ВАЖНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ СОЦИАЛЬНОЙ ДИФФЕРЕНЦИАЦИИ

Прежде всего остановимся на социально-профессиональной структуре общества, которая является одним из следствий общественного разделения труда. Воинская знать, служители культа в первобытном обществе были первыми представителями профессий умственного труда. В течение длительного исторического периода этот труд давал преимущественное социальное положение: как правило, выше оплачивался, открывал доступ к более высокому уровню образования и ко всем обшесгвенным благам. Но главное – это возможность приобщиться к функциям управления, что всегда означало (прямо или косвенно) причастность к эксплуатации человека человеком. Этот веками и тысячелетиями складывающийся процесс не прошел бесследно и для социализма. Несмотря на то, что сразу после Октябрьской революции приоритетность профессий физического труда (с ним связывалось положение в первую очередь рабочих и крестьян) постоянно подчеркивалась, престиж умственного труда продолжал оставаться значительным, его роль высоко оценивалась общественным сознанием. Более того, отчужденность между различными видами труда продолжала сохраняться. Ложно интерпретированное положение о ведущей роли рабочего класса привело к нигилистическому отношению к интеллигенции, к махаевщине, что серьезно ослабило интеллектуальный потенциал страны. В результате пострадал престиж как умственного, так и физического труда.

Профессии физического труда с официальной точки зрения признавались приоритетными, а на практике, в общественном мнении считались менее достойными. В то же время люди умственного труда нередко ощущали свою незначительность в социальном и политическом плане. Деформированное, искаженное представление о труде умственном и труде физическом привело к удивительным парадоксам. Так, исследованиями, проведенными еще в 60–70-х годах известным ученым-социологом В.Н.Шубкиным, было доказано, что «лестница» профессий и «лестница» притязаний фактически были противопоставлены друг другу: желание стать космонавтом, артистом, ученым-физиком и т.д. многократно превышало потребность общества в этих кадрах [4].

Потребность же в работниках массовых профессий не подкреплялась реальным желанием людей заниматься этими видами труда. Но тем не менее объективный процесс развития народного хозяйства неумолимо приводил их субъективные устремления в соответствие с тем, что на самом деле было необходимо обществу.

Однако достижение этого соответствия происходило очень болезненно и с большими социальными издержками.

Социально-профессиональная структура общества – достаточно динамичное явление, в понимание которого должны постоянно вноситься коррективы. Так, стало очевидным, что предложенное в недалеком прошлом Госкомстатом СССР деление рабочих на пять основных групп по сложности и механизированное труда отвечает лишь частично на вопрос о методологических основах классификации профессий.

Из новых подходов к объяснению этой структуры стоит отметить анализ групп (Л.А.Гордон и А.К.Назимова), связанных с доиндустриальным, индустриальным и научно-индустриальным производством, что дает возможность более четко представить все многообразие профессий, существующих в нашем обществе.

Не менее важной характеристикой социальной дифференциации является расслоение российского общества по доходам, которое превысило предельно допустимые для правовых государств нормы. У 10% наиболее высокодоходного населения сосредоточилось 34% денежных доходов. У 20% населения России, имеющего высокие доходы, в середине 90-х годов сосредоточилось 46% денежной массы страны, у 20% россиян с низким достатком – в 10 раз меньше. По оценкам Всесоюзного центра уровня жизни при Минтруде РФ, 10% наиболее обеспеченных слоев населения имели доходы в 1996 году, в 15 раз превышающие доходы 10% наименее обеспеченных. Опыт других государств свидетельствует, что десятикратная разница в доходах самых богатых и самых бедных слоев населения является критическим пороговым показателем, превышение которого чревато социально-политическими потрясениями в обществе. Разрыв в уровнях зарплаты 10% наименее оплачиваемых работников и 10% наиболее оплачиваемых достиг в 1994 году 27 раз. В промышленно развитых странах подобная диспропорция не превышает 6–8 раз, чему способствуют как прогрессивные ставки налогов на высокие заработки, так и официально устанавливаемый минимальный уровень оплаты в соответствии с прожиточным минимумом.

Социальная практика экономически стабильных стран показывает, что на пороге бедности могут по объективным причинам находиться не более 10% населения, тогда как прожиточный (физиологический) уровень необходимо гарантировать каждому члену общества. В противном случае нельзя рассчитывать на высокую динамику экономического роста и обеспечения благосостояния населения даже по самым усредненным параметрам.

В этой ситуации говорить о стабилизации, а тем более о росте реальных доходов населения преждевременно. Покупательная способность начисленных денежных доходов только за 1993-1994 годы снизилась в целом по России с 2,3 до 2,06 набора прожиточного минимума. Если учесть, что доля потребительских расходов в денежных доходах населения за этот период также снизилась примерно на 4 пункта, то факт продолжения тенденции снижения реальных доходов трудно оспорить.

Глубину этой дифференциации в известной степени отражают и субъективные ощущения граждан. По данным Аналитического центра ИСПИ РАН, в мае 1996 года к высшему классу себя причислил 1% опрошенных россиян, к среднему – 39%, к низшему – 44% (16% затруднились ответить) [5].

Ухудшение социального самочувствия в связи с социальным положением ощущают не только работники наемного труда. Прокатившаяся в 1994 году волна банкротств мелкого бизнеса (за которой последовала новая, более мощная) отбросила многих его представителей к черте бедности. В еще большей бедности оказались высококвалифицированные рабочие и специалисты, составлявшие в советское время довольно значительный средний имущественный слой. Место их в этом слое заняли представители преступного мира, участники «челночных» торговых операций с зарубежьем и некоторые категории других торговцев.

Характерной особенностью ухудшения социального самочувствия является рост маргинальных групп ярко выраженного деклассированного характера. Так, продолжает быстро расти такая категория социально обездоленных, как нищие, которые сегодня являются активной силой «социального дна» и нижнего слоя криминалитета. Ядро контингента нищих снова, как и в дореволюционное время, стали составлять профессиональные нищие. По оценочным данным, численность профессиональных нищих выросла с осени 1993 года по осень 1994 года в 3–4 раза и составляет около 300–350 тыс. человек.

Опрос клиентов московского спецприемника-распределителя МВД, проводимый периодически, показал, что профессиональные нищие состоят по меньшей мере из трех слоев. Первый слой – те, кто сознательно сделал попрошайничество своей зачастую небесприбыльной и достаточно необременительной профессией. Эти люди имеют свое жилье, определенный достаток и за рамками занятий данной профессией нередко ведут образ жизни относительно обеспеченных обывателей. Удельный вес их в контингенте профессиональных нищих ориентировочно составляет 15-17%. Второй– представлен алкоголиками из числа безработных, не делающих попыток устроиться на работу или уже не способных к систематической работе. Их, по примерным оценкам, 30–35%. В третий слой входят те, кого в дореволюционной России называли «истинно нищенствующей братией» – убогие, немощные, – кто по разным причинам выпал из системы социального обеспечения или никогда не был ею охвачен.

Основными источниками увеличения контингента профессиональных нищих становятся малообеспеченные группы населения, для которых характерны и ускоренная алкоголизация, и большая опасность утраты здоровья, а следовательно, и дееспособности. Анализ картотек задержанных как бродяг профессиональных нищих показал, что среди относящихся ко второму слою более 90% уже совершили правонарушения и находятся «на подхвате» у уголовных преступников. [5]

Таким образом, анализ социального положения этих людей показывает, что они лишены привычных ориентиров, не видят в лице государства силы, на которую они могли бы опереться, у них разрушена система ценностей, в центре которой ранее стояли официальная доктрина и неофициальная нравственная установка на ценность труда.

Происходят серьезные процессы и в среде молодежи. Кажущееся увеличение ее самостоятельности социологические данные опровергают. Так, результаты исследований гласят, что с 81 до 88% возросла численность молодежи, пользующейся материальной помощью родителей. Сегодня все меньше молодежи выбирает традиционные пути решения своих материальных проблем. Переход на высокооплачиваемую работу в 1990 году планировали 39%, в 1994 году – лишь 24% [5].

И самое печальное состоит в том, что молодые люди не видят в творческом и высококвалифицированном труде источник роста своего благополучия – его заменяют эрзац-стандарты общества потребления, от которого, кстати, уходят или стремятся уйти многие западные страны.

Материальное положение молодежи отражает общую тенденцию обнищания населения. Удельный вес группы со среднедушевым доходом, приравниваемым к минимальной зарплате, повысился с 9% в 1990 г. до 13% в 1994 г. Даже так называемая среднедоходная группа, составляющая 34%, по сегодняшним нормам потребления приравнивается к уровню бедности. В целом же 82% молодежи имеет доход ниже или равный прожиточному минимуму.

Молодежь стала более реалистично и сдержанно оценивать свой жизненный уровень: 11% отвечают, что едва сводят концы с концами, 55% на свои доходы имеют возможность лишь более или менее сносно питаться и одеваться. Вместе с тем увеличилась более чем на 10% так называемая высокообеспеченная группа молодежи, могущая себе позволить все, кроме покупки собственной квартиры или коттеджа. И, наконец, появилась небольшая (0,5%), но быстрорастущая группа так называемых богатых молодых людей, не отказывающих себе ни в чем.

В особенно серьезной социальной защите нуждаются люди пенсионного возраста. Социальная структура общества стареет, и все большее количество людей переходят в группу, о которой общество и государство должны проявить максимум заботы. Между тем многие пенсионеры находятся на грани выживания, для многих из них уход из сферы трудовой деятельности по состоянию здоровья или невозможность получить помощь от детей становятся настоящей трагедией.

Таким образом, к середине 90-х годов в России в основном сформировалась качественно новая, предельно поляризованная социально-классовая структура с полюсами в виде буржуазии, с одной стороны, и полудеклассированных наемных работников, с другой, при весьма неустойчивом среднем классе, который точнее было бы назвать средним социальным слоем. Глубочайший характер приняла стратификация общества по имущественному признаку, сопровождаемая разрушением государственной системы социальной защиты россиян.

Поляризация не ограничивается социально-классовыми и имущественными срезами общества, а по ряду показателей прошла через отношения «власть – массы», «центр – властные структуры регионов», «город – деревня», «этнос – этносы», «национальная буржуазия – компрадорская буржуазия», наемных работников по корпоративно-синдикалистскому признаку, в связи с той или иной формой собственности. Общество продолжает раскалываться на правопослушную часть и быстро разрастающийся криминалитет, на относительно благополучных, имеющих жилье и работу, и на интенсивно умножающихся социально обездоленных. В силу этого антагонизм российского общества принимает тотальный характер и чреват взрывом и конфликтами или постепенной дезорганизацией.

Изменения в социостратификационной структуре российского общества не свидетельствуют о создании социальной базы демократических реформ, об укреплении социальной организации российского общества. Скорее наоборот: реформы фактически лишились своей некогда значительной социальной базы, а российское общество уже не имеет устойчивого социального фундамента, необходимого для реализации солидарной социальной воли.

Важнейшей особенностью формирования социальной структуры стала окончательная трансформация бывшей партийной, государственной, хозяйственной номенклатуры, «директорского корпуса» в особый слой средней и крупной буржуазии. Помимо произвольно устанавливаемых высоких окладов директора и управленческая верхушка в процессе приватизации получили изрядные куски собственности в виде пакетов акций. Высшее чиновничество в центре и регионах активно включилось в передел собственности и охотно совмещает вопреки официальным запретам административную деятельность с коммерческой. Происходит активное слияние двух основных групп элиты – необуржуазии и новой номенклатуры. Они и составляют доминирующий в экономике и политике высший класс.