Стал ли Иисус Христом на кресте, или тогда, когда он вышел из реки Иордан? Имеет ли состояние Христа какие-либо стадии?

Нет никаких стадий. Просветление - или состояние Христа или состояние Будды - случается в единую долю секунды, здесь нет никаких постепенных шагов. Когда Иисус был крещен Иоанном Крестителем в реке Иордан, путешествие только началось - но не состояние Христа.

Семя начало двигаться по направлению к тому, чтобы стать деревом, семя брошено в почву. Теперь дерево и его пришествие являются только вопросом времени. Вы не можете сказать, что, когда семя брошено в почву, дерево уже здесь, — вы не можете сказать этого, потому что дерева нет здесь. Вы не можете сказать, что дерево есть. Вы не можете сказать этого, потому что где вы можете увидеть это дерево? Вы не можете расположиться под этим деревом, вы не можете сорвать его плоды, вы не можете ощутить аромат его цветов. Это дерево является неэкзистенциальным.

Да, с одной стороны, вы не можете сказать, что дерево существует. Но, с другой стороны, дерево действительно существует, потому что семя дало росток. Дерево находится в пути; оно идет сюда. Теперь это только вопрос времени. Оно пришло, в некотором смысле, потому что оно уже отправилось в путь.

В тот день, когда Иоанн Креститель посвятил Иисуса, семя дало росток. Разверзлись небеса, и Дух Божий, как голубь, спустился на него. Это было начало - не состояние Христа, но начало движения по направлению к состоянию Христа; семя движется по направлению к дереву.

Иисус стал Христом на кресте, когда он сказал: «Да свершится воля твоя». В этот день он стал деревом, он стал : большим, развесистым деревом. Теперь тысячи могли найти кров под ним. Дерево расцвело, оно наполнило своим ароматом всю землю.

Таким образом, в некотором смысле можно сказать, что, когда он был крещен в реке Иордан, он получил первое представление об этом, первый проблеск. На кресте - последний. Это зависит от того, как вы хотите выразить это. Но я думаю, что правильно передал вам смысл этого: в тот день он начал свое путешествие к тому, чтобы стать Христом.

Уже в тот день его можно было называть Христом; это просто вопрос того, как это выразить. Но я настаиваю на том, что тогда он начал свое движение к состоянию Христа. Он стал Христом на кресте.

Состояние Христа, или состояние Будды, или нирвана, мокша, просветление - это случается в долю секунды, в этом нет никакой постепенности. Это внезапная трансформация.

Возвращение является всецело личным делом. Этого не могут понять даже очень близкие люди. Это возможно только для тех, кто страдал. Но Ты, Господи, зовешь всех. Возможно ли для них слышать зов твоей любви?

Не в этом главное. Главное то, слышат они или нет: я буду звать сколь угодно долго. Они могут быть глухими, но я не немой. Если они не слышат, я должен буду говорить громче, вот и все.

А когда зовешь тысячу, только сотня услышит. И никто не знает, кто войдет в эту сотню. Ты зовешь тысячу - слышит сотня. Сама природа этого зова такова, что только те, кто близок к пробуждению, могут услышать его. Только те, чей сон почти завершен, для кого приближается утро и кто готов проснуться - только они могут услышать. Но невозможно увидеть заранее, кто это будет.

Зовите тысячу: сто из них услышат и только десять начнут движение. Девяносто будут слышать, но, все же, двигаться не начнут. Они будут слышать, но они не будут понимать, или они будут понимать что-либо другое - они будут понимать неправильно. Десять начнут движение. А когда десять движутся, только один достигает; девять теряются в пути. Зовите тысячу - и вы призовете только одного.

Вот так обстоят дела: призывается только один.

Так что я нисколько не беспокоюсь о том, слушаете вы меня или нет, - я все время призываю вас. Один должен прийти, и этого достаточно. Если вы призываете тысячу и один приходит, если вы зовете десять тысяч и десять приходят, этого достаточно. Не нужно требовать большего; этого и так слишком много.

Вы правы по поводу того, что только тот, кто страдал, будет в состоянии понять меня. Боль очищает, страдание дает понимание. Страдание приводит к кристаллизации: если вы не страдали, вы не знаете, что такое жизнь, если вы не страдали, вы не знаете, как трудно выбраться из этой жизни.

Я читал о жизни великого японского поэта Иссы. Он страдал. Он, по-видимому, был очень, очень чувствительным человеком: он был великим поэтом, он был одним из наиболее великих поэтов хокку.

Когда ему было всего лишь тридцать лет, он уже потерял пятерых детей; к тридцати годам у него умерло пятеро детей — почти по одному ребенку в год. Потом умерла его жена и он почти полностью обезумел - в душевных мучениях, в страдании.

Он пришел к Учителю дзэна. Учитель дзэна спросил: «В чем проблема?» Этот Учитель был, по-видимому, больше похож на Будду, чем на Иисуса. Человек, который достиг, но который совершенно забыл про человеческие страдания.

Исса сказал: «Пять моих детей мертвы, а теперь умерла и моя жена. Почему так много страданий? Я не вижу причины для этого. В чем объяснение этого? Я ничего плохого никому не сделал, я жил настолько невинно, насколько это было возможно. Я, фактически, жил в стороне от всех. Я не очень много общаюсь с людьми - я поэт. Я живу в своем собственном мире. Я никому не причинил никакого зла. Я жил очень бедно, но я был счастлив. Теперь внезапно умерли пятеро моих детей, моя жена также умерла - откуда так много страданий без какой-либо причины? Должно быть какое-то объяснение».

Учитель дзэн сказал: «Жизнь подобна капле росы ут ром. То, что случается смерть, заложено в природе жизни. Этому нет объяснения; это природа жизни. Нет необходимости указывать какие-либо конкретные причины. Природа жизни подобна капле росы: некоторое время она держится за листик травы, но подул легкий ветерок, и ее нет, но взошло солнце, и она испарилась. Такова природа жизни. Запомни это».

Исса был человеком высокого интеллекта. Он все понял. Он вернулся домой и написал хокку. В хокку говорилось: «Жизнь, капля росы? Да, я понял. Жизнь является каплей росы. И все же... и все же...»

В этом «и все же... и все же...» содержится нечто чрезвычайно человеческое. «Жизнь есть капля росы - я понял. И все же...» Жены нет, детей нет, и глаза полны слез: «И все же... и все же...»

«Да, жизнь является каплей росы, но...» Это «но» многозначительно. Только тот, кто страдал, может понять, что жизнь есть капля росы, но даже тогда остается «и все же... и все же...» Даже когда вы понимаете, это понимание приходит с трудом.

А что можно сказать о тех, кто не страдал? Он живут поверхностной жизнью. Счастье всегда поверхностно; в нем нет никакой глубины. Только печаль имеет глубину. Жизнь поверхностна; только смерть имеет глубину.

Жизнь является очень обыкновенной: забота о пище, зарабатывание денег, занятия любовью - все очень обычно. Страдание имеет глубину; оно будит вас, оно выбивает вас из вашего сна.

Да, только те, кто страдал, поймут то, что я говорю. «И все же... и все же...» - даже они могут не понять. Но это именно так, такова жизнь. Если человек удручен этим и думает, что не нужно никого звать, не нужно ничего говорить...

Случилось так: когда Будда стал просветленным, он безмолвствовал в течение семи дней. Он думал: «Кто будет слушать?» Он думал: «Что я собираюсь говорить им? Кто поймет меня?» Он думал: «То, что случилось со мной, - если бы кто-то рассказал мне об этом до того, как это случилось со мной, даже я не понял бы. Так кто же поймет? К чему беспокоиться об этом?»

В течение семи дней он все время сидел под деревом Бодхи. Традиция рассказывает, что дэвы, божества на небесах, были очень обеспокоены. «Почему он молчит? За тысячи лет один человек стал просветленным. Почему он не зовет за собой людей?»

Они пришли - это прекрасная история. Дэвы склонились перед Буддой и сказали: «Ты должен сказать что-нибудь. Ты достиг; ты должен бросить клич. Твои слова должны распространиться среди людей - почему ты молчишь? Мы долго ждали. Семь дней показались нам как семь веков. Что ты делаешь? Не трать напрасно время. Ты побудешь на земле еще немного, а затем исчезнешь навсегда. Прежде чем исчезнуть позови за собой других».

Будда сказал: «Кто будет слушать? Кто поймет?»

Но эти дэвы были весьма хитры. И это хорошо, что они были хитры. Они спорили, они убеждали. Они сказали: «Да, ты прав. Очень мала вероятность того, что кто-то услышит, и еще меньше вероятность того, что кто-то поймет. Но ничего не поделаешь. Зови тысячу: сто человек услышат, девяносто не поймут; десять отправятся в путь, девять в пути затеряются. Где-то в пути они подумают, что уже достигли; они сядут в сторонку и будут думать, что пришли домой. Только один достигнет, - но даже одного более чем достаточно».

Будда понял. Он стал проповедовать.

Я понимаю, что эти усилия весьма безнадежны. Очень хорошо зная, что вы не понимаете, я продолжаю говорить вам. Это все равно, что говорить со стеной.

Когда Бодхидхарма стал просветленным, он сидел возле стены, спиной к стене. Немедленно он повернулся и обратился лицом к стене. Он сидел так в течение девяти лет. Где бы он ни сидел, он сидел лицом к стене. Если кто-то приходил к нему - кто-то вопрошающий, ищущий, - он должен был задавать свои вопросы из-за его спины.

Люди спрашивали: «Что за глупую позу ты выбрал? В мире было много будд, но никто не сидел лицом к стене. Почему ты так сидишь? Почему ты так безумен?»

Бодхидхарма сказал: «Насколько мне известно, все будды сидели лицом к стене» - потому что, куда бы вы ни смотрели, везде стена. Не в этом главное.

Бодхидхарма говорил: «Они все имели перед собой стену, но они были несколько более вежливыми ». Он говорил: «Я не так вежлив, вот и все. Я нисколько не беспокоюсь о том, что вы думаете обо мне. Я поверну свое лицо к вам только тогда, когда увижу, что пришел кто-то, кто в состоянии понять меня».

В течение девяти лет он смотрел на стену. Затем пришел один человек. Он сказал: «Повернись ко мне, или я убью себя » - в руках у него был меч. Но Бодхидхарма не обернулся. Человек отрубил свою руку и сказал: «Смотри, руки уже нет. Следующей будет голова».

Тогда Бодхидхарма обернулся. Он сказал: «Подожди! Так ты уже пришел?» - потому что только тот, кто готов обезглавить себя, может понять.