному вопросу. Иными словами, при исследовании отношения когнитивного и аффективного компо-нентов внимание уделялось одному направлению: от когнитивного к аффективному. <...>

В некоторых исследованиях Йельской группы было также показа-но, что можно изменить точку зрения испытуемых, давая им, напри-мер, «играть роль» своих оппонентов или даже заставляя механически повторять (т.е. путем чисто моторного закрепления) нужную комму-никатору идею.

Но все эти результаты (кстати говоря, не всегда подтверждавшиеся) были получены в лабораторном эксперименте и могут считаться ва-лидными только в этих условиях. Стремясь к добыванию максимально «позитивного» знания, исследователи на самом деле изучали псевдо-объект, т.е. объект, взятый в его искусственных, вырванных из жиз-ненной среды проявлениях.

Этот изъян методологии, вызванный дроблением объекта иссле-дования, выявился особенно четко, когда были поставлены вопросы о том, что происходит с этим изолированно изменившимся мнени-ем, когда оно начинает испытывать давление со стороны таких фак-тов, как общее состояние когнитивной структуры, реальные требова-ния реальной ситуации и т.п.

Еще меньшую валидность данные Йельских исследований обнару-жили при изучении так называемого парадокса Ла Пьера — феномена явного несоответствия мнения и поведения*. В течение длительного вре-мени «степень взаимосвязи между невербальным и вербальным поведе-нием была неизвестна и явно малоинтересна для большинства иссле-

* В 1934 г. Л а Пьер в поездке по США вместе с супругами китайцами останав-ливался в 250 отелях, владельцам которых затем отправил письма с просьбой зарезервировать места для этой же пары. Он получил 128 ответов, 90% из которых были отрицательны. В 1952 г. этот эксперимент был повторен другими исследовате-лями в несколько измененном варианте (речь шла о посещении кафе негритянс-кими женщинами). Результаты были получены примерно такие же.

374
дователей», т.е. молчаливо принимался постулат о соответствии вер-бального поведения невербальному, а говоря попросту, предполага-лось, что люди ведут себя в жизни так, как они об этом говорят.

Однако в 1969 г., собрав результаты почти всех исследований про-блемы соответствия вербального поведения невербальному, А. Уикер пришел к выводу, что «декларируемые установки скорее не связаны или мало связаны с невербальным поведением». Сопоставляя данные в пользу гипотез о соответствии или несоответствии установки пове-дению, Кислери и соавторы отмечают, что данные о несоответствии получены преимущественно в условиях реальной жизни, а данные о соответствии — в условиях лабораторного эксперимента. Иными сло-вами, соответствие вербального поведения невербальному ставится в зависимость от ситуации*. В то же время существуют данные о том, что один и тот же индивид в ситуации, требующей одного поведения, все-таки ведет себя так, как этого требует «иная организованная общ-ность», т.е. в одной ситуации индивид ведет себя в соответствии с установкой, усвоенной в другой ситуации, не уступая актуальному «ситуационному давлению». И это скорее правило, чем исключение, иначе в поведении человека не было бы определенной, хотя и не всегда устойчивой последовательности.

Искусственная изоляция социальной установки для, казалось бы, наиболее глубокого ее изучения привела по существу к тому, что в условиях лабораторного эксперимента, да и во многих полевых иссле-дованиях она изучалась только как общепринятое социально одобря-емое мнение, в то время как поведение в реальной жизни — это слож-ный комплекс, результат влияния огромного количества факторов: предположений индивида о возможных последствиях данного поведе-ния, оценки этих последствий, мнений индивида о том, почему он чувствует, что должен поступать так или иначе, его мнений о том, какое поведение считается должным в его обществе, уровня аффек-тивной коннотации, мотивации действия в соответствии с норматив-ными убеждениями и т.д.

Таким образом, изучение установки в соответствии с канонами позитивизма привело к тому, что в конце технологической «цепочки» исследования получился весьма своеобразный продукт: абстрактная позиция абстрактного индивида, декларирующего свое согласие с господствующими ценностями.

Ограниченность и даже наивность такого результата в последнее время стали настолько очевидными, что речь уже идет не о том, при-держиваться прежней логики исследования или нет, а о том, как ее

* В качестве одной из таких точек зрения можно отметить мнение Рокича, считающего, что поведение — результат действия двух установок: на ситуацию и на объект. Он считает, что именно их искусственное разделение в эксперименте «значительно задержало развитие теории установки».

изменить. В частности, предлагается отказаться отделения установки на компоненты, конкретизировать исследования* (например, опре-делять отношение не к неграм вообще, а к негру, представителю кон-кретной социальной группы), признать, что мнение не обязательно связано с установкой, наконец, изменить технику измерения, допол-нив шкальный анализ наблюдением и тому подобными объективны-ми методами, так как индивид якобы не способен точно выразить свою установку вербально.

Вряд ли, однако, можно ожидать, что подобные усовершенствования смогут послужить началом «восстановления» человека — основного объекта, для изучения которого и было введено понятие социальной установки. Это возможно лишь в том случае, если анализировать инди-видуальное поведение в социальном контексте, т.е. как детерминиро-ванное социальными закономерностями более высокого порядка, а саму установку анализировать как социальный продукт, имеющий определен-ные функции.

Характеризуя итоги Йельских исследований, один из крупнейших специалистов по проблемам эффективности массовой коммуникации У. Шрамм сказал, что они поставили «старые правила риторики на научные рельсы». Ту же мысль более определенно выразил У. Макгайр: «Подход теории научения (в исследованиях изменения установки. — П.Ш.) редко опрокидывает наши обыденные представления, этот подход, на наш взгляд, все больше и больше приобретает статус «пло-дотворной ошибки». В самом деле, в подавляющем большинстве слу-чаев были получены весьма скудные (с точки зрения их новизны) данные. В основном это данные, например, о том, что женщины и дети (вообще женщины, вообще дети) легче поддаются убеждениям, но их мнения менее устойчивы, люди пожилого возраста более кон-сервативны; прежде чем изменить установку, надо ее «расшатать», т.е. заставить человека сомневаться в ее адекватности; внешность и авто-ритет коммуникатора существенно влияют на эффективность комму-никации; коммуникатор не должен противопоставлять себя аудито-рии и т.д. Таким образом, и практическая эффективность научных исследований оказалась гораздо ниже ожидаемой.

Весь парадокс заключен здесь в том, что чем сильнее исследо-ватель стремится к максимальной «научности» (т.е. уровню объек-

* Весьма характерно, что к такому выводу приходят и бихевиористски ориен-тированные исследователи. Так, Дефлер и Уэсти говорят: «Мы должны начинать с понятия установки, определяемого как возможности конкретных проявлений син-дрома реакций, а затем тщательно специфицировать три вещи: 1) точный соци-альный объект, который предположительно стимулирует эти реакции; 2) точный характер и число различных классов или измерений реакций и 3) точное измере-ние операций по наблюдению за вероятностными реакциями индивида, приме-няемыми (операциями. — П.Ш.) для получения количественно выраженного суж-дения по каждому классу реакций. Только тогда мы сможем понимать друг друга и самих себя, произнося термин «установка».

376
тивности, достигнутому точными науками: физикой, математикой и т.п.), тем больше он «очищает» объект своего исследования — чело-века — от «помехообразующих» переменных, приравнивая его к нео-душевленному механизму, и тем меньше, естественно, он может про-никнуть в- суть того, что недоступно для внешнего наблюдения, и тем более тощими становятся выводы.

Этот подход стимулируется, помимо принципов позитивизма, идеологическим заказом. В частности, на исследования процесса из-менения социальной установки сильный отпечаток наложило пред-ставление о человеке как пассивной пешке. Специфическая логика исследования, в результате которой человек был сведен до уровня объекта, была дополнена устремлением что-то с ним делать, и в ито-ге человек приобрел облик доступного для манипуляции объекта. Его собственная внутренняя активность была сведена в получившейся модели до минимума.

Влияние специфической идеологии сказалось и в представлении о самой установке. Обращают на себя внимание ее трактовки как струк-туры, стремящейся к равновесию, к непротиворечивости, в то время как по существу для установки как динамичного состояния нормаль-ной является, напротив, постоянная тенденция к выходу из равнове-сия, о чем свидетельствуют и конкретные исследования. Очевидно, в таком подходе сказалось стремление к бесконфликтности и стабиль-ности как всеобщему идеалу.

Л.Г. Асмолов, М.А. Ковалъчук

О СООТНОШЕНИИ ПОНЯТИЯ УСТАНОВКИ В ОБЩЕЙ И СОЦИАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ*

Вопрос о механизмах регуляции социального поведения личности в последнее время привлекает к себе внимание представителей мно-гих смежных дисциплин, в частности психологии, социальной психо-логии, социологии. Очевидно, естественным следствием такого меж-дисциплинарного подхода к проблеме является некоторое сближение понятийных аппаратов тех теорий, которые пытаются внести свой вклад в разрешение проблемы. Более того, при создании концепту-