хождения

ПАСЫНКИ И ПАРОБКИ

Термин «пасынки» как обозначение младших дружинников упоминается однажды под 1177 г. в Лаврентьевской летописи: «Он же (Мстислав Ростиславич.— А. Г.) приЪха Ростову, сово­купив Ростовци: и боляре, гридьбу и пасынкы и всю дружину, поЪха к Володимерю» ¹⁵³. Предположительно можно сказать, что он соответствует здесь понятию «детские». Распростране­ния термин «пасынки», очевидно, не получил.

«Паробки» — термин, в ряде случаев обозначавший княже­ских и боярских слуг, иногда военных, ближайшее окружение князя и боярина ¹⁵⁴. Он соответствует, таким образом, термину «отрок» (в узком смысле).

ОБ ИНОЭТНИЧНЫХ ЭЛЕМЕНТАХ В СОСТАВЕ ДРЕВНЕРУССКОЙ ДРУЖИНЫ

Подвижный характер военно-дружинной знати, ее «проти­воположность» родоплеменному строю и оторванность от об­щинной структуры общества способствовали включению в дру­жинную среду разноэтничных элементов. Распространенное в дореволюционной историографии мнение о первоначальной норманнской основе древнерусских дружин в свете современ­ных данных выглядит несостоятельным: оно опровергается как письменными данными, свидетельствующими о появлении дру­жин у славян не позднее VI в., так и древнерусскими археоло­гическими материалами IX—X вв., показывающими преобла­дание славянских погребений в дружинных могильниках¹⁵⁵. Однако и письменные известия, и данные археологии бесспор­но указывают на наличие в древнерусской дружине неславян­ских компонентов.

Для начального этапа существования дружины у восточных славян (до IX в.) таких данных недостаточно. В богатых кла­дах типа Матрыновского и Пастырского, связываемых с дру­жинниками, наряду с инвентарем славянской пеньковской культуры встречаются вещи, широко распространенные в Се­верном Причерноморье и Подунавье (поясные наборы и др.), но они не являются отражением одного определенного этно­са ¹⁵⁶.

Курганные комплексы IX—X вв. свидетельствуют о наличия в древнеруской дружине заметного скандинавского компонен­та. В Гнездове, по данным на конец 60-х гг., погребения скан­динавов составляли 4% от всех захоронений или 13% от числа этнически определимых. Таким образом, норманнские погребе- > ния в Гнездове относятся к славянским примерно как 1: 7 ^15Т. $ Встречаются захоронения дружинников скандинавского проис- * хождения и в Приладожье, и в Ярославском Поволжье¹⁵⁸.

Сложнее вопрос об иноэтничном компоненте в дружинах Русской земли» в узком смысле. Среди дружинных погребе-" Киева и Черниговщипы встречаются захоронения, по об­ряду трупоположения в срубах которые иногда трактуются как скандинавские: в Киевском некрополе они составляют около трети от числа погребений дружинников ¹⁵⁹. Однако конструк­ция этих погребальных сооружений не характерна для нор­маннских погребений в «камерах» ¹⁶°. Менаду тем комплексное исследование курганов Среднего Поднепровья показало, что трупоположения в подкурганных ямах с деревянными конст­рукциями свойственны для всего ареала земли летописных по­лян ¹⁶¹. Ие исключено, что обряд восходит к дославянскому на­селению этого региона — неславянской части носителей черня-ховской культуры и, возможно, далее к населению скифской эпохи¹⁶². Поскольку в раннем средневековье этот дославян-ский субстрат уже ассимилирован, и ассимиляция произошла несомненно ранее, чем укрепился дружинный слой у славян, постольку сохранение обряда захоронения в срубах в части дружинных погребений «Русской земли» не может интерпре­тироваться как свидетельство наличия в южнорусских дружи­нах иноэтничного компонента. Бесспорно скандинавским за­хоронением в Киевском некрополе можно считать лишь могилу № 114 — захоронение, имеющее явные скандинавские аналогии в погребальном обряде ¹⁶³.

В Шестовицах скандинавские вещи обнаружены в 12 из 26 захоронений, отнесенных исследователем могильника Д. И. Блифельдом к дружинным ¹⁶⁴. Г. С. Лебедев склонен от­носить к норманнским как раз примерно такое количество шес-товицких погребений¹⁶⁵. Но при этом признаются скандинав­скими захоронения в срубах. Д. И. Блифельд, подчеркивая, что скандинавские веши в захоронениях почти всегда сочетаются с местными, которые преобладают, полагал, что дружинники скандинавского происхождения в Шестовицах имелись, однако их процент был меньшим, чем процент захоронений со сканди- -навскими вещами ¹⁶⁶. В погребениях Черниговского некрополя варяжское присутствие не прослеживается ¹⁶⁷.

Варяги участвовали в походах Олега и Игоря на Визан­тию ¹⁶⁸, Владимир в борьбе с Ярополком привлекал варяжский наемный отряд ^16?, дважды нанимал варягов Ярослав для борь-бы за Киев со Святополком ^!70, и еще один раз — для войны с другим братом, Мстиславом ¹⁷¹. Последний факт участия варяж-ских наемников в руском войске относится к походу Владими­ра Ярославича на Византию в 1043 г.¹⁷² Однако отряды варя- гов-наемников не могут считаться древнерусскими дружинами. О вхождении скандинавов в ряды древнерусской военно-дру-жинной знати можно говорить лишь в случае их оседания на Руси. Исследование Г.С. Лебедева, сопоставившего археоло-гичнские данные о присутствии скандинавов в Восточной Евро-

пе со шведским археологическим материалом, показало, что многие викинги, пребывавшие длительное время на Руси на службе у русских князей, возвращались затем на родину, обо­гащаясь восточными драгоценностями (захваченными в похо­дах или приобретенными в результате торговых операций) ¹⁷³. Следовательно, часть попадавших на Русь варяжских дружин­ников лишь временно включалась в процессы общественного развития на Руси, и реальный процент викингов, вошедших в господствующий класс (военно-дружинную знать) Киевской Руси, должен быть ниже, чем процент захоронений дружинни­ков скандинавского происхождения на восточнославянской территории: часть захоронений принадлежала тем умершим на Руси дружинникам, для которых пребывание здесь было лишь временной службой.

Оседание варяжских дружинников на Руси было особенно частым до конца X в.— времени, с которого варяги стали не­редко после пребывания на Руси уходить на службу в Визан­тию ¹⁷⁴. Источники сохранили три известия, показывающих, как происходило конкретно оседание скандинавов на Руси: ПВЛ сообщает, что Владимир после захвата Киева избрал из варягов «мужи добры, смыслены и храбры, и раздан им гра­ды» ¹⁷⁵ (т. е. сделал их своими посадниками в русских горо­дах); по «Саге об Эймунде» на Руси остался Эймунд, предво­дитель дружины, нанятой Ярославом ¹⁷⁶; Патерик Киево-печер-ского монастыря сообщает о приходе на Русь в середине XI в. варяга Шимона со своим «домом» в 3000 человек¹⁷⁷. О замет­ном количестве варягов в дружинах древнерусских князей го­ворит значительное количество скандинавских имен в летопис­ных сообщениях о событиях X — начала XI вв. Особенно много таких имен упомянуто в текстах договоров с Византией 911 и 944 гг. Но преобладание норманнских имен среди послов объ­ясняется использованием подвижного варяжского элемента в дипломатической сфере ¹⁷⁸. Имена же лиц, которые посылают послов (перечень этих лиц есть в договоре 944 г.; преобладают скандинавские имена, имеются и славянские) — это имена чле­нов киевской княжеской династии, скандинавское происхожде­ние которой вероятно. Имена бояр великого князя, представи­телей дружинной знати, в договоре не названы ¹⁷⁹.

Что касается известий нарративного характера, то в лето­писных рассказах о событиях X — начала XI вв. упомянуто 15 имен, носители которых могут быть отнесены к дружинной знатн. Согласно выводам новейшего исследования по антропо-нимпи ПВЛ, среди них 11 славянских (Претич, Малко Любе-чанин, Лют ¹⁸°, Добрыпя, Блуд, Варяжко, Волчий Хвост, Кон­стантин Добрынпч, Путша, Талец, Ляшко), 2 скандинавских (Асмуд, Свенельд) и 2 тюркских (Горясер, Еловит) ¹⁸¹.

Археологические материалы дают возможность увидеть про­цесс ассимиляции варягов, осевших на Руси: на материалах

Гнездовского могильника было прослежено постепенное стира­ние скандинавских этнических признаков¹⁸²; в Тимеревском могильнике (Ярославское Поволжье доля погребений с норманн­скими чертами падает с 13% в X в до 35% в начале XI в.

Таким образом, несомненным является наличие в древнерус­ских дружинах скандинавского этнического компонента, посте­пенно растворявшегося в славянской среде. Время его появле­ния определяется данными археологии как конец IX в. для Верхнего Поднепровья (Гпездово) и начало Хв. для Среднего Поднепровья (Киев) ¹⁸⁴ Включение выходцев из Скандинавии в дружинный слой Киевской Руси прекращается к середине XI в. с завершением практики найма варяжских дружин.

С XI в. можно с определенностью говорить о включении в древнерусский дружиный слой тюркских и кавказских элемен­тов. Это было обусловлено как соседством основной русской территории со стенными кочевниками (печенегами, торками, затем половцами), так и существованием на Таманском полу­острове с конца X по конец XI в. русского Тмутараканского княжества. Под 1015 г. в ПВЛ упоминаются Еловит и Горя­сер — дружинники Святополка, участвовавшие в убийстве Бо­риса и Глеба¹⁸⁵. Под 1023 г. говорится, что князьтмутаракан-ский Мстислав «поиде... на Ярослава с козары и съ касогы» ¹⁸⁶; часть их могла остаться в дружине Мстислава после его вокня-жеиия в Чернигове.

Для конца XI—XII вв. известно немало тюркских имен у дружинников: отрок Владимира Мономаха Бяндюк¹⁸⁷, отроки Давыда Игоревича Улан и Колчко ^1М, некто Кульмей, близкий к Васильку Ростиславичу ¹⁸⁹, Торчин, боярин Олега и Давыда Святославичей ¹⁹°, дружинник Мстислава Изяславича Олбырь Шерошевич¹⁹¹, «милостник» Святослава Всеволодовича Коч-карь ¹⁹².

В целом можно заключить, что из иноэтиичных элементов в древнерусской дружине с конца IX до середины XI в. преоб­ладал скандинавский, а с середины XI в.— тюркский ¹⁹³.

Глава IV.

ДРУЖИНА И АППАРАТ УПРАВЛЕНИЯ. ПРАВОВОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ДРУЖИННИКОВ

Участие дружинников в системе государственного и вотчин­
ного управления отмечалось многими исследователями. Но
остается невыясненным вопрос, насколько значительным оно
было, в какой мере дружинная знать обеспечивала кадры адми­
нистративного аппарата.

Должности и институты апарата управления в Киевской Руси могут быть подразделены на три группы: 1) появившиеся в доклассовом обществе и приспособленные к нуждам нового строя; 2) появившиеся с возникновением и развитием антаго­нистических классов и государства; 3) появившиеся с возник­новением вотчинного землевладения и связанные с ним.

Из должностей и институтов, относящихся к первой груп­пе, под наиболее ранней датой (945 г.) в летописи упомянут «воевода»: «Вольга иге бяше в Киеве с сыном своим с дЪтъском Святославом, и кормилец его Асмуд, и воевода бЪ СвЪнельд» ². Воеводы упоминаются далее многократно как предводители различных по численности военных отрядов³. Они могут дей­ствовать как самостоятельно⁴, так и при князе ⁵. Слово «воево­да» — общеславянское⁶, что свидетельствует в пользу первич­ного значения этого термина — предводитель племенного опол­чения. В то же время характерно, что «воевода» никогда не отождествлялся в древнерусских источниках домонгольского периода с «князем»⁷. Вероятно, в доклассовом обществе раз­личие между этими понятиями заключалось в том, что долж­ность князя — племенного вождя — была постоянной, в то вре­мя как воевода выбирался на время военных действий как по­мощник князя в осуществлении руководства войском (может быть, его недружинной частью). На Руси в X—XI вв. воево­да — должность уже постоянная, существующая и в мирное время⁸.

Известия о древнерусских воеводах со всей очевидностью показывают, что в Киевской Руси X—XIII вв. воеводы были лицами, назначаемыми князьями из числа членов старшей дружины⁹. Мнение И. Я. Фроянова о наличии на Руси «зем­ских» воевод ¹⁰ нельзя признать основательным. Один из таких предполагаемых Фрояновым воевод — Претич — называет себя «мужем» князя". Другой — Костячко (отнесенный к «зем­ским» только потому, что он отсутствовал среди окружения Изя-слава в момент его «прений» с толпой «людей кыевских» на «княжом дворе» (1068 г.))¹², упомянут в числе лиц, «уста­вивших» вместе с князьями Изяславом, Святославом и Всево­лодом Правду Ярославичей, а эти лица не «земские лидеры», как считает И. Я. Фроянов ¹³: ст. 2 ПП называет их «мужами» трех упомянутых князей («По ЯрославЪ же паки совкупишася сынове его: Изяславъ, Святославъ, Всеволодъ и мужи ихъ: Коснячько, ПеренЪг, Никифоръ...»). Упоминание в летописях воевод «русских» ¹⁴, галицких ¹⁵, воевод «холмян» ¹⁸ и «бересть-ян» ¹⁷ вызвано не их «земским» характером, а тем, что воеводы назначались князьями во главе городских ополчений. Лишь воевод Новгорода и его «пригорода» Пскова ¹⁸ можно считать не связанными с князем, но эта их особенность — не исконная, а приобретенная в результате выхода новгородской знати из дружинной организации.

Одним из спорных вопросов, связанных с историей государ­ственного аппарата Киевской Руси, является вопрос о наличии и характере такого института, как совет («дума») при князе. Некоторые дореволюционные исследователи полагали, что та­кого рода специальное совещательное учреждение существова­ло ¹⁹. Эта точка зрения была подвергнута критике С. В. Юшко-вым. По его мнению, постоянно действующим советом князя была дружина, совет с которой с середины XI века стал «мед­ленно заменяться советом с наиболее близкими и влиятельными вассалами л министериалами, и опять без создания какого-либо особого учреждения²⁰. В. Т. Пашуто считал, что «феодальный совет при князе — однопалатный сословный орган, давний ус­тойчивый институт политического строя Древней Руси. В со­став совета входили вассалы князя и бояре, в мирное время — духовная знать, в военное время — руководители союзников»²¹. Совет при князе, по мнению В. Т. Пашуто, «возник как вер­ховный орган раннефеодального государства; он поглотил со­веты знати объединенных земель»²². В ведении совета были вопросы законодательства, управления, внешней политики, су­да²³. Л. В. Черепнин полагал, что «боярская дума» была уч­реждением с достаточно устойчивой организацией: в ее дея­тельности принимали участие члены княжеской семьи, дру­жинники, иногда епископы²⁴.

Обращаясь к рассмотрению проблемы княжеского совета в Киевской Руси, следует учитывать, что в догосударственный период существовали три типа совещаний, которым княжеский совет мог (в той или иной мере) наследовать: народное собра­ние, совет старейшин (атрибуты политического строя, называе­мого «военной демократией») ²⁵ и совещание князя со своими дружинниками (последнее может появиться, естественно, толь­ко с возникновением института дружины). Вопрос о том, в ка­кой степени княжеский совет наследовал (и наследовал ли) каждому из этих типов совещаний, не менее важен, чем вопро­сы, обычно ставившиеся в связи с проблемой совета: 1) состав совета; 2) наличие или отсутствие устойчивой организацион­ной структуры совета; 3) круг вопросов, обсуждавшихся на совете.

Всего существует 67 известий о совещаниях князей с лица­
ми иного социального положения в X—XII вв. Из них 62 со­
общают о конкретных фактах таких совещаний. Наибольшее
количество известий говорит о совете по вопросам войны и ми­
ра, внешней политики — 41 (X в.— 4²⁶, XI — 4²⁷, XII — 33²⁸).
На втором месте вопросы престолонаследия, распределения
княжеских столов — 10 (XI в.— 1 ²⁹, XII — 9 ³⁰). Пять известий
указывают на совещания по религиозным вопросам (X в.— 3³¹,
XII - 2 ³²), четыре (X в.- 2³³, XI - 1³⁴, XII - 1³⁵) - на фак­
ты совета по вопросам права. Два упоминания о совете связа­
ны с обвинениями, выдвинутыми против князей (XI в.— 1³⁶,
XII — I³⁷). Кроме того, четыре упоминания (X в.— I³⁸, XI —

2³⁹, XII — 1⁴⁰) говорят вообще об обычае князя «думать» с
дружиной, одно (XI в.) ⁴¹ — о частых совещаниях князя с
епископами по вопросам религии. Наконец, в трех известиях
(XII в.) упомянуты «думцы» ⁴² .

Чаще всего советники князя названы дружиной — 24 раза (X в.-3, XI-4, XII-17), 18 раз-мужами (XI в.-1, XII — 17), 4 раза — боярами (X в.— 1, XII — 3). Трижды в ка­честве советников выступают бояре и старцы (X в.) дважды — епископы и старцы (X в.), мужи, дружина и Черные Клобуки (XII в.). В двух случаях (конец XI в.) речь идет о совете с младшими дружинниками (в обход старших). По одному разу в роли советников выступают: древляне (X в.); епископы (XI в.); бояре и кияне (XI в.); новгородцы (XI в.); «люди» князя (XII в.); бояре, дружина и кияне (XII в.); бояре и дру­жина (XII в.); угорские мужи (XII в.); дружина, кияне и Черные Клобуки (XII в.); мужи и епископ (XII в.); передние мужи, они же дружина, и епископ (XII в.); милостник (XII в.).

Очевидно преобладание дружинных элементов в княжеском совете, причем названиями «дружина», «мужи», «бояре» мо­жет обозначаться совет князя как по военным делам, так и по иным вопросам (законодательство, престолонаследие и др.).

Четыре раза, в рассказах о событиях конца X в., в качестве советников называются «старцы». Выше указывалось, что этот термин вряд ли отражал реальную сущность общественной ка­тегории времен Владимира. Можно лишь допустить, что со­хранение в летописных преданиях (записанных, скорее всего, примерно столетием позже описываемых в них событий) ука­заний на совет князя со старцами отражает факт существова­ния в догосударственный период в восточнославянских племен­ных княжествах и союзах племенных княжеств совета старей­шин, с мнением которого должен был считаться князь. Леген­дарный характер рассказа об убийстве Игоря в 945 г., на кото­рое древляне решились, «сдумавше со княземъ своимъ Ма-ломъ», не дает возможности судить с уверенностью, какое со­вещание имеется в виду.

Редко (пять раз) в числе княжеских советников названы епископы: в двух случаях (996 г.) речь идет о вопросах судо­производства, в одном (1164 г.) — о престолонаследии, в одном (1159 г.)— о погребении митрополита, одно упоминание (XI в.) говорит об обычае князя совещаться с епископами по религиозным вопросам.

В пяти известиях назван широкий круг советников: бояре и кияне (1097 г.); бояре, дружина и кияне (1147 г.); мужи, дружина и Черные клобуки (1147 г.); бояре и «вся дружина» (1149 г.); дружина, кияне и Черные клобуки (1151 г.). В од­ном случае в совете участвуют иностранцы — «угорские мужи» (1150 г.). Пять последних упоминаний относятся к советам по поводу военных действий, связаны с князем Изьяславом Мсти-

славичем и сконцентрированы в пределах 4 лет (1147—1151 г.). По-видимому, в условиях междоусобных войн середины XII в. Изяслав прибегал к расширенным совещаниям, в которых вме-сте с его приближенными участвовали младшие дружинники и представители союзных Изяславу сил — киевского ополчения, Черных клобуков и (однажды) венгерского войска.

В остальных известиях о совете, когда есть прямые или косвенные указания на численность советников, она оказыва-ется очень небольшой. Четыре прямых известия такого рода (заголовок Правды Ярославичей, ст. 53 КП, известия 1167 и 1180 гг.) дают численность от 1 (эту «думу» Святослава Всево­лодовича с княгиней и милостником Кочкарем в 1180 г. можно считать советом лишь условно) до 6 человек. На небольшую численность совета указывают и известия 1103 и 1111 гг.— князья и их «дружины» совещаются, сидя в «едином шатре». В целом обзор известий о княжеском совете в Киевской Ру­си позволяет заключить, что этот институт был генетически связан с совещанием князя со своей дружиной. С вечем — ин­ститутом, в раннефеодальном обществе наследующим народно­му собранию догосударственной эпохи, княжеский совет никог­да не пересекается. Нет данных и для предположения о его связи с советом старейшин. Совет при князе в Киевской Руси X—XII вв. не является учреждением с какой-либо четкой ор-ганизационной структурой — он представляет собой, как пра­вило, совещание князя со своими ближайшими приближенны­ми, верхушкой дружины. Очевидно, исходным пунктом эволю­ции совета было совещание князя со всеми своими дружинни­ками. Возможно, в X в. состав совета был достаточно широким. Но в раннефеодальном обществе, с количественным ростом служилого слоя и с усилением княжеской власти совет стал совещанием узкого состава, включавшим в себя лишь верхушку дружины. Такой совет перобладает в XI и XII вв. Увеличение известий о совете для XII в. (46 против 7 для XI в. и 8 для X в.) вызвано как большим количеством источникового мате­риала по этому столетию, так и увеличением числа самостоя­тельных князей, связанным с переходом к феодальной раздроб­ленности. На совете обсуждались главным образом вопросы войны и мира, порядка занимания князьями «столов» и вопро­сы, связанные с законодательством. На судебные функции со­вета указаний нет. Известия «Поучения» Владимира Мономаха, ПВЛ под 1093 г. (о совете Всеволода) и упоминания «думцев» указывают на то, что деятельность совета была достаточно по­стоянной⁴³. Из ряда известий (1093 г., о совете Всеволода и Святополка; 1168 г., об обвинении против Мстислава; 1180 г., о совете Святослава с Кочкарем; 1188 г., о Владимире Гали-цом) ⁴⁴ видно, что в глазах современников (по крайней мере летописцев) «дума» с дружиной, причем не со всей, а с пред­ставителями ее верхушки — «первой», «большей» дружиной

(1093 г.), «лепшими мужами» (1180 г.), считалась обязанно­стью князя. Можно полагать, что в летописных упоминаниях о совете зафиксирована лишь небольшая часть фактов его дея­тельности. К совещанию князя с приближенными в источни­ках применяются термины «совет» и «дума» (соответственно три и два раза) ⁴⁵, поэтому их правомерно употреблять и в на­учной литературе по отношению к этому институту.

Весьма важен вопрос об отношении дружинников к долж­ностям, отражающим так называемый «десятичный принцип деления общества»—тысяцкими, сотскими, десятскими. Проб­лема эта издавна порождала споры. М. Ф. Владимирский-Буда-нов и М. С. Грушевский считали десятичную систему «докня-жеской» по происхождению военной организацией, а древнерус­ских тысяцких и сотских — представителями «земства» ⁴⁶. По мнению А. Е. Преснякова, эта система и связанные с ней долж­ности возникли как древнейшая государственная организация, вместе с княжеской властью. Тысяцкие назначались из княжих мужей, сотские и сотни были исключительно городской орга­низацией⁴⁷. С. В. Юшков полагал, что десятичная система воз­никла из деления войска в племенной период на тысячи, сотни и десятки во главе с тысяцкими, сотскими и десятскими. В «до­феодальный», по терминологии автора, период (IX—X вв.) с усилением княжеской власти тысячами и сотнями стали назы­ваться княжеские гарнизоны в городах, возглавляемые назна­ченными князем командирами — тысяцкими и сотскими. Посте­пенно военная функция этих лиц переросла в административно-территориальную ⁴⁸. По мнению Б. Д. Грекова, «деление на де­сятки, сотни и тысячи возникло в тот момент, когда роды и племена объединялись для общих целей в большие организа­ции военного характера, т. е. в период «военной демократии», когда вооруженный народ выступал в военных предприятиях. Эта десятичная система не отрицала целиком родовых связей, но она их восполняла, вносила порядок в движение людских масс, превращала толпу в войско» ⁴⁹. По мнению М. Н. Тихо­мирова, тысяцкие и сотские были древнерусскими городскими властями и появление этих должностей было связано с возник­новением городов⁵⁰. И. Я. Фроянов считает, что «тысяча» и «сотня» — «земские» организации, уходящие корнями в перво­бытнообщинную эпоху: первая — военная (ополчение, центром которого являлся город), вторая — также и территориально-ад­министративная; деление на сотни распространялось не только на города, но и на сельскую округу; тысяцкие могли назна­чаться и из числа княжих мужей⁵¹. Б. А. Рыбаков предполага­ет, что десятичный принцип (в основе своей — первобытнооб­щинный) первоначально был военно-учетным. Исследователь обратил внимание на упоминание в источниках еще одного термина, связанного с десятичной системой— «тьма». По мне­нию Б. А. Рыбакова, «тысяча» соответствовала племени, а

«тьма» — союзу племен⁵². М. Б. Свердлов считает, что десятич­ная система восходит к доклассовому обществу; но в раннефео-дальный период «институт тысяцких стал органом княжеского административного управления, куда назначались княжне му­жи и местная знать». Происхождение власти сотских неясно — были они выборными или назначались князем, но в XI — XIII вв. сотенная организация входила в систему государствен­ного управления⁵³.

То, что зарождение десятичной системы относится к доклас­совому обществу, не вызывает сомнений. В главе I отмечалось, что для германцев и славян была характерна ломка племенной структуры накануне складывания раннесредневековых госу­дарств. Представляется, что именно с этой ломкой, в ходе ко­торой «старые» племена (с кровнородственными связями в основе) сменились территориальными образованиями — пле­менными княжествами и союзами племенных княжеств, связа­но появление десятичного деления общества⁵⁴. По-видимому, «тысячей» именовалась военная организация племенного кня­жества⁵⁵. О связи «тысяч» именно с военной организаций гово­рит тесная соотнесенность этого понятия с понятием «воево­да»: «воеводьство держащю Кыевьскыя тысяща Яневи»⁵⁶; «воеводьство тогда держащю тысящая Кыевьскыя Ивану Слав-новичю» ⁵⁷.

В период, когда термин «тысяцкий» появился в древнерус­ских источниках (наиболее раннее упоминание относится к 1089 г.), должность, соответствующую ему, занимали предста­вители княжеской дружины. Первые упомянутые в летописи тысяцкие — Янь и Путята Вышатичи, сыновья воеводы Выша-ты, праправнуки Добрыни, дяди Владимира Святославича^5S. В Пространной Правде названы киевский тысяцкий Ратибор, белгородский — Прокопий и переяславский — Станислав, все вместе определяемые как «дружина» Владимира Мономаха (ст. 52); Ратибор служил еще отцу Владимира, имел двор в Переяславле ⁵⁹. Много раз тысяцкие названы только по князю, которому они служат, без указания на территорию их «тыся­чи» ⁶⁰. Факт наименования тысяцких только по территории, без указания на князя-сюзерена⁶¹, вовсе не свидетельствует об их «земском» характере: поскольку тысяцкие назначались на военно-административную должность, связанную с территори­альным делением, такое именование было естественно: так, Ге­оргий Симонович, в Киево-Печерском патерике названный ты-сяцким Юрия Долгорукого, именуется в летописи ростовским тысяцким ⁶². И. Я. Фроянов называет в качестве примера «зем­ских» тысяцких Улеба, Лазаря и Давыда (киевских тысяц­ких) ⁶³. О Давыде Яруновиче сказано (под 1136 г.), что он ки­евский тысяцкий, один из членов «лучшей дружины» князей Владимировичей, попавшей в плен к Ольговичам⁶⁴. Улеб «дер­жал тысячю» у великого князя Всеволода Ольговича; брат по-

следнего Игорь решил оставить Улеба в должности: «Держи ты тысячю, какъ еси у брата моего держалъ» (1146 г.); Улеб, однако, взял сторону Изяслава Мстиславича, рассчитывая, ви­димо, получить большую выгоду⁶⁵. В описании событий еле дующего года Улеб упоминается как приближенный Изясла­ва — князь отправляет его послом к черниговским князьям в начале своего похода против Юрия Долгорукого, но тысяцким здесь Улеб не назван, а в рассказе об убийстве Игоря Ольгови-ча (происшедшем немного позже) киевским тысяцким назван Лазарь. Он отделен в летописи не вообще от «княжеского ты-сяцкого», как пишет Фроянов⁶⁶, а от Рагуила, тысяцкого Вла­димира Мстиславнча, брата Изяслава⁶⁷. Скорее всего, Лазаре был поставлен вместо Улеба на должность киевского тысяцкого Изяславом. Тождествен ли этот Лазарь киевскому боярину Ла­зарю Саковскому (одному из участников заговора против Иго­ря в пользу Изяслава⁶⁸) или не названному по имени тысяцко-му Изяслава, который в 1146 г. был им послан «со стягом» в авангарде и соединился с киянами, принявшими сторону Изя­слава⁶⁹,— неясно. Таким образом, нет оснований полагать, что кто-либо из трех упомянутых И. Я. Фрояновым тысяцких был должностным лицом «земским», а не назначенным князем (при этом очевидна принадлежность Давыда Яруновича к киевской старшей дружине). Различия в определении тысяцких (по го­роду или по князю) позволяют лишь предполагать, что долж­ность тысяцкого могла иногда утрачивать связь с определенной территорией: тысяцкий мог занимать свою должность в том го­роде, где оказывался его князь. Тысяцкие возглавляли ополче­ние своей «тысячи», превращаясь таким образом с началом во­енных действий в воевод, а в мирное время осуществляли адми­нистративные функции⁷⁰.

В Новгороде институт тысяцких имел специфику. Эта долж­ность не упоминается здесь до конца XII в.: лишь с этого вре­мени в Новгороде появляется тысяцкий в качестве второго по значению после посадника лица в системе новгородского бояр­ского управления. Этот новгородский тысяцкий не имеет отно­шения к дружинной организации⁷¹.

Что касается сотен и сотских, то, хотя упоминания о них в древнерусских источниках ограничены территорией городов, нельзя отрицать, что сотни могли существовать и в сельской местности, во всяком случае в догосударственный период. Из известных упоминаний неясно, назначались сотские в Киев­ской Руси князем или были выборными лицами. Однако в этом плане представляет интерес исследование Б. А. Рыбаковым бы­лины о Ставре Годиновиче. Б. А. Рыбаков отождествил героя былинного сюжета, с одной стороны, с новгородским сотским боярином Ставром, упоминаемым под 1118 г., а с другой — со Ставром Гордятиничем, лицом, известным по надписи-граффи­то на стене Софийского собора в Киеве и по «Поучению» Вла-

димира Мономаха, где он выступает в качестве приближенного молодого Владимира⁷². Если верно отождествление сотского Ставра со Ставром Гордятиничем, то оказывается, что даже в Новгороде на рубеже XI—XII вв. сотские могли назначаться из числа княжих мужей.

«Десятские» упоминаются лишь однажды рядом с сотскими (под 996 г. в рассказе о пирах Владимира) ⁷³, поэтому об их отношении к дружинной организации судить трудно.

В целом можно констатировать, что начиная со времени не позднее XI в. княжеская власть использует десятичную систе­му деления общества для укрепления своих позиций, назначая на должности предводителей крупного ее подразделения — «тысячи» (а может быть, и более мелкого — «сотни», по край­ней мере, в городах) своих приближенных из числа старших дружинников. Занятие представителями дружинной корпора­ции должности тысяцкого, равно как и воеводы, иллюстрирует положение Энгельса о дружинниках как готовом офицерском корпусе в крупных войнах⁷⁴

Со становлением системы управления раннефеодального го­сударства появляются новые должности, не связанные проис­хождением с доклассовым обществом и также занимаемые представителями дружинной знати. Должность посадника на­чинает упоминаться в летописи при описании событий второй половины X в.: «А Ярополкъ посадники своя посади в НовЪго-родЪ» (977 г.); «Приде Володимиръ съ варяги Новугороду и рече посадникомъ Ярополчимъ...» (980 г.) ⁷⁵. «И съзываше бо-ляры своя, и посадницы...» (996 г.)⁷⁶. Посадник — княжеский наместник в городе, где нет князя⁷⁷. Подобно тысяцкому,_он не-_ сет функцию воеводы (так, в ПВЛ новгородский посадник Ост-ромир, внук Добрыни, назван «воеводой новгородским.» ⁷⁸).I В Новгороде в XI в. посадник функционирует только в отсут-ствие князя⁷⁹. Лишь с конца XI столетия, в связи с усилением новгородского боярства, должность посадника становится по­стоянной и не зависит от пребывания в городе князя⁸⁰.

Посадники обычно назначались из числа бояр; однако из­вестие 1176 г. показывает, что посадниками могли быть и дет­ские⁸¹. Это явление, вероятно, зародилось в XII в. с усилением значения данной категории дружинников.

К институту посадничества относятся летописные упомина­ния о раздаче князем городов «мужам», о «держании» городов боярами⁸². Посадники выполняли по отношению к городу и прилегавшей к нему волости функции верховного управления, податные и судебные⁸³, т. е. те же, которые осуществляли кня­зья (правившие в наиболее крупных городских центрах); в ру­ках посадников, следовательно, находилось распоряжение до­ходом, поступающим от корпоративной эксплуатации населе­ния.

5*

Совпадение по времени первых упоминаний о посадниках с ликвидацией самоуправления союзов племенных княжеств показывает, что возникновение института посадничества было связано с этим процессом⁸⁴. Очевидно, посадники сажались в мелкие раннегородские центры на территориях, на которые распространялась централизованная система управления, в то время как в крупные центры назначались князья, представите­ли киевской династии.

Особой категорией должностных лиц выступают в источни­ках мечники. Мечник упомянут в ст. 1 Русской Правды в числе лиц, защищаемых 40-гривенной вирой. В ст. 33 КП устанавли­вается 12-гривенный штраф «за муку» мечника. В ст. 41 меч­ник выступает как судебный чиновник; в его пользу идет часть дохода от судебных пошлин— «продаж» («А от гривне мечни­ку куна»). В ст. 86 мечник упомянут в качестве одного из су­дебных исполнителей при испытании железом; в его пользу идет часть судебной пошлины.

Трижды упоминаются мечники в летописных известиях. Под 1146 г. рассказывается о том, что восставшие киевляне, обратив свой гнев на приближенных умершего князя Всеволо­да Ольговича, «устремишася на Ратьшин двор грабить и на мЪчъникы» ⁸⁵. Под 1174 г. упоминается мечник князя Андрея Боголюбского Михи, отправленный послом к Ростиславичам⁸⁶. Мечники называются рядом с детскими в качестве княжеских людей — жертв восстания в Боголюбове после убийства Анд­рея⁸⁷.

Большой интерес представляет находка в Новгороде дере­вянного цилиндра, датируемого концом X — началом XI в., с надписью: «Мецьницъ мъхъ въ тихъ мъгЪ (хъ) Полътвьчь» ⁸⁸. Как показал В. Л. Янин, цилиндр предназначался для марки­ровки мешка с долей доходов от «продаж», положенной меч­нику⁸⁹.

Таким образом, мечники — особая группа княжеских людей, выполнявших судебные функции и получавших за это часть - дохода от судебных пошлин. Появление мечников следует, оче­видно, отнести ко второй половине X в. (первые известия о них — надпись па деревянном цилиндре, ст. 1 Русской Прав­ды— датируются концом X — началом XI в.), из чего следует, что в этот период вместе с ликвидацией «автономии» союзов племенных княжеств сложился не только институт посадни­ков — управителей городов с прилегающими к ним территория­ми, но и особая категория княжеских судебных чиновников.

Лица, осуществлявшие сбор судебных пошлин, именовались также «вирниками» и «емцами» (ст. 41,42 КП и ст. 9,10 ПП) ⁹⁰.

В ст. 19 КП упоминается княжеский «подъездной». Этот термин трактуется как «сборщик податей». В. Л. Янин выска­зался за тождество подъездного и мечника. Эта точка зрения представляется убедительной, но вызывает сомнение отнесение

мечника ст. 1 Русской Правды к другой категории — рядовых дружинников⁹¹. Ст. 1 восходит к так называемой Древнейшей Правде или Правде Ярослава (начало XI в.): в это время за убийство мечника могла полагаться 40-гривенная вира. В по­следующем упоминание мечника в ст. 1 сохранилось, хотя в реальной жизни эту должность исполняли «княжие мужи», охраняемые согласно ст. 1 ПП двойной вирой. В пользу такого предположения говорит тот факт, что ст. 33 КП (относящаяся к так называемой Правде Ярославичей, середина XI в.) уста­навливает «за муку» мечника штраф 12 гривен, так же как «за муку» огнищанина и тиуна, жизнь которых охранялась, соглас­но ст. 19 — 22 КП, 80-гривенной, двойной вирой. Вероятнее все­го поэтому, что и в ст. 1 под мечником имеется в виду княже­ский судебный чиновник, а рядовые дружинники обозначены в ней термином «гридин».

Несколько раз встречается в летописях термин «данник» в смысле «сборщик дани». Трижды он упомянут в новгород­ском летописании как название лица, возглавляющего отряд, собирающий дань на новгородской периферии, либо всех участ­ников этого мероприятия⁹². В ПВЛ под 1096 г. упоминаются «данники» князей Олега и Ярослава Святославичей, захвачен­ные Мстиславом Владимировичем⁹³. «Данники» здесь — сбор­щики дани в захваченной Олегом Ростовской земле: выше гово­рится, что Олег «перея всю землю Муромску и Ростовьску, и посажа посадникы по городом, и дани поча брати» ⁹⁴. Очевид­но, данниками именовались княжеские сборщики поземельной подати с лично свободного населения.

Ст. 37 и 38 ПП упоминают «мытника» — сборщика торго­вых пошлин. В 1150 г. некий «мытник» спас князя Бориса Юрьевича от плена, «переметав» мост. Из летописного расска­за ясно, что этот мытник нес службу у моста через р. Ирпень у Белгорода, т. е. выполнял функцию таможенника⁹⁵.

Как обозначение мелкого должностного лица иногда упот­ребляется в конце X—XIII вв. термин «бирич» (известный в этом значении и в более позднее вермя) ⁹⁶. Вероятно, эту долж­ность исполняли княжеские люди (исключая новгородских би-ричей) —в ПВЛ биричи выступают (под 992 г. и в «Поуче- \ нии» Владимира Мономаха) именно в таком качестве («Воло- \ димеръ же приде въ товары, и посла биричи по товаромъ...»; \ «На посадники не зря, ни на биричи, сам творилъ, что было надобЪ, весь нарядъ»).

В качестве судебных чиновников выступают в источниках ябетники. Называются они (исключая известия XV—XVI вв.) в ст. 1 КП (в ПП нет), в НПЛ под 1218 г.⁹⁷ и в берестяных грамотах № 235 и 421⁹⁸. В этих последних ябетники выступа­ют в качестве судебных исполнителей, причем в грамоте № 235 — в деле об уплате долга. Учитывая новгородское про­исхождение ст. 1 Русской Правды, следует признать, что «ябет-

, 69

ник» — новгородский термин; функции этой категории лиц сходны с функциями детских, упоминаемых в договорах Смо­ленска с немцами (судебные исполнители). Детские, упоминае­мые в новгородских источниках, всегда сопровождаются опре­делением «княжие»; ябетники же относятся к среде новгород­цев.

В Русской Правде упоминаются должности «городника» (ПП. Ст. 96) и «мостника» (КП. Ст. 43; ПП. Ст. 97) —княже­ских чиновников, ведающих строительством городов и мостов и взимающих за это в свою пользу пошлины.

В ПП дважды упомянут термин «метельник» как обозначе­ние помощника сборщика судебных пошлин (ст. 9, 107). Наи­более вероятно происхождение этого названия от понятия «ме­тить» — метельник метил доли судебных доходов и изготовлял для них «меты»⁹⁹ . В ст. 9 термин «метельник» употреблен как альтернативный названию «отрок» — очевидно, первый служил в данном случае наименованием отрока — члена младшей дру­жины, выполнявшего обязанности помощника вирника — по функциональному признаку.

В летописях дважды упоминается должность «меченоши». Под 1210 г. рассказывается о том, что Всеволод Большое Гнез­до «посла с полком Кузму Ратшича, меченошю своего, и взя Тепру, и възвратися со многым полоном в Володимерь» ¹⁰⁰. Под 1225 г. говорится о гибели Василя, меченоши князя Ярослава Всеволодовича ¹⁰¹. По-видимому, меченошами именовались осо­бо приближенные к князю лица — оруженосцы-телохранители, причем они могли иногда назначаться (благодаря своей близо­сти к князю) на командные должности в войске.

Должность, связанная с развитием княжеского домениаль-ного хозяйства — «тиун» — начинает упоминаться с середины XI в. В Правде Ярославичей тиун пазван рядом с огнищапи-< ном, княжим подъездным и «конюхом старым» в числе высших должностных лиц княжеской вотчины, за убийство которых полагается двойная вира — 80 гривен (ст. 21, 22), и вместе с огнищанином и мечником — в числе лиц, «за муку» которых полагается 12 гривен (ст. 33). В Пространной Правде в ст. 1 «тиун княж» назван как лицо, охраняемое 80-гривенным штра­фом, а также как управитель княжеским доменом с определе­нием «огнищныи» и «конюший» и с указанием того же штрафа (ст. 12). В XII—XIII вв. термин «тиун» начинает все чаще выступать в качестве обозначения княжеского управителя во­лости или города ¹⁰². Таким образом, административно-хозяйст­венная деятельность княжеских тиунов перерастает в админи­стративно-судебную ¹⁰³.

Тиуны появляются и у бояр с развитием боярского земле­владения: ст. 1 Пространной Правды упоминает боярского тиу­на, который, в отличие от княжеского, охраняется обычной ви-

рой — 40 гривен; есть упоминание о боярских тиунах и в ле­тописи ¹⁰⁴.

(Итак, в середине — второй половине X в. с ликвидацией автономии союзов племенных княжеств начинает складываться централизованный и разветвленный аппарат управления. В ка­честве должностных лиц государственной, а с формированием княжеского домена — и вотчинной администрации выступают представители дружинной знати. К рассмотренным в главе должностям следует добавить огнищан, отроков (в широком смысле), детских — эти термины, служили для обозначения не только социальных групп, по и должностных лиц, выделяемых из их среды — управителей княжеским домениальным хозяй­ством в XI в. («огнищане», со второй половины XI столетия этот термин заменяется названием «тиун огнищныи»), помощ­ников сборщиков податей («отроки» в XI в.), судебных ис­полнителен («отроки» в XI в., «детские» во второй половине XI—XIII вв.) ¹⁰⁵.

При князьях действует совет (дума), генетически связан­ный с совещанием князя со своей дружиной. В XI—XII вв. со­вет представляет собой совещание князя со своими ближайши­ми приближенными.

Князья назначают из числа дружинников воевод — предво­дителей различных но численности и назначению военных от­рядов, тысяцких — высших должностных лиц в десятичной си­стеме деления общества, восходящей к последнему этапу раз­вития родоплеменного строя. Дружинники являются средой, из которой назначаются лица и ни должности, появившиеся с раз­витием системы государственного и вотчинного управления: на­местники в городах — посадники; сборщики поземельных по­датей — данники; судебные чиновники — мечники, вирники, емцы, подъездные; сборщики торговых пошлин — мытники; мелкие должностные лица — биричи, метельпики; управители домениального хозяйства, с XII в. занятые я в государственном управлении — тиуны. Участие в системе управления обеспечи­вает доходы представителей дружинной знати, выполняющих административные функции.

В Новгороде должностные лица выходят из дружинной ор­ганизации по мере того, как выходит из нее новгородская знать: посадники — с рубежа XI—XII вв., ябетники — возмож­но, и раньше. Тысяцкие в Новгороде появляются в конце XII в., когда новгородское боярство уже стоит вне дружины. В целом можно констатировать, что для раннефеодального пе­риода на Руси характерно совпадение аппарата управления (во всяком случае, его высшего слоя) с дружинной знатью.

Упоминания представителей дружинной знати в памятни­ках права уже рассматривались в главах, посвященных катего-

риям дружинников и их участию в системе управления. Тем не менее представляется полезным осветить в целом положение членов дружины в древнерусском праве.

Наиболее ранние памятники, сохранившие записи древне­русских правовых норм,—договора Руси с Византией 911 и 944 гг.— не содержат упоминаний о дружинниках: согласно их нормам, «русин» может быть «имовит» или «неимовит» ¹⁰⁶. Мож­но полагать, что дружинники входили в число «имовитых», но не исключено, что такое деление отражает тот факт, что в пер­вой половине X в. дружинная знать еще не превратилась окон­чательно в привилегированный слой.

Напротив, в Русской Правде представители дружинного слоя упомянуты многократно.

В ст. 1 КП, относящейся к так называемой Древнейшей Правде, возникновение которой относят к новгородским собы­тиям 1015—1016 гг., в числе лиц, охраняемых 40-гривенной ви­рой, названы гридин, ябетник и мечник: «Убьеть мужь мужа, то мстить брату брата... аще не будеть кто мьстя, то 40 гривен за голову, аще будеть русин, любо гридин, любо купчина, любо ябетник, любо мечник, аще изъгои будеть, любо Словении, то 40 гривен положити за нь». Принимая мнение о том, что упо­минание изгоя в статье появилось позже 1016 г.¹⁰⁷, учитывая политическую ситуацию в Новгороде в начале XI в. и данную выше трактовку терминов «гридин», «ябетник» и «мечник», представляется возможным следующим образом раскрыть со­держание данного перечня: русин и Словении обозначают сво­бодных жителей Киевской и Новгородской земель безотноси­тельно к социальному положению; между ними названы груп­пы населения, присутствовавшие в Новгороде в период состав­ления Древнейшей Правды: гриди — княжеские дружинники (а может быть, и новгородская верхушка), купцы, ябетники — новгородские судебные чиновники и мечники — княжеские су­дебные чиновники. Очевидно, перечислены категории, наибо­лее подверженные опасности в случае волнений в Новгороде.

Ст. 19—23, относящиеся к так называемой Правде Яросла-вичей (наиболее вероятное время составления — вторая четверть XI в.) ¹⁰⁸, устанавливают 80-гривенные штрафы за убийство княжеских дружинников, занимающих высшие должности в управлении княжеской вотчиной: огнищанина, тиуна, подъезд­ного, старшего конюха. Ст. 33 говорит о 12-гривенпом штрафе «за муку» огнищанина, тиуна и мечника.

В ст. 41 упомянут мечник в качестве сборщика «продаж».

В ст. 42 («Покон вирный») назван вирник — сборщик кня­жеских пошлин.

Ст. 1 Пространной Правды повторяет перечень ст. 1 КП лиц, охраняемых 40-гривенной вирой: «русин, гридин, купец, мечник, изгой, словенин». Однако «ябетник» отсутствует — вместо него назван «тивун бояреск»; чисто новгородский тер-

мин исключен и внесен термин, появившийся в связи с разви­тием боярского вотчинного землевладения. В статье названы я два лица, охраняемые двойной, 80-гривенной вирой — «княж муж» и «княж тиун» — т. е. боярин — член старшей дружины и боярин — управитель домениального хозяйства. Таким обра­зом; двойная вира, по Краткой Правде действующая только по отношению к управителям домениального хозяйства, в начале XII в. распространяется на всю служилую верхушку. Об убий­стве «княжого мужа» «в разбои» говорится в ст. 3.

Ст. 9 и 10 упоминают вирника.

Ст. 11 и 12 относятся к домениальному уставу. Здесь на­званы тиуны огнищный и конюший, сменившие огнищанина и старшего конюха Краткой Правды. За их убийство платится вира в 80 гривен. Обычной вирой (40 гривен) защищены от­рок — слуга в княжеской вотчине, конюх и повар.

Ст. 9, 74 и 97 упоминают отрока в качестве помощника должностных лиц — вирника и мостника. В ст. 20 отрок — су­дебный исполнитель. Во всех этих случаях «отрок» — обобщен­ное наименование младшего дружинника.

В ст. 86 в качестве судебных исполнителей упомянуты дет­ский и мечник.

В ст. 78 подтверждается 12-гривенный штраф «за муку» ог­нищанина (сохранен архаичный термин).

Ст. 91 «о заднице боярьстеи и о дружиннеи» устанавливает право наследования дружинников: «Аже в боярех любо в дру­жине, то за князя задниця не идеть, но оже не будеть сынов, а дчери возмуть». Представляется справедливым мнение, что здесь речь идет об отмене архаичного права князя па вымо­рочное имущество дружинника ¹⁰⁹. Связано появление этой нор­мы, несомненно, с распространением вотчинного землевладе­ния у дружинников: земельные владения (равно как и другое имущество) наследовались даже в случае отсутствия сыновей, то есть при прекращении военной службы с вотчины. То, что в статье 91 говорится как о боярской «заднице», так и о наслед­стве дружинников других категорий, позволяет предполагать, что и эти последние начинали обзаводиться вотчинами уже во второй половине XI — начале XII в. (эпоха, отраженная в Пространной Правде).

Статьи Русской Правды, упоминающие дружинников, мож­но разделить на три группы. Первая — статьи, охраняющие жизнь и безопасность представителей служилой знати (ст. 1, 19—23, КП; 1, 3, 11, 12, 178 ПП). Дружинники здесь названы в основном по должностям в системе государственного и вот­чинного управления: исключения — «гридин» и «княж муж». Второй из этих терминов обозначает в ПП всех членов старшей дружины (исключая княжеских тиунов). Термин «гридин» в КП употреблен из-за новгородского происхождения ст. 1 Прав-

ды Ярослава; в ст. 1 ПП он сохранен, и, по-видимому, обозна­чает членов младшей дружины (исключая отроков — княже­ских слуг, названных в ст. 11), т. е. ту категорию, которая со второй половины XI в. стала чаще всего обозначаться терми­ном «детские». Во вторую группу входят статьи, регулирую­щие сбор судебных пошлин и порядок судопроизводства — здесь названы мечник, емец, вирник, отрок (младший дружин-пик), детский (ст. 41, 42 КП; 9, 10, 74, 86, 97 ПП). К третьей группе следует отнести статью о наследственном праве (ст. 91 ПП), где речь идет о боярах и младших дружинниках.

В других статьях обеих редакций Русской Правды дружин­ники не выделены из остального населения. Однако представ­ляется справедливым мнение, что статьи о штрафах за оскорб­ление появились в Русской Правде под влиянием взаимоотно­шений в дружинной среде ¹¹⁰.

Таким образом, превращение дружинной знати в господст­вующий слой раннефеодального общества, в социально-эконо­мической сфере очевидное уже в X в. (корпоративная эксплуа­тация военно-дружинной знатью лично свободного населения), в сфере права было закреплено в XI—начале XII в. К сере­дине XI столетия устанавливаются повышенные штрафы за убийство и «муку» высших чиновников княжеской домениаль-ной администрации. В начале XII в. защита двойной вирой за убийство распространяется на всех старших дружинников — «княжих мужей» (бояр). Представители «младшей дружины» повышенной виры в Русской Правде не получили.

Г лав а V

ВОТЧИННОЕ ЗЕМЛЕВЛАДЕНИЕ ДРУЖИННИКОВ, ВОПРОС О «РАЗЛОЖЕНИИ» ДРУЖИНЫ

Вопрос о появлении у дружинников частновотчинного зем­левладения затрагивался в параграфах данной работы, посвя­щенных категориям дружинной знати. Из рассмотренного ма­териала видно, что XI — XII вв. были временем широкого рас­пространения землевладения служилой верхушки — бояр. Рас­смотренные сведения о землевладении членов младшей дружи­ны ограничивались ст. 91 ПП, устанавливающей одинаковый порядок наследования для бояр и младших дружинников, что, вероятно, косвенно указывает на то, что последние также мог­ли владеть вотчинами¹. Есть еще ряд свидетельств в пользу того, что вотчинниками могли становиться не только бояре,

В 1146 г. «розъграбиша кияне с Изяславом дружины Игоре-вы и Всеволоже и села, и скоты, взяша именья много в домах и в монастырех»². В 1150 г.: «Изяслав же рече дружинЪ своей: «вы есте по мне из Рускы земли вышли, своих сел и своих жиз-нии лишився»³. В этих известиях владельцем сел названа «дружина» вообще, в том числе, возможно, и младшие дружин­ники. Под 1150 г. говорится о том, что «многое множество» «дружины» Изяслава Мстиславича «сЪдяхуть по Тетереви»⁴. На существование у младших дружинников вотчинных владе­ний указывает наличие в различных частях Руси XI—XII вв. скормных по своему инвентарю друужинных курганов, не со­ставляющих, в отличие от дружинных курганов IX—X вв. крупных могильников, а расположенных на деревенских клад­бищах ⁵. Правда, М. X. Алешковский, исследовавший это явле­ние, не всегда четко отделял дружинные погребения от рядо­вых ⁶. Тем не менее часть этих погребений — несомненно дру­жинные: к ним можно отнести погребения с находками шей­ных гривен (5), мечей и сабель (17), боевых топоров типов «А», «Б» и «В», по классификации М. X. Алешковского (более 10). Поскольку в среде господствующего класса в XI—XII вв. все больше распространялся христианский обряд захоронения, следует думать, что рассредоточение дружинных курганов лишь частично отражает процесс складывания вотчинного зем­левладения младших дружинников.

Таким образом, можно утверждать, что в XI —XII вв. за­рождалось землевладение у членов младшей дружины; ску­дость известий свидетельствует о том, что распространено оно было в меньшей степени, чем боярское.

Данные письменных источников позволяют предположить три пути складывания вотчинного землевладения дружинников (как старших, так и младших). Один из таких путей — через передачу князьями права на сбор дани с определенных обла­стей представителям дружинной верхушки. Единичные изве­стия о таком явлении относятся к событиям X в.— это передача Свенельду права на сбор дани с земель древлян и уличей⁷. Го­раздо чаще такая передача территорий в «кормление» зафикси­рована в источниках по отношению к представителям княже­ского рода⁸. Необходимо подчеркнуть, что корпоративный ха­рактер собственности при этом сохранялся, т. к. полученный доход распределялся среди дружинников управителя области⁹. Однако такой управитель, безусловно, имел возможности заве­сти на подвластной территории вотчинное хозяйство. Что ка­сается князей, то для них такой путь складывания вотчинного землевладения — от управления с правом сбора дани в свою пользу к заведению домениального хозяйства — представляется доказанным. Наиболее полно он прослежен на материалах Нов­городской земли В. Л. Яниным и Смоленской — Л. В. Алексе-

евым ¹⁰. Возникали ли у бояр таким путем вотчины, по источ­никам проследить не удается.

Другой путь возникновения частновотчинного землевладе­ния у дружинников — пожалование из государственных земель (т. е. земель, находившихся в корпоративной собственности военно-дружинной знати). Такое пожалование, возможно, име­ется в виду в рассказе «Жития Феодосия Печерского» о появ­лении у родителей Феодосия «села» под Курском¹¹. Вероятно, преимущественно таким путем возникали боярские «села». Тре­тий возможный путь складывания земельной собственности отдельных представителей господствующего класса — пожало­вание из княжеской домениальной земли. В летописном и ак­товом материале есть шесть известий о таких пожалованиях в конце XI—XII вв. духовным корпорациям: 1) передача князем Ярополком Изяславичем в Печерский монастырь нескольких волостей (1086 г.) ¹²; 2) дар князя Мстислава Владимировича и его сына Всеволода Мстиславича Новгородскому Юрьеву мо­настырю волости Буйце (ИЗО г.) ¹³; 3) дар Всеволода Мсти­славича тому же монастырю Терпужского погоста Ляховичи (между 1125 и 1137 гг.) ¹⁴; 4) пожалование князем Ростисла­вом Мстиславичем Смоленской епископии сел и угодий в раз­ных районах Смоленского княжества (1136 г.) ¹⁵; 5) вклад до­чери князя Ярополка Изяславича в Печерский монастырь пяти сел с челядью (1158 г.) ¹⁶; 6) пожалование Андреем Боголюб-ским церкви святой Богородицы во Владимире «много именья, и свободы купленыя, и з даньми, и села лепшая» (1158 г.) ¹⁷. Можно предполагать, что домениальные княжеские земли мог­ли быть пожалованы и представителям светской части господ­ствующего класса — дружинникам, особенно их части, связан­ной с княжеским домениальным хозяйством.

Вопрос о форме частновотчинного землевладения бояр и младших дружинников в Киевской Руси был впервые постав­лен в советской историографии и рассматривался, в основном, с точки зрения ее соответствия формам, выявленным на запад­ноевропейском материале: аллоду, феоду и бенефицию. С. В. Юшков полагал, что первоначально боярство получало землю в полное (аллодиальное) владение, в XI—XII вв. с развитием института вассалитета получили преобладание бенефиции (ав­тор относит к ним доходы с должностей) и феоды; служба с последних стала наиболее типичной формой поземельных отно­шений ¹⁸. По мнению Б. Д. Грекова, дружинники поначалу пользовались княжеской землей на правах бенефиция, а Про­странная Правда закрепила превращение бенефиция в феод ¹⁹. Л. В. Черепнин отметил отсутствие сведений об условных земельных держаниях²⁰.

Представляется, что С. В. Юшков верно подметил феодаль­ный и поземельный характер пожалования доходов с должно­стей. Действительно, когда источники сообщают о «держании»

боярами городов, о получении дружинниками доходов от ис­полнения иных функций в системе управления (см. гла­ву IV), перед нами форма раздачи во временное пользование части доходов от корпоративной раннефеодальной эксплуата­ции лично свободного населения. Однако такое пожалование не может быть приравнено к пожалованию частного земельного владения. К примеру, при исполнении боярином функции го­родского посадника доход с прилегающей к городу волости на­ходится в его распоряжении. Однако обязанностью посадника было (также как и у князя в аналогичном случае) распределе­ние дохода среди дружинников, находящихся в его подчине­нии. Таким образом, здесь налицо децентрализация управле­ния, в ходе которой отдельные бояре исполняют «княжескую функцию» — главы корпорации служилой знати на определен­ной территории. Будучи формой феодальных отношений, дохо­ды с должностей (в более поздний период получившие назва­ние «кормлений») не могут быть приравнены к пожалованию вотчин.

Что касается последних, то наиболее раннее известие о на­личии у боярина «села» («село» родителей Феодосия Печерско­го, первая половина XI в.), возможно, говорит о временном по­жаловании. Однакр, если такие пожалования и были реально­стью, то в течение очень короткого времени, так как уже в нач. XII в. Пространная Правда в ст. 91 утверждает наследст­венность прав бояр и членов младшей дружины на вымороч­ное имущество. Поскольку в случае отсутствия сыновей на­следниками объявлялись дочери, то есть земельные владения переходили по наследству даже при прекращении военной службы с вотчины, постольку в сфере наследственного права вотчины членов дружинной корпорации объявлялись безуслов­ными (аллодиальными) владениями. Ст. 91 фиксировала поря­док наследования имущества по закону²¹ в случае отсутствия сыновей; следующая статья (92) говорит (без «сословного» выделения) о свободе распоряжения имуществом при наличии сыновей: «Аже кто умирая разделить дом свои детям, на том же стояти; паки ли без ряду умреть, то всем детем, а на самого часть дати души». «Дети» в данном случае — сыновья²²,

«дом» — имущество воооще²³, в том числе, следовательно, и вотчина, если речь идет о частном крупном землевладельце. Таким образом, при наличии завещания землевладелец мог раз­делить вотчину между сыновьями по своему усмотрению; если завещания не было, земля (равно как и другое имущество) де­лилась между всеми сыновьями. Духовная Климента (не позд­нее 1270 г.) свидетельствует, что и при отсутствии сыновей бояре обладали правом завещать земельные владения по своему усмотрению²⁴.

Менее ясен вопрос о правах вотчинника по отчуждению зе­мельного владения. Купчих XI—XII вв., в которых в качестве

участника сделки назван боярин, не сохранилось²⁵. Материалы XIV—XV вв. говорят о том, что права бояр на продажу вотчин могли быть ограничены со стороны родственников землевла­дельца, но не сюзерена (в случае, если сделка совершалась ме­жду боярами одного княжества) ²⁶, то есть и в этой сфере права вотчинника были близки к аллодиальным, но не являлись фьефными. Можно предполагать, что и в более ранний период светские землевладельцы могли продавать вотчины без санкции князя. Более уверенно можно утверждать о праве вотчинников на дарение своих владений. По данной грамоте новгородского боярина Варлаама Спасо-Хутынскому монастырю (конец XI или начало XII в.) ²⁷ дарение сел и угодий осуществляется без какой-либо санкции со стороны «Великого Новгорода» (новго­родского веча, бывшего органом новгородской боярской корпо­рации²⁸).

Таким образом, в сфере распоряжения землей вотчины бояр и членов младшей дружины являлись безусловными земельны­ми владениями. Сложнее вопрос о полноте прав вотчинников в судебно-административной сфере. По домонгольскому перио­ду данные на этот счет отсутствуют, однако сведения XIV— XV вв. говорят о том, что князья сохраняли права суда и сбора податей на территории боярских вотчин²⁹. Предполагать для XI—XIII вв. более широкий иммунитет светских вотчин осно­ваний нет³⁰. Таким образом, индивидуальная земельная собст­венность не может быть признана полной. Кроме того, извест­но, что в XIV—XV вв. князья в пределах подвластных им го­сударственных территорий могли отнимать у бояр вотчины «за вину» ³¹. Если такое явление было распространено и ранее, то вотчины бояр и младших дружинников не могут быть призна­ны полностью безусловными земельными владениями.

Таким образом, представляется, что в Киевской Руси земли жаловались дружинникам в наследственное владение с правом неограниченного распоряжения. При этом князь сохранял су­дебные и податные права па территорию пожалованной вотчи­ны и право лишить владения. В силу этого, а также сохранения в XI—XIII вв. большого значения корпоративной формы экс-

плуатации населения³² , участие в которой зависело от участия в системе государственного управления, возглавляемой князем, дружинники, превращаясь в вотчинников, оставались слу­жилыми людьми князя, становились его вассалами. Древнерус­скую вотчину нельзя приравнять ни к одной из двух западно­европейских форм индивидуальной феодальной земельной соб­ственности — аллоду или феоду, так как она сочетала в себе

черты их обеих³³.

Вопрос о возникновении вотчинного землевладения у дру­жинников связан с вопросом о так называемом «разложении дружины». Появление у члена дружины частного земельного владения является, безусловно, решающим шагом к его выходу

из дружинной организации. Дружинник-вотчинник превраща­ется в обязанного военной службой поземельного вассала кня­зя. Он остается представителем военно-служилой знати, но уже не является представителем дружинной знати, поскольку от­сутствует такой признак принадлежности к раннефеодальной дружине, как зависимость получения дохода от близости к кня­зю — главе дружинной корпорации. Однако процесс такого пре­вращения был весьма длительным и сложным. Его сложность хорошо иллюстрируется фразой, вложенной летописцем Изя-слава Мстиславича в уста своего князя: «Вы есте по мне из Рускы земли вышли, своих сел и своих жизнии лишився» ³⁴. Дружинники Изяслава, владевшие селами в «Русской земле» — на Киевщине, лишились своих владений после того, как Юрий Долгорукий выгнал их князя из Киева, и превратились в «без­вотчинных» членов дружины. В XII в. близость дружинников, в том числе бояр, к князю сохраняется, как сохраняется и наи­менование «дружина» для обозначения совокупности бояр и младших дружинников. Вызвано это явление постепенностью развития боярского вотчинного землевладения.

В первой половине XI в. оно, по-видимому, совсем незначи­тельно (о боярской собственности молчит Правда Ярослави-чей, отражающая общественные' отношения этого периода). Со второй половины столетия боярское землевладение распро­страняется шире, следствием чего являются упоминания бояр­ской собственности в Пространной Правде; в XII в. этот про­цесс еще более усиливается. Однако по-прежнему большое зна­чение сохраняет государственно-корпоративная форма эксплуа­тации лично свободного населения, участие в доходах с кото­рой зависит от деятельности в системе государственного управ­ления, и члены старшей дружины поэтому сохраняют близость к князю и могут дорожить ею больше, чем своими селами (как в приведенном случае с Изяславом). Таким образом частично сохраняется признак принадлежности к дружине — извлече