Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, СЫНОК!

Мысли, посещающие меня утром, пока я отвожу сына в школу.

Доброе утро, малыш! Ты отлично смотришься в своей форме младшего скаута, гораздо лучше, чем твой старик, когда он был младшим скаутом. Пожалуй, мои волосы никогда не были такими длинными в школе, я позволил себе это только в колледже. Но я все равно узнал бы тебя издалека по немного растрепанным волосам, сбитым носкам ботинок, мятым штанам на коленях... Мы привыкаем друг к другу.

Теперь, когда тебе восемь лет, я замечаю, что стал мало видеть тебя. В День Колумба ты ушел в девять утра. Потом я видел тебя сорок две секунды за ленчем, а затем ты появился на ужине в пять часов. Я скучаю по тебе, но понимаю, что у тебя свои серьезные дела. Несомненно, они не менее серьезны, если не более, чем у других людей, которые сейчас находятся в пути.

Тебе предстоит расти и выходить в жизнь, и это важнее, чем разбираться в тонкостях биржи или играть на понижение. Ты должен узнать, на что ты способен, а чего не можешь, и тебе нужно научиться справляться с этим. Ты должен многое узнать о людях и их поведении, когда они сами себе не нравятся — как хулиганы, болтающиеся у стоянки велосипедов и пристающие к ребятам младше их. Да, тебе даже придется научиться делать вид, что ты не обижаешься, когда тебя обзывают. Тебе всегда будет обидно, но тебе придется не показывать виду, потому что иначе в следующий раз прозвище будет еще обиднее. Я очень надеюсь, что ты запомнишь это чувство — на тот случай, если тебе вдруг придет в голову обидеть ребенка, который младше тебя.

Когда я в последний раз говорил, что горжусь тобой? Пожалуй, раз я не могу вспомнить, мне нужно хорошенько задуматься. Я помню, когда последний раз кричал на тебя — когда торопил тебя, боясь опоздать, — но в сухом остатке, как говорил Никсон, я чаще кричал на тебя, чем хвалил. Кстати, если ты вдруг прочтешь это, знай — я горжусь тобой. Мне особенно нравится твоя независимость, то, как ты сам о себе заботишься, хотя иногда меня это и ругает. Ты никогда не ныл, и, с моей точки зрения, уже поэтому ты — замечательный парень.

Почему отцы с таким трудом понимают, что восьмилетним детям нужно столько же ласки, сколько и четырехлетним? Если я не буду внимателен, то вскоре начну подталкивать тебя в бок и спрашивать:

— Что ты сказал, парень? — И это вместо того, чтобы обнять тебя и сказать, как я люблю тебя.

Жизнь слишком коротка, чтобы скрывать свою любовь. Почему восьмилетки так медленно понимают, что и тридцатишестилетним нужно столько же ласки, сколько и четырехлетним?

Как жаль, что путь до школы такой короткий... Я хочу поговорить о вчерашнем вечере... когда твой младший брат спал, и мы разрешили тебе посидеть подольше и посмотреть игру "Янки". Такие моменты бесценны. Их никогда нельзя спланировать заранее. Каждый раз, когда мы пытаемся что-то запланировать вместе, все бывает не так хорошо, нет такой теплоты. Несколько мгновений, которые оказались слишком быстротечными, мне казалось, что ты уже вырос и мы сидим и просто разговариваем, без дежурных фраз вроде: "Как дела в школе, сынок?" Я уже проверил твое домашнее задание по математике единственным доступным мне способом — с помощью калькулятора. Ты считаешь намного лучше меня. Мы говорили об игре, и ты знал об игроках больше, чем я, и я много узнал от тебя. И мы оба были счастливы, когда "Янки" выиграли.

Ну, вот мы и приехали. Как жаль, что тебе нужно идти в школу! Мне так много нужно сказать тебе. Ты так быстро покидаешь машину. Я хочу насладиться последними мгновениями, а ты уже заметил двух своих друзей.

Я только хотел сказать:

— Я люблю тебя, сынок...

Виктор Б, Миллер