Глава 18. НАУЧНАЯ МИФОЛОГИЯ И ПОПУЛЯРИЗАЦИЯ

Поскольку мы упомянули «пережитки», оставляемые в общественном сознании теориями, которым сами ученые больше не верят, но которые продолжают оказывать не меньшее влияние на позицию большинства людей, то было бы неплохо остановиться на этом еще, так как здесь содержится нечто, что может способствовать объяснению некоторых аспектов современной эпохи. В этом отношении следует напомнить прежде всего, что одной из главных черт профанной науки, когда она оставляет область простого наблюдения фактов и пытается что-нибудь извлечь из бесконечного накапливания частных деталей, является то, что и есть ее единственный непосредственный результат, а именно, более или менее трудоемкое сооружение чисто гипотетических теорий, и это не может быть ничем большим, поскольку дана чисто эмпирическая исходная точка, а факты, которые и сами поддаются различным объяснениям, никогда не могли и никогда не смогут гарантировать истины ни одной теории и, как мы это видели выше, большее или меньшее их количество ничего не дает; кроме того, такие гипотезы, по существу, в меньшей степени вдохновлены эмпирическими наблюдениями, нежели некоторыми предвзятыми идеями и некоторыми доминирующими в современном сознании тенденциями. Впрочем, известно, с какой постоянно растущей быстротой в наше время эти гипотезы оставляются и заменяются другими, и слишком очевидно, что этих изменений достаточно, чтобы показать их малую надежность и невозможность признания их ценности в качестве реального познания; таким образом, они принимают в мышлении самих ученых все больше и больше конвенциональный, следовательно, вообще ирреальный характер, и мы еще раз можем здесь отметить симптом движения к окончательному распаду. Действительно, эти ученые, а именно, физики, уже и не могут более обманываться подобными конструкциями, хрупкость которых они сегодня, как никогда, хорошо знают; эти концепции не только быстро «стареют», но с самого своего возникновения те, кто их создает в качестве чего-то «временного», верят в них лишь в определенной мере, несомненно, довольно ограниченной; и часто даже кажется, что они их рассматривают скорее как простые «представления» или как "способ выражения", чем как подлинные попытки объяснения; и таковыми они в действительности и являются, и мы видели, что уже Лейбниц показал, что картезианский механизм не может быть чем-либо другим, кроме как «представлением» внешней видимости, лишенной, собственно, всякой объяснительной ценности. В этих условиях в лучшем случае об этом можно сказать, что это нечто совершенно суетное и что концепция науки, из которой следует подобная работа, является, конечно, странной; но опасность этих иллюзорных теорий состоит, в особенности, в их влиянии, которое (из-за того, что они называются "научными") они способны оказывать на "широкую публику", принимающую их совершенно всерьез и слепо, как «догму»; и так происходит не только тогда, когда они еще сохраняют значение (тогда едва ли есть время для того, чтобы их узнали), но даже и, в особенности, тогда, когда ученые их уже оставили, и еще долго после этого, по причине их постоянного присутствия, о котором мы выше говорили, в первоначальном обучении и в «популярных» произведениях, в которых они всегда к тому же представлены в упрощенной и крайне утвердительной форме, а вовсе не как простые гипотезы, какими они были в действительности для тех, кто их создавал. Не без причины мы только что сказали о «догме», так как для антитрадиционного современного духа речь идет, конечно, о чем-то таком, что должно противодействовать религиозным догмам и заменять их; такой пример, среди прочих, как «эволюционистские» теории, не может в этом оставлять никакого сомнения; и еще более важно то, что у большинства «популяризаторов» есть привычка усеивать свои писания более или менее яростными заявлениями, направленными против традиционной идеи, что лишь еще яснее показывает ту роль, которую они себе присвоили, пусть даже в большинстве случаев бессознательно, в интеллектуальном разрушении нашей эпохи.

Таким образом, в «сайентистском» сознании, которое по большей части по утилитарным причинам, указанным нами, присуще в той или иной степени огромному большинству наших современников, возникла настоящая «мифология», конечно, не в первоначальном и трансцендентном смысле истинных традиционных «мифов», но просто в «уничижительном» значении, которое это слово приняло в повседневном языке. Можно привести большое число примеров этого; один из самых поразительных и самых «актуальных», если можно так сказать, это создание "воображаемого мира" атомов и многочисленных элементов различного рода, на которые они окончательно разложились в последних физических теориях (что, впрочем, показывает, что они вовсе не атомы, то есть буквально «неделимые», хотя их все равно продолжают так называть вопреки всякой логике); мы сказали "воображаемый мир", так как он есть, несомненно, только в сознании физиков; но "широкая публика" твердо верит, что речь идет о реальных «единицах», которые мог бы увидеть и потрогать некто, у кого чувства были бы достаточно развиты или кто располагал бы достаточно мощными средствами наблюдения; не есть ли это одна из самых наивных «мифологий»? Это не мешает той же самой публике насмехаться по любому поводу над концепциями древних, из которых, они, разумеется, не понимают ни единого слова; даже предполагая, что во все времена могли быть «популярные» искажения ("популярные" — это еще одно выражение, которое сегодня употребляют по любому случаю, несомненно по причине растущего значения, приписываемого "массе"), но можно усомниться, чтобы они были бы когда-нибудь столь грубо материальными и в то же время столь общезначимыми, какими они являются сегодня, как благодаря тенденциям, присущим современному сознанию, так и столь прославляемому распространению "обязательного всеобщего образования", профанного и рудиментарного.

Мы не хотим распространяться более по этому поводу, по которому можно говорить бесконечно, слишком удаляясь от того, что мы главным образом имеем в виду; легко было бы, например, показать, что, вследствие «пережитка» гипотез, элементы, на самом деле принадлежащие к различным теориям, наслаиваются друг на друга и перемешиваются таким образом в обывательских представлениях, что они иногда образуют самые причудливые комбинации; впрочем, вследствие царящего повсюду запутанного беспорядка, современное сознание устроено так, что оно охотно принимает самые странные противоречия. Мы только продолжаем настаивать на одном из аспектов проблемы, который, по правде говоря, несколько предвосхищает дальнейшее, так как он относится к тому, что больше принадлежит к другой фазе, чем та, о которой шла речь до сих пор; но все это не может быть разделено полностью, это дало бы слишком «схематическое» изображение нашей эпохи, и в то же время, в этом уже можно увидеть, каким образом тенденция к «отвердению» и к распаду, хотя они по-видимому противоположны в некотором отношении, тем не менее объединяются в своем действии, чтобы окончательно привести к последней катастрофе. Мы хотели бы здесь поговорить о том исключительно экстравагантном характере, которым облекаются представления, о которых идет речь, когда их переносят в иную область, чем та, для которой они были первоначально предназначены; действительно, именно от этого происходит большинство фантасмагорий, которые мы называем «неоспиритуализмом» в его различных формах; как раз эти заимствования из концепций, зависящих, в основном, от чувственного порядка, чем и объясняется этот тип «материализации» сверхчувственного, составляют одну из самых общих их черт.[51]Не стремясь в настоящий момент определить более точно природу и качество сверхчувственного, с которым они действительно здесь имеют дело, полезно было бы отметить, до какой степени, по существу, проникнуты материалистическим влиянием те, кто его не допускает и думает, что констатирует его воздействие; если они не отрицают всякую внетелесную реальность, как большинство их современников, то потому, что они составили себе идею, которая позволяет им свести ее в некотором роде к образцу чувственных вещей, что, конечно, ничуть не лучше. Впрочем, не следует удивляться тому, как всякие оккультные, теософские и другие школы этого рода постоянно стремятся найти точки сближения с современными научными теориями, которыми они вдохновляются даже гораздо чаще, чем хотели бы в этом признаться; в общем, они, в результате, логически должны оказаться в тех же условиях; и можно даже отметить, что, вследствие последовательных изменений этих научных теорий, сходство концепций той или иной школы с той или иной специальной теорией позволило бы в некотором роде «датировать» эту школу при отсутствии иного более точного указания о его истоках и его истории. Такое положение дел возникло тогда, когда изучение и управление некоторыми психическими влияниями попало, если можно так выразиться, под сферу влияния профанной науки, что означает, в некотором роде, начало в самом прямом смысле «разрушительной» фазы современного отклонения; короче говоря, можно подняться к XVIII веку, в точности к самому современному материализму, и ясно увидеть, что эти две вещи, только по видимости противоположные, фактически должны сопутствовать друг другу; представление о том, что подобного раньше не было, несомненно возникает потому, что отклонение еще не достигло той степени развития, которая сделала бы это возможным. Главной чертой научной «мифологии» того времени была концепция различных «флюидов», в виде которых тогда представляли себе психические силы; и как раз эта концепция была перенесена из телесного порядка в тонкий порядок с теорией "животного магнетизма"; если обратиться к идее «отвердения» мира, то могут сказать, что «флюид» ("текучее") по определению противоположен «твердому», но не менее верно, что в этом случае он играет ту же самую роль, поскольку эта концепция имеет своим следствием «отелесивание» вещей, которые на самом деле принадлежат к проявлениям тонкого порядка. Магнетизеры были в некотором роде прямыми предшественниками «неоспиритизма», если не первыми его представителями, собственно говоря; их теории и практика влияли в более или менее широкой степени на все школы, возникшие позже, будь то откровенно профанные, как спиритизм, или претендующие на «псевдопосвящение», как многочисленные варианты оккультизма. Это постоянное влияние тем более странно, что оно кажется совершенно несоразмерным значению психических феноменов, в общем, весьма элементарных, которые составляют поле магического опыта; но еще более удивительна та роль, которую играет этот самый магнетизм со времени своего появления в отвлечении от всякой серьезной работы тайных организаций, которые до того времени еще сохранили если не идущие далеко действительные познания, то, по крайней мере, сознание того, что они в этом отношении потеряли, и волю к тому, чтобы их вернуть; и позволительно думать, что это не последняя причина, ради которой магнетизм был "пущен в дело" в нужный момент, даже если, как это почти всегда бывает в подобных случаях, его мнимые инициаторы были в этом лишь более или менее бессознательными инструментами.

Концепция «флюидов» дожила, если не в теориях физиков, то в общественном сознании, по меньшей мере до середины XIX века (еще долго продолжали использовать привычные выражения, как, например, "электрический флюид", но скорее машинальным образом, не связывая с этим точного представления); спиритизм, появившийся в эту эпоху, наследовал ей тем более естественно, что он был предрасположен к этому через свою первоначальную связь с магнетизмом, связь, являющуюся даже более тесной, чем это можно предположить с первого взгляда, так как вполне вероятно, что спиритизм никогда не смог бы получить такого большого развития без бродяжничества сомнамбул и что именно существование магнетических «субъектов» приготовило спиритических «медиумов» и сделало их возможными. Еще сегодня большинство магнетизеров и спиритов продолжают говорить о «флюидах» и, более того, в них серьезно верить; этот «анахронизм» тем более курьезен, что все эти люди в основном фанатичные сторонники «прогресса», что плохо согласуется с концепцией, которая, будучи столь давно исключенной из научной сферы, должна была бы казаться в их глазах очень «ретроградной». В современной «мифологии» "флюиды" заменены «волнами» и «излучениями»; они, в свою очередь, не перестают играть ту же роль в теориях, изобретенных совсем недавно для объяснения воздействия некоторых тонких влияний; достаточно вспомнить о «радиосвязи», которая в этом отношении «представлена» настолько, насколько это возможно. Разумеется, что если бы речь здесь шла лишь о простых образах, о сравнениях, основанных на некоторой аналогии (а не на тождестве) с феноменами чувственного порядка, то это не было бы слишком неуместным, а было бы до некоторой степени оправданным; но это не так, и «радиостезисты» совершенно буквально верят, что психические влияния, с которыми они имеют дело, суть «волны» или «излучения», распространяющиеся в пространстве столь «телесным» способом, как только это можно себе вообразить; к тому же, сама «мысль» не избежала этого способа представления. Таким образом, это все та же «материализация», которая продолжает утверждаться в новой форме, может быть, более коварной, чем «флюиды», потому что она может казаться менее грубой, хотя, по сути, все они одного порядка и в целом выражают лишь сами ограничения, присущие современному сознанию, его неспособность постичь все то, что находится вне области чувственного воображения.[52]

Едва ли необходимо отмечать, что «ясновидящие» непременно видят «флюиды» или «излучения» в соответствии со школами, к которым они принадлежат, так же как и теософы, которые видят атомы и электроны; но это, как и то многое другое, что они действительно видят, суть лишь их собственные ментальные образы, которые, естественно, всегда согласуются с частными теориями, в которые они верят. Так же дело обстоит, когда они видят "четвертое измерение" и другие дополнительные измерения пространства; это принуждает нас сказать в завершение еще несколько слов о другом случае, также относящемся к научной «мифологии», который мы охотно назовем "безумием четвертого измерения". Надо признать, что «гипергеометрия» была, конечно, создана для того, чтобы поразить воображение людей, не владеющих достаточными математическими познаниями, чтобы отдавать себе отчет в истинном характере алгебраических конструкций, выражаемых в геометрических терминах, так как здесь на самом деле ни о чем другом речь не идет; заметим также по ходу дела, что это еще один пример опасностей «популяризации». Так, задолго до того, как физики вознамерились ввести "четвертое измерение" в свои гипотезы (ставшие к тому же в гораздо большей степени математическими, чем подлинно физическими, из-за своего все более и более количественного и одновременно «конвенционального» характера), «физикалисты» (в это время еще не говорили о "метафизиках") уже пользовались им для объяснения феноменов, когда твердое тело, казалось, проходит через другое тело; к тому же это не было для них простым «иллюстративным» образом определенного способа, который можно назвать «интерференцией» между областями или различными состояниями, что было бы приемлемо, но они думали, что упомянутое тело весьма реально проходит через "четвертое измерение". Впрочем, это было вначале, впоследствии мы видим, как под влиянием новой физики школы оккультизма пришли к тому, что стали воздвигать большую часть своих теорий на этой самой концепции "четвертого измерения"; таким образом, можно отметить по этому поводу, что оккультизм и современная наука все больше и больше стремятся к соединению в четвертом измерении по мере того, как «дезинтеграция» мало-помалу продвигается вперед, потому что оба движутся в одном направлении различными путями. Далее мы еще поговорим о "четвертом измерении" с другой точки зрения; в настоящий момент мы сказали об этом достаточно, настало время вновь вернуться к вопросам, относящимся более непосредственно к проблеме «отвердения» мира.