Возвращение к истокам

А к истокам возврат, как похоже, уже ничего не сулит.

Все спокойно [внутри] по дороге назад, будто слеп ты и глух.

В самом храме ничто не волнует твой взгляд.

Неожиданно вдруг зажурчала вода и цветы заалели.

Описание

На изображении представлены [одни] феномены, но самого наблюдателя нет. Хотя горы по-прежнему горы, а вода по-прежнему вода, все же они не те, какими представлялись человеку до его [духовного] подвижничества. Горы и вода, возможно, те же самые, но самого "я", которого трогал вид этих гор и воды, уже не существует. Звук и изображение уже не могут вызвать появление дуалистического и привязанного сердца [сознания]; поэтому подвижник как бы слеп и глух. Когда он смотрит, он способен видеть, когда он слушает, он способен слышать, но сердце безучастно. Когда он ест, он ощущает вкус, но сердце безучастно. Красные цветы и журчащая вода впереди и сзади храма — просто проявление спонтанного [т. е. неожиданно возникающего] бытия спонтанных феноменов. Не отрицается [существование] этих феноменов вне самого сердца, однако они и не пребывают внутри него. Сталкиваясь с множеством феноменов, сердце по-прежнему остается ничем не связанным. Это и называется раскрепощением, спонтанностью.

Мой комментарий

Во многих религиях или духовных дисциплинах, включая буддизм Тхеравады, достижение просветления — известного как возвращение к Богу, единение с Брахманом и единство с космосом — является высшей точкой духовной практики. Однако в дзэн-буддизме и других школах буддизма Махаяны духовный путь на этом не заканчивается. Многие махаянисты, к примеру, дают обет, достигнув просветления, вернуться обратно в феноменальный мир, к нам, людям, чтобы помогать другим.

Бодхисатва Великого Сострадания был много эонов назад буддой, но вернулся как Авалокитешвара в Индию и как Гуань-инь — в Китай, а также во многих иных преображенных телах — в другие места для спасения всех [нуждающихся в его помощи] существ.

Многим обычным людям подобное длительное подвижничество с целью обрести просветление с последующим возвращением в феноменальный мир представляется пустой тратой времени. Конечно, такой подход обусловлен поверхностной, мирской точкой зрения. Возвращение в феноменальный мир после обретения трансцендентального [мира] есть проявление махаянского идеала сострадания. Если мы, с точки зрения непросветленного человека, поинтересуемся, почему махаянист хочет быть сострадательным, это будет равносильно тому, если бы мы спросили у него, почему он хочет просветления, почему христианин хочет вернуться к Богу или почему йогин желает достичь единения с Брахманом. Махаянист пестует [в себе] сострадание, поскольку это его идеал; он желает сострадать искренне, а не из-за страха или принуждения. Другой возможный ответ состоит в том, что, проявляя сострадание, мы вершим доброе дело, а это является второй ступенью [бодхисатвы], согласно учению Будды. Адепта дзэн не интересуют философские рассуждения по поводу идеала сострадания, вместо этого он действует во имя него и проявляет сострадание в повседневной жизни.

Однажды пережив просветление или даже пробуждение, человек воспринимает феноменальный мир уже не так, как прежде. Горы оставались для него горами до начала его духовной практики. И в процессе самого подвижничества горы уже не воспринимались как горы; они могли, к примеру, представляться как огромная масса дхарм или субатомных частиц и сил. После просветления горы опять становились горами, но уже иными. Например, раньше горы волновали его сознание, вызывая появление множества мыслей, но теперь горы не вызывают никаких омраченных [неведением] мыслей: он осознает, что горы и все другие феномены иллюзорны. Именно это и имел в виду Шестой патриарх, когда советовал своим ученикам, находясь среди признаков [форм], отрешиться от [внешних] признаков [вещей].