II. Территория

При своем вступлении на престол в 1533 году Иван IV наследует уже значительные владения, но даже в географическом отношении они были лишены единства. Повсюду замечается боевое настроение населения и выступают беспорядки насильственного присоединения земель.

Все эти присоединения представляются в виде какой-то беспорядочной кучи военной добычи. Вокруг нового центра, Москвы, группируются области, постепенно расширяющиеся. Большая часть из них не имеет установленных границ и даже приблизительных очертаний, так что при указании их приходится пользоваться только топографическими данными.

На северо-востоке находились земли нынешней Архангельской губернии, Вологодской и Олонецкой; на северо-западе — Новгородской и Псковской; на западе и юго-западе московскому государству принадлежала область Днепра с современной Смоленской губернией и западная часть теперешней Калужской губернии, часть Черниговской губернии и западные уезды Орловской и Курской губернии. На юге были степи совершенно без установленных южных границ и с северной границей, проходившей по 55° северного параллельного круга, т. е. совпадающей с северной границей теперешних губерний Калужской, Тульской, Рязанской, Тамбовской, Пензенской и Симбирской. Наконец на востоке владения московского государства составлял бассейн Камы с ее притоками — Вяткой, Чусовой и Белой.

Нужно отметить довольно характерную особенность: Новгород и Псков со своими областями составляют важную часть.

Здесь сосредоточивается промышленность и торговля страны. Экономически новое государство живет этими областями и даже зависит от них. Но промышленность была убога, более оживленно шла торговля, но и она ограничивалась скромными размерами. Живя рыбной ловлей, население этой болотистой, с обширными пустырями, страны мало занималось земледелием.

При таких условиях торговля привлекала значительную часть населения и служила для него главным источником существования.

Товары направлялись от берегов Балтийского моря внутрь страны; по тем же путям в обратном направлении шли местные продукты. На пространстве 282 127 квадратных верст во всей стране насчитывалось только 14 городов. Причем большая часть из них представляли собой небольшие укрепленные пункты-острожки. На обширной же территории в 171 119 квадратных верст Бежецкой и Олонецкой пятины вовсе отсутствовала городская оседлость. Встречались лишь поселки с рынками, где производились торговые операции.

Новгород со своими 5300 жилых домов до второй половины XVI века занимает первенствующее положение среди русских городов, за исключением Москвы. В одном Пскове, и только в пределах городских стен, не считая пригородов, по данным того времени насчитывалось 1300 лавок и контор. Но те же документы отмечают одно явление, резко выступающее в русской жизни XVI века: городской торговый класс населения быстро уничтожается, его вытесняют и заменяют военные элементы. В Гдове, где торгово-промышленный элемент более сохранился, чем в других городах, списки 1580–1585 г. отмечают только 14 душ представителей этой категории населения.

Исчезновение торгово-промышленного класса было следствием насильственного присоединения областей московскими князьями. Имущество населения покоренных областей массово конфисковалось, конфискованные предприятия часто передавались в другие руки. Это быстро изменило лицо страны до состава общественных элементов и отношений между ними включительно. Новые пришельцы были военными людьми, и в своем завоевательном движении и во внешнем росте Москва сохранила свой первоначальный характер — характер военной колонии в покоренной стране.

Иначе не могло и быть. Новое государство, как и все области его, представляет как бы сплошное поле битвы. Границы его с одной стороны недостаточно установлены, с другой — являются предметом постоянных споров. Из крепостей, защищающих его с северо-запада, Смоленск приобретен лишь в 1514 году, но все еще оставался номинальным центром литовско-польского воеводства. Что касается Великих Лук, то их скоро отнимет у Ивана Стефан Баторий. На северо-востоке колонизация продолжает распространяться вдоль берегов Белого моря, по реке Онеге и от северной Двины до Урала. Но и здесь, в так называемом Поморье, владения пришельцев ограничиваются морскими и речными берегами. С экономической точки зрения главная роль здесь принадлежит монастырям, являющимися не столько рассадниками благочестия, как центрами военной оккупации. Например, Соловецкий монастырь на Белом море имел соляные варницы и богатые рыбные ловли, содержал свою полицию и даже небольшое войско. Далее на восток от Двины заселение только начиналось. Население рассеяно по бедным рыбачьим поселкам. Единственным центром с полугодовой ярмаркой здесь была Лампожня на Мезени. А по ту сторону Мезени тянулись уже совершенно пустынные места.

Следует отметить любопытную подробность.

Укрепленные пункты опоясывали государство, Москва же сохраняла свой прежний характер временной военной стоянки и не была достаточно прикрыта. Хотя Кремль был обнесен зубчатой стеной с башнями, но в нем находились только княжеские дворцы, жилища некоторых бояр, несколько церквей и монастырей, жизнь же столицы шла вне этих стен. Город с его деревянными домами, лавками, рынками, каменным гостиным двором, выстроенным по образцу Левантского базара, раскинулся далеко во все стороны от Кремля. Торговая деятельность шла в обширных пригородах, совершенно открытых или защищенных простым деревянным забором. Дома и лавки посадов, широко разбросанных вокруг и сливавшихся с окружающими полями, чередовались со вспаханными нивами и зелеными лугами.

Торговая жизнь продолжалась также и в обширных слободах, настоящих уже селах, окруженных полями, садами, рощами. По соседству виднелись белые стены оград и золоченые купола монастырских церквей. Этот пестрый полугородской, полудеревенский вид уходил далеко и терялся с глаз у черты горизонта. Эта была настоящая столица государства, которое только выступало на путь исторического развития.

Способ обозначения провинций нового государства, находившегося еще в состоянии образования, соответствовал их переходному характеру.

Тогда говорили: «заокские, закамские города», подразумевая под названием город всю территорию, прилегавшую к известному центральному пункту. Даже центральную область, ядро слагавшегося государства, называли «замосковными городами». Например, Нижний Новгород, недавно приобретенный московскими князьями от младшей линии Мономаховичей, то имел значение центрального пункта, то относился вместе с Арзамасом и Муромом к окраине.

Между тем для зарождавшейся на северо-востоке новой Руси он был как бы вторым Киевом. Здесь те же удобства и красота положения. Когда англичанин Дженкинс в 1558 году отправлялся отсюда с целой флотилией галер на Дальний Восток, казалось, старое время воскресло и киевские князья собираются пуститься по Днепру и совершить свой «путь в Греки». Но все окрестные области до соседнего бассейна Клязьмы были опустошены московским завоеванием.

Страну усеяли развалины. Только Владимир сохранил кое-какие остатки былого величия. Сельское население все же было привязано к земле и не покидало ее, но в городах никого не оставалось, кроме военных отрядов. Это общее явление в новом московском государстве. То же самое замечалось даже в собственно московских областях и обнаруживалось уже в каких-нибудь 100–150 верстах от Москвы. На указанном расстоянии к северу тянется широкий пояс, где военные занятия постоянно совмещаются с мирными. Города Тверь, Ржев, Зубцов, Старица являются здесь стратегическими пунктами. К югу на верховьях р. Москвы и на Оке расположены города Серпухов, Кашира, Коломна, защищавшие переход через эти две реки от угрожавших постоянно набегов степняков.

Далее же за этой чертой тянулось другое пустынное, незаселенное пространство, так называемое дикое поле, куда колонизационное движение направилось только лишь во второй половине XVI века.

Таково было владение, к которому в царствование Ивана IV были присоединены вместе с Казанью, Астраханью и их областями земли по нижнему, среднему течению Волги, по Каме, Вятке и по прибрежью Каспийского моря.

К этим приобретениям после была добавлена загадочная область Казатчины, расположенная между Волгой, Доном, северной частью Донца, низовьями Днепра, представлявшая собой как бы обширный резервуар, куда стекались постоянно из Польши и Московского государства элементы, не поладившие с законом и порядками своего отечества.

Как в том, так и в другом государстве одни и те же политические и социальные законы выбрасывали наружу элементы общественного распада, для которых слишком тесны были нормальный рамки существования благодаря трем вечным силам, как создающим, так и разрушающим общественный порядок. Это — дух мятежа, дух предприимчивости, дух свободы.

Что касается общей численности населения московского государства того времени, мы не имеем никаких данных, чтобы определить ее хотя приблизительно. Даже сведения, касающиеся одной только столицы, настолько расходятся, что нет возможности сделать точный вывод из них.

В 1520 году число домов в ней исчислялось 41 500, что дает возможность предположить, что население равнялось по меньшей мере 100 000 душ. Шестьдесят лет спустя после этого посланный папой в Москву легат Посевин считает более вероятным числом населения 30 000. Правда, в этот промежуток времени Москва подверглась нашествию татар, разрушивших ее до основания. Но такой участи подверглось большинство городов этого государства, где военные схватки все еще продолжали вспыхивать от времени до времени, неся с собой разрушение и изменяя лицо края.

С этнографической точки зрения девять десятых страны имели только то русское население, которое оставила здесь прокатившаяся волна недавнего колонизационного движения. Не было необходимости в то время «скресь» русского, чтобы найти татарина и особенно финна. Основой населения везде являлось финское племя.

Завоевания Грозного и его преемников произвели большие изменения в составе государства. Следы этих изменений мы можем видеть до сих пор на карте Кеппена. Но документальных данных, по которым можно было бы определить роль различных этнографических элементов в государственной жизни изучаемой нами эпохи, мы не имеем. Эта роль обозначается немного яснее лишь в интеллектуальной и моральной жизни страны, о чем речь будет впереди; в политическом же отношении она совершенно ничтожна. Московское господство сгладило всякие следы племенных трений путем удаления и поглощения чуждых элементов.

В социальном отношении разнообразие этнографического состава не проявляется по другим причинам. О московском государстве XVI века нельзя было сказать, что в нем два общества, или больше, живут в союзе или во вражде, так как тогда вовсе еще не существовало обособленных общественных групп.