ГЛАВА XVIII

Настал февраль, и Энн, проведя в Бате уже месяц, с нетерпением ожидала известий из Лайма и Апперкросса. Чересчур скудны были новости, сообщаемые Мэри, а последние три недели и вовсе не приходило от нее писем. Энн знала только, что Генриетта вернулась домой; что Луиза, хотя, по общему мнению, быстро выздоравливала, все еще оставалось в Лайме; и вот однажды она продумала о них вечер целый, и как раз ей подали письмо от Мэри, подробней обычного; и в довершение удовольствия принесли его от адмирала и миссис Крофт.

Крофты в Бате! Приятное обстоятельство. Она искренне была к ним расположена.

— Как? — воскликнул сэр Уолтер. — Крофты в Бате? Крофты, которые снимают Киллинч? И что же они тебе привезли?

— Письмо с Апперкросской виллы, сэр.

— Ох уж эти письма. Удобный предлог. Верней нет средства представиться. Впрочем, адмирала Крофта я бы и без того навестил. Он того заслуживает: он мой съемщик.

Энн не могла более слушать; от нее так и ускользнуло, за что простили бедному адмиралу цвет его лица; ее занимало письмо. Начато оно было несколькими днями ранее.

«1 февраля.

Моя дорогая Энн. Не прошу извинить мне мое молчание, ибо знаю, как мало думаешь о письмах в месте, подобном Бату. Надеюсь, тебе там весело и ты совсем забыла про Апперкросс, о котором, ты сама понимаешь, толком и сообщить-то нечего. Рождество мы провели ужасно как скучно; у мистера и миссис Мазгроув даже ни разу за все каникулы не обедали гости. Хейтеры, разумеется, в счет не идут. Теперь, слава Богу, вакации кончились; удивительно, до чего долгие вакации у этих детей. У меня никогда таких не бывало. Вчера мы наконец избавились от всех, кроме маленьких Харвилов; представь — эти еще остались. Миссис Харвил, однако же, долго без них обходится. Странная мать. Я не понимаю ее. На мой взгляд, в детях ее мало приятности, но миссис Мазгроув любит их, кажется, ничуть не меньше, а быть может, и больше, чем собственных внуков. Какая убийственная у нас тут погода! В вашем Бате с его прекрасными мостовыми вам оно и незаметно. То ли дело в деревне! Ко мне с середины января ни одна живая душа не заглянула, исключая Чарлза Хейтера, которому куда реже следовало бы являться. Положа руку на сердце, жаль, что Генриетта не осталась с Луизой в Лайме; там она скорее была бы избавлена от его общества. Сегодня в Лайм отправляют карету за Луизой и Харвилами; их ожидают здесь завтра. Нас, однако, не зовут с ними обедать до самого послезавтрашнего дня. Миссис Мазгроув опасается, как бы ее не растрясло дорогой, но, по-моему, ничего с ней не станется, когда о ней все так пекутся, а вот мне гораздо удобней было бы у них отобедать завтра. Я рада, мой друг, что тебе по сердцу мистер Эллиот, и сама бы хотела с ним познакомиться; мне всегда не везет; вечно я в стороне, когда что-то происходит приятное; обо мне о последней из всей семьи вспоминают. Какую бездну времени провела, однако, с Элизабет миссис Клэй. Что же она — расположена навеки с ними остаться? Впрочем, если б она и освободила место, нас, боюсь, все равно б не позвали. Дай знать, какого ты мнения на сей счет. Детей моих, разумеется, не пригласят. Но на месяц или на полтора я легко могла бы оставить их в Большом Доме. Сейчас я узнала, что Крофты чуть ли не завтра собираются в Бат. У адмирала боятся подагры. Чарлз об этом узнал благодаря чистейшему случаю; у них недостало учтивости меня известить. Можно бы иметь и более любезных соседей. Мы совершенно их не видаем, но это, согласись, уж последняя капля. Чарлз нежно тебе кланяется.

Твоя любящая сестра Мэри Мазгроув.

К сожалению, должна прибавить, что здоровье мое оставляет желать лучшего; а Джемайма только что сообщила мне со слов мясника, что все вокруг страдают ангиной. Я непременно ее подхвачу; а моя ангина, ты знаешь, всегда хуже, чем у других».

Так заключалась первая часть письма, вложенная затем в конверт вместе со второй, не менее пространной частью.

«Я не стала запечатывать письмо, чтобы сообщить тебе, как перенесла Луиза дорогу, и теперь очень рада, ибо могу рассказать еще много забавного. Во-первых, вчера мне принесли записку от миссис Крофт, где она спрашивает, не может ли чем-нибудь мне служить; очень милая, поистине дружеская записка, и адресована мне по всем правилам; так что я теперь могу написать предлинное письмо. Адмирал не кажется уж очень больным, и я от души надеюсь, Бат принесет ему пользу, на какую он и рассчитывает. Я искренне рада буду, когда они воротятся в наши края. Не так-то много вокруг семейств, столь приятных. Да, но надобно же тебе рассказать о Луизе. Во вторник вернулась она домой в целости и сохранности, и вечером, когда мы явились в Большой Дом справиться о ее здоровье, мы, к нашему недоумению, не застали там капитана Бенвика, который вместе с Харвилами был приглашен в Апперкросс. И что бы ты думала? Представь, он влюбился в Луизу и не осмелился явиться сюда, покуда не получит ответа от отца ее; ибо сами они меж собой все уладили в Лайме, и он через Харвилов послал письмо мистеру Мазгроуву. Вот уж поистине — нет слов! Признайся, ты удивлена? Странно, если ты что-нибудь знала, ибо я ничего подобного и вообразить не могла. Миссис Мазгроув божится, что ни о чем не догадывалась. Все мы, однако, весьма довольны. Разумеется, это не то, что выйти за капитана Уэнтуорта, но зато в сто раз приятней, чем сочетаться с Чарлзом Хейтером; и мистер Мазгроув послал свое согласие, и нынче капитана Бенвика ждут в Апперкроссе. Миссис Харвил признается, что муж ее горюет о бедной сестре своей; но Луиза меж тем их общая любимица. Мы с миссис Харвил пришли к заключению, что полюбили ее еще больше после того, как ее выхаживали. Чарлз все гадает, что скажет капитан Уэнтуорт; но, если помнишь, я сама никогда не думала, будто он неравнодушен к Луизе. Зато и капитана Бенвика никто уж не станет называть твоим обожателем. Не постигаю, как Чарлз мог такое забрать себе в голову. Надеюсь, вперед он меньше будет со мною спорить. Разумеется, Луиза Мазгроув могла составить и лучшую партию, однако и это в мильон раз лучше, чем породниться с Хейтерами».

Мэри напрасно опасалась, что сестра может быть готова к ее сообщению. Никогда еще в жизни не бывала она так удивлена. Капитан Бенвик и Луиза Мазгроув! Вот уж ни за что бы Энн не поверила! И величайшего труда ей стоило оставаться в комнате, сохранять наружное спокойствие и кое-как отвечать на вопросы, приличные случаю. К счастью ее, их было немного. Сэр Уолтер желал узнать, запряжена ли четверкой карета Крофтов и располагают ли они поселиться в такой части Бата, где мисс Эллиот и ему самому не стыдно будет их посещать; но спрашивал он без особенного любопытства.

— Как поживает Мэри? — осведомилась Элизабет и, не дожидаясь ответа: — Господи, и что привело их в Бат?

— Они явились ради адмирала. Опасаются, что у него подагра.

— Подагра и немощность! — отозвался сэр Уолтер. — Бедный старикан!

— Есть ли у них здесь знакомые? — спросила Элизабет.

— Не знаю. Но, полагаю, адмирал Крофт в своем возрасте и при ремесле своем едва ли много найдет знакомых в подобном месте.

— Думаю, — сдержанно заметил сэр Уолтер, — адмирала Крофта скорее будет здесь рекомендовать то, что он съемщик Киллинч-холла. Стоит ли нам пытаться представить его с женою на Лаура-плейс, как ты полагаешь, Элизабет?

— Ах, нет! Едва ли. При нашем близком родстве с леди Дэлримпл мы не можем не считаться с ее интересами и подсовывать ей ненужные знакомства. Не будь мы родственники — ну, куда бы ни шло; но к любому нашему предложению, предложению родственников, она непременно прислушается. Пусть уж Крофты сами ищут себе знакомых в своем кругу. Тут много ходит разных чудаков, и, говорят, они моряки. Пусть Крофты с ними и знаются.

Так отозвались на письмо сэр Уолтер и Элизабет; затем миссис Клэй внесла свою лепту, более любезно осведомясь о здоровье миссис Чарлз Мазгроув и ее прелестных деток, и Энн вырвалась на свободу.

У себя в комнате предалась она размышлению. Пускай его Чарлз рассуждает о том, что скажет теперь капитан Уэнтуорт! Сам он, верно, отступился от Луизы, сам отдалился от нее, разлюбил, понял, что не любил никогда. Она не могла поверить в предательство, небрежение, обиду или жестокость между такими друзьями, как они с капитаном Бенвиком. Нет, не могла такая дружба быть низко попрана.

Капитан Бенвик и Луиза Мазгроув! Веселая трещотка Луиза и печальный мечтатель, задумчивый книгочей капитан Бенвик! Казалось, они вовсе друг для друга не созданы. Можно ли вообразить несходство более полное! И что же причиной внезапной склонности? Скоро ответ явился сам собою. Обстоятельства их сблизили. Несколько недель жили они бок о бок; вместе вращались в узком домашнем кругу. После отъезда Генриетты они почти целиком предоставлены были друг другу, и Луиза, едва оправившись после болезни, была, надо полагать, особенно трогательна, а капитан Бенвик не был безутешен. Энн и прежде против воли об этом подозревала; и вопреки заключению, какое делала Мэри из последних событий, они только подтверждали ее догадку, что он и к ней самой испытывал теплющуюся нежность. Однако даже суровая Мэри не могла б упрекнуть ее в том, что она слишком тешит свое тщеславие сим наблюденьем. Напротив, она была убеждена, что всякая молодая женщина, не вовсе лишенная привлекательности, которая бы слушала его и понимала, встретила бы в его сердце точно такой же отзыв. Сердце у него было нежное. Оно было открыто для любви.

И почему бы им не составить счастливую пару? Луиза обожала моряков, и уж одно это неплохо для начала, а разность меж ними постепенно сгладится. Он со временем сделается веселей, она выучится ценить лорда Байрона и Вальтера Скотта; нет, верно, уже выучилась; ибо не без участия поэзии и зажегся в них, конечно, любовный пламень. Мысль о Луизе Мазгроув, поглощенной поэзией и тихими нежными думами, поистине была забавна, но Энн не сомневалась в том, что она угадала правду. Тот день в Лайме, то несчастное паденье повлияли, конечно, на здоровье Луизы, на ее нервы, поведение и характер до конца ее дней, как повлияли они вдруг на судьбу ее.

Одним словом, из этого всего, уж конечно, следовал вывод, что, если женщина, не оставшаяся нечувствительной к достоинствам капитана Уэнтуорта, могла предпочесть ему другого, новому выбору ее, каков бы он ни был, не стоило удивляться; а если капитан Уэнтуорт притом не лишался друга, то и жалеть было не о чем. Нет, вовсе даже не чувство сожаления вызывало краску на щеки Энн и заставляло трепетать ее сердце при мысли о том, что капитан Уэнтуорт вновь не связан и свободен. То было чувство, в котором ей очень стыдно было себе признаваться. Слишком похоже было оно на радость, глупую радость!

Ей хотелось поскорей повидать Крофтов; но когда они встретились, она поняла, что о новости они не слыхали. Был нанесен и принят обычный светский визит. Имена Луизы Мазгроув и капитана Бенвика упоминались без тени улыбки.

Крофты расположились на Гей-стрит, к великому удовлетворению сэра Уолтера. Он ничуть не стыдился своего с ними знакомства и думал и говорил про адмирала Крофта куда охотнее, чем думал и говорил про него адмирал.

Знакомых в Бате у адмиральской четы было предостаточно, и, видаясь с Эллиотами, они отдавали дань простой учтивости, вовсе не ожидая от этих встреч особенного удовольствия. Они и сюда привезли свой милый деревенский обычай никогда не расставаться. Ему велено было много ходить по причине подагры, а миссис Крофт, хоть подагра ей не грозила, ходила с ним вместе, не зная устали. Энн куда бы ни пошла, повсюду на них наталкивалась. Леди Рассел чуть ли не каждое утро возила ее в своей карете, и не было еще случая, чтобы она, подумав про них, тотчас бы их не увидела. Зная их чувства, она и вообразить не могла более завидной картины счастья. Долго всегда смотрела она им вслед и с радостью угадывала, как ей представлялось, что говорят они друг другу, в счастливой своей обособленности продвигаясь среди толпы, и с такой же точно радостью смотрела она, как адмирал истово трясет руку старого приятеля или как они беседуют, верно, о морских делах в кружке офицеров, и миссис Крофт никому не уступает важностью и живостью речей.

Энн слишком много времени проводила с леди Рассел и редко ходила одна; но как-то раз поутру, дней через десять после того как приехали Крофты, ей показалось удобно выйти из кареты своего друга в нижней части города и одной воротиться на Кэмден-плейс. И вот, когда она брела по Мильсом-стрит, подле лавки, торговавшей гравюрами, ей посчастливилось встретить адмирала. Он стоял один, заложив руки за спину, вперив задумчивый взор в одну из выставленных в витрине гравюр, и Энн не только могла бы пройти мимо незамеченная, но ей пришлось окликнуть его и даже тронуть за рукав, дабы привлечь его внимание. Когда он, однако, очнулся и ее разглядел, он заговорил с обыкновенным своим радушием:

— А? Это вы? Благодарю, благодарю. Как друга меня привечаете. А я, видите ли, на гравюру загляделся. Не могу пройти мимо этой лавки. Но что это у них тут за лодка? Поглядите-ка. Видали подобное? И странные ребята эти ваши художники, если думают, что кто-то решится доверить свою жизнь такой безобразной утлой посудине! А эти два господина меж тем устроились в ней как ни в чем не бывало, да еще горами любуются, будто через минуту не перекувыркнутся, а ведь это как пить дать! И где только такую сработали? (С громким хохотом.) Я бы в ней и через пруд не пустился. Ну хорошо (отворачиваясь), куда вы держите курс? Нельзя ли мне пойти вместо вас или вместе с вами? Чем могу служить?

— Благодарствую, ничем, разве что позволите мне наслаждаться вашим обществом, пока дороги наши не разойдутся. Я иду домой.

— Рад стараться, от души рад, и еще провожу вас. Да, да, мы отлично погуляем, и вдобавок я могу вам кое-что рассказать. Обопритесь-ка на мою руку. Вот и хорошо; я неуютно себя чувствую, знаете ли, когда на мою руку не опирается женщина. Господи! Ну и лодка, — прибавил он, бросая прощальный взгляд на гравюру и отходя от витрины.

— Вы намеревались, кажется, что-то мне рассказать, сэр?

— Да, да, сейчас. Там идет мой друг капитан Бриджен, я только скажу ему «здрасте». Я не буду с ним останавливаться. Здрасте. Он даже глаза вытаращил, почему это я не с женой. Она, бедная, осталась дома из-за ноги. Натерла на пятке волдырь не меньше трехшиллинговой монеты. Посмотрите-ка на ту сторону, там идет адмирал Брэнд со своим братом. Оба ничтожные людишки. Софи их не выносит. Сыграли со мной однажды скверную шутку: лучших матросов переманили. Подробности как-нибудь потом. А вот и старый сэр Арчибальд Дрю со своим внуком. Смотрите-ка, увидел нас. Посылает вам воздушный поцелуй. Принял вас за Софи. Ах, война возьми да и кончись, а юнец-то совсем еще зелен. Бедняга сэр Арчибальд! Как вам нравится Бат, мисс Эллиот? Нам тут очень хорошо. То и дело встречаем старых друзей; по утрам так и кишат на улицах; есть с кем всласть наговориться. А потом мы от всех убегаем и запираемся в своих комнатах, усаживаемся в креслах и ничуть нам тут не хуже, чем в Киллинче, да что я? Не хуже, чем в Норд Ярмуте и в Диле. Нам наши здешние комнаты, знаете, не меньше нравятся оттого, что напоминают те, которые снимали мы в Норд Ярмуте. От всех щелей дует точно таким же манером.

Так прошли они еще немного, и Энн отважилась снова напомнить ему о том, что собирался он ей рассказать. Свернув с Мильсом-стрит, она надеялась наконец удовлетворить свое любопытство, но ей пришлось подождать, ибо адмирал намеревался начать свой рассказ лишь тогда, когда они достигнут спокойной тиши Бельмонта; и не будучи все-таки миссис Крофт, она принуждена была покориться. Зато едва они оказались на Бельмонте, он начал так:

— Ну вот, сейчас вы услышите кое-что для вас неожиданное. Но сперва скажите-ка мне, как зовут ту юную особу, о которой я вам хочу рассказать? Ну, та юная особа, за которую мы все так тревожились? Та мисс Мазгроув, с которой приключилась вся эта история? Как ее зовут? Вечно я забываю.

Энн давно уже успела устыдиться, что она так быстро догадалась, о ком пойдет речь; и теперь она могла бестрепетно назвать имя Луизы.

— Да, да, мисс Луиза Мазгроув, вот. Сколько разных имен у этих девиц, ей-богу. Звали бы их всех, ну, скажем, Софи, я бы меньше путался. Ну вот, сами знаете, эта Луиза, мы все думали, собиралась замуж за Фредерика. Он не одну неделю ее обхаживал. Непонятно только было, чего они ждут. И до самого этого происшествия в Лайме. Ну, потом уж понятно стало, что ждут, пока у нее мозги не вправятся. Но и тут как-то все пошло вкось. Ему бы сидеть в Лайме, а он укатил в Плимут, а оттуда еще поехал повидать Эдварда. Когда мы воротились из Майнхеда, он поехал к Эдварду, да так у него и застрял. Мы его с ноября не видели. Даже Софи ничего не могла понять. А теперь дело приняло уж и вовсе странный оборот. Эта юная особа, эта самая мисс Мазгроув, вместо того чтобы выйти за Фредерика, собирается замуж за капитана Бенвика. Знаете вы Джеймса Бенвика?

— Немного. Я немного знакома с капитаном Бенвиком.

— Ну вот, она выходит за него замуж. А может быть, они уже поженились, чего же еще тянуть?

— Я считаю капитана Бенвика очень милым молодым человеком, и, думаю, он человек безукоризненно честный.

— Ох, ну да, кто же скажет хоть слово против капитана Бенвика! Правда, он всего только капитан третьего ранга, прошлым летом произведен, а сейчас уж не те времена, не продвинешься, но других недостатков за ним я не знаю. Отличный, добрый малый, уверяю вас; прекрасный боевой офицер, а ведь поглядишь на него, тихоню, и ничего такого не скажешь.

— Право же, вы ошибаетесь, сэр; по задумчивости капитана Бенвика я вовсе не заключаю о недостатке в нем храбрости. И, на мой взгляд, он очень привлекательный человек и всем, я думаю, должен нравиться.

— Ну, хорошо, хорошо, дамам, как говорится, виднее; но, по мне, Джеймс Бенвик чересчур уж тихоня. Хотя, может быть, мы с Софи и пристрастны. Ничего не поделаешь, Фредерик нам больше нравится. Как-то он нам больше по вкусу.

Энн попалась. Она всего лишь намеревалась оспорить ходячее мнение о том, что нежность и храбрость — вещи несовместные, ничуть не желая выставлять капитана Бенвика образцом всяческих совершенств; и после минутного колебания она было начала:

— Я не хотела сравнивать двух друзей между собою… — но адмирал ее перебил:

— Однако дело это решенное. Не сплетни какие-нибудь. Мы все знаем от самого Фредерика. Вчера Софи получила от него письмо, где он сообщает новость, а он о ней прочитал в письме капитана Харвила, присланном с театра действий, из Апперкросса. Кажется, все они сейчас в Апперкроссе.

Энн не могла противиться искушению. Она сказала:

— Надеюсь, адмирал, надеюсь, в письме капитана Уэнтуорта не было ничего такого, что могло бы огорчить вас и миссис Крофт. Правда, прошлой осенью казалось, что его и Луизу Мазгроув связывает взаимная склонность; но полагаю, оба одинаково остыли. Надеюсь, в письме нет ничего, что выдавало бы чувства человека обиженного.

— Нет, вовсе нет; от начала до конца ни жалобы, ни проклятья.

Энн опустила глаза, чтобы скрыть улыбку.

— Нет, нет. Фредерик не из тех, кто будет хныкать и сетовать. Он слишком мужествен для этого. Если девице больше по нраву другой, что же, пусть за него и выходит.

— Разумеется. Но я хотела сказать, что в письме капитана Уэнтуорта, я надеюсь, даже намека нет на то, что он считает себя обиженным. Я бы очень огорчилась, если такая дружба прервалась или охладилась бы из-за подобного обстоятельства.

— Да, да, я вас понял. Нет, в письме ничего такого не содержится. Он не бросает Бенвику ни единого упрека. Не пишет даже: «Удивительно. Уж у меня-то есть повод удивляться». Нет, почитаешь его письмо и даже не догадаешься, что сам он имел виды на эту мисс (да как же ее зовут?). Он очень мило выражает надежду, что они будут счастливы. По письму и не скажешь, что он затаил обиду.

Энн никак не проникалась твердой убежденностью адмирала, которую пытался он ей передать, однако дальнейшие расспросы были излишни. И ей осталось кивать, отвечать незначащими замечаниями, и адмирал не изменил своего приговора.

— Бедный Фредерик, — вздохнул он в заключение. — Теперь ему начинать все сначала. Следует, полагаю, пригласить его в Бат. Софи напишет и попросит его приехать. Уж здесь-то нет недостатка в хорошеньких девушках. Снова тащиться в Апперкросс ради этой второй мисс Мазгроув, я опасаюсь, нет смысла: она уже значится за кузеном, за молодым этим пастором. Не правда ли, мисс Энн, стоит попытаться его заманить в Бат?