ГОРОД: НОРМАЛЬНЫЙ. НАСЕЛЕНИЕ: 1.

Быть может, она всегда заставляла меня так себя чувствовать, но только после аварии я в состоянии осознать это.

Я натягиваю мои любимые узкие джинсы, удивляясь тому, какие они широкие теперь. Жутковато, должно быть я здорово потеряла в весе. Но в майке-алкоголичке и любимых громоздких ботинках я выгляжу нормально, во всяком случае, издалека.

Спускаясь вниз по лестнице к ванной комнате, я вижу, что дверь Ники по-прежнему закрыта. Я прижимаюсь ухом к двери - тишина. Наверное, она уже ушла на вечеринку. Представляю, как она стоит рядом с Паркером, смеется, или даже соревнуется, кто дальше забросит банку пива.

Тогда мой мозг выдает целый ряд воспоминаний в мультяшном стиле из нашей совместной жизни: я изо всех сил гоню на своем трехколесном велосипеде, чтобы догнать Ники и Паркера, гонящих на новых блестящих двухколесных, как я смотрю на них из-за бортика, пока они ныряли в глубину, когда я была слишком маленькой, чтобы присоединиться к ним, как они смеются над какой-то шуткой, которую я не поняла.

Иногда мне кажется, что я не влюблялась в Паркера. Иногда мне кажется, что все это было для Ники, чтобы доказать ей, что я могу быть равной ей.

На первом этаже мама стоит на кухне, разговаривая по телефону, вероятнее всего с тетей Джеки, единственным человеком, которому она иногда звонит. Телевизор за ее спиной едва слышно, и я спотыкаюсь, когда камера поворачивается к знакомому участку шоссе, недалеко от того места, где Ники врезалась в скалу. Место кишит копами, как это должно было быть после аварии. Вся сцена озарилась прожекторами и сиренами, как во время ночной съемки фильма. Слова в бегущей строке в нижней части экрана: «Полицейские начали активный поиск девятилетней....»

- Да, конечно, мы ожидали адаптационный период, но... - мама прерывается, когда замечает меня, указывает на коробку с лазаньей «Стауффер» на кухонном столе и на микроволновку, произнося губами: "Ужин?"

В тишине я могу услышать голос диктора: «Полиция ищет свидетелей или подсказки в исчезновении Мадлен Сноу, которая исчезла в воскресенье вечером ...»

Я качаю головой, мама отворачивается и ее голос отдаляется, по мере того, как она уходит из моего поля зрения.

- Но я справляюсь. Всё потихоньку возвращается на круги своя.

Я ударом выключаю телевизор и хватаю Никину любимую хоккейную толстовку с крючка возле входной двери. Думаю, я выгляжу как в середине восьмидесятых, под капюшоном мои шрамы будут в основном скрыты. Кроме того, взять Никину одежду без спроса добавляет острые ощущения, словно я могу натянуть другую личину. Толстовка по-прежнему пахнет Никой – не духами, так как Ники ими никогда не пользовалась, а кокосовым шампунем и общим, неопределенным запахом чистоты, улицей и спортивными достижениями.

Я натягиваю капюшон и закрепляю его под подбородком, ступая по траве и наслаждаясь прекрасным ощущением влаги, просачивающейся сквозь джинсы. Я ощущаю себя грабителем, или кем-то на секретном задании. Моя машина заблокирована, и я не хочу просить маму отогнать её Субару, что обязательно повлечет за собой море расспросов и обеспокоенных взглядов. Тем более она наложила запрет на вождение после аварии.

Я вытащила свой древний велосипед, на котором никогда не ездила, за исключением позапрошлого лета, когда мы с Арианой наелись галлюциногенных грибов, и Ники нашла нас, валяющимися в траве, как рыб, задыхающихся от смеха. Поначалу я немного пошатываюсь, но вскоре снова чувствую ритм. Колени не давали мне покоя, но все было не хуже, чем обычно. Кроме того, «Дринк» был всего в нескольких милях отсюда.

На самом деле, «Дринк» это условное название реки Саскватчи. Когда-то в прошлом десятилетии, когда толпа риэлторов и спекулянтов высадилась на береговой линии округа как армия помешанной на деньгах саранчи, пожирающая все на своем пути, в нашей местности группа застройщиков решила вырубить леса и построить массу гламурных прибрежных местечек: кофейни, художественные галереи, элитные рестораны прямиком в центре Сомервилля. План строительства был одобрен, а материалы поставлены, прежде чем жители города спохватились. Вероятно, для города, имеющего свою историю, появление новых зданий, уймы новых парковок и машин, привозящих поток новых людей, представляло собой угрозу. Но Сомервилю удалось добиться того, что вся территория к западу от реки получила статус национального заповедника. Меня удивляет то, что городское правление ещё не приняло мандат, призывающий нас носить юбки-кринолины.

Насыпи гравия и груды бетонных плит предполагалось убрать, но никто этим так и не занялся. Осталась даже брошенная каска, тщательно и таинственно оберегаемая людьми, которые там тусуются.

Я слышу звуки вечеринки как раз в тот момент, когда поворачиваю на Лоуэр Форг и, свернув с дороги к лесу, еду по тропинке, проложенной в подлеске детьми, велосипедами, скутерами и, иногда, внедорожником Криса Хандлера. В лесу воздух прохладнее, и листья бьют меня по бедрам и голеням, когда я еду по неровной дороге, крепко держась за руль велосипеда, чтобы избежать падения. Как только я вижу свет сквозь лес - танцующих людей, использующих свои телефоны как фонари, - я слезаю, ведя велосипед пешком, и ставлю его рядом с несколькими другими на траве.

Вечеринка довольно масштабная: сорок или пятьдесят человек, большинство из них в тени, толпятся на склоне, ведущем вниз к реке, или сидят на бетонных плитах. На секунду я ощущаю панику, чувствуя себя вновь маленькой, как в свой первый день в школе, наблюдавшей за толпой детей через двойные двери. Давненько я не чувствовала себя аутсайдером...

- Я не знаю, почему ты всегда должна быть в центре внимания, - сказала мне Ники незадолго до аварии.

Я пыталась втиснуться в кожаные штаны, которые недавно купила втайне от родителей и поэтому прятала их под свитерами в задней части своего шкафа.

- Ну, а я не знаю, почему ты так этого боишься - ответила я.

Ники как будто получает силу, будучи совершенной, безобидной и правильной: миленькие джинсы, узкие, но не слишком тугие, белая футболка, лёгкая, но не прозрачная, естественный макияж, будто бы его вовсе и нет. Бьюсь об заклад, что если бы в Сомервиле издали закон об обязательном ношении юбок, она бы первая спохватилась и приобрела бы себе одну. Она, вероятно, еще и носила бы под юбкой панталоны для пущей прилежности.

Ники не видно, Паркера тоже. Но когда компания людей переместилась, я замечаю кегу и множество красных стаканчиков на льду. Я чувствую себя лучше, почти прежнюю себя, наливаю себе пива, но получается налить одну пену. Первые несколько глотков притупляют мой страх. На улице достаточно темно, поэтому я осмеливаюсь снять капюшон и встряхиваю волосы. Вижу Дэвиса Кристенсена и Бена Мортона, держащих друг друга за мизинцы и стоящих в стороне от небольшой группы людей. Они оба замечают меня одновременно, а Бен даже открывает рот от удивления. Дэвис говорит ему что-то шёпотом, а потом поднимает стаканчик, вытянув в сторону два пальца.

Я проглатываю пиво, поворачиваюсь к бочке и снова наполняю стакан. Когда я поднимаю глаза, Ариана стоит передо мной, вынырнув из толпы. Она коротко подстригла волосы. В своих черных шортах, поношенных кроссовках и с густо подведенными глазами, она похожа на безумную пикси. Внезапно я чувствую острую боль. Моя лучшая подруга. Моя бывшая лучшая подруга.

-Ничего себе, - Ариана смотрит на меня так, будто бы я - новый вид животного, которое пока еще не классифицировано. - Вау. Я не ожидала увидеть тебя здесь. Я вообще нигде не ожидала увидеть тебя.

- Шэрон держала меня в карцере, - всё, что я говорю, так как не хочу вникать в подробности.

Это наша старая шутка, что моя мама - тюремщик, и я жду, что Ариана засмеётся. Но вместо этого она просто очень быстро кивает головой, как будто я рассказала что-то интересное.

- Как мама? - спрашивает она.

Я пожимаю плечами:

- Всё по-прежнему, - говорю я. - Она снова пошла на работу.

- Хорошая новость, - Ариана продолжает кивать головой и походит на марионетку, которую дёргают за верёвочки. - Это очень хорошо.

Я делаю ещё один глоток пива. Пена уже осела, и я чувствую горьковатый привкус выдохшегося пива. Сейчас я уже понимаю, что моё появление вызвало некое беспокойство, эффект волны, когда новость передаётся от одной группы к другой. Многие оборачивались в мою сторону. Как и раньше, я снова привлекаю внимание, даже наслаждаюсь этим. Но одновременно чувствую нарастающий зуд, который присутствует обычно на экзаменах. Может быть это из-за того, что я надела толстовку Ники и частичка её самосознания попала ко мне на кожу.

- Послушай, - Ариана делает шаг ко мне и говорит низким голосом, очень быстро, она тяжело дышит, как будто слова приносят ей физическую боль. - Я хотела попросить у тебя прощение. Я должна была прийти к тебе. После аварии, мне нужно было поддержать тебя или ещё что-то сделать, но я не могла, я просто не знала, что делать...

- Не думай об этом, - говорю я и делаю шаг назад, едва не споткнувшись о глыбу цемента, торчащую в траве.

Глаза Арианы широко раскрыты и умоляющие, как у маленького ребёнка, и внезапно я чувствую отвращение.

- Ты ничем не могла помочь.

Ариана вздыхает с видимым облегчением.

- Если тебе что-то нужно...

- У меня всё в порядке, - перебиваю я быстро. - У нас всё хорошо.

Я уже пожалела, что пришла. Хоть у меня и не получается сделать безразличное лицо, я чувствую на себе тяжесть чужих взглядов и натягиваю капюшон, чтобы скрыть шрамы.

Когда толпа расходиться снова, я вижу Паркера, перепрыгивающего через бетонный булыжник и направляющегося ко мне с радостной улыбкой. На меня накатывает внезапное желание убежать, и в то же самое время я не могу пошевелиться. На нём надета выцветшая футболка, на которой ещё можно различить логотип старого палаточного лагеря, в котором наши семьи отдыхали вместе несколько лет подряд. По крайней мере, хоть Ариана исчезла.

- Привет, - говорит Паркер и вскакивает на старый пласт породы в траве передо мной. - Не ожидал увидеть тебя.

"Было бы неплохо пригласить меня" - чуть не сказала я вслух. Но это бы подтвердило то, что я испытываю. Могло бы даже показаться, что я ревную из-за того, что он пригласил Ники. Поэтому не буду спрашивать здесь ли она.

- Хотелось выйти из дома, - отвечаю я вместо этого, запихивая свободную руку в передний карман спортивной кофты Ники.

Когда я рядом с Паркером, моё тело даёт о себе знать, как будто меня разобрали на части, а потом снова собрали, но не правильно.

- Как там «ФанЛэнд»?

Он ухмыляется, а я из-за этого сержусь. Он слишком непринуждённый, слишком улыбчивый, слишком отличается от того Паркера, который остановил машину, чтобы поговорить со мной вчера, неловкого и неподвижного Паркера, который даже не вышел из машины, чтобы обнять меня. Я не хочу, чтобы он думал, что мы такие же друзья, как и раньше, и поэтому я указываю на «Дринк».

- С «ФанЛэндом» всё в порядке, - отвечает он.

Его зубы белоснежно-белые. Он стоит так близко, что я чувствую его запах, могу наклониться на несколько дюймов и прильнуть щекой к мягкой ткани его футболки.

- Даже если они немного гиперактивны.

- Гиперактивны? - говорю я.

- Ну, знаешь, повеяло юностью[8]. Они пьют Кул-Эйд и всё такое. - Паркер поднимает кулак. – Вперед, «ФанЛэнд»!

Паркер всегда был таким странным. Иначе он был бы дико популярен.

- Однажды моя сестра почти утонула, пытаясь заняться серфингом на доске для плаванья в бассейне, - я не говорю, что я подговорила Ники сделать это, за то, что она посоветовала мне съехать с горки на спине.

- Похоже на неё, - замечает Паркер, смеясь.

Я отворачиваюсь, делая еще один глоток пива, но стоя так близко к нему, узнаю знакомые очертания его лица - нос, слегка изогнутый и до сих пор со слабой линией шрама, который он получил, столкнувшись с локтем парня во время игры в Ультимат, скулы и его длинные ресницы, как у девушки, - это заставляет сжиматься мой желудок до боли.

Паркер касается моего локтя и я отхожу от него.

- Я очень рад, что ты пришла. Мы действительно никогда не говорили, ну знаешь, о том, что случилось.

"Я влюбилась в тебя, а ты разбил мне сердце. Все кончено, конец истории".

Чувствую, как стучит мое сердце в грудной клетке. Наверное, это все из-за велопробега. Я все еще слаба.

- Не сегодня, ладно? - заставляю себя улыбнуться.

Не хочу слышать извинения Паркера за то, что он меня не любит. Услышать это будет даже хуже, чем просто знать.

- Я здесь просто, чтобы хорошо провести время.

Улыбка Паркера дрогнула:

- Ну, ладно. Понятно, - он чокнулся своим стаканом об мой. - Тогда как на счет добавки?

В группе людей замечаю Аарона Ли, парня, с которым недолго встречалась Ники до аварии: хороший парень, с неплохим телом, но безнадёжный зануда. Он поднимает глаза на меня и машет рукой, как будто пытается поймать такси. Скорее всего, он думает, что я пришла с Ники.

- Я не против, - говорю я.

Пиво не действует на меня как обычно. Вместо этого я чувствую теплоту, свободу и беспечность, после чего подступает тошнота и приходится вылить остатки пива на землю. Паркер быстро отскакивает назад, чтобы брызги не попали на него.

- Что-то я чувствую себя не очень хорошо. Лучше пойду домой.

Сейчас его улыбка полностью исчезла. Он теребит своё левое ухо, а голос звучит без особой радости:

- Ты же только пришла.

- Да, а теперь я ухожу.

Все больше и больше людей кидают в мою сторону любопытные взгляды. Мои шрамы горят. Такое чувство, будто меня освещают фонарём.

- Тебя это не устраивает? Мне нужно попросить у тебя разрешения уйти?

Знаю, что веду себя грубо, но ничего не могу поделать с этим. Паркер кинул меня, избегал после аварии. Он не может вновь вернуться в мою жизнь и ожидать, что я приму его с распростёртыми объятиями.

- Постой, - в какую-то секунду пальцы Паркера холодные от бутылки пива хватают меня за запястье.

Я вырываюсь, и неуклюже развернувшись на скользкой траве, устремляюсь сторону камней, проталкиваясь через толпу, которая тут же расступается передо мной, словно я заразная.

Колин Дэси пытается разжечь костер в яме, которая представляет собой почерневшую выемку в земле с выложенным вокруг гравием и камнями. Однако, пока у него получалось лишь отправить вонючие столбы дыма в небо. Тупица. Итак, здесь очень душно. Да и копы постоянно патрулируют в летний период. Девушки отходят от костра, хихикая и махая руками, пытаясь разогнать дым. Одна из них, десятиклассница, чьё имя я забыла, наступает мне на ногу.

- Мне ооооочень жаль, - извиняется она и её дыхания разит ликёром «Амаретто».

А затем я вижу Ариану, которая слегка отодвигается в сторону, уступая мне дорогу, и широко улыбается милой фальшивой улыбкой, словно она продавец, пшикающий на меня парфюмом.

- Ты уже уходишь?

Но я не останавливаюсь. Почувствовав, как кто-то дотрагивается до меня, я вырываю руку:

- Что? Что, черт возьми, тебе надо?

Аарон Ли быстро делает шаг назад:

- Извини. Я не хотел... прости.

Моя вспышка гнева тут же исчезает. Почему-то мне всегда нравился Аарон, хотя мы едва были знакомы. Понимаю, каково это – бежать за Ники и всегда быть на три шага позади. Я делаю это с самого рождения.

- Все нормально, - отвечаю я. - Я просто собиралась уходить.

- Как твои дела? - спрашивает Аарон, будто ничего не слышал, явно нервничая, так как стоит, прижав руки к бокам, словно ждет от меня команды на марш.

Рост Аарона почти два метра, в школе он самый высокий парень азиатского происхождения, и вообще, самый высокий из всех, кого я встречала. А сейчас он кажется не только высоким, но и неуклюжим, будто он забыл для чего у него руки. Не дав мне ответить, он тут же продолжает:

- Ты хорошо выглядишь. То есть, ты всегда хорошо выглядела, но учитывая...

Но его прерывает чей-то крик:

- Копы!

И все сразу начинают убегать, с криками и смехом, устремившись вниз по холму в сторону леса. Крики усиливаются в темноте как звуки сверчков, которые становятся громче с наступлением ночи.

- Копы! Копы! Копы!

Кто-то толкает меня, сбив с ног, - Хейли Брукс, смеясь, исчезает в лесу. Ее светлые волосы развеваются позади нее, как знамя. При падении я пытаюсь защитить свои запястья, поэтому приземляюсь на локти. Вижу, как коп, поймавший Колина Дакея, из кожи вон лезет, - он заломил ему руки за спину, устроив дешёвое шоу в криминальном стиле. Все визжат, повсюду мелькают человеческие тела, прорисовывающиеся сквозь дым и рыскающий свет фонарей. Вдруг луч света попадает мне прямо в глаза, ослепляя меня.

-Всё хорошо,- говорит женщина полицейский. – Пройдемте со мной.

Я поднимаюсь на ноги, и она тут же хватает меня за заднюю часть моей толстовки, опуская при этом фонарь.

- Попалась, - она тяжело дышит, и я понимаю, что даже на больных ногах буду способна обогнать ее.

- Прости, - говорю я отчасти ей, отчасти Нике, ибо это ее любимая толстовка.

Затем я расстегиваю молнию толстовки и освобождаю свои руки: сначала одну, потом другую, - и пока женщина, вскрикнув, отскакивает назад, я уже бегу, прихрамывая, в одной майке-алкоголичке, и скрываюсь в сыром бездонном мраке деревьев.

11 февраля: запись в дневнике Дары

Сегодня на занятии группы коррекции, извиняюсь, на дополнительных занятиях, так как больше нельзя использовать выражение «группа коррекции», мисс Барнес продолжала бубнить о том, какие силы прилагают планеты, чтобы облететь вокруг солнца, а спутники вокруг Сатурна. Что все остальные орбиты являются своеобразными железнодорожными путями посреди великой огромной бездны, предотвращая столкновения и взрывы. И она сказала, что это одно из чудес физики, что абсолютно всё в этой вселенной должно продолжать двигаться по своей окружности, как если бы под тюремным заключением у своей собственной орбиты. Только я не думаю, что это чудо. Всё это довольно печально.

Моя семья именно такая. Они просто крутятся в спиралевидном круге, затягивая в прошлое всех остальных. Мне хочется кричать от безысходности. Остаётся лишь надеется на столкновение.

Личми сказал мне на прошлой неделе, что, возможно, в моей семье конфликтная ситуация. И это было сказано с таким серьёзным выражением лица, как будто он выдавал мне секретную информацию. Неужели он получил учёную степень по психологии просто для того, чтобы говорить очевидное дерьмо?

Меня зовут доктор Личми и я КЭП.

Сегодня я поймала Ники в своей комнате. Она вела себя так, будто бы просто ищет голубой кашемировый свитер, раньше принадлежащий маме. Как будто бы я могла поверить в это. Она знает, что я предпочла бы носить одни цепи, чем вещи пастельных цветов. И она прекрасно понимает, что я догадываюсь, что она знает всё это! Бьюсь об заклад, что это мама отправила её шпионить за мной и разузнать все, чтобы быть уверенной, что у меня нет никаких проблем.

На случай, если такое случится снова: ПРИВЕТ, НИКИ!!! ПРОВАЛИВАЙ ИЗ МОЕЙ КОМНАТЫ И ПРЕКРАТИ ЧИТАТЬ МОЙ ДНЕВНИК!!!

И чтобы сэкономить твое время, - косячки спрятаны в цветочном горшке, а мои сигареты лежат в ящике нижнего белья. Ах да, у Арианы есть друг, который знает, кто мог бы достать нам «Молли» в эти выходные. Не рассказывай маме и папе, иначе я расскажу им о том, что их маленький ангел не такой уж и ангел вовсе. Я слышала, чем вы занимались с Аароном в котельной в День Основателей Бала. Шалунишка-шалунишка. Не потому ли ты постоянно таскала с собой презервативы в сумке? Отлично.

И да, мы обе можем играть в эту игру Н.

Люблю.

Твоя маленькая сестричка.

21 Июля: Ники

Это второй день моей карьеры в «ФанЛэнде», а я уже опаздываю. Выпиваю в один присест мамин кофе, который, кстати, подозрительно напомнил средство для прочистки водопроводных труб, когда слышу стук в дверь.

- Я открою!

Мама до сих пор в ванной. Наверное, проделывает всё, что она обычно делает по утрам: кремы и лосьоны, слои макияжа. Это превращает её из морщинистой тётки с мешками под глазами в ухоженную женщину средних лет.

Я всё равно собираюсь выходить, поэтому схватив свою сумку с подоконника, бегу вниз в холл, мимолётом заметив, что незнакомые садовые сапоги всё ещё валяются на протяжении всех пяти дней, как я вернулась домой. Неожиданно для себя злюсь: мама всегда доставала нас, чтобы мы всё за собой убирали, а сейчас её это совсем не волнует? Я поднимаю эти ботинки и бросаю в гардероб. Довольно большой кусок грязи отваливается с толстой резиновой подошвы.

На крыльце я совсем не ожидала столкнуться с копом, и на какое-то мгновение в груди у меня что-то сжимается, время останавливается и отматывается назад, - я думаю о Даре. Что-то случилось с Дарой.

Затем вспоминаю, что Дара вернулась домой вчера вечером. Я слышала громкий топот на лестнице, а потом отрывок скандинавского танцевального техно, как будто бы она нарочно пыталась мне досадить.

Женщина-полицейский держит мою любимую хоккейную толстовку.

- Вы Николь Уоррен? - она произносит моё имя, как будто это что-то отвратительно грязное.

Скорее всего она прочла старую лагерную нашивку, до сих пор находящуюся с изнанки у воротника.

- Ники, - автоматически поправляю я.

- Что случилось?

Мама спустилась до середины лестницы, она не до конца наложила макияж: тональный крем высветляет её лицо, ресницы ещё бледные, а брови практически незаметны, - как будто она натянула бледную маску. Она накинула банный халат поверх рабочих брюк.

- Не знаю, - отвечаю я.

В это же самое время говорит коп:

- Вчера вечером была вечеринка на стройплощадке возле реки Саскаватчи, - она поднимает вверх толстовку. - Мы сняли это с вашей дочери.

- Ники? - мама спускается вниз, сильнее затягивая пояс на халате. - Это правда?

- Нет. Вернее, я не знаю. Вернее… - я делаю глубокий вздох. - Меня там не было.

Коп переводит взгляд с меня на толстовку и снова на меня.

- Это ваша вещь?

- Очевидно, - говорю я и эта ситуация начинает меня раздражать, потому как я догадываюсь.

Дара. Вечно эта чёртова Дара. Несмотря на то, что случилось, она никак не может не попасть в неприятности. Как будто это её каким-то образом питает, как будто она получает энергию от всего этого хаоса.

- На ней моё имя. Но меня там не было. Прошлой ночью я была дома.

- Сомневаюсь, что толстовка сама пришла в «Дринк»,- говорит коп, ухмыльнувшись, как будто произнесла анекдот.

Меня беспокоит то, что она называет это место «Дринком^[9]». Это мы его так зовём, идиотское, конечно, название, но не особо приятно, что она об этом знает, как будто бы доктор осматривает твою ротовую полость без перчаток.

- Ну, тогда это какая-то загадка, - говорю я, забирая у неё кофту. - Вы - полицейский. Вот и выясните.

- Ники! - голос мамы звучит твёрже. - Перестань.

Они обе уставились на меня, у обоих на лицах выражение разочарования. Не знаю, когда каждый взрослый учится такому взгляду. Может быть, это входит в учебную программу университета. Я чуть было не проговорилась о том как Дара использует решётку для роз в качестве лестницы. Что на самом деле это она украла мою кофту, а потом напилась и забыла её.

Но несколько лет назад, когда мы ещё были детьми, Дара и я поклялись, что никогда не предадим друг друга. Это не было формальным действием, как, например, клясться на мизинцах. Это было безоговорочное понимание, гораздо глубже того, что имеет форму.

Даже когда она начала попадать в неприятности, даже когда я нашла сигареты, потушенные об её подоконник, или пластиковый пакет с неизвестными таблетками, спрятанный в органайзере для ручек на её столе, я не рассказала родителям. Иногда меня убивало лежать и слушать скрип решёток, приглушённый смех снаружи и тихий рёв двигателя, удаляющегося прочь в ночи. Но я не могла заставить себя настучать на неё. Я чувствовала, что этим могу разбить что-то, чего уже никогда не склеить.

Как будто пока я продолжаю хранить её секреты, она будет в безопасности. Она останется моей.

Поэтому я отвечаю:

- Хорошо, хорошо. Я была там.

- Я не могу поверить, - мама делает пол оборота. - Сначала Дара. Теперь ты. Я, чёрт возьми, просто не могу поверить. Извините.

Последнее было сказано копу, которая даже не моргнула.

- Что в этом такого, мам? - нелепо, что я вынуждена оправдываться за то, чего не делала. - Все постоянно тусуются в «Дринке».

- Это незаконное проникновение на территорию посторонних лиц, - говорит коп.

Должно быть, сейчас она страшно собой гордиться.

- Это очень серьёзно, - голос мамы становится громче. Когда она по-настоящему злится, он звучит больше как свист. - После того, что случилось в марте, всё очень серьёзно!

- Если ты пила, - продолжает коп, они с мамой как дерьмовая парная команда, - Ты могла попасть в большие неприятности.

- Но я ведь не попала в них, - я смотрю на неё пристально, надеясь, что на сегодня она уже наигралась в плохого полицейского.

Но она стоит на своём, твёрдая и неподвижная, как глыба.

- Ты когда-нибудь посещала общественные работы, Николь?

Я уставилась на неё:

- Вы же не серьёзно, - говорю я. - Вы же не судья Джуди. Вы не можете заставить меня...

- Я не могу заставить тебя, - прерывает меня коп. - Но я могу задать тебе вопрос, и если ты неверно ответишь, я напишу рапорт, что ты находилась в «Дринке» вчера ночью. Толстовка это доказывает. - на секунду её взгляд смягчается. - Послушай. Мы просто хотим, чтобы вы, дети, были в безопасности.

- Она права, Ники, - говорит мама еле слышно. - Она просто выполняет свою работу.

Мама поворачивается ко полицейскому:

- Этого больше не повторится. Не так ли, Ники?

Я не собираюсь обещать им не делать того, чего я изначально и не делала.

- Я опоздаю на работу, - говорю я, вешая сумку на плечо.

На секунду коп смотрит на меня так, как будто не хочет отпускать. Затем она отступает в сторону, и я чувствую себя победителем, как будто мне на самом деле удалось избежать наказания за преступление. Но она всё же хватает меня за локоть, прежде чем я могу уйти:

- Подожди минутку.

Она суёт листовку мне в руку: судя по тому, как та была сложена, женщина повсюду таскала её в заднем кармане.

- Не забудь, - говорит она. - Ты помогаешь мне, я помогаю тебе. Увидимся завтра.

Я на ходу раскрываю листовку.

«Присоединяйтесь к поиску Мэдлен Сноу.»

- Мы поговорим об этом позже, Ники! - кричит мама.

ПОМОГИТЕ НАМ НАЙТИ МЭДЛЕН! ПРИСОЕДИНЯЙТЕСЬ К ПОИСКУ. Привет всем! Спасибо вам за поддержку, которую вы оказываете на сайте семье Сноу в последние дни. Это многое для нас значит. Многие из вас интересуются чем можно помочь. В настоящее время мы не принимаем пожертвования. Но пожалуйста, присоединяйтесь к поисковой операции 22 июля в 16:00! Сбор состоится на парковке у кафе «Большая ложка мороженого и сладостей» по адресу 66598, шоссе 101, Восточный Норуолк. Пожалуйста, распространите это объявление среди друзей, родственников, соседей, и не забудьте подписаться на @FindMadelineSnow в Твиттере, чтобы получать последние новости. Давайте вернём Мэдлен домой невредимой.

Я буду там!!!!!
комментарий от: allegoryrules в 11:05

Я тоже.
комментарий от: katywinnfever в 11:33

>>>> комментарий удален администратором <<<<

21 Июля: Ники

Во вселенной есть одно простое правило, которое звучит следующим образом: если ты выходишь из дома поздно, то ты обязательно опоздаешь на свой автобус. Также опоздать на свой автобус можно, если идёт дождь, или если нужно поехать по очень важному делу, к примеру, на вступительный тест в университет или экзамен по вождению. Дара и я называем подобное везение "суперлажой", что означает в разы ухудшенную лажовую ситуацию.

Так вот, всё моё утро с уверенностью можно назвать "суперлажой".

К тому времени, как я достигаю «ФанЛэнда», я уже опаздываю почти на 25 минут. Ко всему прочему по пути вдоль берега образовалась «пробка». Я слышала, что два дня тому назад Мэдлен Сноу исчезла из машины своей сестры возле «Большой ложки мороженого и сладостей». Новости об её исчезновении разлетелись по всему штату. На пляже теперь даже больше туристов, чем обычно. Ненормально, что люди любят такие трагедии - наверное, благодаря чужим проблемам они забывают о "суперлаже" в своей жизни.

Парадные ворота открыты настежь, хотя до начала работы парка есть еще полчаса. В главном офисе тоже никого, полная тишина, за исключением тихого шума работающего холодильника, где хранились драгоценные бутылки диетической колы Донны. Я хватаю свою красную футболку из назначенного мне шкафчика - да, у меня есть свой шкафчик, совсем как в детском садике. Затем я быстренько проверяю свои подмышки на наличие неприятного запаха, – пока всё в норме, но после работы мне определенно нужно будет принять душ, так как термометр в форме попугая уже показывает 34 градусов жары.

Я выхожу на улицу, щурясь на ярком солнце, - ни души вокруг. Далее мне приходиться идти по дорожке, которая тянется мимо общественного туалета и ведёт к «Лагуне», так же известной как «Мартини», «Выгребная Яма» и «Писай-и-Играй», где находятся водные аттракционы. Ветер шевелит листья, как искусственные, так и натуральные. Я вспоминаю о Даре, - однажды она худая, как палка, бежала впереди меня по этой дорожке и весело смеялась. Затем свернув за угол, вижу работников парка - всех - они сидят полукругом во внешней сцене амфитеатра, где в парке проводятся вечеринки по поводу дней рождения или специальные представления. Мистер Уилкокс, словно безумец, вещающий о религии, стоит на перевернутом деревянном ящике. Пятьдесят пар глаз разом устремляются в мою сторону. Забавно, что даже среди такой толпы первым я замечаю именно Паркера.

- Уоррен, как мило с Вашей стороны присоединиться к нам, - грохочет мистер Уилкокс.

Но в его голосе не слышно ни капли злости. Я вообще не могу представить его разозленным, - это как представлять Санта Клауса голым.

- Давай, присаживайся, бери стульчик.

Только никаких стульчиков здесь, конечно же, нет. Я усаживаюсь по-турецки. Встретившись взглядами с Паркером, я улыбаюсь ему, но он неожиданно отворачивается.

- Мы как раз обсуждали наши планы на большой день, - говорит мистер Уилкокс, обращаясь ко мне. - Празднования 75-летия «ФанЛэнда»! Нам понадобятся абсолютно все руки на палубе, а так же мы задействуем волонтеров и некоторых новичков из местной школы. Торговые палатки и шатры будут работать вдвое больше, так как мы ожидаем более трёх тысяч посетителей в течение дня.

Мистер Уилкокс вещает об обязанностях специальной рабочей группы, о важности командной работы и организованности, словно нас ждал какой-то масштабный бой, а не вечеринка для кучки спиногрызов и их измученных родителей. Я слушаю его лишь в пол-уха, а мысленно присутствую на дне рождения Дары два года назад, когда она настояла на том, чтобы пойти в этот убогий клуб для малолеток возле Пляжа Чиппева, где тематика Хэллоуина торжествовала круглый год. Дара была знакома с ди-джеем - Гусем или Соколом, или что-то вроде этого. Помню, как она залезла на стол танцевать: ее маска болталась на шее, а искусственная кровь текла сверху вниз к её ключице. Дара всегда обожала такие вещи, - всякого рода переодевания: зеленый костюм на День Святого Патрика, кроличьи уши на Пасху. Она искала любой повод, чтобы сделать что-нибудь из ряда вон выходящее. Единственное, что ей плохо удавалось - это всё обычное.

После собрания мистер Уилкокс даёт мне инструкции касательно помощи Мод по подготовке парка. У Мод узкое лицо, будто прошедшее через тиски, короткие белокурые волосы с голубыми прядками, в ушах тоннели и хипповская одежда шестидесятых - длинная свободная юбка и кожаные сандалии, из-за чего её рабочая красная футболка смотрелась на ней еще более нелепо. Она выглядела как типичная «Мод^[10]», - я так и видела, как она через 40 лет будет вязать чехол на сидушку для унитаза и проклинать всех соседских детей, чьи мячики попадают ей на крыльцо. К тому же её лицо было перекошено неизменной гримасой.

- Какой толк во всей этой репетиции? - спрашиваю я, пытаясь завязать разговор. Мы стоим напротив «Кобры» - самых больших и самых старых американских горок в парке.

Жмурясь на солнце, я наблюдаю за пустыми вагончиками, с грохотом проносящимися по извилистым рельсам. Издалека горка выглядит как змея.

- Им нужен разогрев, - отвечает она.

У нее на удивление низкий и хриплый голос, как у курильщицы. Она определенно - «Мод».

- Нужно их поставить на ноги, разбудить после сна, и удостовериться, что не возникнут никакие глюки.

- Ты говоришь о них так, словно они живые, - говорю я, шутя лишь наполовину, и от моих слов она хмуриться еще больше.

Мы нарезаем круги по парку, проверяя «Планк» и «Кружащийся Дервиш», «Бухту Пирата» и «Остров Сокровищ», «Черную Звезду» и «Мародера».

Солнце медленно всходит и парк официально открывается. Торговые палатки и аттракционы начинают свою работу, а воздух пропитывается запахом жареного теста. Семьи льются в парк потоком, маленькие дети машут бумажными флажками, которые мы раздаем у входа, мамочки орут им вслед: "Не спешите! Не спешите!".

Мистер Уилкокс стоит у главных ворот и ведет беседу с двумя полицейскими, они оба в одинаковых солнечных очках и оба хмурятся. Возле них стоит какая-то девочка, которая смутно кого-то мне напоминает. Ее светлые волосы собраны в высокий конский хвост, глаза у нее опухшие, словно она недавно плакала.

Вдалеке я замечаю Элис и Паркера, что-то рисующих на длинном баннере из полотна, растянутом между ними на тротуаре. Не могу различить, что там написано, - вижу только какие-то большие черно-красные буквы и синие пятна, наверное, цветочки. Паркер вновь без футболки, его волосы падают ему на глаза, мышцы на его спине сокращаются с каждым движением кисточки. Элис замечает, что я смотрю в их сторону и широко улыбаясь, машет мне рукой. Паркер тоже поднимает голову, но когда я машу ему, он, нахмурившись, вновь утыкается взглядом в баннер. Это уже второй раз за этот день, когда он избегает зрительного контакта со мной. Возможно, злиться, что я не пришла вчера на вечеринку.

- Вот и все, - произносит Мод, после того, как мы отправили вереницу отдельных лодок через «Корабль-Призрак» и наблюдали как они, пустые, без пассажиров, появились на другой стороне.

Внутри «Корабля-Призрака» раздавались слабые вопли и крики. Элис вчера сказала мне, что это аттракцион со спец-эффектами, которые придают нужную атмосферу поездке.

- А как насчет этого? - я указываю на аттракцион в форме одинокого металлического пальца, указывающего вверх в небо.

На боку шестиместного экипажа написано «ВРАТА АДА». Судя по названию, видимо, он сначала взмывает вверх в небо, а потом стремительно падает вниз.

- А этот не работает, - отвечает она, отворачиваясь.

После её слов я осознаю, что это действительно так. «Врата Ада» выглядели, словно их не включали уже долгие годы: краска на металле потрескалась, а сам аттракцион имел печальный и брошенный вид забытой игрушки.

- Как так вышло?

Мод едва удерживается от вздоха:

- Он уже целую вечность не работает.

Почему-то я не хочу закрывать эту тему:

- Но почему?

- Одна девчонка упала с сиденья лет десять тому назад, - говорит Мод монотонным тоном, будто зачитывает самый скучный в мире список покупок.

По моей спине пробегают мурашки, несмотря на то, что мы стоим на солнце и сейчас, наверное, около 38 градусов жары.

- Она умерла?

Мод искоса на меня посмотрела:

- Да нет, она жила долго и счастливо, - ответила она, а затем, покачав головой, фыркнула. - Ну, конечно, она умерла. Высота этой штуки типа как 45 метров. Девочка упала с самой вершины. Прямо на этот тротуар. Бдыщь!

- Почему аттракцион не разобрали? - спрашиваю я.

Вдруг «Врата Ада» для меня перестали выглядеть печально, а стали выглядеть скорее зловеще, - поднятый палец не для привлечения внимания, а в качестве предупреждения.

- Уилкокс не станет этого делать. Он все еще хочет их вновь запустить. В любом случае, девочка сама была виновата. И это, кстати, доказали. Она не пристегнула ремень безопасности. Вместо этого она расстегнула его, словно всё это было какой-то шуткой, - пожала плечами Мод. - Теперь все они автоматизированы. Я имею в виду ремни.

Вдруг, перед моими глазами возникает Дара, не пристегнутая ремнем безопасности, летящая в пространстве: её руки вращаются в воздухе, её крик заглушает ветер и смех других детей. А потом авария: в голове раздаётся отрывок взрыва, крики, глухая стена из камней, появившаяся в свете фар и руль, выскользнувший из моих рук.

Я закрываю глаза, пытаясь отогнать прочь видения, вдыхая носом и выдыхая через рот воздух, отсчитывая при этом секунды, как научил доктор Личми. Это, пожалуй, единственная полезная вещь, которой он меня научил. Откуда мы ехали? Почему я ехала так быстро? Каким образом я потеряла управление?

Аварию как будто вырезали из моих воспоминании, словно удалив хирургическим путем. Даже пара дней до аварии исчезли во мраке, канули в глубокое, тягучее небытие: время от времени возникали новые образы или картинки, словно выглядывавшие из кучи бедлама в моей голове. Врачи сказали маме, что это, возможно, из-за сотрясения мозга и что память будет возвращаться ко мне постепенно. Доктор Личми уверил, что такого рода травмы требуют времени на заживления.

- Временами её отец приходит в парк и просто, типа как, стоит здесь, уставившись в небо. Будто надеется, что она упадет оттуда. Если увидишь его, просто позови Элис. Она единственная с кем он разговаривает. - Мод презрительно кривит губы, показывая свои зубы, которые удивительно маленькие, совсем как у ребенка. - Он однажды признался ей, что она напоминает ему его дочь. Жутко, да?

- Это печально, - говорю я, но Мод меня не слышит, потому как уходит прочь, шелестя своей юбкой.

Элис велит мне провести остаток утра, помогая на палатках, которые образовывали "Зеленый Ряд" (она объяснила, что их так назвали, так как абсолютно все деньги, переходящие из рук в руки, находились именно здесь). Я помогала раздавать плюшевых попугаев, чтобы дети не ревели, если у них не получалось попасть по деревянным акулам струей из водных пистолетов. К полудню я уже была вся вспотевшая, голодная и уставшая, а посетители всё прибывали и прибывали, - из ворот буквально рекой текли бабушки, дедушки, дети, празднующие чьи-то день рождения, подростки из лагерей, все в одинаковых ярко-оранжевых футболках, - головокружительный калейдоскоп из людей, людей и еще раз людей.

- Что случилось, Уоррен? - странно, но мистер Уилкокс совсем не вспотел. Более того, сейчас он даже выглядит свежее и лучше, чем утром, будто его тело взяли и целиком пропылесосили, а потом погладили утюжком. - Не достаточно жарко для тебя? Давай, почему бы тебе не взять себе немного еды и сделать перерыв в тенёчке? И не забудь о воде!

Я направляюсь на противоположенную сторону парка к беседке, которую Паркер вчера мне показал. Не особо горю желанием завести еще один разговор с Ширли или Принцессой, только вот все остальные беседки заполнены, и меня совершенно не привлекала идея пытаться пробиться сквозь толпу потных детей. Мне приходится вновь пройти мимо «Врат Ада». Невозможно пройти мимо, не бросив на него взгляд - аттракцион настолько высокий, будто он мог бы дотянуться до солнца и вонзить в него свой металлический шпиль. На этот раз передо мной возникает образ Мэдлен Сноу, той пропавшей девочки из новостей, и я представляю, как она летит в воздухе, а её волосы развеваются позади неё.

На восточной стороне парка потише, наверное, потому что здесь аттракционы уже более спокойные и находятся друг от друга подальше. Они разделены длинными дорожками вокруг ухоженной зеленой зоны парка и скамейками, удобно расположенными под высокими елями. Элис сказала, что эта секция «ФанЛэнда» также известна как «Дом Престарелых». Я и вправду вижу здесь в основном одних стариков: парочку пожилых людей, дрожащими ногами шагающих с внуками. Мужчину, дремлющего на скамейке, на чьем лице полным-полно старческих пятен. Женщину, сосредоточенно шаркающую в сторону ларька при помощи своих ходунков, в то время как молодая девушка возле нее едва скрывает свою нетерпеливость. Всего несколько человек едят в павильоне, сидя за металлическими столиками под металлическими тентами, и я с удивлением вижу Паркера за стойкой.

- Привет, – говорю, подойдя к окошку, и Паркер выпрямляется, а по его лицу проносится ураган различных эмоций, слишком быстрых для моего восприятия. - Не знала, что ты занят на гриле.

- А я и не занят, - коротко, не улыбаясь, отвечает он. - Ширли отошла пописать.

Возле окошка несколько дюжин разноцветных листовок, слоями, словно перья на стекле, рекламирующие разнообразные специальные мероприятия, скидки на спец-предложения и, конечно, юбилей. Новая листовка была недавно добавлена к этому вороху, и она явно выбивалась из общего ряда: зернистая фотография пропавшей девочки, Мэдлен Сноу, щербатое и улыбающееся лицо которой наклонено к камере. Большими печатными буквами над её изображением написано: ПРОПАЛА. Теперь мне кажется, что девушка с белокурым хвостиком, та, которая стояла с полицейскими и показалась знакомой, должна быть связана с Мэдлен Сноу: у них одинаковые широко посаженные глаза и тот же, слегка закругленный подбородок.

Я прикасаюсь пальцем к слову "ПРОПАЛА", словно я могу стереть его и вспоминаю историю, рассказанную Паркером про Донована, обычного парня, слоняющегося вокруг с улыбкой и коллекционирующего детское порно на компьютере.

- Собираешься что-нибудь заказать или как?

- У тебя все в порядке? - из осторожности я не смотрю на него. Мое горло все еще сухое и я хочу купить воды, но не хочу просить Паркера достать её.- Ты кажешься слегка...

- Слегка что? - он подается вперед, опираясь на локти. Глаза темные, неулыбчивые.

- Я не знаю. Злишься на меня или еще что-нибудь, - я глубоко вдыхаю. - Это из-за вечеринки?

Теперь очередь Паркера отводить взгляд - поверх моей головы, щурясь, словно что-то занимательное происходит в дали:

- Я надеялся, что мы могли бы, ну знаешь, по-настоящему потусоваться.

- Прости. - я не стала заморачиваться и указывать, что технически я не говорила, что буду там, а только обещала подумать об этом. - Я плохо себя чувствовала.

- Правда? Мне так не показалось, - он кривит лицо, и я вспоминаю, что провела с ним целый день на работе, смеясь, разговаривая и дурачась с уборочным шлангом, - он знает, что я чувствовала себя просто прекрасно.

- Я была не в настроении для вечеринки.

И подавно я не собираюсь рассказывать ему о своих чувствах, - что я надеялась, что Дара принесет мою записку, постучит полсекунды, прежде чем войти, одетая в один из своих топов без спинки и бретелек, бросающий вызов гравитации, и с густым слоем теней. Что она будет настаивать, чтобы я переоделась во что-нибудь более сексуальное, что она схватит меня за подбородок и силой накрасит, словно это я младшая сестра.

- Ты повеселился?

Он качает головой и что-то неразборчиво бубнит.

- Что? - я начинаю злиться.

- Забудь об этом.

Я замечаю Ширли, вразвалку идущую к нам и, как обычно, нахмуренную. Паркер, должно быть, увидел её одновременно со мной, потому что он попятился к двери, зажатой между фритюрницей и микроволновкой. Когда он открыл дверь, клин света просочился сквозь узкое пространство, касаясь ящиков с булочками для гамбургеров и возвышающихся стопок пластиковых крышек для газировки.

- Паркер...

- Я сказал, забудь. Серьезно. Ничего страшного. Я не злюсь.

А затем он исчез, обрисовавшись силуэтом на мгновение, прежде чем раствориться, и Ширли прошаркала на его место за прилавок, пыхтя в осветлённые волоски над верхней губой.

- Собираешься что-нибудь заказывать или просто пришла поглазеть?

Я обращаю внимание на большие тёмные круги, которые расплылись под её грудью, словно тени двух щупающих рук.

- Я не голодна, - говорю я и это правда, благодаря Паркеру.

22 Июля: Дара

В воскресенье, 19 июля, Сара Сноу вместе со своей лучшей подругой Кеннеди присматривали за Мэдлен Сноу. У Мэдлен был небольшой жар, но, несмотря на это, она потребовала купить ей мороженое из ее любимой лавки «Большая Ложка», расположенной на побережье. В конце концов, Сара и Кеннеди уступили ей.

Когда они все втроём достигли побережья, было уже десять вечера, и Мэдлен заснула в машине. Поэтому Сара и Кеннеди оставили девочку спать дальше на заднем сидении автомобиля и зашли в лавку вместе. Неизвестно, заперла ли Сара машину.

Очередь внутри была длинной. «Большая Ложка» была основана в конце 70-х, и с тех пор стала буквально достопримечательностью как для жителей округа Шорлайн, так и для десяти тысяч отдыхающих на побережье каждое лето. Сара и Кеннеди простояли там около двадцати пяти минут, прежде чем получили свой заказ: ореховый панч из пекана для Кеннеди, двойной шоколадный для Сары, клубничный с ванилью для Мэдлен.

Однако когда девушки вернулись к машине, они обнаружили, что дверца автомобиля была распахнута, а Мэдлен исчезла.

Полицейский лейтенант Фрэнк Хернандес, который рассказывал нам это, не выглядел как коп, скорее, как уставший отец, который тренирует футбольную команду сына после тяжелого поражения. Он был даже не в униформе, а в старых кроссовках и темно-синей рубашке поло. Отвороты его джинсов были грязными, и мне было интересно, был ли он среди тех парней на «Дринке» две ночи назад; возможно он именно тот полицейский, который арестовал Колина Дейси и заставил его провести ночь в приземистом маленьком здании участка в деловой части города. Слухи утверждали, что арест был связан с исчезновением Мэдлен. Копов начали поливать дерьмом в СМИ - ни зацепок, ни подозреваемых, - а так, мол, они решили доказать свою состоятельность, совершив набег на пивную вечеринку.

И Колин здесь, выглядит он скверно - побледневшим, прямо как измученный святоша. Я также замечаю Зои Хиддл и Хантера Дэвиса, - видимо, и их тоже заставили вызваться волонтёрами.

Несмотря на то, что Ники всё же прикрыла меня, когда у нашего крыльца объявился полицейский, она ясно дала понять, что вовсе не собирается отдуваться за вечеринку, на которой её даже не было. В этот раз я нашла записку на сидушке унитаза.

"Полицейский арестовал "меня" в «Дринке». Спасибо, что спросила разрешение взять мою толстовку. Раз уж "я" ходила на вечеринку, "мне" и волонтёрить сегодня. Парковка у «Большой ложки» в 16.00. Повеселись.Н."

- На данный момент мы всё еще надеемся на положительный исход, - заключает полицейский таким тоном, будто на деле всё обстоит как раз наоборот.

Он поднялся на бетонный отбойник, разделявший парковку «Большой ложки» от пляжа, чтобы выступить перед толпой. Я не ожидала, что людей будет настолько много, наверное, на парковке сейчас собралось около двухсот человек, а также три фургона службы новостей и кучка журналистов, потеющих под жарким солнцем, со своим тяжелым оборудованием. Возможно, это были те самые журналисты, написавшие всякие гадости о полицейских округа Шорлайн: сокращении бюджета и некомпетентности. Вместе со своими видеокамерами, прожекторами и микрофонами, нависающими над толпой, они выглядят как представители футуристической армии в ожидании команды пойти в атаку.

Чуть подальше от толпы стоит пара, и судя по виденным мной новостям, это семья Сноу. Мужчина выглядит так, будто весь день простоял на ветру: лицо покрасневшее, потресканное и опухшее. Женщина раскачивается на ногах и одной рукой, скорее клешней, сжимает плечо светловолосой девочки, которая стоит напротив. Это сестра Мэдлен - Сара, полагаю, а рядом Кеннеди - её лучшая подруга. У Кеннеди темные волосы с обрезанной челкой и одета она в ярко-красную майку, и, учитывая событие, такая расцветка майки выглядит неуместно жизнерадостно.

Я приехала пораньше, и толпа ещё не была такой большой, - тогда здесь слонялись лишь пара десятков человек, старающихся держаться подальше от желтой полицейской ленты вокруг места исчезновения. Нам всем пришлось зарегистрироваться, словно мы были гостями на чьей-то ужасной свадьбе. Я насмотрелась достаточно выпусков телепередачи «Закон и Правопорядок», и знаю, что копы, скорее всего, так и ждут возможности поймать какого-нибудь извращенца, пришедшего сюда покайфовать и блеснуть своим "умом и находчивостью" перед полицейскими. Если, конечно, здесь вообще есть такой человек.

По привычке я достаю свой телефон из сумки. От Ники и Паркера ни слова. Да, это и не удивительно. Но всё же в области живота нарастает чувство разочарования, как будто слишком быстро поднимаешься на холм.

- Вот как мы поступим - двигаемся на восток, образовав линию. Вы должны встать так близко друг другу, чтобы плечами касаться соседа, - полицейский вытягивает руки в стороны, как пьяница, пытающийся удержать равновесие. Не отрывайте глаз от земли, ищите всё, примечайте то, чего там быть не должно! Например, заколку, окурок сигареты, ободок, да что угодно. У Мэдди был любимый серебряный браслет с бирюзовыми вставками, и он был на ней, когда она исчезла. Если увидите что-нибудь похожее, дайте знать.

Он спрыгнул с бетонного разделителя, и толпа сразу среагирует как бассейн с водой, струясь наружу, растекаясь, - разбиваясь на мелкие группы. Поисковые отряды постепенно рассредоточиваются по берегу, ориентируясь на инструкции полицейских, а съемочные бригады фиксируют происходящее. Сверху мы выглядим, наверное, играющими в сложную игру, выстраивая затейливый узор «Али-бабы», когда расходимся в ряд в молчаливом призыве Мэдлен вернуться. Песок усыпан тем типом мусора, который скапливается на краю парковки: мягкие сигаретные пачки, пластиковые пакеты, банки из-под газировки. Мне становится интересно, является ли что-нибудь из этого важным. Я представляю себе безликого человека, сидящего снаружи в пятницу вечером, потягивающего теплую колу и глядящего на мигающие светлячки задних огней, мелькающие взад и вперед на парковке перед «Большой ложкой». Он наблюдает за двумя девушками, Кеннеди и Сарой, идущими, взявшись за руки, в теплое яркое сияние мороженицы, оставив маленькую девочку, свернувшуюся калачиком на заднем сидении автомобиля.

Я надеюсь, что она жива. Даже больше, я верю в это. Мне кажется, что именно в этом смысл поисковых отрядов, - не выискивание улик, а коллективная вера, наши совместные усилия. Только это сохраняет ей жизнь. Словно она фея Динь-динь, и всё что нам нужно делать – это продолжать хлопать.

Становится немного прохладнее, когда мы спускаемся к воде, но слепни и комары начинают донимать сильнее, выбираясь из своих гнезд в деревянных береговых сваях. Продвижение болезненно медленное, но даже в таком темпе по песку оно выматывает. Каждые несколько минут кто-нибудь кричит, и полицейские подбегают, приседают и щупают какой-нибудь мусор длинными, одетыми в белые перчатки пальцами: оборванный кусок ткани, пустую пивную банку, остатки чьего-нибудь обеда, вероятно выброшенные из проезжающей машины.

Копы находят серебряный браслет, правда, я вижу, как мать Мэдлен Сноу качает головой со сжатыми губами. Пляж длинною в четверть мили шириной. Нет ни одной точки, с которой он бы не просматривался или с парковки, или из домов и мотелей, расположенных высоко на дюнах. Невозможно представить, что здесь может случиться что-то плохое, на этой небольшой полоске земли, так близко к повседневному потоку автомобилей, ресторанов и людей, незаметно выскальзывающих перекурить на пляже.

Но здесь случилось это плохое, - исчез ребёнок. Ники и я раньше притворялись, что в лесу живут гоблины. Она говорила мне, что если я буду внимательно слушать, то обязательно услышу их пение.

"Если ты не будешь внимательной, они схватят тебя. Они заберут тебя в подземный мир и превратят в свою невесту," - говорила она, щекоча мой живот, пока я не закричала.

И всего на секунду я представляю Мэдлен, исчезающую в воздухе, привлеченную тихой песней, которую никто из нас не мог услышать.

- Ты дочь Шэрон Уоррен, не так ли? - спрашивает женщина слева от меня.

Она нагло пялилась на меня последние десять минут, а я делала вид, что меня это не интересует. Её макияж слишком броский, на ногах туфли на танкетке, поэтому она пошатывается и машет руками, словно балансируя на бревне. Я собираюсь ответить отрицательно, но потом решаю, что в этом всё равно нет смысла:

- Угу.

- Я - Куки, - говорит она, уставившись на меня, как будто ждет, что я узнаю ее.

Конечно же, её зовут Куки^[11], - того, кто мажет ярко-розовую помаду и обувает на ноги каблуки для поисков пропавшей девочки на пляже не могут звать по-другому.

- Куки Хендриксон, - добавляет она, когда я ничего не отвечаю. - Я тоже живу в Сомервилле. Я была в администрации школы Мартина Лютера Кинга, когда твоя мама была там директором. Я также знала и твоего дедушку. Великий человек. Я была…, - тут она понижает голос, словно сообщает секрет, - на его похоронах.

Мой дедушка умер в прошлом декабре, на третий день после Рождества. Он всю жизнь жил в Сомервилле, к тому же два летних сезона работал на самой последней открытой мельнице, пока в пятидесятых и ее не прикрыли. Затем он принялся тренировать Малую Лигу, его даже как-то избрали городским председателем, но он оставил эту должность сразу же, как только он понял, что политика его не интересует. Мы с Ники называли его Пау-Пау. Половина Сомервилля пришла на его похороны в январе, так как его все очень любили. Вечером того же дня я, Ники и Паркер напились ликера «Южный Комфорт» в подвале Паркера. Ники пошла наверх за водой, и я начала плакать. Тогда Паркер меня приобнял, а я его поцеловала. Когда Ники вернулась, у неё было такое забавное лицо, словно она оказалась на вечеринке с кучкой незнакомцев.

Той ночью мы с Ники всё же легли спать вместе на одной кровати, как делали в детстве. Это было в самый последний раз.

- Как поживает твоя мама? - она говорит с сильным акцентом, словно мы в Теннесси.

Я давно приметила, что женщины так делают, когда собираются сказать что-то неприятное, словно выбросив все согласные, другим будет тяжелее разобрать, что конкретно они говорят. Приукрашенное лицо, приукрашенные слова.

- Я знаю, что она пережила небольшую... депрессию, - она произносит последнее слово так, словно это что-то неприличное.

- Она в порядке, - отвечаю я.

Мы снова останавливаемся, практически у воды. Океан переливается всеми цветами металла за короткими и темными полосами мокрого песка. Женщина - возможно репортер - проявляет интерес к нашему разговору. Она начинает подходить к нам, сжимая в руке мини диктофон.

- У нас всех всё хорошо.

- Рада слышать. Скажи маме, что Куки передавала привет.

- Простите, что прерываю, - репортер подошла к нам и сунула свой диктофон мне в лицо, совсем не выглядя при этом сожалеющей.

Она толстая и одета в нейлоновый костюм с большими потными пятнами под мышками.

- Я - Марджи. Работаю на «Шорлейн Блоттер»,- она сделала паузу, словно ожидая, что я зааплодирую. - Я надеялась задать вам несколько вопросов.

Куки издает удивленный писк, когда репортер встает перед ней и заслоняет обзор.

- Разве вы не должны быть заняты чем-то полезным? - я скрещиваю руки. - К примеру, брать интервью у Сноу?

- Я ищу различные интересные истории, - отвечает она ровно.

У нее большие выпученные глаза, которые не часто моргают, что придает её бесстрастному лицу выражение особенно глупой лягушки, но она не глупа, это видно сразу.

- Я живу в пригороде Сомервилля. Ты ведь оттуда, правильно? Ты была в той страшной аварии. Это произошло недалеко, не так ли?

Куки рядом со мною издает неодобрительный вздох:

-Я уверена, она не хочет говорить обо всем этом, - она воркует, но подмигивание в мою сторону означает надежду, что я всё же захочу что-то рассказать.

Моя спина уже вся в поту, вокруг летают крупные слепни, жужжа в густых кустах. Внезапно, единственное чего я хочу, - это раздеться и принять душ, чтобы отмыть от себя события этого дня, отмыть знакомство с Куки и этой репортершей с глазами как у рептилии, лениво наблюдающих за мной, словно за насекомым, которого она готовится проглотить.

И дальше я замечаю полицейского, похожего издали на папу, - он машет руками и что-то кричит; я не могу разобрать что именно, но его жесты говорят сами за себя: «Мы закончили. Расходитесь по домам». Я чувствую огромное-преогромное облегчение.

- Послушайте, - говорю я и мой голос звучит пискляво, как у незнакомки, поэтому я прочищаю горло. - Я, как и остальные, просто пришла сюда помочь. Я и вправду думаю, что мы должны сфокусироваться на Мэдлен. Понимаете?

Куки что-то мурлычет себе под нос, что звучит одновременно одобрительно и разочарованно. Репортерша, Марджи, не двигаясь с места, продолжает держать свой дурацкий диктофон перед собой, как волшебную палочку. Я отворачиваюсь от нее и возвращаюсь в сторону парковки. Толпа медленно рассеивается, все разговаривают пониженными голосами, чуть ли не трепетным тоном, будто мы только что вышли из церкви, и никто не решался подать голос.

- Как по-твоему, что случилось с Мэдлен Сноу? - кричит мне вслед Марджи, ее голос звучит беззаботно, чересчур беззаботно.

Я замираю. Возможно, это просто разыгралось мое воображение, но мне кажется, что и толпа тоже замерла, будто на секунду, весь этот день останавливается и превращается в картинку в фильтре сепия - пятном серых и желтых оттенков и полоской серебряного моря.

Я поворачиваюсь, Марджи все еще не сводит с меня своего неморгающего взгляда.

- Может быть, ее просто все достали, - отвечаю я. Мое горло пересохло из-за жары и соленого воздуха. - Может быть, она просто хотела, чтобы ее оставили в покое?!