УНИКАЛЬНОСТЬ ПОЗИЦИИ МАРКИОНА В ГНОСТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ

Он действительно является исключением из многих гностических правил. Он, единственный из всех, вдумчиво подошел к страстям Христовым, хотя его интерпретация и была неприемлемой для Церкви; его учение полностью свободно от мифологической фантазии, которой наслаждалась гностическая мысль; он не рассуждает о первоначалах; он не выдвигает множество божественных и полубожественных фигур; он отвергает аллегорию в понимании и Ветхого, и Нового Заветов; он не требует обладания высшим, «пневматическим» знанием или принципом присутствия в человеке того божественного элемента, который мог быть его источником; он полностью основывает свою доктрину на том, что он провозглашает буквальным значением евангелия; благодаря этому религиозному ограничению он полностью свободен от синкретизма, столь характерного для гностицизма в целом; и, наконец, подобно Павлу, который был для него исключением среди апостолов, он делает веру, а не познание средством искупления. Последнее обстоятельство, кажется, поставило Маркиона вне непосредственно гностической доктрины, если считать ее ключевым понятием гносис. Однако в акосмическом дуализме как таковом, самым непреклонным представителем которого является Маркион, представление о непознаваемом Боге противопоставлено идее космоса, концепции низшего и притесняющего творца, а совокупность взглядов на спасение как на освобождение от его власти благодаря чуждому является настолько исключительно гностической, что любой, исповедующий ее в данной исторической среде, должен считаться гностиком не просто по способу классификации, но в том смысле, что гностические представления, которые существовали повсюду, действительно сформировали его мышление. Подобное представление чрезвычайно сильно связывает Маркиона с общим гностическим течением, но «Чуждое» в его учении получает совершенно новый смысловой оттенок.

В самой краткой формулировке евангелие Маркиона было евангелием «чуждого и благого Бога, Отца Иисуса Христа, который спас из тяжких оков вечную жизнь несчастного человечества, которое еще было чужеземным для него». Понятие чуждости истинного Бога Маркиона сформировано гностицизмом в целом: но представление о том, что он является чужим даже для объектов его спасения, что люди даже в своей душе или дух«е — для него чужеземцы, является полностью его собственным. Это действительно сводит на нет один из основных принципов гностической религии: люди — чужеземцы в этом мире, поэтому их принятие в божественную сферу является возвращением в их истинный дом, или же через спасение человечества высший Бог спасает самого себя. Согласно Мариону, человек в своей законченной форме, подобно всей природе, является творением мирового бога и, до пришествия Христа, его законной и неограниченной собственностью, подобно телу и душе» Поэтому «естественно», что ни одна его часть не является чуждой этому миру, пока Благой Бог является чуждым для него в абсолютном смысле, как для всего сотворенного. Нет смысла в том, что божество, которое спасается из мира, хочет что-то сделать с его существованием; нет смысла даже в том, что в процессе гностической спекуляции некоторые его порождения втягиваются в творение отступничеством или жестокостью. Следовательно, нет генеалогии или истории, связывающей Демиурга с Благим Богом. Первый является божественностью в действии, обнажающей свою сущность в сотворенной ею вселенной, и он является антитезисом Благому Богу даже не как зло, а «просто так». Однако, столь несимпатично обрисованный, он становится Князем Тьмы. В разработке антитезы между этими двумя богами, с одной стороны, и разработке значения спасения через Христа, с другой стороны, состоит оригинальность учения Маркиона.