На внутреннем фронте

В сознании Черчилля, сосредоточенного на мировой войне и крупных военных операциях, внутренний фронт занимал второстепенное значение. Тем не менее премьер-министр не мог не уделять ему внимания, несмотря на то, что все заботы, связанные с ним, он поручил главным образом правительству и парламенту. Впрочем, сам он прекрасно понимал, что народ должен сплотиться для победы над врагом и что этот самый народ надеется на значительное улучшение социальных условий жизни после войны. Поэтому Черчилля можно считать основным разработчиком «консенсуса военных лет» — явления в какой-то степени призрачного, как это показали позднейшие исторические исследования.

Следует упомянуть о двух достижениях Черчилля в этой области. Во-первых, он сумел найти пути эффективного сотрудничества с лейбористами — вероятно, премьер-министр вспомнил об идее «демократического консерватизма», поданной его отцом. Во-вторых, несмотря на свои устаревшие представления об обществе и викторианский патернализм, Черчилль сумел ускорить превращение Англии в процветающее государство, реализовав, таким образом, свое призвание к социальному реформаторству. Сообразуясь с нуждами военного времени, премьер-министр, известный своей практичностью, осуществил централизацию экономики и предоставил правительству дополнительные полномочия для ее укрепления. При этом Черчилль, не сомневавшийся в оправданности таких мер условиями войны, считал нецелесообразным сохранение централизации экономики в мирное время.

Между тем война продолжалась, диктуя Великобритании свои требования: задействовать все имеющиеся человеческие ресурсы; направить большую часть материальных средств на обеспечение нужд военных операций. Таким образом, Британия, превратившаяся в крепость и склад оружия, бросила вызов самой себе, мобилизовав все свои силы на борьбу с врагом. Призыв на военную службу в стране, население которой всегда противилось исполнению этой тягостной повинности, принял такой масштаб, что все остальные державы, принимавшие участие в войне, оказались далеко позади. Это значит, что были мобилизованы все мужчины в возрасте от восемнадцати до пятидесяти лет и все женщины — сначала в возрасте от двадцати до тридцати лет, а затем — от восемнадцати с половиной до сорока пяти лет. В 1944 году во вспомогательных службах состояли пятьсот тысяч женщин. Таких вспомогательных служб было три — вспомогательная служба сухопутных войск, вспомогательная служба военно-морских сил и вспомогательная служба военно-воздушных сил. Пятьдесят пять процентов работоспособного населения Англии — больше, чем где-либо, — приближали победу на поле боя и в оборонной промышленности. Домочадцы Черчилля подавали пример своим согражданам: Рандольф служил в чине офицера на Ближнем Востоке, Мэри в возрасте девятнадцати лет поступила во вспомогательную службу сухопутных войск, Сара — во вспомогательную службу военно-воздушных сил.

Для поддержания морального духа граждан использовались самые разные средства. Особо следует отметить заслуги певицы Веры Линн, весьма популярной в те времена как среди военных, так и среди гражданского населения. Ее прозвали «возлюбленной вооруженных сил». Песни Веры имели огромный успех, начиная с «Белых скал Дувра» и заканчивая «Встретимся снова» — песней, смягчавшей боль разлуки и одиночества[340].

В Англии военных лет нередко случались забастовки, в политических кругах плелись кружева интриг, зрели коварные замыслы. Однако несмотря ни на что, в большинстве районов Англии царила социальная гармония, за сохранением которой зорко следил сам Уинстон Черчилль. Удивительным образом «истый аристократ и большой оригинал» — так премьер-министра называл Пол Эддисон — слился воедино с «рабочей Англией и пригородами, населенными представителями среднего класса»[341]. В тяжелых условиях военного времени демократия не угасла, парламент, пресса продолжали функционировать, личные и гражданские свободы не были ущемлены. Черчилль, со своей стороны, был категорически против временной отмены действующего закона о неприкосновенности личности.

Тем не менее британскому народу пришлось многим пожертвовать во имя достижения высшей цели — победы над фашизмом. Так, в 1940 году была введена карточная система распределения продуктов питания. Британцам пришлось резко сократить потребление сахара, мяса, бекона, чая, масла, маргарина. В 1941 году по карточкам стали распределять одежду (раз в два года каждый взрослый британец получал одну куртку и одну пару брюк), в 1942 году — шоколад и мыло. Тогда же появились одежда и мебель в стиле «утилита», одежда поражала воображение своей уродливостью, а мебель — неуклюжей массивностью. Строгость стиля достигла своего апогея с появлением «Британских ресторанов». В упомянутых заведениях любой мог получить порцию съестного, качество которого соответствовало донельзя умеренной цене. Название «Британские рестораны» Черчилль специально придумал для кафетериев военных времен, где за огромным государственным флагом Британии проявляла чудеса смекалки искусная повариха.

* * *

В политической жизни Англии, сводившейся к взаимоотношениям правительства и парламента, наступило относительное затишье, время от времени нарушаемое всплеском государственных страстей. Палата общин активно поддерживала Черчилля в благодарность за создание коалиционного правительства. Тем не менее в адрес премьер-министра высказывалось немало критических замечаний, вокруг него плелись сети интриг, замышлялись зловредные козни. Однако несмотря ни на что, идея священного союза британских граждан, витавшая в воздухе, не давала амбициям слишком разгуляться. Опросы общественного мнения регулярно показывали, что популярности премьер-министра ничто не угрожало[342].

Естественно, игра военной фортуны и преподносимые ею неприятные сюрпризы определяли отношение депутатов к главе правительства. В зависимости от исхода очередного сражения они осуждали или одобряли действия премьер-министра. Однако такой старый волк парламентской стаи, как Черчилль, знал, как нужно себя вести. Его тактика была безупречна, а его ловкость и красноречие никогда ему не изменяли. Не раз в зависимости от обстоятельств и личных качеств конкретного человека он менял состав военного кабинета и правительства.

Парламентская жизнь 1941—1942 годов была отмечена тремя напряженными моментами, если не сказать конфликтами. Впервые обстановка накалилась в мае 1941 года как раз после поражения в Греции. В палате общин обсуждался вопрос о выражении недоверия правительству: депутаты были недовольны состоянием дел в военной промышленности и информационной политикой властей (здесь Черчилль и впрямь проявлял излишнюю категоричность и властность). Не остался в стороне и Ллойд Джордж, неожиданно присоединившийся к хору критикующих. Он обвинил Черчилля в том, что тот будто бы окружил себя подхалимами. Однако премьер-министр в долгу не остался и «окрестил» Ллойда Джорджа вторым Петеном. В конце концов вотум недоверия был отклонен подавляющим большинством голосов. Для Черчилля, которого поддержали четыреста сорок семь депутатов против трех (из них двое — коммунисты), это была крупная политическая победа.

В январе 1942 года, вернувшись из Вашингтона, премьер-министр обнаружил, что общественность не на шутку обеспокоена головокружительными успехами японцев в Тихом океане и потерей двух самых мощных броненосцев британского военного флота. Кроме того, активность фашистских войск в Африке также не внушала оптимизма. Разгоревшийся в связи с этим в палате общин спор продолжался три дня, однако вновь победа осталась за Черчиллем: его поддержали четыреста шестьдесят четыре депутата против одного.

Первые три месяца 1942 года были самыми мрачными за всю войну, следующие шесть месяцев — самыми трудными. Союзники терпели поражение за поражением — неудача в Сингапуре, гибель субмарин в Атлантическом океане, диверсионная деятельность итальянских подводных разведчиков в Александрии. Неудивительно, что в воздухе витала идея о смене правительства, а может быть, и самого премьер-министра. У Черчилля появился реальный соперник в лице Стэффорда Криппса. Криппс был послом Великобритании в Советском Союзе и только-только вернулся из Москвы. В состав военного кабинета он вошел как министр юстиции и председатель палаты общин. Этот суровый революционер из левых лейбористов, отличавшийся чрезмерной строгостью и не употреблявший мяса (Черчилль считал это его вторым недостатком), не был обделен ни талантами, ни честолюбием. 15 февраля в палате общин разгорелся нешуточный спор. В конце концов Черчилль сделал некоторые перестановки в правительстве, которые почти не изменили ни соотношения сил в целом, ни роли каждого члена кабинета в отдельности. «Новый кабинет, — по словам Кэдогана[343], — был как две капли воды похож на предыдущий». Однако политический климат стал значительно здоровее. Впрочем, фактически правительство не проводило никакой последовательной политической линии, решая лишь поставленные задачи и добиваясь намеченных премьер-министром целей.

Тем не менее долго наслаждаться одержанной победой Черчиллю не пришлось, поскольку уже в начале лета разразился тяжелейший политический и парламентский кризис, спровоцированный неудачей в Тобруке и нависшей над Египтом угрозой. На этот раз противники Черчилля перешли в наступление, полные решимости и уверенные в победе. Бивен отпускал жестокие шуточки в адрес премьер-министра: «Наш премьер-министр выигрывает спор за спором и проигрывает сражение за сражением»[344]. Однако недруги Черчилля, изобличавшие его мелкие недостатки, сами выступали с совершенно нелепыми предложениями, и в этом была их ошибка. Таким образом, Черчилль сумел-таки выправить ситуацию и получить четыреста семьдесят пять голосов против двадцати пяти. Теперь можно было перевести дух, поскольку после победы в Эль-Аламейне осенью 1942 года угроза парламентского кризиса исчезла. Поражения остались позади, впереди были одни только победы. Отныне премьер-министр пользовался непререкаемым авторитетом.

* * *

До конца 1942 года вопрос о том, какие перемены ждут Великобританию после заключения мира, не поднимался. Внезапно все изменилось. В течение двух лет Черчилль упорно избегал каких-либо заявлений о целях войны или о планах восстановления разрушенного хозяйства, он слишком хорошо помнил, как в свое время Ллойд Джордж легкомысленно пообещал «каждому герою по дому». Черчилль не мог больше отмалчиваться. Давление было слишком велико, волей-неволей пришлось задуматься о будущем, о светлом будущем, над которым премьер-министр сам приоткрыл завесу в грозном 1940 году. Вот почему докладу Бевериджа придавалось такое огромное значение.

Итак, все началось в феврале 1941 года с безобидной инициативы британских профсоюзов, обративших внимание правительства на необходимость пересмотра закона о страховании на случай болезни. Понемногу дело приняло серьезный оборот, так что пришлось пересмотреть всю систему социального обеспечения. За помощью обратились к Уильяму Бевериджу, экономисту, специалисту по безработице. Черчилль прислушивался к советам Бевериджа еще в 1908 году и приглашал его в качестве эксперта в министерство торговли. Уильям Беверидж когда-то был социальным работником в Ист-Энде — беднейшем районе столицы, затем превратился в высокопоставленного чиновника и, наконец, возглавил Лондонскую школу экономики. Он давно занимался проблемами нищеты и занятости. При этом Беверидж был тщеславен, полон сознания собственного достоинства и начисто лишен такта и чувства юмора. Они с Черчиллем сильно недолюбливали друг друга. 1 декабря 1942 года Беверидж опубликовал доклад в триста страниц, за несколько месяцев его сокращенный вариант разошелся тиражом в шестьсот семьдесят пять тысяч экземпляров. Этот доклад произвел эффект разорвавшейся бомбы, ведь в нем автор предлагал ни больше ни меньше, как радикально реформировать британскую систему социального обеспечения.

В действительности автор доклада одновременно закладывал основы новой философии отношений между гражданами и государством и новой социальной морали. Словом, он предлагал неслыханную до тех пор модель социального регулирования, расширявшего полномочия государства. Согласно этой модели государство должно было взять на себя заботу об обществе, упразднив соответствующие инстанции, не справлявшиеся с поставленной перед ними задачей предотвращать социальные конфликты и драмы в межвоенный период. Иначе говоря, новая модель «процветающего государства» пришла на смену либеральной модели. Конечно, термин «процветающее государство» не противоречил и реформам, задуманным в начале столетия либеральным правительством с Черчиллем во главе. Кроме того, в Атлантической хартии 1941 года также превозносилась идея настоящего «социального обеспечения» и утверждалось, что совершенно необходимо предоставить каждому гарантированную «возможность прожить остаток дней, не испытывая страха или нужды».

Однако в своем докладе Беверидж, предлагавший «заложить основы мирной жизни, пока не кончилась война», пошел еще дальше. Он утверждал, что «каждый гражданин приложит тем больше усилий для победы над врагом, чем больше он будет уверен в готовности государства изменить мир к лучшему». В докладе излагалось три базовых постулата, на основе которых предполагалось осуществить послевоенные реформы. Прежде всего декларировалась необходимость коренных изменений в сфере организации системы социального обеспечения без учета каких-либо привилегий или интересов отдельных рабочих групп. Затем — борьба с пятью «гигантами зла» — бедностью, болезнями, невежеством, нечистоплотностью и праздностью, стоящими на пути социального прогресса. Наконец, устранение противоречий между функциями государства и правами граждан, то есть уважение личной инициативы, ведь до этого общественные отношения строились на основе обязательств и зависимости граждан от органов власти.

Фактически речь шла скорее о систематизации и рационализации существовавших методов, нежели о революционном нововведении. Однако большими достоинствами плана Бевериджа, в один миг облетевшего весь мир, были его простота, универсальность и, что гораздо важнее, его совместимость с проектом создания социально-справедливого общества.

Тем не менее, несмотря на огромную популярность идей Бевериджа у общественности, правительство было несколько озадачено публикацией доклада. Поначалу Черчилль усматривал в нем досадную помеху концентрации народных сил на войне, а не вклад в победу. Поэтому тактика властей состояла в том, чтобы задушить на корню реформаторские предложения Бевериджа. Последний, впрочем, и не скрывал своего раздражения против Черчилля. Под влиянием ортодоксальных консерваторов, считавших, что доклад Бевериджа лишь питает призрачные надежды, премьер-министр даже выпустил меморандум, в котором предостерегал соотечественников от чрезмерного оптимизма.

Черчилль, как истый либерал, считал, что обществом нужно управлять «незримой рукой», опираясь на классовую иерархию. Поэтому неудивительно, что с ним были несогласны сторонники Бевериджа, отстаивавшие идею социальной справедливости. В самом деле, какая профанация философии невмешательства, основанной на принципе свободы как движущей силы индивидуального и социального прогресса, ведь рыночные отношения, по словам Адама Смита, представляют собой «чудесную гармонию общего интереса и справедливости»! В конечном счете концепция социальной справедливости, на которую ссылались сторонники «Государства-провидения», опровергала традиционное представление о естественной справедливости. В то время как раньше и речи быть не могло о том, чтобы воспротивиться распределению благ и бед, а тем более — внести в него изменения (ибо человечеству испокон веку было ведомо такое понятие, как «риск»), теперь новшество заключалось в том, что принцип распределительной справедливости должен был прийти на смену концепции справедливости, основанной на равенстве прав и обязанностей. Теперь становится ясно, почему в 1944 году Черчилль вдруг оказался под влиянием идей Фредерика Хайека, который в своей «Дороге рабства» страстно защищал либеральный индивидуализм и принцип невмешательства.

Основная реформа, осуществленная правительством к концу войны, касалась образования. Черчилль не сыграл в этом практически никакой роли, предоставив полную свободу действий министру образования Р. А. Батлеру, хотя, изучая происхождение пилотов, участвовавших в «битве за Англию», премьер-министр высказал пожелание об увеличении числа учащихся в классических средних школах. В действительности закон, проект которого предложил Батлер в 1944 году, не был прорывом на пути демократизации, как о нем говорили, но, тем не менее, сделал всеобщее образование обязательным до пятнадцати лет, а среднее образование — бесплатным. При этом реформа не затрагивала вовсе действовавшую в сфере образования систему сегрегации, поскольку в средней школе она узаконивала трехчастное деление, которое иногда цинично называли «трехнаследным»: дети из народа обучались в так называемых «современных» школах; дети среднего класса — будущие инженерно-технические кадры страны — в «классических средних» школах; дети истеблишмента — в привилегированных частных закрытых средних школах для мальчиков — питомниках элиты, — все как во времена викторианского детства Черчилля.